Плохой мир сказок

      Грозное место, объятое неиссякаемой грозой стихии, висевшей над головами смертью каждому неподготовленному к ней. Суровые маги, сильнейшие из всех, царили здесь многие века, и будут править ещё после всех живущих сейчас. Врагам здесь нет пощады. И друзей в этом месте не заводят.       Как только чужаки, званные, но не принятые, вошли на тот корабль, сотни глаз в сию же секунду приковались к ним, готовые испепелить их дотла, коль что пойдёт не так. Господин Богдан Воиславович сын Боеслава, восхваленный добродушием советник Короля и Королевы Сказочного мира, представлял собой чудное создание, за которым было не то чтобы интересно следить, а, скорее, любопытно наблюдать со стороны, разглядывая его словно единорога в сказочном лесу, оказавшегося где-то высоко в горах с козлами. Служивший богатырём ещё до войны с Повелителем, он быстро дослужился до того, чтобы носить своё гордое звание с честью и доблестью, посильными лишь наидостойнейшему из всех прочих. Что и предвещало от любого советника, ждать от него беды казалось более чудной затеей, чем сама его натура. Особенно прибыв сюда, он обговаривал не очередное соглашение, а лишь укреплял уверенность в том, что мысль по поводу происходящего в Волшебном колледже разделена обеими сторонами, как нечто невообразимое и значительное для принятия каких-либо дальнейших решений. Слежка за Богданом не представляла в будущем никакого интересующего исхода, поэтому точно так же как и все в округе, быстро найдя с богатырём общий язык, Лизавета изредка, ненароком, сталкивалась с ним то тут, то там, давай полную свободу в довольно тесной клетке. С минуту назад они пообщались, и уже через другую она, сидев вместе с остальными прислужниками замка, докладывала обо всем, что узнала, искаженному, так ему неподходящей хитрой злобой, сморщенному лицу старого мажордома.       Иное, несхожее с предыдущим мужчиной, впечатление оставлял после себя юноша, гордо назвавший себя А́ртуром, советником самого Кощея Бессмертного. Взявшийся из ниоткуда, он поражал всех лишь только фактом своего существования. Лицо, которое он держал, повадки, которыми не пренебрегал, и особенное ощущение рядом с ним, проступающее сквозь занавес тайны его сути, говорили о том, что в каждом, перед кем он не предстанет, зародится невероятная уверенность в этом амбициозном парне. Молодой советник, что и говорить в его годы, возгордившийся своей припиской к имени, был точно таким же, как и сотни советников до него, получивших свой статус намного позже, только им стукнул четвёртый десяток: уверенным, холодным, безукоризненным, повадным. Но не потребуется никаких усилий для человека, повидавшего на своём веку не один десяток таких личностей, разных по словам, мыслям, образу, чтобы понять, что господин А́ртур с ними не схож. Потому как всех такого вида людей объединяет одно — это верная любовь к собственной избравшей его родине. Притворная или истинная не имеет значение, ведь ни той, ни другой у А́ртура не было.       Разгадать, что прячется за этим занавесом тайн, поручили девчушке, не отличавшейся особенной прозорливостью, не обращавшейся своим рассеянным вниманием к нескромной чужой лукавости, однако имевшую несокрушимую преданность Штормграду. Сироткой она прибыла в этот замок, замотанная в потрепанные разноцветные лоскуты, на руках тёти, не осознавая, в силу возраста, что имеет при себе лишь одну скудную надежду на то, что унаследует от матери особенный волшебный дар. И года, проведенные в томительном ожидании и отчаянных, переходивших в ярость, молитвах родной крови, стали самыми тягостными из всех прочих ожиданий. Не имея ничего больше, девчушка жила день за днём от проклятий, ниспосланных её тёте вместе с ней, до мысли о той волшебной секунде, когда они прекратятся. Мечтала, что это произойдет, будто в сказке, которую, как мантру, зачитывали ей каждый день. Мечтала, что однажды всё-таки послушную девочку осыпят той маленькой крохой волшебства. Незнакомого, но причитающегося ей волшебства.       Понятно, что произошло чудо, стало спустя несколько лет, когда Ксюша выведала у кухарки искусную систему, состоящую из подкупных идей с целью выручки средств в собственный карман из казны, махинацию, хотя просто и намеревалась узнать, где достать больше тех булочек, дающих на завтрак.       То, что Король и Королева разрешили ей остаться, было воспринято тетей, как бесспорное благословение и везение…       — Совсем немного и, честное слово, я бы поверил, что вы просто назойливый парнишка, который ни в какую не хочет униматься, — высказал с ухмылкой Король, искоса поглядывая на бледную Королеву. — Кто же знал, что ты способен проявлять столь слепое доверие? Кто же знал, что ты падешь так низко до «чувств», Морок?       Стоя словно на эшафоте, Влад заставил кое-как всё внутри него успокоиться. Вновь собраться. «Кто же мог знать, если он сам того не ведал?» — прокрутилось в голове. Считая, что обвел всех вокруг пальца, Морок никоим образом не мог предположить, сокрушаясь в собственном самомнении, что окажется в этом давно поставленном для него капкане. И самым трудным во всём этом было признаться самому себе, что виноват не Король с Королевой, не Ксюша, не Трюдо, а исключительно лишь он сам. Мысли терзали и ранили. Ядовитая обида на всё вокруг охватывала тело клешнями. Терзаясь в них, Влад чувствовал, как гибнул от бессилия. Стоило попытаться вырваться, как эта слабость парализовала, позволяя принимать только горькие пилюли позора, горечи и пощёчины унижения.       Но, сам тому удивляясь, он поймал в своём запутавшемся разуме тот момент, когда вспыхнула искорка веры на ещё благополучный исход. Все глаза, стрелявшие спустя столько времени здесь, наконец-то, честно в упор сейчас проходили мимо него. Унизительные отголоски в тоне, подаче и самих словах Короля — пропустил слух. И позабыл вовсе обо всём его разум. Влад полностью погрузился в тот момент, когда для него всё началось. Для кого он всё начал. И для кого он намерен всё закончить.       — Я понимаю, Ваше Величество, — начал Влад, постепенно твердея и в голосе, и в собственных намерениях, — у вас нет повода доверять мне, но прошу лишь выслушать меня.       В толпе прошлось недовольное ворчание. Кто-то что-то выкрикнул. Король и Королева оставались всё в том же положении, не роняя горделиво холодной маски на лице. Влад принял это за разрешение продолжать:       — В прошлом мы были врагами, но сейчас — он развел руки в стороны, в движении, которое, как ему показалось, должно обозначать настолько добрые намерения, насколько они были у священнослужителя, укоренившегося в его памяти сотню лет назад, — мы на одной стороне!       Присутствующие вспыхнули маленькой искрой интереса, родившей между собой тихое перешептывание. Кинув на своих верных слушателей взгляд, Влад вновь столкнулся с очаровательным своим двоедушием личиком Ксюши, в глазах которой застыл немой вопрос о продолжении разыгравшегося спектакля.       — Я был в Волшебном колледже и видел, что там происходит — вновь повернулся к Королю и Королеве Влад, пытаясь сквозь разделявшее их расстояние как можно чётче видеть их лица. — Сами Король и Королева Сказочного мира, Кощей, Ядвига Петровна и Василиса Васильевна наняли меня остановить того, кто совершает всё это зло, и теперь, — он надменно приосанился, привнося, какова была на то возможность, внешним видом авторитетность своим словам, — я знаю, кто за всем стоит!       Постепенно всё вокруг замолкло. Вмиг обрушившаяся на кипящий разум тишина, будто все пребывали в немом шоке от последней фразы, не ввела Влада в заблуждение, потому как тот тотчас понял, что она воцарилась в этом тронном зале для того, чтобы вновь наполнить пространство другим голосом, проникновение к которому лежит у всех присутствующих в крови.       — И что же ты хочешь от нас, Морок? — внезапно спросил Король, чуть пренебрежительно наклонив голову.       Где-то внутри едва встрепенулась застывшая до этого тревога. На этот раз парень не стал её притуплять лишними мыслями, что всё будет хорошо. Он точно знал, здесь уже всё говорится, спрашивается, а затем не даётся никаких чётких ответов, неспроста       — Мне нужна помощь, Ваше Величество, — Влад смирно поклонился и спрятал хмурую задумчивость за желанием храбриться до конца — Корабль, чтобы добраться до Мышкина и…       — И убежать от правосудия?! — кулак твердо опустился на быльцу трона, оглушив всех присутствующих громом, сопутствующии сверкающим молниям за окнами, исказившими вспышкой лицо Короля.       Несведущий, что предпринять, Влад замер.       — Может быть, в том, что происходит сейчас в Волшебном колледже, нет твоей вины, но, — заговорил спокойно Король, словно играючи голосом способен дергать за нервы людей, как за нити марионеток, — то, что по твоей вине принцесса Ветреного Королевства не один раз была в опасности, является всеми признанным фактом.       Ещё некоторое мгновение, вперив ничего не соображающий взгляд то на Короля, то на Королеву, Влад медлительно, не решаясь, обернулся на толпу, встречая под нахмуренными бровями, выражающие вражду, глаза. Казалось, каждый готовился после произнесенных слов накинуться на него в сию же секунду. И лишь не услышав пока строгую, пропитанную штормградским холодом, команду «Фас», они безучастно стояли на месте с пропитавшей разум мыслью растерзать за пару минут его до костей, которые позже пойдут на лакомство изголодавшим собакам.       В памяти тут же всплывали сотни, тысячи, смутных лиц, которые неподходяще вставали у него на пути или на пути которых вставал он сам. И хоть давай себе отчёт, что размышлять ясно ему малость мешали, Влад никак не мог вспомнить и признать в них, несшую буквально сейчас его жизнь в своих руках, девочку — принцессу и будущее Ветреного Королевства.       — Вы что-то путаете, — приподнимая плечи, сказал Влад. — Я никогда не сталкивался с Её Высочеством. Прошу прощения, но я даже узнал, что принцесса существует лишь вчера!       — Вот как? — язвительно переспросил Король, в то время как брови опустились, образовывая угрожающую вертикальную складку между собой. — После добросердечного помилования в Сказочном мире ты и вовсе всё позабыл, не так ли?       Ещё несколько молчаливых секунд и Влад залился бы истеричным хохотом, находя всё происходящее грандиозным по своей нелепости розыгрышем. Да только ожесточившиеся взгляды, словно красные огни, в толпе, голова Королевы, которая отвернулась от него, будто смотреть на него было выше её сил, и вновь пробежавший холодок по спине, напоминающий о не отступившем и непритупленном чувстве скорой развязки, заставляли тело сжаться, а лицо сосредоточено застыть.       На представший перед всеми вопрос ответила глухая тишина, но не успели присутствующие к ней привыкнуть, Король заговорил вновь — властно, расчерчивая каждым словом грань, разделявшую его самого и Влада:       — Твоя охота за ключами известна всем и каждому, от Волшебного леса до Подводного королевства, Морок. Не пытайся врать! Принцесса Ветреного Королевства собственноручно несколько раз останавливала тебя вместе со своей командой.       Уже с первых секунд, речь Короля заставила Влада содрогнуться, а когда та и вовсе закончилась, глаза распахнуться так сильно, что на мгновенье показалось, что они готовы взглядом охватить всю комнату, пол которой загадочно противоестественно пошёл волнами. Тут же иссохшие губы сомкнулись, пускай даже хотелось от неожиданности проглотить ртом необходимо большее количество, чем возможно сейчас, воздуха. Ошибка сказать, а то и подумать теперь что-то не то, заставила чарующей пустоте царить в голове, освобождая наконец-то дух от какой-либо тревоги, но сдавливающей грудь в тиски, отчего при каждом вдохе тело стремилось замереть, будто бездыханная статуя.       Наконец-то Влад по достоинству оценил невероятное сходство одной семьи.       — Ну, Колючка… — только сорвалось с губ, вперемешку с будто бы чужим, истеричным смешком, и Морок опустил голову, рыская взглядом по причудливой каменной плитке огромных квадратов.       Ожидание каких-либо ещё речей от Короля напрасно увенчалось лишь тихим перешептыванием во всё той же толпе, так осточертевшей в одном мгновенье Владу. Если в один момент ему казалось, что он способен изменить целиком и полностью настоящее положение его дел одним лишь своим словом, то сейчас, казалось, все звуки, вырывающиеся из его рта, не имели под собой никакого смысла. Чувствовать кожей сейчас возможно было только бесстрастную безнадёжность, принимаемую всем своим нутром как вновь вставшее с утра солнце. Тревога, весь этот день преследовавшая его по пятам, невольно улетучилась, стоило лишь картине приобрести яркость красок на свету ясности того, что мир чертовски тесен.       — Варя моя подруга, — в какой-то глупой попытке сгладить поднимающееся цунами, с нелепой и перекошенной улыбкой на лице, промолвил Влад уже без тени страха, глядя в глаза правителю.       Совершенная не неожиданность было ощутить, как в паре ясных голубых глаз отразился смерч, готовый своей темной воронкой взвить тебя ввысь, лишь для того, чтобы позже безжалостно вышвырнуть тебя в свободный полёт, пока твое тело не встретится с нещадно твердой землей. Король даже не шевельнулся, не повел своими нахмуренными бровями, не разомкнул губ, как Влад услышал за своей спиной приближающийся лязг доспехов.       Успевший в последний момент ринуться вперед, парень ощутил, как глухо сжались металлические руки, сотрясая напором воздух, где секунду назад были его плечи. Морок одним движением развернулся и тут же отпрыгнул от летящего на него стражника. К удивлению его массе, тот сразу остановился, в обороте пытаясь рукой достать Влада. Уловив шаткое равновесие своего оппонента, парень цепкой хваткой ухватился за металлическую перчатку и, не сдержав яростный крик от приложившей силы, дернул того на себя. Запутавшись в собственных ногах, стражник позорно свалился Мороку под ноги. Шлем жалобно звякнул об камень. Зал ахнул. Тело без чувств больше не шевельнулось. За спиной звон металла усилился. Краем глаза уловив предательский хозяину блеск острия меча, Влад в тот же миг потянулся к рукояти. Обострённый слух и холодок, пробежавший по спине. Влад в развороте занёс меч. Звон. Клинок тут же снёс в сторону простирающуюся для захвата руку. Размахнувшись за спиной остриё уже в следующую секунду жадно вошло в шею, оставляя в ней глубокую царапину. Кровь брызнула в разные стороны, попав на белоснежную рубашку и раскрасневшееся лицо. Всё тело бросило в жар. Забурлила собственная кровь по венам. Выпрямившись, Влад с вызовом посмотрел на десяток доспехов, спешно обнажавших свои мечи. Напряжение повисло воздухе.       Две смертоносные силы стояли друг напротив друга, внушая одним своим видом безудержный страх в прижавшейся к холодным каменным стенам толпе, в которой каждый готов был поклясться — в ту минуту однозначно не мог назвать кого-то победителем. Шеренга дюжих бойцов, скрепленные клятвой свою жизнь отдать на защиту замка, смотрелись ненамного сильнее с мечом наперевес паренька, сражающегося одновременно за «всё» и за «ничего». Переводя с каждого неподвижного шлема свой взгляд, Влад чувствовал, как ещё тёплая чужая кровь стекает у него по щеке, слышал, как её капли падают с холодного острия прямо на каменный пол. Ощущение опасности, её азарт и пыл, витали прям перед его глазами, заставляя виски пульсировать в тянущемся ожидании, когда с любой наступившей секундой может прерваться жизнь. И ждать, пока прервется его, у Влада не было сил.       Словно электрический ток прошёлся с головы до пят, и Морок, остервенело закричав, кинулся вперёд, занося меч для уже наметившегося удара. Стражники не шелохнулись, всё так же одеревенело стоя с поднятыми вверх острыми клинками. И каждая секунда, приближавшая Влада к ним, сеяла в голове смутные сомнения. Уже находясь лицом к лицу с мужчиной, чьи глаза на долю секунды сверкнули сквозь прорезь шлема, за спиной раздался пронзительный, твёрдый, но до крупинок пронизанный нескрываемой, сорвавшейся болью, женский голос:       — Где Варя?!       Меч так и повис в воздухе, разделенный пару сантиментами от шеи стражника. Влад неуверенно повернулся. Своим исказившим от переизбытка чувств лицом он встретил взгляд, таких знакомых, но настолько чужих, как и всё вокруг, пары фиалковых глаз. Поднявшаяся с трона, Королева застыла. Гордые плавные черты её лица были изувечены нахмуренными бровями. Кулаки сжались до боли. Грудь высоко вздымалась. Ярость в теле накатывала волной. Этот ураган точно снёс Влада с ног, потому как он различил в этом неистовом буйстве единственное, отчего его сердце сейчас могло сжаться.       — Куда пропала моя дочь, Морок?! — вновь криком пронеслось по залу, и мир потерял краски.       Тупая боль в макушке от удара рукоятью меча ещё некоторое мгновенье тревожила голову, до которой не было дела душе, разделявшей с Королевой, даже после погружения всего тела во мрак, невыразимую и раздирающую печаль.

***

      Кто-то войдёт в эту дверь. Рано или поздно переступит порог, оказавшись в плену кровавого цвета. Комнаты, где из полукруглой стены выросли пять клеток. Именно тогда заточённые здесь встретятся лицом к лицу с собственной судьбой, которая похоронила их здесь в мучительном ожидании и в прикованном взгляде на эту дверь.       Время здесь ощущалось, как нигде больше, эфемерно. И пускай создавалось впечатление, что оно здесь замерло, Илья знал, стоит им выйти отсюда, так они удивятся тому, как оно, на самом деле, летит. Пока что ниточкой в распадающуюся реальность выступала монотонно повторяющаяся Машина речь, в которой она без конца объединяла прознанные ею факты, во что-то несвязанное и обширное, и из-за чего каждый раз, коря себя за бестолковость, принималась обследовать с помощью барахлящих очков вновь одно и то же. Наверняка это помогало ей не сходить с ума, хотя уже даже Снежка, невольно косясь на подругу, тяжело вздыхала.       Нилийский булыжник известен своей исключительной редкостью, где-либо ещё кроме гномовских шахт, заложенный там на много-много метров в глубину. Его пары имеют специфический запах, действующий расслабляюще на центральную нервную систему, отчего при долгом вдыхании во всём теле возникает слабость, граничащая с сонливостью, постепенно притупляются органы чувств, и на смену тошноты и головной боли приходят ощущения умиротворённости и безмятежности. Отличное по своей сути психотропное вещество, отравляющее их уже неподдельно несколько часов, к счастью всех заточенных при передозировке было не смертельным, а лишь погружало человека в сон, что признаться успокаивало явно немногих, окружённых железными прутьями, из которых им не выбраться.       — И из-за этого камушка Звездочёт всё никак не просыпается? — безучастно спросила Алёнка, неспешно в воздухе крутя воображаемый велосипед.       — По-видимому, он и вовсе не проснётся, — сказал Илья. — Кто ж знает, сколько он здесь торчит.       Вздохнув, Алёнка вновь распласталась звездой по красному полу, ощущавшемуся теперь, словно мягкая постель, притягательным. Всё тело вмиг ослабло, и по спине и шее сползла приятная тяжесть, уходя куда-то за их пределы в пустоту. Глаза слипались от приглушенного света, который был достаточно убаюкивающим и в то же время неприятным взгляду, словно лезвием водили по роговице.       — Нужно выбираться отсюда, — сказала Алёнка, хлопая ладонями по щекам. — Иначе застрянем здесь, как и профессор.       — Легче сказать, чем сделать, — произнесла Маша, наконец-то отвлекаясь от удручающего дела на друзей. — Эти клетки сделаны из очень прочного сплава, так что легче будет прокопать дыру на выход, чем сломать прутья.       Как бы в доказательство своих слов волшебница земли серединой скрепления двух колец собственных кандалов ударила по клетке. Сию же секунду звон метнулся по помещению. В голове на миг неприятно кольнуло, взбадривая.       — Но как же профессор Звездочёт оказался в кабинете, если всё время был здесь? — оглядываясь на друзей, задала вопрос Снежка.       В ответ прозвучала гнетущая тишина и девочка, не дожидаясь каких-либо удручающих надежду слов, доползя до правой стены решетки, тихо прислонилась к металлу спиной. Перед её глазами, помимо отчего-то застывшей Маши, вглядывавшейся в свои наручники, проносились обрывки тех счастливых воспоминаний, которые придавали ей душевных сил оставаться незыблемой над упавшими на них невзгодами, пускай и казалось, что от них она всё больше и больше отдаляется от реальности, взмывая далеко в своих фантазиях.       — Как очнётся, обязательно спросим, — внезапно для волшебницы сказал Илья, проделавший такой же, как она, путь и сидящий теперь у неё за спиной. Снежка повернулась к нему, и привычные пары метров разделяли их встреченный друг друга взгляды.       — Надеюсь, с профессором всё будет хорошо, — выдохнула Снежка, опустив голову, и вполголоса добавила: — И с Варечкой тоже…       Сжавшись от ниоткуда взявшейся дрожи, Илья лишь качнул головой, приложившись спиной к решетке. Перед глазами расплывалась через ряд прутьев огненно-рыжая фигура подруги, вновь отгонявшей сон дурашливыми телодвижениями то руками, то ногами и не желающая сдаваться в плен мраку сна.       — Всё будет хорошо, — тихо вывел свои мысль вслух парень, едва ухмыляясь. — Вы, подружки, если чего-то захотите, то наверняка это получите. Наверное, именно поэтому… я пошёл вместе с вами, — он не увидел, как от его слов медленно поползли вверх брови Снежки, которые лишь на мгновенье в силах были отвлечь от задумчивого открытого взгляда, смотрящего на белоснежное личико. — Не потому что мог или хотел чем-то помочь, а потому что мне казалось, что вы сможете помочь мне.       Сев на колени, Снежка выжидающе смотрела на коротко-стриженную макушку в соседней клетке. Наблюдая, как тяжело опустились плечи Ильи, волшебница всем нутром ощутила острую необходимость дотронуться до них, мягко и нежно провести по ним ладонью с каждый движением отдавая частичку той надежды, воспылавшей лишь в истинном утешении горюющей души.       — Всё время мне казалось, что я нахожусь за стеклом, — неловко проговорил парень, смотря, как его пальцы играючи переплетаются между собой. — Словно я наблюдаю за тем, как за ним разворачивается жизнь, а сам попросту не в силах к ней прикоснуться. Да и мне нравилось, когда от меня ничего не зависело, когда мне не нужно было принимать какие-то там решения. Мне нравилось быть за этим стеклом, — не перебивая даже собственным дыханием, Снежка заботливо слушала, краем уха уловив, как девичий шёпот за спиной соседней клетки сошёл на нет, и фигура в ней, отвлекшись от наручников, прислушиваясь, точно, как и она сама, застыла. — Пока мои друзья погрязли в этой бессмысленной суматохе дел, я чувствовал свободу от этого. Усилия окружающих для достижения успеха, нестоящего ни капли тех потерь, которые они стоили, — тешили моё превосходство над этим. На это смотреть было смешно, — Илья горько усмехнулся. — А я ведь и смеялся. Смеялся в лицо каждому своему другу, пока в один момент не понял, что смеяться больше некому.       Точно прикладывая максимум своих сил в это движение, Илья медленно обернулся к Снежке, с непонятной опаской встречая её всё тот же проникновенный, ясный взгляд. Умела она того на самом деле или нет, он мысленно дал ей разрешение читать его как открытую книгу, позволил ей сделать это, отгоняя прочь яростное сомнение и раздраженность, отдавая разум лишь спокойной решимости.       — Я думал, что они похоронили меня за этим стеклом, — промолвил Илья, — и только недавно понял, что похоронил себя там сам, — горький вздох, всё время падающий на пол взгляд, тут же категорично поднимавшийся к волшебнице, легкая дрожь ладоней. — Я был словно мертвец, насмехающийся над живыми за то, что они живы…       Пытка, которая тяжким грузом проносилась сквозь всю его жизнь, что и вовсе стала ей, в одну секунду словно прекратилась. Илья коротко выдохнул. Его откровение, которое он не решался рассказать никому, теперь сказано вслух. Оно впиталось в этот металл, в эти нилийские стены, и больше ни за что не окажется лишь у него внутри.       — Илья, — с тёплой улыбкой сказала Снежка, чей ласковый голос заставил кожу покрыться мурашками, — да, я почти тебя не знаю, но то, что мне удалось увидеть в тебе за эти несколько дней, говорит, что ты совсем не такой, как сам о себе говоришь. Пусть ты и скрываешься за колючей маской, ты на самом деле очень добрый, смелый и особенный, — взявшись пальцами за решётку, отгораживаясь от мысли о натёртых металлом запястьях, девочка всем телом, будто желая покинуть свою клетку, прислонилась к прутьям. — Даже когда у тебя был выбор, ты вошёл за нами в ту волшебную дверцу. Ты не бросил нас.       Илья потупил взгляд в тошный красный пол. Отчего-то былая слабость в теле и в мыслях постепенно развевалась словно дымка, до этого пеленой стоящая перед взором. Взгляд вновь поднялся на Снежку, с вызовом, испытующе.       — Ты, правда, так думаешь? — спросил он. — Или говоришь это всё лишь бы подбодрить?       — Мы так думаем! — раздался звонкий ободряющий голос и Илья, слегка удивленный, будто бы всё это время был со Снежкой наедине, растерянно заозирался.       Вставшая в углу Маша устало, но искренне улыбалась, а заметив его озадаченный взгляд на себе, приподняла скрепленный наручниками друг к другу руки, сжатые в приободряющем кулачке.       — Если быть честными, то вряд ли без тебя мы бы оказались так близко к правде, — сердечно проговорила она.       — Ага, — послышалось откуда-то за спиной, и Илья непроизвольно обернулся. Давно очнувшаяся из своей полудремы Алёнка мирно сидела, вслушиваясь во весь разговор. — Если бы ты не разбил эту свою стеклянную клетку, ты бы не оказался в этой восхитительной темнице вместе с нами!       Маша и Снежка с улыбкой переглянулись словам своей добродушной подруги, честно сердечно восторгавшейся сказанному, и отчего, в общем, сейчас недоуменно переводившей взгляд с одного лица на другое.       — Я бы всё-таки назвал эту темницу — Илья наигранно задумался, почесав воображаемую бороду, — «пленительной».       Колкий взгляд парня метнулся к Алёнке, став предвестником глубокого да короткого молчания, потому как уже через мгновенье оно разбилось от заливистого смеха обоих. Он разливался волной по злосчастной комнате, озаряя её как, среди бушующего океана черных волн, маяк. Наблюдавшая за друзьями, преодолевавшими с каждым хохотком усталость, которая заставляла голову побаливать, а сощуренные глаза слезиться, Снежка не смогла сдержаться и тоже тихо рассмеялась. Сдержанно поправив очки, Маша вновь вернулась к своей загадочной работе. Улыбка не сползала у неё с лица.       — После такого теперь я чувствую, что от меня что-то зависит, — сказал Илья, наклонив голову, чтобы отдышаться. — Что я живу…       Аккуратно, помогая себе руками, он встал. Перед глазами замерцали черные точки, но он, упрямо игнорируя их, уставился вновь на дверь — их единственный выход отсюда, их спасение, которое едва различимо на фоне красных стен. Никогда он не ощущал себя настолько физически слабым, насколько сейчас он силён внутри. Мысли спутанные, скованные болью и запрятанные в её колючих иглах, были до того ясными и определёнными, что стало глубоко без разницы на всё остальное. Лишь иногда размышляя об этом, по задумчивым по своей природе вечерам, парень представлял себе этот момент.       — Мы выберемся отсюда, и обещаю вам, подружки, — прозвучал внушающий голос, дух которого мог подчинить себе, казалось бы, весь мир, — я совершу так много всего, что никто не узнает во мне прежнего!       С улыбкой, подходившей больше безумцу, Илья умело, в одно движение, развязал шнурки и, снова выпрямившись, одна за другой, красные, безупречные в исполнении туфли слетали с ног, перелетали через решётку, сливались с полом. Все девочки изумленно замерли, не позволяя себе даже вздохнуть.       — Они мне больше не нужны! — закричал парень, справляясь с одышкой. — Тот, кем я стану, сотрет их в пыль за один день. Потому что я хочу… хочу…       Вскинув глаза к потолку, чьи трещины и неровности он будто уже знал наизусть, Илья замер. Лишь тяжелое дыхание позволяло отличить его от статуи, хрупкость которой определялась, насколько сейчас была открыта к миру и свету её душа.       Спокойный, размеренный, тихий голос, как прохладный ветерок среди пышной летней листвы, ловящей лучи палящего солнца, прошелестел сквозь улыбку:       — Я хочу избавиться от этой лени!       Тяжело подобранные слова разлились освежающей волной, шипя, стоит лишь соприкоснуться с раскалённым булыжником. Полные надежд и остатков той боли, всё время трусливо сидевшей в тёмном уголке сознания, они высеклись в сердце каждого слышащего их, как черная непрерывная линия, выводимая пушистым пером по белоснежной бумаге. Произведённое впечатление обязало девочек лишь с тихим восторгом наконец выдохнуть, после чего с неуверенным чувством развевавшегося по телу счастья замяться.       Ощутив, что молчание, хранившееся ими всеми, стало теперь больше сводить пружины тянущегося напряжения, чем обоюдного спокойствия, подаренного моментом, Снежка с улыбкой, впервые не выглядящей слишком изнеможённо, сказала, уже спустя пару слов заподозрив в отсутствии какой-либо реакции неладное:       — Я знала, что ты совсем не такой и… Илья?       Прежняя пылкость парня улетучилась, и теперь тело покрыли сотни мурашек. Не ощущавшийся до этого так ясно, пульс внезапно стал судорожно биться, то замирая, то безжалостно ускоряясь. Аленка и Маша встрепенулись, когда Снежка с отчаянным пылом вскочила на ноги, крепко сжимая металлическую решётку.       — Девочки, что-то не так… — сказала она тихим надломленным голоском.       Несуразно и неестественно Аленка застыла на месте, пока Маша, ощутив затылком приближающуюся беду, направив взгляд сквозь тут же поправленные очки, пыталась высмотреть то, что Снежка сейчас разглядывала с лихорадочно бегающим взглядом, зацепиться которому мешал неприкрытый ничем страх.       Именно тогда-то к девочкам пришло понимание сути многих до этого иллюзорных вещей.       Пустой взгляд, запрокинутая голова и ни единого движения. Илья просто стоял, походя теперь каждым изгибом на живописную мраморную статую, находящую себе место исключительно в картинных галереях, с живописными полотнами, сюжеты которых были едины и изображали лишь одного его, застывшего перед взором всех и каждого. Смотревшие на него с ужасом бы вздыхали, отворачивались, хватались за сердце, пропустившее в своём ходу один удар, но вновь и вновь оглядывались лишь краем глаза посмотреть, как обезображенный лик, тянется своим неподвижным взглядом куда-то вверх.       — Эй, Илья! — наконец-то выдавила из себя Алёнка, огоньком вспыхнув каждой клеточкой тела, будто бы лишь он способен был достучаться до парня. — Что с тобой?!       Перекошенный рот раскрылся, словно для раздирающего слух вопля, но так, как будто ему что-то мешало, звук остался где-то в горле, засев в нем колючим комком. Безумный переполох, попытки достучаться, ничего не могли изменить. Маша, внимательно следившая за перебивавшимися помехами данными, то кричала о том, что происходит с их другом, то замолкала, чуть ли не кусая язык. Каждый знал, что происходит нечто плохое. Нечто, переходящее в настоящий кошмар, который они, заточенные, никак не могли развеять. В это же время из иссохших раскрытых глаз потекли слёзы, заливая щёки ручьём.       Всё больше уволакиваемые неодолимым порывом суматошной паники, подруги лишь спустя некоторое время заметили, что дверь в помещение настежь открылась. За ней зияла кромешная темнота, отчего ослабевший рассудок дорисовывал странные очертания в проёме. Будто кто-то стоит и смотрит прямо на них, как на диковинных зверей, чье разбушевавшееся поведение побуждало их хозяина ждать. И что было самым страшным для девочек — в реальности образов, стоящих прямо там, была полная уверенность.       Обуздавшему всеми желанию, чтобы Илья подал хоть какой-то знак, суждено было стать роковым в тот момент, всплывавший после в памяти как самые долгие безутешные минуты, переполнивший чашу невообразимых мук. Парень рухнул на красный булыжник, содрогаясь всем телом. Руки и ноги его выворачивались так неестественно, что казалось стоит подождать и в помещении, переполненном надрывистыми плачем и криком, послышится хруст костей. Словно выброшенная на берег рыба, он пытался ловить ртом воздух, но грудь его больше не вздымалась. Поиск вариантов и решений требовал свой установленный срок, и именно тогда, когда Маша это осознала, к ней пришло сокрушительное понимание. Понимание, которое она, как бы не прятала за оправой очков и за опущенными ресницами, не скрылось от подруги, чьи соленые от слез губы то на пару секунд застыли, а после жалко задрожали. Снежка спрятала их за ладонями. Истошно забарабанила подошва, наручники и всё тело о металлическую решётку. Каждый удар оставлял, будто невидимый ожог на коже, но Аленка, проглатывая боль, вновь с яростным криком прикладывала в ход максимум своих сил.       И так до этого тусклый свет замигал, циклично обволакивая всё в кромешную тьму. Знакомое чувство, до этого казавшееся единожды просто случайностью, вновь обрело в разуме свои уродливые очертания. Вновь безумное и неподвластное желание, навязанное кем-то посторонним, разлилось по телу. Потрясенная выходившим за грань слова «реальность» настоящим, Снежка упала в беспамятство первой. Словно хрупкая кукла, которую небрежно бросили, она напоследок уловила тихий невнятный шёпот. Полностью внимая ситуации, Маша, скованная во всех движениях, подобно неподвижному камню на старой могиле, рухнула вслед за подругой второй. Ускользающий взгляд уловил, как бы в подтверждение острому определившему незваных слуху, два смутных силуэта, завёрнутых в плащи. Они вошли под мерцание света, друг за другом. Высокая из них двоих фигура вела другую, захваченную текстом массивной книги в руках. Алёнка их не видела — чувствовала, а потому ещё неистовее стали её движения, отзываясь на закипавшую в жилах кровь. Тотчас же приступ Ильи усилился. Ужасная конвульсия охватила всё его тело дрожью. Широко раскрытые глаза скрыли свои зрачки, оставляя чистую белизну, покрывшуюся красными трещинами. Зрелище заставило не принадлежавший уже самому себе разум отгородиться убогой слепотой, лишь бы не кануть в то предвещающее безумие.       Резкие рывки становились всё более плавными. Пускай Алёнка и не подчинялась мерзкой слабости, грубо отталкивая её от себя как нечто чуждое, склизкие щупальца уже обтянули её, начиная постепенно сдавливать. Очередь сдвинулась и теперь уже Рыжова чувствовала, что видит само время, каждую частичку, наполняющую его и складывающую в единое целое этот миг, и понимала, как его ничтожно сейчас мало. Илью тормошило из стороны в сторону. Ни намека на противоположное, вспышка за вспышкой, ужасающие кадры сменяли друг друга с невообразимой скоростью. Дрожа всем телом он то словно вспархивал грудью над землей, то переворачивался из стороны в сторону, стирая ногти в кровь о каменный пол, а то и вовсе разложившись пластом, извивался, словно на раскаленных углях.       Осознание чего-либо иногда случается, что приходит раньше намеченного судьбой срока. Так и сейчас, Алёнка поняла, что это конец за пару долгих секунд до того как он на самом деле произошёл. Когда после ещё одной вспышки, Илья внезапно застыл, волшебница уже рухнула на бок, давая нилийскому камню впитывать не перестававшие никак литься горькие слёзы. Взгляд всё ещё неразрывно был прикован туда, где изуродованное болью лицо постепенно выравнивалось, глаза приобретали спокойную, безмятежную ясность, а тело, уже не скованное агонией, хрипло вздохнуло полной грудью в последний раз.       Сердце Ильи остановилось навсегда.       Остановилось в одной из сотни таких же комнат, соединенных петляющей лестницей, ведущей правильно лишь две безмолвные фигуры. Скрепленные друг с другом молчанием, в тишине которой они слышали лишь эхо собственных торопливых и нетерпеливых шагов.       Еле поспевая, низенькая фигурка, легкая как перышко, но прибитая штырями к земле, прижимая к груди массивную книгу, от веса которой руки начинали слабо подрагивать, то и дело стреляла глазками в спину развевающегося при каждом подъеме на ещё одну ступеньку темного плаща. Её спутника, свежо забыв о данной своей роли и не обращая внимания, казалось, вовсе ни на что, порхал вверх по лестнице, манёвренно огибая любой поворот. Каждый его широкий шаг обнажал несуразные длинные и тонкие ноги, намеривающие то и дело переступить две-три лишних ступени за раз, но в каждый такой момент останавливающиеся, стоило ладоням вновь сжать упругую подошву, а глазам пройтись по блестящей, пускай кое-где уже печально исцарапанной, поверхности.       Проходя сквозь комнату, где звякнули натянутые цепи, фигурка брезгливо съежилась и остановилась. Красная дверь, разделявшая их двоих, уже взывала к ней судьбоносным моментом, предвещающим переворот всего, что было до, на то, что будет после. Руки предательски дрогнули, книга больно врезалась в кожу. Пару секунд ещё прислушиваясь к звукам, она безрезультатно поспешила вновь по ступеням вверх, тут же нырнув в раскрытую темную дверь в самом тупике — в конце всего, что здесь имелось.       Большой мрачный зал тут же обволок угрюмым холодом. Свечи, зажжённые тут и там, тускло пылали, то и дело от каждого движения в бессвязном танце, стремясь потухнуть. Высокая фигура обошла круглый резной стол, встала напротив и, едва ли не склонившись всем туловищем, не позволяя себе дышать, плавно опустила красную туфлю в пустую впадину.       В тот же момент, когда руки смогли легко взметнуть вверх, откидывая плащ назад, из-за чего на темно-синюю грудь, усыпанную желтыми звездами, немедля пролился обличающий блеклый свет — груз тут же упал с плеч. Под капюшоном губы исказились в радостной улыбке. Притворное чувство боролось с занимающими все мысли тревогой, страхом и давешними воспоминаниями, как эта туфля, с безукоризненной в аккуратности черной шнуровкой, под стать подошве с очерченным квадратным маленьким каблучком, схваченные воедино искусными руками мастера рубиновой кожей, вобрала в себя само естество.       Оказавшаяся в руках, спустя пару молчаливых, опущенных пустотой во взгляде, мгновений, книга вернула в реальность. Напомнила, что это всего лишь он и его настоящее, смутно делившееся чертами от безобразных образов к таким же другим безобразным образам. Жизнь, которая не стала ему передышкой, потому что каждый вдох — это продолжавшая её пытка.       Неуклюжее тело вновь пробрала дрожь. Глупая и отвратительная для него слабость, пеленой стоящая перед глазами. Он больше не собирался уходить. Время скоро пробьёт свою последнюю секунду. Всё идёт по плану. Остальное неважно. Безразлично…

***

      Пробуждение оказалось самым приятным из всего, что продолжало неустанно наваливаться несносной болью на голову Влада. Нехотя раскрыв глаза, будто сейчас ему приснился никакой не прекрасный или ужасный сон, а лишь совершенная тьма, которая, как бы ни хотелось иного, могла проиграться лишь несколько разумных секунд, после чего исчезнуть без конца, отправившись в изгнание парочками блеклых настенных ламп, он вполне легко и ловко встал. Оставшись безучастным к обыкновенным видам, которые кочевали из одной его тюрьмы в другую, Влад сел на каменный выступ, вымышленную кровать, походившую на мягкость оригинала лишь покрывающей её мохнатым мхом. Затылок побаливал лишь слегка, и пальцы запросто нащупали уже запекшуюся кровь. Просидев несколько секунд бездвижно и прислушиваясь к ощущениям в собственном теле, он понял, что заметно больше волноваться было не о чем. Безусловно имея в виду лишь самого себя.       Других поводов для переживаний, уже давно перерастающих в душевные и разумные терзания, становясь ощутимыми на теле ранами, было предостаточно, чтобы в сию же секунду раздать их кому бы то ни было ещё. Слова Королевы, как будто она находилась непосредственно перед ним, отозвались горьким укором к собственным поступкам, теперь представлявшимися опрометчивыми. И для чего вовсе ему следовало ворваться в этот поединок с тенью, истинное обличие которой раскрылось для него буквально несколько часов назад (пускай уверенности, сколько он провёл в беспамятстве, у Влада не было)? Теперь-то стоило разборчиво потолковать один на один, что подразумевала под собой вся эта игра в героя, чья судьба была предопределена прошлым его злодеем и, оказалось, не стоила ни единой свечи.       Спустя пару тяжелых вздохов вывод возник сам по себе — справедливости для себя Морок не ждал.       Искушение поддаваться порыву терзающих мыслей было слишком велико, чтобы ему противостоять. Размышления постоянно ставили в тупик. Петляя по лабиринту собственного разума, Влад то и дело сталкивался лицом к лицу с теми, кто порождал в душе его беспорядок, который выворачивался наизнанку тягучим стыдом. Беспомощность сковывала сильнее, чем эта темница, особенно в довершении с головой, не свыкшейся с мыслью, что имея кое-какое представление о Сказочном патруле, эти волшебницы вряд ли не рванутся в тот же миг спасать свою подругу, как только та пропала.       По телу пробежали мурашки, стоило знакомому образу предстать в мыслях. Взъерошенная коса, из которой пару прядей непослушно спадали на лицо, норовив попасть в глаза, в чьём фиолетовом блеске находил отражение негодующего внутри урагана, пыльная и слегка помятая одежда, смотревшаяся на ней тогда так чуждо несуразно, и скованные наручниками руки за спиной. В тот день, когда они вдвоём угодили в клетку к волколакам, Варя впервые явилась его взору не просто холодным союзником в борьбе с Повелителем, а настоящим напарником. И чем больше Влад вспоминал то время, тем больше его волной накрывали воспоминания и образы её самой.       Варя была сильной, но одновременно с этим признавала слабость. Иногда она была чрезмерно импульсивной, слегка эгоистичной, но обыкновенно упрямо не позволяла этим качествам брать несправедливый контроль над ней. В кругу своих подруг Варя была ласковой и мягкой, натягивая показную строгость лишь в моменты, когда к этому обязывала её любовь к ним; перед другими держалась снисходительно и добродушно, пока враги оставались грозно повержены её справедливым приговором; с ним она была «Колючкой». И каждый её образ будто накладывал отпечаток на сердце, одновременно с этим, не давая Владу и шанса понять, разгадать её, представить цельной личностью. Для него Варя была северным ветром, предвещающим перемены, который теперь льдом бил прямо по лицу, стоило раскрыться ещё одной завесе тайны. Тайны принцессы Ветренного Королевства.       Ветер явно переменился, и парень не знал, к чему это может привести его и её.       Влад лишь тогда, когда ощутил кожей едва уловимый сквозняк, изумлённо поднял глаза, до этого прикованные к каменной клади. Задумавшись настолько сильно, что выпасть из реальности, казалось, возможно и физически, он всё же удивился, что не услышал никаких шагов того, кто сейчас перед ним предстал, держась особенно свободно и непринужденно.       — Богдан?..       Размяв запястье, богатырь быстро оглядел камеру, бессознательно, но примечая все её неудобства, из-за которых внутри вспыхивало интересное противоречие между сочувствием к бедолагам, здесь очутившимся, и фактом следствия, почему эти несчастные удостоены таких нечеловеческих условий. Бесхитростно заглянув прямо другу в глаза, Богдан добродушно улыбнулся и пригладил бороду.       — Денёк как-то с самого утра не задался, да, А́ртур?       Ускользнувшая из потайного ящичка радости от этой встречи улыбка в мгновение сошла с лица, стоило лишь услышать упоминание чужого имени. Взгляд вероломно поник, оставляя лишь помрачневшее лицо нелепо переносить тяжесть собственной ещё нераскрытой лжи. Только сейчас он обратил внимание, как брызги чужой крови обрамляли весь его вид в безысходную трагичность. Рано или поздно тот бы всё равно узнал правду, а выгодой в своём обмане Морок уж точно не кичился. Глубоко вздохнув, парень поспешил исправить:       — Влад.       Глухое молчание и лишь вопросительно вскинутые брови Богдана.       — Моё настоящее имя, — твёрдо добавил Морок, вернув зрительный контакт. — Меня так зовут.       Морщины на лбу постепенно сглаживались, но глаза Богдана стали смотреть скептически намного глубже. Озадаченностью от него не веяло, но Влад был уверен, что неожиданная новость его поразила, что и выдавало, почему богатырь сейчас исполнительно пытается что-то рассмотреть в его лице, позе и поведении. И пусть на языке вертелось множество вопросов, которые так и рвались быть в сию же минуту заданными, Богдан, будто догадавшись, вновь терпеливо соблюдал царствующее молчание. Массивные руки скрестились на груди, а борода выглядела как никогда ослепительно завидной. Влад понял, что стоит всё объяснить и выдал всё на одном дыхании.       История внезапно лилась из его уст само по себе. Перескакивая с одной крайности в другую, Влад ощутил как до этого подавленные грузом меланхолии чувства, вновь обретают ясные очертания, вспыхивают внутри. Один за другим вырывались обрывки тех недавних событий, доведших его до этого гиблого места. Когда он, ступив первым актом, выдал про своё настоящее, кто есть таков тот самый Морок, голос его был настолько твёрд, насколько лицо непроницаемо. Кто бы его ни услышал, сначала непременно бы подумал, что наглец горделиво выпячивает свои злодейства на всеобщую похвалу, но Богдан всё просто и ясно понимал — Влад не пытается делать из чего-то секрет. Вихрем пролетали то события в Волшебном колледже, то деньки в Мышкине, то тягостное время здесь, в Штормграде, слова о котором стали звучать с горьким ядом, стоило лишь вспомнить о Ксении, заставившей его удивиться, как принесенные её двойной игрой терзания смогли так всепрощающе забыться у него в голове, наконец-то завершившей поток мыслей недавним происшествием в тронном зале.       — Она пропала… — скорбно выдохнул Влад, уткнувшись лбом в решетку. Других слов, осмелившихся взять всё рассказанное воедино, он не нашёл.       Потрепав снова после, казалось, сотни таких же однообразных действий, свою бороду, Богдан громко вздохнул. Молчание, стремившееся стать тянущимся, сейчас не походило на необходимое, потому богатырь, схватившись рукой за решётку, с горькой улыбкой сказал:       — Владик значится.       Пусть всё ещё одолевавшая разум тоска прогрызала своими корнями душу, Влад не смог удержаться и криво усмехнулся. Но вновь промолчал.       — Так если принцесса-то в опасности, надо бы помочь, — проговорил богатырь. — Передать кому-то всё, что ты разузнал, да пусть вызволяют её из лап этого Астэра.       — Станут меня теперь здесь слушать! Обязательно! — возмутился Влад и, оттолкнувшись, пронзил Богатыря выдавшим твёрдое убеждение взглядом. — Отсюда никак до Мышкина или до Волшебного колледжа не достучаться, а письмо придёт к ним также быстро, как я сам на корабле доберусь.       Переступая с ноги на ногу, Влад выжидающе смотрел на друга, ловя себя на мудрой мысли, что тот пришёл неспроста. И хотя надежда не заглянула в царящее в безысходности тело, парню теперь стало намного интересней разглядывать приятеля, которого даже самая тёмная клевета, раз на раз мелькавшая в ответ на проявленное добродушие, не смогла опорочить.       — Видимо, — нерешительно начал Богдан, прислонившись плечом к решётке, — дорога тебе та принцесса, — голова невзначай наклонилась, отчего взгляд стал испытующим, наделяя слова нотками провокационности, — раз ты да с темницы, да и в такой шторм, готов отправиться в бой.       — И вовсе Колючка мне не дорога! — тут же кинул в сторону Влад, складывая руки на груди. — Я просто хочу её спасти. Точно так же, как и всех тех малявок в колледже. Да и не в одиночку я собираюсь рваться в бой!       Словно тёмная неудачливая туча, её поймали и заперли здесь, оставляя на выбор лишь метаться из угла в угол вихрем, а то и свирепым ураганом пытаться снести всё со своего пути, в одну секунду Влад преодолел расстояние вытянутой клетки и приземлился на каменную плиту. Но просидев лишь пару секунд, он устыдился собственной пылкости. Встал. И движение это получилось настолько резким, что Богдан, тут же отстранившись от решетки, неловко покачнулся.       Ситуация внезапно показалось обоим абсурдной. Но когда Богдана лишь удивляло быстро меняющееся поведение друга, Влад настолько был зажат собственными нелогичными заключениями, что поспешил и вовсе отвернуться от богатыря, чтобы тот ненароком не заметил его полыхающее лицо. Уперев взгляд в стену, парень позволил наконец-то ясно покарать себя за то, что обыкновенный вопрос, вызвал в нём тот самый неразумный гнев, который ограждает разумного во всех смыслах человека признаться в том, в чём на самом деле признался самому себе уже давным-давно.       Пытаясь не выглядеть ещё глупее, Влад развернулся и мирно, словно та вспышка была лишь маленьким огоньком тлеющей спички, прошагал до самой решётки, встав прямо перед, благосклонно ответившим ему тем же, Богданом.       — Раньше я думал, что совсем её не знаю, но понимание того, что она может… — твёрдо начал Влад, точно смотря в глаза богатыря, но в обрывке понял, что тот в момент уловил его слабость.       Морок не нашёл в себе сил произнести то самое слово. Не потому что оно вызывало в нём тревогу или тем более страх. Нет. Весь смысл заключался в ней. А позволить себе даже вообразить нечто произошедшее с ней — действительно было выше его сил.       — Теперь всё это для меня бессмысленно. Потому что всё будет совершенно бессмысленно, если её больше не будет, — взявшись за решетку, Влад крепко сжал тут же побелевшими пальцами металлические прутья. Голос его был тихим и спокойным, но преисполнен всё той же не пропавшей твёрдой решимостью. — Всё что имеет значение так это, что Варя — моя подруга, и я хочу её спасти!       Оба приятеля замерли в безмолвии, лишь прожигая друг друга взглядами, выискивающими на ясных лицах нужный для себя ответ. Тяжелая тайна между ними пала, и теперь их разделяло лишь жалкое расстояние, пересекающееся напополам бездушным холодным металлом. Вздох некоего странного облегчения вырвался из уст. Влад, как и всё его тело, пребывающее до этого в ненужном бешеном напряжении, расслабилось. Мысли перестали путать друг друга. Ушибленная голова вновь дала о себе знать, легкими, но довольно острыми толчками в затылке.       Пусть перемена была и постепенной, но для Влада было всё же неожиданно и внезапно обнаружить, как до этого серьезное находящееся на грани нахмуренности лицо Богдана прояснилось в сияющей улыбке. Одним плавным движением богатырь потянул на себя решетку, и та медленно и беззвучно раскрылась, волоча за собой ещё крепко прицепленного к ней юношу. Влад поверил в реальность происходящего лишь тогда, когда повернувшись налево, заметил ничем не преграждающийся проём в камеру, справа не расчерченного решеткой Богдана, добродушно положившего руки на бока, а впереди через прутья металлической двери лежащего на полу стражника, явно не собиравшегося приходить в себя. Изумленно вскинув голову на друга, он не забыл насколько это возможно поднять брови и округлить глаза.       — Почему ты мне сразу не сказал?! — разнеслось бесстыдно по всей темнице.       Задумчиво погладив бороду, Богдан, всё ещё не переставая загадочно улыбаться, медленно пошагал к выходу.       — Аль мог я перебивать, ежели тут в чувствах распинаются.       Прозорливо быстро оказавшись прямо перед богатырём Влад, окинув приятеля пристальным прищуром, ткнул того пальцем в сильную мощную грудь и недовольно произнёс:       — Да ты меня вообще слушал?!       Но показная ворчливость тут же сошла на нет, стоило Владу и Богдану, друг за другом переступившим через коренастого надзирателя, выйти из мрачной одиночной камеры в длинный широкий коридор, где вышло довольно тяжело пройти из-за тут и там открытых дверей с одинаковыми по состоянию и по виду стражниками. По итогу, встретившись взглядами уже на выходе, они обменялись благодарной и добродушной улыбками.       Следуя по петляющим коридорам, заглядывая за каждый подозрительный угол, переставая дышать при звуке чужих шагов, они вдвоём не могли избавиться от ощущения необычайной легкости осуществления их опасной затеи, и неотъемлемо после него появляющегося тревожного чувства, что так будет не всегда. Пускай внутри волной разливалось это определенное беспокойство, внешне ни Влад, ни Богдан не выдали ни долю того мнения, что готовы при малейшей трудности бросить начатое. И, когда с Мороком было ясно всё и ему самому, то парень неизменно задавался вопросом, ради чего сейчас плечом к плечу с ним идёт его приятель. Взгляд Богдана был более сосредоточен, чем всегда, лицо украсили черты, притягивающие, но существенно опасные, чтобы продолжать ими любоваться. Мощные руки хоть и были опущены, то и дело напрягались, выдавая готовность в любой момент ударить, но когда послышались чьи-то голоса, Влад предусмотрительно их придержал — не полностью уверенный, что они всё-таки собирались ринуться в бой. Обидно мало оставалось пройти на выход из замка, чтобы рисковать. Поэтому прождав несколько минут, Влад и Богдан без лишних проблем, нырнули в не примечательную дверцу, проводя беспечно общавшуюся парочку прислуг взглядом.       Поражающая простотой глупость вечных прогулок богатыря, принесла свои плоды. Очерченные в памяти пути петляющих коридоров замка безошибочно вывели их в просторное помещение с высочайшими скругленными арками, через которые в них тут же врезался хлесткой пощёчиной безжалостный ветер. Тело, пробудь тут ещё пару неподвижных минут, без лишних вопросов окоченело бы, а потому, даже не размышляя о том, чтобы кому-то завидовать, Влад покорно встал за спину Богдана, принимавшего весь удар неподвластной погоды на свой кафтан. А впереди уже виднелись высокие мачты, слоняющиеся туда-сюда под гнётом ветра, оказавшегося ещё беспощаднее на пристани.       Они прошли уже достаточно, чтобы промокнуть насквозь и чтобы понять — кроме них здесь никого нет. Лишь две фигуры в окружении бездушных кораблей.       Безлюдье пугало, и Влад, то и дело оглядываясь, ловил признаки отчаянной паники. Страшное предположение, что штормградские моряки, глубоко ненавидевшие плавание, всё же не оставят в такой мятежной для них буре собственные корабли, не подтвердилось. Их недовольные лица вновь всплыли в памяти как самое уродливое, что возможно увидеть на белом свете. От всего этого закипающий гнев обиды на судьбу, подарившую счастливое начало, полное надежд, и забирающее теперь каждую его крупицу назад, превратился в безумное метание с одного причала на другой. Кончики пальцев давно перестали существовать для всего остального заледеневшего тела, в котором вопреки безразличная к шторму кровь бурлила в жилах. Но всякий раз каждый нос корабля словно насмехался над ними, а каждая пустая палуба оскорбляла их прямо в лицо.       — Здесь никого нет! — хватая за рукав богатыря, прокричал Влад. — Нужно плыть самим!       Всё ещё сражаясь с пронизывающим ветром и острыми каплями дождя, Богдан выразительно замотал головой.       — Сами мы не справимся!       Словно в подтверждение этому, мачта стоящего поодаль от них корабля, надломилась на самой своей верхушке, пуская в пляс разноцветный узорчатый парус.       Пристань в тот момент играла лишь скудной серой палитрой дешевых на яркость красок. Вид, смешавшийся в одно пятно, вгонял в необоримую тоску. Богдан до этого никогда не показывавший тревоги, сейчас сам для себя неуютно мялся на месте, вытягивая шею так высоко, чтобы бегающие из стороны в сторону глаза, наверняка могли что-то да заметить. Но реальность была такова — на всей этой пристани они были одни, с каждой секундой несправедливо утопающие в собственном одиночестве. И не было ни единой души способной вопреки всему им помочь.       В своей голове Влад яростно боролся с навязчивыми мыслями и с тихим ехидным шёпотом знакомого голоса: «У ничего ты не получишься. Ой, то есть — у тебя ничего не получится». И разум, рвущийся на две части, то впадал в отчаяние, то выдавал новые планы, что стоит попробовать сделать. Может Король и Королева всё же выслушают? Может стоит попытаться успеть им всё объяснить? А угрозы? Просьбы? Стоит ли начинать молиться в ту же секунду, когда над ним занесётся карающий меч, или упасть на колени прямо здесь? Всё теперь виделось напрасным. Влад остановил ходьбу, смотря в удаляющуюся спину Богдана, продолжающего осматривать «ничего». Богатырь не найдёт того оправдания, устроившего бы правителей, не судить его справедливым законом за освобождение заключенного. И если судьба не настолько разгневана на них, то посадят их в соседние камеры, пока недолгий срок пребывания на земле Штормграда Морока не выйдет. Возможно, проходя напоследок по длинному широкому коридору, Влад и заметит всю ту же, не утратившую ни на секунду блеска, добродушную улыбку, но допускать, чтобы это произошло с ними, он не желал. Никто бы в этой жизни не узнал, унесенную вместе с ним, правду. Какая кому разница, если при задержании, преступник нависал над телом своего приятеля, а потом выдавал, что воспользовался его неосведомленностью при неудачной попытке сбежать? Имевший больше возможностей в действиях, наверняка, Богдан бы после понял, почему Влад поступил именно так.       Уверенный шаг за таким же шагом, и, не обращая больше внимание на окружающий мрак бушующей погоды, видя лишь далёкий свет надежды впереди, Влад думал о том, чтобы его друг не слишком долго сердился на него, а вместо этого потратил драгоценное время на спасение Вари. Крепко сжатый кулак уже отводился назад для размаха. Взгляд точно остановился на затылке. Дыхание постепенно выровнялось. Но сосредоточенность растворилась в воздухе, вместе с тут же покрывающими всё тело мурашками. Словно заряд пронзил всё тело. Чужая рука сжалась на его плече.       — Спокойно, — проговорил твёрдый поставленный голос, звучавший до странного отчётливо даже в такую бурю.       Поворачиваться Влад не решился, ноги приросли к земле, а тело превратилось в камень. Но случайно обернувшийся Богдан, настолько удивленно исказил своё мокрое лицо, что парень подумал, что за его спиной стоит ни больше, ни меньше как его бабуля с очередным чудодейственным отваром.       Незнакомец, видимо определивший по отсутствию какой-либо видимой реакции, что Влад ничего безрассудного делать не собирается, опустил руку. Но опрометчивый жест в тот же момент был считан. Тело, и до этого готовившееся к бою, отреагировало мгновенно. Парень ловко перехватил руку ещё в воздухе, и, изворотливо нырнув за спину противника, одним резким движением потянул на себя заломленную конечность.       Печально фуражка слетела с головы, упала в лужу и обнажила редкие седые волосы. И переглянувшись между собой, Влад и Богдан застыли то ли в быстрой секунде решимости, то ли в затянувшейся растерянности.       — Можем и дальше продолжать ваш спектакль, либо поторопимся, — прозвучал всё тот же уверенный голос, ничуть не выражавший в себе страх или сомнение.       Богатырь напрягся. Вспомнив про задуманное несколькими минутами ранее, Влад отвёл от приятеля глаза. Напрягся тоже.       — Что Вам нужно, Капитан Кир? — спросил Морок, не ослабевая хватки.       Капли падали на лицо, но мужчина гордо не хотел его опускать к земле, будто тем самым мог признать себя оскорбленным и неправым.       — Не мне, — коротко ответил он. — Кое-кто ждёт встречи с вами.       Невольно покосившись по сторонам, проверяя, не следит ли кто за ними, Влад даже не обратил внимания на Богдана, подошедшего так прытко, что капитан в крепкой хватке впервые дёрнулся. В одну секунду тело мужчины взметнулось в воздух. Подаваясь никуда не девшимся рефлексам, Морок отступил на шаг, готовясь в любой момент либо уклониться, либо попытаться поймать летящего на него капитана. Но к удивлению крепкая хватка за воротник строгого костюма не ослабевала. Пытаясь найти опору, ноги смешно болтались в воздухе, а руки, в спонтанном и обоснованном страхом решении, сомкнулись на запястье богатыря.       — А ты не обманываешь нас часом, сударь? — неестественно вкрадчиво спросил Богдан, чей голос до странного показался Владу незнакомым.       — Н-нет! — тут же ответил капитан, голосом, выдавшим больше его оскорбленность, чем неудобство разговаривать.       Гложущее ощущение попадания в подлую ловушку не покидало Влада и тогда, когда он, примирительно быстро подняв руку, призывал приятеля опустить капитана, который, в ту же секунду ощутив подошвой ботинок твёрдый камень, с легкой брезгливостью стал приводить себя в порядок. Зажав сразу поднятую промокшую фуражку под мышкой, он ещё пару секунд терпел на себе пронзительные взгляды пары глаз, которые время от времени заговорщически пересекались друг с другом. Пускай Богдан и послушал друга, всё равно отнесся к просьбе с некоторой опаской, и спустя время твёрдо убедился, что предчувствие его никогда не подводило. Но перед решимостью, уже заведенного на все катушки рваться только вперёд, забыв про тормоза, Влада ему было нечего выдать.       — Времени мало, — прокричал Капитан Кир куда-то за свою спину, своим выдавшимися спутникам.       Оба, сохраняя угрюмое молчание, ничего не крикнули в ответ.       Мороз пробил, наверное, свой уже предпоследний удар, оставляя лишь пару минут на то, чтобы увернуть от завершающего. Но Владу импонировало это, как факт того, что «ничто» до этого переменится на хотя бы какой-либо жалкий для него шанс. Немногочисленное внимание, направленное на Богдана, отмечало лишь плотно сжатые губы, наполовину скрытые намокшими усами, и сосредоточенный на происходящее впереди взгляд. Сам Влад выглядел ненамного иначе.       Раскинувшаяся пристань не изменила самой себе, сохраняя всё тот же унылый вид. Ожидания возвращения в замок сменилось удивлением, как пройдя несколько десятков кораблей, то похожих друг на друга, то целиком разнящихся, они последовали за капитаном по лестнице, ставшей особенно шаткой в такой ураган, на судно, до боли знакомое им двоим. Палуба покачивалась. Ноги не слушались. Бродя от одной стены к другой, Влад, пытавшийся кое-как согреваться в тёплых закутках коридора, где любой пробравшийся ветерок, способен сильнее прежнего урагана, покрыть его влажную кожу мурашками, съежился и хоть старался выглядеть внушительно авторитетно, не мог сравниться с Богданом, выглядящим будто бы даже свежее. Говорить о капитане, с которого взгляд ускользал очень редко, было лишним. Гордо шагающий Кир, старческая худоба которого не посмела задеть не только силу мышц, но и внутренний стержень, способствовавший даже после столь гнусной сценки на пристани, одним своим видом вызывать непоколебимое уважение, как въелось у него в привычку дальних странствий, даже не подал дрожью знак, что ему может быть холодно и, казалось, даже не обратил внимания на качку.       Спустя короткий срок Богдан и Влад немного напряглись. Богдан из-за того, что узнал дверь, в которую их любезно пропускал вперёд Капитан Кир, а Влад от того, что напрягся друг. Но, несмотря на это, Морок всё же принял решение войти первым, мягко отстраняя назад готового войти богатыря.       На фоне большого арочного окна, позволяющего вспышкам в небе на секунду осветить пространство, отдавая всё оставшееся время в распоряжение зажженных ламп, стояла, не шевелясь, фигура. Повернувшись лицом к темным сокрушающим волнам, она выглядела на их фоне умиротворяюще. Пронесись рядом смерч, он не посмеет её тронуть. Он оставит её в прежнем безмолвии, продолжая и дальше рушить всё на своём пути. И если ему сильно повезёт, фигура напоследок к нему обернется.       Пройдя к столу, отчётливо отбивая каждый шаг о деревянные доски, Влад лишь краем глаза убедился, что Богдан и Капитан Кир зашли следом. Более пристальным взглядом он успокоил себя тем, что никого, кроме них, здесь больше не было. Все втроём молча замерли. Ожидание, которое Мороку хотелось ровно через две секунды грубо прервать, не затянулось на эти самые две секунды. Фигура повернулась уверенно и твёрдо, тут же откидывая большой капюшон назад, сорвав всякую анонимность.       — Стоит не тратить время на глупые препирательства и перейти сразу к сути, — произнёс властный женский голос, и прежняя пылкость, кое-какая капля дерзости, заготовленные на эту встречу двумя приятелями, канули в лету.       — Ваше Величество?!       Не изменившись в лице, Королева лишь скрестила руки. Невозможно было не заметить, как темные круги вероломно легли под очаровательно большие глаза, а кожа, раньше аристократично белоснежная, с придававшим ей бодростью румянцем, болезненно поблекла, отливая серым.       — Я приказала Капитану Киру вызволить тебя и сопроводить сюда, — произнесла Людмила, на мгновение одарив мужчину, кинувшего на стол промокшую фуражку, благодарным взглядом, из-за живости которого можно было пропустить на лице легкую тень улыбки. — Король не в силах действовать иначе, как действует сейчас, а я не в силах сидеть, ничего не предпринимая. И пускай довериться тебе, Морок, значит сойти с ума — то так уж тому и быть!       До сих пор, казалось, трудно вникая в суть произнесенных слов, Влад готов был взорваться от праведного гнева за непонимания того, от чего он сейчас так глупо застыл. Усталость накрыла жаркой волной, а секунду спустя уже подул освежающий ветерок, унося всё теперь казавшееся неважным далеко-далеко. Ударившая в голову бодрость, потянула за собой воспрянуть духом. А с тем, что происходило внутри, тут же по легкому, еле слышному, щелчку пальца, переменилось и то, что снаружи. Мокрые до этого волосы, сменила забытая взъерошенная шевелюра, а промокший насквозь костюм сменился легкими темными доспехами, тут же удобно севшими на тело. Влад изумленно оглядел самого себя, а после поймал себя на ностальгирующей по былым денькам улыбке.       — Признаюсь, что не собиралась отпускать тебя одного, но, — Королева вновь бросила взгляд на Капитана, ставшего чуть поодаль и в собственной каюте явно ощущающего себя менее свободно, чем обыкновенно, — меня убедили остаться.       — Не переживайте, Ваше Величество, — тут же вступил засиявший Богдан, вернув себе добродушную улыбку. Поравнявшись с Владом, он хлопнул приятеля по плечу. — Со мной Владик не пропадёт.       С прежней холодной маской на лице Королева повернулась к богатырю. Всё тот же суровый взгляд, теперь уж еле скрывал толику огорчения от произнесенных ровным голосом слов:       — Вряд ли Ваша пропажа в такое время будет благомысляще объяснима, советник.       Здравая мысль справедливо отрезвила. Былая озорная искорка вновь упряталась где-то за опустившимся в пол взглядом. Лишь практично кивнув в ответ, Богдан размерено пригладил бороду, уродливо свисающую с его лица, как запутанные лохмотья, расстроившие его ещё больше. Горько усмехнувшись всей картине, Влад спонтанно ткнул друга в бок, а обратив на себя его внимание, по смешному выраженное в искривленном в недоумении лице, нахмурившись отчеканил:       — Не называй меня Владиком.       Брови поплыли вверх, одновременно с насмешливо приподнявшимся кончиком рта.       — Тогда не называй меня Богдан.       Обменявшись сдержанным рукопожатием, Богдан, пару раз хлопнув парня напоследок по плечу, отошёл, а, оставшись мирно наблюдать за ним, Влад начал неспешно обдумывать, почему с ними всё повернулось именно таким образом.       — Задумывалось, — сказала Королева, вновь приковывая к себе внимание, — что я просто телепортирую тебя в Волшебный колледж, но… — она стала медленно подходить ближе, изящно откидывая край плаща. Блестящий клинок тут же сверкнул в залившем его свете ламп. Всё внутри Влада натянулось пружинками. — Пару минут назад я ощутила её магию.       Принимая в руки длинный увесистый меч, Влад почувствовал, как через холодный металл, к нему передаётся не только оружие, но и вера. Украшенные орнаментом и инкрустированные сиреневыми сапфирами навершие и гарда оставляли лишь покрытую резными узорами сталь рукояти удобно лежать в руке, а на самом клинке было изящно высечено на древнесказочном: «Покоряющий шторм».       — Пусть он послужит символом справедливости и чести в твоих руках, Владислав, — проговорила Королева, скрепляя слова ясным взглядом фиалковых глаз, таящих в себе ещё миллион не произнесенных речей.       Они смотрели друг на друга протяжно долго, пытаясь растянуть в пару минут бесчисленное количество часов. Молчали. И когда меч был вложен в ножны, всё вокруг стало намного яснее.       Казалось, Влад дал ей обещание. Казалось, Королева его приняла.       — Спасибо, Ваше Величество, — коротко произнёс Влад, глубоко кланяясь.       Суровый край, сердцем которого стали люди, выкованные из ветра. Место правящей стихии. Место сильнейших магов. Место беспощадных законов. Штормград пронесётся сквозь века, будучи не задетым переменами. Врагам здесь нет пощады. Друзей здесь не заводят. Но Влад, легко ухватившись за протянутые ладони, отсчитывая в голове последние минуты, ощущал затылком то самое дуновение.       Опомнившись в последний момент, Влад обернулся к Богдану и со смехом в голосе прикрикнул:       — До встречи, Бодя!       И яркая вспышка, так внезапно появившаяся, как и внезапно пропавшая, уволокла за собой чёткий образ Влада, оставляя призрачный силуэт томиться в памяти предыдущих секунд.       Когда Королева устало опустила руки, освобождая ладони от ещё до странного теплого на кончиках пальцев прикосновения, она с тихим вздохом возвращалась раз за разом в тот короткий миг, когда физически ощутила присутствие. Ставшее чужим, но всё ещё до боли родное. Слабое дуновение. Ветер перемен.