Быть человеком

— Бакуго, час! — негодовал Киришима, он и так отложил все свои дела, чтобы помочь перевезти вещи, а Бакуго было будто все равно. Он держал коробки и смотрел с нескрываемым равнодушием, но Киришима продолжал обманывать себя, веря, что Бакуго было дело до его увлечений. Ложь, которую тот не мог опровергнуть. Бакуго и правда волновался о Киришиме, но его интересы чаще всего отодвигались на второй план. — И что? Ну помаешься хуйней на час попозже, вообще не вижу повода для мозгоебли. — В этот раз Киришима не корчил гримассы, как обычно, когда хотел показать, что засранцу - Бакуго все же удалось ранить его чувства. Он просто грустно улыбнулся, отворачиваясь, и от этого жеста сам Бакуго почувствовал себя паршиво. — Да. — Голос Киришимы больше не отдавал дружелюбием и неукротимой жаждой жизни, он стал серым, как у большинства людей, встречавшихся Бакуго. — А ты почему опоздал-то? — С капитаном прогулялись, — он избегал фамилию Тодороки. Потому что тот для него не важен, и пренебрежение к Киришиме от того факта, что он променял его на привлекательного незнакомца, выглядело еще уродливее в своем облочении морального предательства. Бакуго не собирался ни оправдываться, ни признавать свою вину, он был верен своему амплуа мудака. — Этот долбоеб оказался еще страннее, чем я думал, — он усмехнулся. — Серьезно? — Киришима поднял на него свои огромные растроенные глаза, в них блестели тысячи кристалов злости, их становилось все больше и больше с каждым тяжелым вздохом Киришимы, казалось, его глазные яблоки должны были вот-вот лопнуть от напряжения. — Я вчера написал тебе с просьбой как можно скорее бежать ко мне после тренировки. — Сообщения от Киришимы Бакуго тоже не читал, Тодороки был не одинок в своем недовольстве его безалаберностью. — Так какого хрена, Бакубро? — тот поджал губы. — У меня тоже свои дела, Дерьмоволосый. Я позвонил, как только смог, так что отъебись. — Он не стал развивать свою мысль и унижать Киришиму, который, словно специально выводил его на эмоции, чтобы услышать правду. — Ну и что ты собираешься сделать со своим, — Киришима чуть ли не выплюнул несчастное «своим», а немного его слюны все же попало Бакуго на щеку, тот поморщился и со всем презрением, что имелось в его репертуаре, потер намокшее место, — капитаном. — Бакуго возмущенно приполнял брови. Киришима не постеснялся использовать заместительное, при этом еще и упрекая его. — Когда вотрусь в доверие, то перережу горло, трахну его труп и закопаю где-нибудь на пляже. Ты это, мать твою, хотел услышать, придурок? Я просто говорю с ним, как с единственным нормальным человеком, потому что мои блядские друзья — идиоты. — Бакуго нарочно с грохотом уронил два чемодана со своими вещами. Его комната была бывшей обителью личной прислуги Киришимы, тот распустил всех, как только ему стукнуло четырнадцать. Помещение было просторным, но меньше, чем у хозяина, и находилось прямо напротив его комнаты. Киришима улыбнулся, и это не сулило ничего хорошего. Его острые зубы прихватили нижнюю губу и он выдал под невольную дрожь Бакуго: — Как скоро договоритесь до постели? — Киришима был истинным дьяволом во плоти, когда дело касалось личной жизни Бакуго, он считал своим долгом заставить его чувствовать себя неловко. Такая маленькая месть за все, что тот творил. Бакуго считал это вполне справедливым, но в этот раз он не мог дать нормального ответа, потому что сам не совсем понимал, что бы ответил именно себе. Тодороки так часто грозился поставить его на колени и так спокойно реагировал на все глупые намеки и недошутки, что секс казался неизбежным. Но Киришиме пока рано соваться в это болото, утонет вместе с ними, потому что Бакуго был ни в чем не уверен. — Если я гей, то этот не значит, что я сплю со всеми парнями с нормальными рожами. — Киришима пожал плечами, с его губ еще не сошла та гаденькая улыбочка. — Ты слишком часто противоречишь своему лозунгу, — усмехнулся он. Бакуго и правда не отказывал себе ни в чем и ни в ком, но все было совсем не так, как преподносил Киришима, как тот видел это. Его точка зрения огорчала. Бакуго очень надеялся, что он сказал это, чтобы позлить, а не потому что и в самом деле так считал. — К тому же Тодороки реально красив, лучше тех, с кем ты был до этого. — Лицо Киришимы выражало удовлетворенность. Он поднял себе настроение и испортил его Бакуго, который сейчас недовольно пыхтел и сжимал кулаки, чтобы не наброситься. — Еще одно слово, и я прибью тебя нахрен. — Киришима засмеялся и лег на односпальную кровать рядом с двумя чемоданами, составляющими весь багаж Бакуго. — Я же несерьезно, бро. Да и не мне тебя осуждать. — Он опустил взгляд. Киришима никогда не вредил людям, он был банально не способен кого-то по-настоящему обидеть, а если и получалось, то он тут же успешно успокаивал жертву. Наверное, поэтому Бакуго и связался с ним. Ощущение безопасности появлялось только с Киришимой, и оно было слишком теплым, чтобы отказываться от него. Даже если Киришима действительно видел его не в самом лучшем свете. — Мне просто не по себе. Ты так легко бросаешь тех, с кем тебе становится скучно, что я боюсь стать очередной игрушкой на помойке. И все идет к этому. Сначала ты пропал на месяц, потом променял меня на Тодороки. — Киришима был достаточно открытым для подобных разговоров, и это по-настоящему нравилось Бакуго, потому что ему не приходилось долго думать о том, что происходило с другом, когда тот начинал странно вести себя. — Я не хочу отдаляться от тебя. — Чел, я живу буквально напротив. Я теперь при всем желании не смогу избавиться от твоей рожи и болтовни. — Бакуго почти понимал его, но сам никогда не испытывал подобного. Он не держался за людей, обычно они делали это — общались с ним, а порой и досаждали своим присутствием. — Стой, поэтому твой дерьмовый мозг додумался узнать серьезно ли все у меня с тем ублюдком? — Киришима кивнул. — Ты еще больший идиот, чем я думал. Я его совсем не знаю. — Бакуго был возмущен. Он же не настолько плох в роли друга, чтобы устраивать такие сцены каждый раз, когда он общался с кем-то вне привычного окружения? Вид Киришимы выражал полнейшее несогласие с этим немым вопросом. Бакуго стал безответственным в этом плане, когда переключился на крупные контракты и карьеру. Но он абсолютно не доверялся каждому знакомому, придирчиво выбирая круг тех, кому можно было рассказать чуть больше, чем свое имя и возраст. — Ладно. — Киришима, видимо, решил закончить эту угнетающую тему и преключиться расстановку вещей. У него отлично получалось делать вид, что между ними минуту назад не происходил важный для их дальнейшей дружбы разговор. Бакуго не мог оценить его плодотворность, но для него он был познавательным, и он надеялся, что Киришима тоже что-нибудь осознал, невзирая на откровенную тупость, которая появлялась именно в самые серьезные моменты. Киришима на самом деле был смышленым, его оценки дотягивали до Корнелльского университета, но иногда он выводил из себя из-за искаженного восприятия самых обычных вещей. — Куда положить, — Киришима замялся, — коллекцию старых колес, лежащих в огромной пластиковой банке? — Его тон выдавал заинтересованность. — Обломись, — ответил Бакуго на будущий вопрос и указал пальцем в глубь шкафа. Это были колеса со значимых событий его жизни, каждого по одному. Его первое олли, первые соревнования, первый поцелуй, первый косяк. Он никогда не расставался со скейтом, детали менялись, но ощущения нет. Бакуго познавал мир, сидя, катаясь на нем или же просто используя, как передвижной столик. Бакуго умел находить вещам полезное применение. Когда комната была обустроена, Бакуго пора было идти на работу. Киришима же делал дополнительные задания для повышения среднего балла. — Как ты все успеваешь? — недовольно спросил он перед самым уходом Бакуго, он никогда не понимал, как тому удавалось держать результаты во всем на высоте. — Заранее спрашиваю все домашнее задание у учителей и все выходные делаю, что-то доделываю после уроков или на переменах. Я очень часто общаюсь с учителями, и тебе бы это не помешало, Дерьмоволосый, если не хочешь сидеть за этими бумажками для неудачников, которые не тянут программу. — Эй! — Киришима метко попал ручкой Бакуго в плечо, до того, как тот скрылся за дверью. *** Бакуго ожидал появления Мидории, но не такого спешного. Он заявился в скейт парк на утреннюю тренировку, морща нос от скрежета колес и ударов доски о покрытие. — Каччан, — позвал он, подходя достаточно близко. Помимо Бакуго там был еще один такой же амбициозный паренек, но он не должен был помешать разговору. — Деку, — кивнул Бакуго и затормозил. — Думаю, ты уже знаешь, почему я здесь. — Деку склонил голову вбок и хитро улыбнулся, прищуривая глаза. Он напоминал дьявола, который соблазнял выгодными условиями контракта, специально умалчивая о плате. — Конечно, — усмехнулся Бакуго. Он катал скейт одной ногой туда-сюда, не поднимая головы. — Твоя команда слаба, она входит в список тех, кто теперь на равных с нами, и ты хочешь, чтобы я, по старой дружбе, обеспечил тебе победу. — Он осмелился заглянуть в зеленые глаза, и нашел там только пустоту, смешанную с искрой подлости. — Черт, Деку, когда ты стал таким гребаным моральным уродом? — Рот Бакуго скривился. — Отвратительно. — А Деку на это лишь рассмеялся, холодно и дико, словно настоящий психопат. — Тебе ли не знать, мой милый Каччан. — В его голосе слышалась грусть, но лицо и тело выражали только легкую надменность. — Или забыл, почему мне пришлось сменить школу? — Он подошел еще ближе, настолько, что его мягкое мятное дыхание касалось подбородка Бакуго. — Почему я пол года пролежал в психушке со сломанной ногой. Один маленький поджег моей любимой тетрадки с исследованиями, одно незначительное, по сравнению с другими, оскорбление и пуф. — Деку театрельно вскинул руки, пугая Бакуго, тот наклонил корпус назад и резко выдохнул. Будто мертвеца увидел, — я уже лечу под улюлюканье твоих прошлых друзей. Каччан, как невежливо забывать историю воскрешения нашей дружбы. Воскрешения меня. Возможно, мой краткий пересказ показался тебе несколько скомканным, но ты можешь напрячь свои извилины и самостоятельно воспроизвести стертый из твоей жизни момент. — Бакуго сглотнул. — Да пошел ты на хрен. Никаких скидок, кидай на карту столько, сколько я попрошу, иначе не видать тебе долбанного пятого места. Мне посрать на твои психологические приемы, я не ощущаю вины, никогда, запомни это, чертов задрот! — Он ненавидел ощущать страх и уязвимость, особенно перед людьми, которые когда-то боялись его. Раньше Бакуго был отвратительным человеком, он чувствовал силу, власть и принижал тех, кто не мог дать ему отпор. Различные издевки, драки, подлые шутки и действия, которые доводили людей до истерик. Возможно, похожее отношение матери сподвигло его на подобные действия или Бакуго сам был тем еще говнюком от рождения, но все закончилось одним. Попыткой суицида одноклассника. Изуку Мидория был добрым, его улыбка дарила свет, а поступки характеризовали как ответственного и заботливого мальчика. Бакуго он бесил больше остальных, его искренне желание помочь, поддержать и развеселить разъедало тьму Бакуго своей бескорыстностью, заставляло чувствовать себя слабым и отвратительным. Бакуго делал все, чтобы затушить мерцающий огонек наивной доброты, он ломал, ломал и ломал его. Каждый шаг Мидории сопровождался оскорблениями, разодранными в клочья вещами, мокрой от туалетной воды головой и обедом на полу и в кудрявых волосах. Деку был окончательно разгромлен, потеряв тетрадь с исследованием, над которыми он работал несколько лет, они были для него всем, включая путевку в лучшие университеты страны. Деку был маленьким гением, в четырнадцать, делающим то, на что не все были способны в гораздо более зрелом возрасте. Бакуго сжег все дотла. Под нечеловеческий крик и чужие слезы он ухмылялся, добавляя вторую спичку. А Деку не перенес этого, он просто сбежал из несчастного кабинета на четвертом этаже. Он сбежал от всех издевок и побоев, выпрыгнув в окно. Бакуго как сейчас помнил летящее вниз тело с гримасой боли на лице. Тогда он тоже сломался, позже находя искупление в долгих часах помощи Деку. Тот приземлился удачно, сломав только левую ногу, поэтому Бакуго помогал ему носить вещи и восстанавливаться. Именно в этот период он увидел всю внутреннюю силу Деку, его истинное лицо, изувеченное болью и любовью к Божьим тварям. Вера в лучшее позволила ему наладить контакт с Бакуго, спустя несколько месяцев после инцидента, но она не выдержала перемены по отношению к людям. Мидория стал совершенно другим, он менялся постепенно, как и Бакуго, который перестал мучить людей. Они оба сменили школу, не смогли оставаться там. Деку из-за воспоминаний, Бакуго из-за страшных картинок смерти Мидории, всплывающих в больном воображении при взгляде на двор из окна. Бакуго чувствовал вину, она была так велика, что принять ее было слишком больно и трудно для человека, у которого не было ни минуты на разгребание этого дерьма. Ему было легче закрыться от всего и стереть из памяти все ужасы, которые случились или могли случиться. — Ты почти не изменился. — Деку смотрел с укором. — Как ты вообще можешь говорить так с людьми? — Мои оскорбления — безобидны. Я не тот ублюдок, который рушил людей. Цена остается прежней. — Бакуго встал на скейт, он не видел смысла продолжать разговор, потому что Деку платил ему не первый раз. Бакуго подрабатывал, помогая ему, так как знал, чем однажды закончится его нахождение в семье. Неизбежным уходом. — Ты все-таки освободился от гнета матери? — Деку хихикнул и прикрыл глаза, зная, что Бакуго остановится. — Мицуки переключилась на мою мать, жалуется ей на тебя. — Мне надо тренироваться, задрот. Да и вообще срать, что она там кому втирает, мне скоро восемнадцать, так что недолго осталось. — Деку фыркнул, он чувствовал, что его общество доставляло дискомфорт, но не спешил уходить. Его забавляла реакция Бакуго, да и сам он. Действительно, как призрака увидел. — Деку, свали уже, а. — Это звучало настолько беззлобно, что Мидория последовал просьбе. Он не собирался издеваться и смущать, тем более Бакуго сам возвращался к общению, когда был готов. — Предоплату не забудь, засранец! — Крикнул Бакуго и вернулся к тренировке. Он был почти на полпути к Колумбийскому. *** Совесть заканчивалась на Киришиме и Мидории, поэтому Бакуго прекрасно себя чувствовал, обсуждая важность победы в играх и ее значение для членов команды. Он смотрел с вызовом и показывал отличные результаты, на него слишком рассчитывали. Всего две игры и Бакуго разрушит образ светлой надежды. В этом году Тодороки совместно с капитанами других команд выбили право провести все события в первой половине года, ведь вторая была загружена экзаменами и попытками подобраться к желаемому вузу. Одна-две игры в неделю, начиная со следующей, Бакуго считал такой график откровенным издевательством и был безмерно счастлив закончить это все поскорее. А Тодороки изо всех сил пытался восстановить былое величие команды, он загонял игроков до полнейшего бессилия, но удачно предотвращал травмы. Он больше не разговаривал с Бакуго отдельно, ни у него, и у самого Бакуго не было на это сил. Один разрабатывал стратегии на игры в четверг и субботу, другой работал и оттачивал свои навыки в скейтбординге, падая ночью после нескольких часов домашней работы и дополнительных занятий. Бакуго даже отказался от благотворительности по выходным на период, пока не избавится от членства, больше нагрузки он не выдержит. Киришима смотрел с сочувствием и сносил все, что говорил Бакуго, все его крики, унижения и срывы. Остальные реагировали менее гуманно, вступая в конфликт, особенно Серо, но и он пришел на игру в четверг, чтобы поддержать, а потом отметить победу, слившись с футболистами. Тренер был уверен в успехе и высоко оценивал работу Тодороки над развитием команды. Бакуго тоже был заинтересован в победе, он должен был дойти до сражения с Деку. Перед самым матчем к нему прицепился Киришима с напутствиями и нихрена не тонкими намеками о так и не начавшихся отношениях с Тодороки. — С чего ты решил, что я вообще собираюсь встречаться с этим придурком? — Бакуго вопросительно изогнул бровь. Он переодевался самым последним и не понимал, как сюда попал Киришима. Тот помотал головой с мерзкой улыбкой на тонких губах. — Не встречаться, — он противно хихикнул, видимо, торжествуя, что Бакуго потерял интерес через несколько часов после первой прогулки. — Переспать. Он подходит под твой типаж, к тому же недоступный, с девушкой. Тебе нравится преодолевать препятствия просто ради удовольствия, а он еще и крутым призом выступает. — Бакуго поморщился. — Иногда мне кажется, что здесь гей вовсе не я. — Киришима усмехнулся. — Не лезь в мою личную жизнь, а то я тебе реально тебе что-нибудь оторву, за чужими страданиями мне тоже нравится наблюдать. — Бакуго надел шлем, он выглядел поистине устрашающе. — Все, мне пора на поле, а ты, — пронзительный взгляд заставил Киришиму заткнуться, — перестань придумывать всякую тупую херню. — Но ты же сам… Ладно. — Киришима махнул рукой и вышел, ему еще нужно было занять удачное место на трибунах. Игра с первых минут пошла хорошо, когда план Тодороки начал работать. Они собирались измотать противников в первой половине и вырваться по количеству очков и окончательно добить во второй половине, причем нападение частично планировалось на первую четверть, чтобы застать врасплох и упор на третью. Четвертая тоже бралась в расчет, если потребуется ослабить соперника. Каждому человеку идеально подходила его позиция. Тодороки и правда постарался на славу, ему удалось провести хорошую игру с прекрасным отрывом. Внутри Бакуго барахталось уважение, оно грозилось расплескаться в виде комплиментов, но их удалось сдержать. Для Бакуго все прошло крайне быстро: тренировки, игра, поздравление, работа и вот, он уже был на вечеринке какого-то члена команды, чье имя он так и не удосужился запомнить. Это было такое же скучное событие, как и остальные, только в этот раз народу собралось еще больше. Первая победа в году, как никак. Бакуго необходимо было найти тихий уголок в этом громадном доме, чтобы спокойно выпить бокал дорогущего шампанского. Его дыхание становилось прерывистым от шума и запахов, хотелось расцарапать горло и почувствовать воздух в легких, его чертовски не хватало. Бакуго нравилось находиться в центре внимания, но не когда к нему норовили прикоснуться. Надоедливые девушки, черлидерши, которые воспринимали себя кем-то близким ему из-за членства в команде, и, конечно, сами футболисты с ярыми фанатами, они дружелюбно похлопывали по плечу и приобнимали, теряясь в количестве алкоголя и эмоций. Бакуго, казалось, единственный, кого раздражал такой близкий контакт. Его друзья во всю развлекались, откровенно наслаждаясь обществом людей, а Бакуго думал о побеге. Единственное, что его останавливало — шикарная еда, после смены она была пищей богов, учитывая, что у Киришимы он не собирался просить еще и продукты, а у самого не хватало на подобную роскошь денег. Он взял несколько тарелок, сложил на них различные яства и двинулся к балкону на третьем этаже, на нем было тише всего. Бакуго не рассчитывал на полнейшее уединение. В какой-то степени он даже надеялся на компанию с похожими взглядами, чтобы молча посидеть и попялиться на двор, поэтому для него не стала открытием распахнутая дверь и две фигуры за ней. Бакуго тихо зашел и присел в одно из кресел, без интереса разглядывая присутствующих. Он был совсем не удивлен, увидев Тодороки, а вот Момо Яойрозу даже напрягала. Она ластилась к своему парню, не обращая внимания на Бакуго и шептала ему, наверняка, какие-то глупости на ухо. Теперь Бакуго еще тянуло блевать. Останавливал его только Тодороки. Он игнорировал нежность Момо и отвечал сухо, словно разговор был самым тяжелым бременем. Бакуго в начале заметил, что его отношение было странным, но сейчас стало ясно. Тодороки все равно. Он действительно настолько безэмоционален и пуст внутри в любых ситуациях, как и в располагающих к спокойствию условиях. Бакуго считал таких людей фальшивками, чертовыми лицемерами, которые сами из себя ничего не представляли. — Детка, принеси, пожалуйста, мне еще коктейль. — Тодороки погладил Момо по спине и попытался улыбнуться. Она улыбнулась в ответ, но более успешно. Момо забрала пустой бокал из руки Тодороки и вышла в коридор. Прекрасно. — То что ты называешь Момо «деткой» не делает ваши отношения менее жалкими. — Бакуго не мог упустить возможность открыть бедолаге глаза на явные проблемы, но, судя по тяжелему вздоху Тодороки, тот и так все видел. — И мы снова здесь, в точке пересечения твоей нахальности и моего уважения к Момо. — Бакуго усмехнулся. — Так что скажу сразу, что это не твое дело, и давай уже к следующей части разговора. — Тодороки выглядел уставшим, на поле он работал за двоих и, видимо, сил на нормальный ответ все-таки не хватало. — Ты считаешь мою прямолинейность нахальностью? — Бакуго нахмурился. — Да и ты сейчас не опровергаешь мои слова, ты согласен, что ваши счастливые отношения — хрень собачья. — Повторюсь, мы сами разберемся. Да и зачем ты вообще лезешь в чужие отношения? — Прикольно наблюдать за твоей реакцией. — Бакуго откинулся назад в кресле. — Хотя сегодня ты более отмороженный, чем обычно. — Он скучающе прикрыл глаза. Безобидные издевки над людьми с интересными ответами являлись каким никаким разнообразием в бесконечном круговороте дней, где из необычного были только цвета волос его придурошных друзей. Тодороки не успел ответить, потому что за его спиной появилась Момо, она держала в руке коктейль синего цвета и смотрела такими преданными глазами, что стало тошно. — «Холодное сердце».— Бакуго кинул взгляд на напиток, Момо нервно поджала губы. — Как иронично. — Знала ли она о том, что для Тодороки является не более чем просто миссией или хорошей подругой, что он не любил ее, да и, кажется, вообще ничего не чувствовал по отношению к ней? Что сердце Тодороки — ледышка, когда Момо считала его полыхаюшим и живым по отношению к ней. — Какие-то проблемы, Бакуго? — Ее голос звучал уверенно, а фамилия из ее уст вылетала с очевидным укором. С Тодороки она превратилась из неуверенной девочки с хорошими оценками в лучшую девушку школы, но это точно не его заслуга. — Здесь твои бестактные намеки, к сожалению, не найдут признания. — Бакуго пожал плечами и установился на Тодороки, тот принял бокал с коктейлем и отпил, смотря в ответ. Его глаза отражали толику веселья, раздражения и усталости. Их переглядывания прервал хозяин дома с бутылкой текилы и глуповатым выражением лица. Черные, некогда по лопатки, волосы были смешно обрезаны в неровное каре, а карие глаза затуманено расходились в стороны. Он непрерывно морщил вздернутый нос и улыбался, выставляя на показ белоснежные зубы, у Бакуго чесались руки, когда он представлял во сколько они обошлись. Паренек, наверное, последовал за девушкой капитана, чтобы найти его. — Шото! Не хочешь с нами посмотреть фото с игры, а ты Бакуго? Момо? — Момо воодушевленно закивала головой и встала с колен Тодороки, потянув его за собой, но тот остался на месте сославшись на усталость. — Хорошо, — кинула она и ушла с менее приподнятым настроением, но все еще горящими глазами. Момо была главной фанаткой команды, она не пропускала ни одну игру и лично контролировала черлидерш. Она просто обожала смотреть материалы с игры, продумывая то, как можно улучшить стратегию. Шото всегда к ней прислушивался в этом вопросе, но сам не так радостно реагировал на игры и видео с них. — Пожалуйста, давай без разговоров о Момо или игре, — заранее попросил Тодороки, зная что мог начать обсуждать Бакуго. — Тогда нам не о чем разговаривать, придурок, переходим сразу к ебле? — Тодороки слишком часто угрожал поставить его на колени, чтобы сейчас побрезгать полушуточным предложением. — У меня девушка. — Тодороки слабо улыбнулся. — То есть не будь ее, ты бы трахнул меня? — Чужое лицо преобрело задумчивость. — После второго свидания в French Laundry, возможно. Ты красивый, а для секса необязательно знать человека изнутри. — Тодороки рассуждал логично, но какого черта, он же знал Бакуго на столько, на сколько нужно, чтобы сказать, что изнутри он уже весь изучен. Или Бакуго считал себя слишком очевидным. — Чувак, ты, мать твою, уже должен знать что внутри у человека. Куда ты вообще хочешь поступать без этого, тупица. — Бакуго придвинул свое кресло к Тодороки. — Йель. — В ответ послышался смех, будто он не верил в силы Тодороки и потешался над ним. К слову, так оно и было. — Оу, купишь место и станешь членом какого-нибудь клуба богатеньких и родовитых ублюдков? Неподкупная Лига Плюща и связи. — Бакуго развел руки и фыркнул. Он и сам относился к их числу, но это в прошлом, теперь он был гордым и очень даже подкупным бедняком с надеждой на собственные силы, а не деньги или знакомства родителей. — Знаешь, все-таки после пятого. — Ты настоящий засранец, Тодороки Шото. Я бы свалил после третьего с разочарованием.— Тодороки рассмеялся, видимо, он находил забавными слова о реакции Бакуго, которой не суждено было случиться, да и вообще весь разговор был крайне абсурдным, учитывая их нынешнее положение. Но Бакуго бы не отказался переспать с Тодороки, просто никогда не предложил бы сам. — Почему ты встречаешься с Момо? — Неожиданно спросил он, выводя Тодороки из зоны комфорта. — И не надо мне чуши про любовь и всякую другую херню, не поверю. — Тот вздохнул и нахмурился. Будь он чуточку злее, его мимика бы напоминала мимику Бакуго, но он скорее был озадачен. — Мне так удобно. Ты же знаешь о браках по расчету, причем зачастую со стороны самих брачующихся. Наши родители не заставляют нас встречаться, но они довольны этим, им это выгодно, а когда они довольны становится легче жить, да и думаю, что встречу непонимание, решив расстаться с ней. К тому же, она очень милая, и с ней приятно общаться, как с подругой. — Тодороки говорил так непринужденнно, словно не о том, что встречался с нелюбимым человеком и был заложником этих отношений. — Это поможет мне стать свободным в будущем. — Бакуго считал этот план чертовски глупым, потому что Тодороки был зависим от многих людей и избавится от этих связий было трудно. Ему самому давно перестали требоваться люди для выживания. Он получил свою свободу в одиннадцать с половиной лет, когда впервые поехал с группой друзей в другой штат на соревнования. Родители не сильно давили на него, и уж тем более не выносили выгоды из его отношений, они не знали с кем он встречался. — Это поможет тебе проебать половину жизни, пока ты не поймешь, что упустил. Если хочешь свободы, то говори это уже сейчас. — Я не могу, пока не поступлю в Йель, отец не будет просить за меня, если на него не будут давить родители Момо. Они считают, что будет потрясающе, если мы с ней поступим в один универ, и знают о том, что Старатель может это устроить, они ждут этого, а папаша ни за что не разрушит ожиданий деловых партнеров, до безумия любящих свою прелестную дочку. — Тодороки подпер голову правой рукой, красно-белая челка спала на глаза, делая его вид еще более потрепанным и измученным. Бакуго стало противно от того насколько жалко тот выглядел. — Ты всем рассказываешь этот уебищный план? — Тодороки покачал головой. — Только тем, кто не делает из моей жизни идеал. В общем-то, ты первый. — Тодороки не видел угрозы в Бакуго, Момо не поверит в его слова, да и тому незачем было трепать языком. — Какие долбоебы тебя окружают, — эмоционально произнес Бакуго. Он видел людей насквозь, и красивая картинка никогда не сбивала его с толку, пуская пачку серебристых блесток в глаза, как это происходило с другими. — Им просто плевать. — Тодороки прикрыл глаза. Все его окружение было равнодушным, и Бакуго сильно выделялся с прямыми и слишком откровеными вопросами, а Тодороки и рад ответить, ему не с кем было поговорить о своей жизни и планах на нее, вот только Бакуго тоже было плевать, он действовал из чистого любопытства и сволочного характера. Бакуго считал, что Тодороки сам был виноват в том, что его воспринимали человеком с шикарной жизнью, он сам этого добивался и умело поддерживал образ. Этого от него требовал статус. — Конечно, ты ж чертов капитан команды с хорошей успеваемостью и одной из самых лучших девушек, о таком мечтает большинство твоих игроков. — Как ты заметил ранее, меня, увы, окружают одни идиоты. — Тодороки резко поднялся с удобного кресла. — Пойду к ним, отмечу нормально победу. — Он протянул Бакуго руку. — Ты со мной? — Вопрос звучал неуместно, учитывая то, что Бакуго ушел именно с празднества, Тодороки об этом говорил изящный бокал в руке, но тот все равно поинтересовался, как будто Бакуго пойдет туда снова, но уже ради него. — Давай, с тобой хоть можно обсудить что-то помимо американского футбола. — Бакуго хмыкнул и схватил чужую руку. Чертовски странно. Ладонь Тодороки была теплой и немного влажной, он одернул ее, как только Бакуго выдал свое согласие движением вперед. — Например твои проблемы, которые ты не признаешь и отвратительно продуманное будущее? Не обольщайся, когда мне наскучит я перестану тебя доставать, а тебе будет некому выговориться. — Тодороки усмехнулся. — Тогда я начну разбираться в твоих травмах, ожиданиях и будущем. — Бакуго правда пытался скрыть улыбку, но его лицо было непреклонно, и ему пришлось закрыть его рукой, чтобы не выдать своего веселья или скорее умиления. Тодороки был чертовски милым, когда не строил из себя парня Момо. Это Бакуго готов был признать.