Быть человеком

Бакуго не поговорил с Киришимой, тот на протяжении трех дней увиливал от серьезных тем, сводя все к шутке или позорно сбегая. Бакуго бессильно смотрел на пачку сигарет в руке, Каминари радушно посоветовал ему научиться глушить стресс, но это была заведомо провальная идея. Тот выбрал путь саморазрушения, а Бакуго не лего, он не мог собираться по несколько раз за месяц. — Утречка. — Шото подошел сзади и поцеловал Бакуго в щеку, с ним они не виделись достаточно, чтобы конфликт замялся сам собой. На выяснение отношений не было просто ни сил, ни времени. — Пол второго, придурок. У меня уже закончилось волонтерство. — Он специально отработал на прошлой неделе дольше, чтобы было время на Шото, тогда он еще не знал, что его постигнет очередное разочарование, — какое, к черту, утро? — Я встал час назад. — Ответил Шото и сел рядом. Они находились вдали от цивилизации, в глубине чужого сада, рядом с каким-то заброшенным домом, тут все еще оставались качели, скрипучие и шаткие. — Оу, Принцесска еще не пришла в себя от пробуждения? — едко процедил Бакуго, Шото фыркнул и сжал его ладонь, впиваясь холодными пальцами слишком крепко для простой романтики. — Ты в норме? — Ага. Не знаю, стоит ли вообще обсуждать произошедшую ситуацию. — Бакуго закусил губу, ему стало неуютно, когда об этом говорил кто-то, помимо голоса в его голове. — Извинись хотя бы, чудовище, — прохрипел он. Хотелось получить Шото, полностью, не делить его с Момо, командой, но тот не мог дать даже искреннего раскаяния. — Мне правда жаль. — Он обнял Бакуго, хватаясь руками за его тело так, словно оно могло в любую секунду исчезнуть. От него исходило тепло, а пальцы приятно вырисовывали узоры. Бакуго наконец смог вздохнуть полной грудью и прижаться в ответ. — Очень задело? — Не обольщайся, — буркнул он в ответ, понимая, что реакция выдала каждую его мысль и переживание. — Люблю тебя. — Вспышка и боль в висках, Бакуго ненавидел эти слова, они были пропитаны ложью и пафосом. Что Шото мог еще сказать? Что ему хотя бы не все равно — очередной обман, но в него Бакуго готов был поверить. — Иди к черту. — Чужой смешок злил сильнее осознания собственной ничтожности. — Да ладно, тебе же нравится, — самонадеянно промурлыкал Шото. Он не выпускал Бакуго из рук, тиская, как какого-то уличного кошака. — Нихуя. Я ненавижу лжецов. — Но вырваться он даже и не подумал. — Ммм, верю, — с сарказмом ответил Шото и без особых усилий пересадил Бакуго к себе на колени, утыкаясь носом в сладко пахнущую шею. — Кстати, что насчет пробки на время уроков? Я уже купил. — Если ты так мучаешь меня полдня, то я трахаю тебя неделю, когда мне вздумается. А то ты уже достал постоянно сливаться, — недовольно пробурчал Бакуго, удобнее устраиваясь в чужих руках. Ему нравилось ощущение компактности и единения. — Без проблем. *** Киришима хмуро пялился в одну точку, его гипс был разрисован, на нем не было ни одного белого клочка. По каракулям нервно стучали пальцы с отросшими ногтями, Бакуго хотелось связать чужие руки. — И чего ты от меня ждешь? — обреченно спросил Киришима. — Мы загнаны в замкнутый круг. Каждый раз, когда я вытаскиваю из тебя хоть немного искренности, ты снова закрываешься. Я устал поддерживать статус лучших друзей. Серьезно, Кацуки. Мне сейчас не до воскрешения мертвого, я пытаюсь разобраться в своей жизни, в будущем. — Бакуго не мог понять, почему он решил, что разговор хоть что-то решит. У них даже не было четкой темы. — Ладно, — кратко ответил он. Что-то в Киришиме поменялось, как будто обрушилось последнее, что их соединяло. — Но если ты захочешь поговорить, то я готов выслушать. — И спустя минуту он добавил. — Всегда. — Черт, Дерьмоволосый, ты слишком драматичный. И вообще, я должен был это сказать. Прости. — Киришима посмотрел на него округлившимися большими глазами. — Иисусе, я дожил до момента, когда передо мной извинился сам Кацуки Бакуго?! — раздался нервный смешок. Бакуго смущенно опустил глаза, изображая недовольство, но Киришиму такими жалкими трюками ввести в заблуждение было невозможно. Он придвинулся вплотную и приобнял Бакуго за плечи. — Мне тебя не хватает, правда. Я люблю тебя, чувак, но уже нет сил бегать и пытаться сохранить ту связь, которая была раньше, но сейчас ты вселил в меня надежду. — Бакуго было до боли странно это слышать, он не мог воспринять отсутствие своих усилий и заслуги Киришимы, слишком дерьмово это представлялось. Но осознание исправления давало надежду на принятие. — Не обольщайся, — грубее, чем планировал, произнес Бакуго. Он не был уверен в своих силах и в том, что не разрушит все снова. — Это какая попытка? Вторая? Третья? Пятая? — Не знаю, но ты уже подходишь к ситуации по-другому. Раньше тобой двигало пренебрежение, потом эгоизм, а теперь ты думаешь об отношениях как таковых, так что у тебя больше шансов не проебать все. А я, как всегда, тебе помогу, если захочешь. — Бакуго пожал плечами. Он знал, что Киришима один не вывезет, они это проходили. — Спасибо. Не достали еще эти уродские картинки? — Бакуго кивнул на гипс, получая в ответ на вопрос фирменную лучезарную улыбку. — Не. — Киришима потянулся за стаканом с ручками, фломастерами, карандашами и протянул его Бакуго. — Можешь еще что-нибудь добавить, а то от тебя только один череп. — Тот в ответ хмыкнул и принял материал для работы. Обычно Киришима использовал все это богатство для бумажных эскизов по настроению. — Ты сам предложил. Через пару минут на гипсе красовался огромный ровный — самый красивый, какой когда-либо видел Бакуго, — хуй, и принадлежал он Шото. Шото был весь произведением искусства: высокий, привлекательный, в меру подкаченный и с аристократическими чертами. Также он отличался умом, харизмой и отстраненностью, которая привлекала еще больше внимания. Для Бакуго он был кем-то бóльшим, чем просто красивым образом, но это делало его чувства только крепче. Когда тот появился на пороге номера с разбитым лицом, превращенным в месиво, побитым телом и неестественно изогнутым безымянным пальцем, Бакуго ощущал его боль и обиду. — Кто тебя так отделал? — с ядом в голосе спросил он, как выяснилось, перед Шото нельзя было показывать слабость, тот ею сразу пользовался и наносил удар, второй, третий. — Отец. Ублюдок. — Он обратился вникуда, а потом перевел взгляд на Бакуго. — Что, нравится зрелище? — Шото оскалился и сделал шаг по направлению к кровати, на которой лежал Бакуго. — Как ты упивался властью папочки надо мной. — Он резко схватил его за подбородок, приподнимая его голову так, чтобы Бакуго смотрел прямо на него снизу вверх. — Сейчас ты доволен, а? — Конечно, прямо моя мокрая мечта — увидеть тебя в таком состоянии. — Вблизи можно было учуять запах алкоголя. Шото отпустил его и с размаху ударил рукой по скуле. — Су-ука, — простонал Бакуго, его лицо захлестнуло болью. — Ты совсем ебанулся? — Вместе с гневом его поразил страх и обида. Шото знал о насилии и об отношении к нему и все равно ударил, да еще и со всей силы. Бакуго не хотел этого понимать, он бы с радостью его оправдал, но все отговорки звучали глупо и жалко на фоне чужого действия. Шото презрительно усмехнулся и отошел назад, тогда стало понятно, что выпил он достаточно для неадекватного поведения. — Прости. — В его тоне не было ни капли раскаяния, только наигранность и фальшь. — Мне так жаль, что ты постоянно пытаешься унизить меня и задеть за живое. — Рывок, и Шото снова держал Бакуго в своих руках. — Это ты хотел услышать? — Пальцы сжались на тонкой шее, вызывая полузадушенное кряхтение. Бакуго попытался оттолкнуть Шото, но тот был сильнее. Мышцы, закаленные футболом, не только восхитительно выглядели, но и в действии превосходили других. — Ладно, вижу, ты уже жалеешь. — Он отпустил. Светлые волосы разметались по подушке, а шею накрыла уже другая рука, Бакуго пытался сдержать дерущий глотку кашель. — Какой же ты уебок, — прошипел он, на минуту вернув контроль над голосом. Шото хмыкнул и скользнул пальцами по чужому бедру. Смазка, его пальцы внутри, губы на шее, слишком глубокий укус в плечо. Бакуго не уловил момент, когда все зашло так далеко. Место, где отпечатались зубы — кровило, это можно было понять даже не проводя по нему тряпкой, смоченной в антисептике, растяжка не приносила удовольствия, Шото даже не пытался попасть по простате. Бакуго чувствовал себя телом, время замерло, он выпал из реальности, не было восприятия общей картины, только жестокость Шото и он сам. Шок или усталость, но он не вырывался, не боролся, просто исчезал, терял все, что имело смысл. Шото его точно больше не имел. А потом он вставил член и начал двигаться. Бакуго пробудился ото сна, он ударил его локтем в ребро и применил все тело для того, чтобы выбраться. Шото тоже, казалось, мгновенно протрезвел. — Прости. — Он вышел и закрыл лицо руками. — Прости, пожалуйста. — Его тело качнулось и свесилось с кровати; Шото вырвало. — Я.я не хотел делать тебе больно. — Заткнись, мерзкий ублюдок. — Бакуго ударил кулаком в лицо Шото, прямо туда, где фиолетовой кляксой расплылся синяк. Потом в грудь, плечо, ключицу, живот. Он бил, куда только мог дотянуться. — Не подходи ко мне. Хуярь свою Момо сколько хочешь, но не трогай меня. — Бакуго быстро оделся и выбежал на улицу. С ним так поступил человек, которому он доверился. Человек, который заставил поверить в свою надежность и вытащил из состояния полусмерти. Бакуго в это верить не хотел, но его тело говорило, что он полнейший кретин, раз скрывал от себя же правду. Он был не против секса, думал, что Шото придет в норму, но стало лишь хуже. Бакуго добровольно отдал тело в качестве жертвы, и это было более жалко, чем все поведение Шото. Ему нужен был Монома. Срочно. Даже если у него дома родители, то он придумает что-нибудь. Громкий стук в дверь совсем не казался отчаянным, скорее яростным. Дверь открыла женщина со светлыми волосами. Она удивленно раскрыла рот, как бы собираясь задать вопрос, но тут же взяла над собой верх и улыбнулась. — Ты должно быть Бакуго? — Он кивнул. Их охрана иногда пропускала его без вопросов и объяснений. — Что такое? Не поздновато ли для визита? — Мы с Нейто совсем забыли про проект к завтрашнему дню, а он очень повлияет на итоговую оценку. — Женщина прищурилась. — Хорошо, проходи, предоставлю Нейто возможность решать, что делать с незваными гостями. Он у себя в комнате. Монома сидел за небольшим столом и корпел над уроками, услышав шаги, он развернулся и бросил хмурый взгляд в проем. На его лице отразилась неуверенность и непонимание, когда он увидел разбитого Бакуго. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, перемещаясь на кровать. — И что с шеей? — Бакуго инстинктивно схватился за место травмы. — Тот парень, про которого я говорил, он слишком грубо сегодня меня взял. Но я вроде был по началу не против. — Монома тяжело вздохнул и подошел вплотную, обвивая руками талию и прижимая к себе. — Боже. Я правда не хотел, чтобы с тобой случилось что-то подобное. — Ты бы смог простить меня за то, что я сделал? — Монома кивнул. Его пальцы зарылись в светлые колючки, они успокаивающе гладили. — А самое дерьмовое, что я не злюсь на него, мне обидно, но чувство, что я сделал недостаточно. Я уже готов его простить. Если он сейчас позвонит, скажет, как ему плохо, мне придется сделать все, чтобы не сорваться с места и не поехать к нему. — Это нормально, тебе его жалко, ты влюблен в него сильнее, чем я мог представить. Но зачем ты приехал ко мне? — Бакуго вырвался из объятий и пронизывающе посмотрел, Монома дернулся, наверняка знал ответ, но не хотел его признавать. — Чтобы вернуть общение с тобой. Знаешь, полгода назад я бы плюнул, но сейчас как бы учусь дорожить людьми. — Монома опустил голову. — Дай мне, пожалуйста, еще немного времени. Кстати, можешь лечь рядом на кровать, не настолько же я ублюдок, чтоб отпускать тебя на улицу сейчас. — Он сам лег с краю, оставляя место для Бакуго. Тетрадь с ноутбуком так и остались открытыми. *** В школе Бакуго ощущал себя впервые настолько некомфортно. Напротив его шкафчика стояла уставшая и растрепанная Момо Яойрозу, она старалась держать лицо, но даже огромные золотые серьги, вычурно блестевшие среди ее черных не уложенных волос, не могли отвлечь внимание от синяков под глазами и следов слез. Небрежно, скорее всего впопыхах, нанесенный консиллер смотрелся безумно жалко, да и вся она за ночь потускнела, особенно если сравнивать с тем, как Момо выглядела в остальное время — идеально. Она нервно гнула пальцы, разговаривая с не менее встревоженными футболистами; Шото среди них не было. Бакуго погрузился в отрывки их разговора: «отец?..скорее всего передоз…много ран…реанимация… в сознании?..» Слишком много неприятных соотношений в коротеньком диалоге, это вызывало тревогу, Бакуго не мог вдохнуть, грудь свело, он пришел в себя, только когда его шеи коснулась теплая рука. — Черт, детка, что случилось? — Врать не хотелось, это бы не поспособствовало сближению, тем более Мина, Серо, Каминари и Киришима смотрели так сочувственно и выжидающе, что любой отказ говорить мог их не просто расстроить, разозлить, и Бакуго понимал это чувство, единственное, ему правда было сложно довериться. С Мономой он преследовал цель, но друзья, он не мог объяснить, но им не хотелось показывать ни каплю своей слабости, хотя сделать над собой усилие и рассказать было неимоверно сложно, и скорее его слабостью, которую он так тщательно скрывал, был страх и вагон комплексов. Вдохнув побольше воздуха, как перед прыжком в воду, он начал: — Парень, с которым я вчера трахался — перестарался. Хуйня полная, забейте. — Он был рад, что они не знали личности этого таинственного ебыря, потому что глаза их синхронно блеснули ненавистью. — Я в состоянии разобраться с ублюдками, — добавил Бакуго, чтобы совсем уж не унижаться. — Надеюсь, ты порвал с этой тварью, Кацуки? — с презрением спросил Серо, его рука лежала на предплечье Бакуго, слегка сжимая. Мина и не думала убирать пальцы с шеи, Киришима прикасался локтем к локтю, а Каминари вообще полуобнял его. Стоя вот так, за стеной из надежных тел, которые готовы сделать все для его блага, Бакуго чувствовал себя в безопасности, даже, можно сказать, дома. Ему было неважно, что они продолжали говорить, что он сам отвечал. Главное, бакусквад был рядом и поддерживал, а Бакуго не ощущал личностного падения принимая помощь от друзей. Да, он все-таки мог их так назвать.