Быть человеком

На свежую, не одурманенную чужим присутствием, голову, Бакуго понял, что Шото ублюдок. Он обсудил это с Мономой (абстрактно) и с Момо (в деталях) и понял, что мудачество не закончится. Оно шло об руку со сдвигами, которые невозможно было исправить на чистом энтузиазме. Шото нуждался в спасении больше него, но признать это значило перестать отрицать собственное бессилие. На это пойти Бакуго был не способен, он слишком дорожил мнимым ощущением контроля. — Почему ты не бросишь его? — поставив на барную стойку коктейль, спросила Момо. Ее глаза без устали бегали по строчкам конспекта, а пальцы отстукивали ритм или секунды до экзаменов. В любом случае от мерного повторения заученных тем веяло безысходностью. — Серьезно, он же недостоин тебя, — подтвердила Урарака и с милой улыбкой налила толстому мужчине с сальными волосами коньяка. У нее отлично выходило совмещать обслуживание клиентов и болтовню о насущном, Бакуго изредка брала зависть: его тренировки ни во что не шли с природным талантом Урараки. — Это самые сильные чувства в моей жизни, и я вообще не хочу о них говорить. — Он не мог бросить Шото, это было больнее всего, что тот мог вытворить, никакие синяки не шли в сравнение с опустошением и эмоциональной потерянностью. — На какой главе конспекта мы остановились? Четвертой? Продолжай. — Момо не стала возражать, она достаточно сказала, чтобы дать Бакуго понять, насколько плохо все может кончиться. А ему это было известно с самого начала, обдумывание не помогало, от правды становилось тяжелее. Их отношения с Шото никогда не смогут ограничиться лишь постелью. Один из них всегда будет вытягивать на долгий откровенный разговор, который снова все испортит и даст Шото слишком много власти. — Я порву с ним, если он даст мне повод это сделать. Тут уже, никаких отговорок. — Урарака закатила глаза, бутылки в ее руках угрожающе позвякивали. — Он дал уже тысячу поводов, — возмущенно вскрикнула она. Раздался лязг, на них бросила недовольный взгляд парочка пьянчуг за вторым столиком. — Об этом я с ним и поговорю, Круглолицая, — в свою защиту отозвался Бакуго. — Так. — Это уже был голос Момо, — Экзамены. Надо готовиться и забыть на это время про всех мудаков. Баллы сами не наберутся. А ты, Кацуки. — Она произнесла это почти строго, — останешься без Лиги Плюща, если не приложишь еще больше усилий. Шли на хуй Шото, отношения отбирают слишком много времени. — Бакуго смиренно кивнул. Его приоритеты были расставлены уже давно, и, к сожалению, они постоянно сбивались из-за симпатичных парней. — Вам добавить лед? — спросил он у только что пришедшей женщины, та улыбнулась и утвердительно кивнула. Черт, эта милая дамочка наверняка оставит ему хорошие чаевые. — Сама галантность, — едко протянула Момо и продолжила прогонять его по теме. Она выглядела грозно с усложненными конспектами и абсолютным нежеланием знакомиться с парнями. Урарака же продолжала заигрывать с каждым встречным ради дополнительных чаевых. Она осталась здесь ради выживания, и это то, чем она занималась каждый вечер — пыталась отодвинуть черту бедности на двадцать долларов в продырявленном кармане. — Черт. Тут трудно сосредоточиться, — тихо произнесла Момо. — Давай на выходных ко мне, дополнительно позанимаемся. — Метод совместного обучения действительно оказался более эффективным, и упускать такую возможность было бы крайне глупо. — Ага, — согласился Бакуго, смешивая очередной алкогольный коктейль. — Только без твоего парня. — Ты хотел сказать без твоего? — Она многозначительно повела бровями. Бакуго все еще не привык к тому, что они делили одного парня, с которым ему необходимо было поговорить. Снова. *** Шото воспринял его угрозу окончательного расставания при малейшей ошибке достойно. Он правда пытался убедить Бакуго, что ничего травмирующего между ними больше не случится, но потерпел поражение задолго до начала борьбы. Бакуго не был тупым, он не верил. — Это бесполезно, — тихо пробурчал Шото. «Ты считаешь меня ублюдком, но продолжаешь возвращаться. Когда ты закончишь этот спектакль?» Чужие глаза говорили много, когда с них спадала пелена безразличия. Бакуго старался не смотреть в них. Дрожь пробирала все тело, когда он мимолетно ловил красноречивый взгляд, и то, что таилось в глубине до ужаса пугало. — Ты делаешь меня виноватым в этом дерьме, Двумордый? Они почти поссорились после этого вопроса. Попытки что-то доказать обращались полным провалом. Бакуго не хотел слышать, а Шото банально не умел. Их не спас даже хороший секс. С мягкими движениями холодных пальцев по бедрам под кожу проникало что-то инородное, острое и безумно неприятное; глубокие стоны не заглушали недосказанность. Бакуго решил, что говорить с Шото почти бесполезно. — Прости. Мне не стоит на тебя давить, я не заслужил твоего снисхождения, а эгоистично и неразумно требую абсолютного доверия. Бери столько времени, сколько тебе нужно. Люблю тебя. Дыхание участилось, он схватился за, казалось, нереального Шото, и дал ему шанс. Доверие. Что можно о нем сказать? Только то, что вернуть его хотелось до зубного скрежета. — Спасибо, — протянул Бакуго и уткнулся носом в предплечье Шото. С ним было тепло и уютно, как будто возвращение в потерянный навсегда дом. Момо не понимала этого, для нее отношения с Шото были данностью, чем-то неизбежным и обременяющим, ведь он был ее другом. Поэтому она не боялась его потерять и перестала вести пустую битву. В начале ей было неприятно, но она быстро нашла способ извлечь из отсутствия чувств выгоду. — Как твои друзья отреагировали на машину? — Бакуго зашевелился, окончательно теряя намеки на сонливость. — Это действительно то, что ты хочешь услышать? — Шото редко говорил о его друзьях, тем более без оскорблений и с интересом. Его резкая перемена настораживала. — Я действительно стараюсь, так что хватит наводящих вопросов, — с обидой в голосе протянул он. — Как я и ожидал, спросили про богатого папика. Каминари пошутил про отца Серо, дальше начался какой-то пиздец, но по легенде ты сорокалетний успешный предприниматель со слабостью в лице симпатичных мальчиков. — Шото усмехнулся. — Ну последнее почти правда, если список симпатичных мальчиков сократить до тебя. — Он потянулся за поцелуем, обвивая длинными руками тело Бакуго. Мягкое прикосновение губ было приятным. Шото на вкус был, как энергетик. Ему это нравилось. — А потом начались вопросы про Колумбийский: почему мой новый папочка не оплатит мне колледж. — После разрыва поцелуя надорвалась и размеренность разговора. — И почему же? — с намеком спросил Шото, они не первый раз это обсуждали, но мнение Бакуго не менялось. — Я не хочу ни от кого зависеть. То есть я не тупой, чтобы отказываться от жилья или тачки, но на Колумбийский я могу заработать, и тогда мне не нужно будет жилье или машина. Только работа, чтобы не сдохнуть с голоду, но с этим проблем быть не должно, с тряпкой и бухлишком я справляюсь отлично. — Он горько усмехнулся. Сложно было согласиться с тем, что его участь была неплохой, но Бакуго учился жить по обстоятельствам и не обращать внимания на временные или затяжные трудности. Шото смотрел вперед, погрузившись в свои мысли. Насколько можно было судить, исходя из опыта общения с этой пришибленной коалой, он намеревался задать чересчур личный и ужасно неудобный вопрос. — Ты бы хотел жить в нормальной семье, чтоб не пахать ради простого выживания? — Бакуго фыркнул. Его уже почти не бесила манера проведения откровенных разговоров Шото, тому, видимо, было спокойнее брать интервью, но и это хоть что-то. Он сам бы ни за что не затронул ни одну из больных тем всерьез. — Черт, Половинчатый, а ты как думаешь? Тебе бы не хотелось ждать смерти своего старика для обретения свободы, а? Так говоришь, как будто у меня одного здесь проблемы. — Шото покачал головой. — Извини. — Он пододвинул пальцы к руке Бакуго. В этот момент в его глазах промелькнуло что-то темное, скрытое за толстыми стеклами мнимого хладнокровия. По телу невольно прошлась дрожь. — Я зря начал этот разговор. Спокойной ночи. — Шото мгновенно оказался под одеялом, больше не прикасаясь к Бакуго. Правда в том, что Шото хранил гораздо больше секретов, чем простой человек мог раскрыть. Даже близкие люди не могли с точностью сказать о скрытой ненависти, опасности, подтверждением были только моменты чужой уязвимости. Но одно Бакуго для себя выяснил точно — Шото страшнее, чем любая тень на его лице, а его внутренности сгнили. Иногда ему казалось, что он мог почувствовать этот запах, например, когда обнимал особенно открытого Шото. Временами Бакуго боялся чужих действий, мыслей, он не давал ему лишний раз уходить в себя, закрывая Шото от дальних темных закоулков его же души. — Ты бы убил своего отца? — Задавать вопрос, зная ответ, было глупо, но попытка обмануться стоила идиотского вида и усиленного страха. — Нет. — Шото прошел тест, но Бакуго был намерен его завалить. — Хватит лгать. Ты бы убил его при первой же удобной возможности. Любым способом и без оглядки на жертв. — Тот усмехнулся и перевернулся лицом к своему парню. — А ты бы не убил свою мать? — Подло. Они оба не знали, какой набор букв раздастся в следующую секунду, но ощущения кричали об угрозе. — Нет. — Он говорил правду. Его могли посчитать слабаком, но сейчас это было неважно. Главное — отстоять. — Ты меня осуждаешь? — Металлический голос резал слух. Он слишком много думал, чтобы быть с таким человеком, но несмотря на это Бакуго прижимался к Шото со спины все отчаяннее, не желая терять тепло. — Конечно, нет, придурок. Я почти понимаю тебя. Короткое «почти» служило огромной пропастью. *** Утром Бакуго вернулся домой раньше обычного и, к своему удивлению, обнаружил Киришиму не спящим. Тот хмуро сидел за компьютером и что-то рисовал. — Новые эскизы? — тихо спросил Бакуго, предупреждающе касаясь чужих плеч. Он не хотел невольно портить его работу. — Ага. А ты опять ебался всю ночь. — Не получилось издать даже нервный смешок. — Я мог бы запросто купить тебе ту тачку, даже отработку бы нашел, чтобы не задеть твою гордость, но ты предпочел отдать за груду металла свое тело. — Это был идеальный момент, чтобы все рассказать. Бакуго чувствовал, что его нельзя было упускать. Он вдохнул воздух, досчитал до трех и выпалил, пока рой мыслей не заглушил голос храбрости: — Я все это время встречался с Тодороки, поэтому Момо сидела со мной за обедом, и поэтому я не рассказывал об этих недоотношениях. — Киришима молча уставился в экран, а с его кровати раздалось громкое: «Чегооо». Там лежали Серо и Каминари. — Что вы здесь делаете?! — пытаясь скрыть испуг, крикнул Бакуго. Это был худший из исходов разговора. Невольные свидетели нервировали и вызывали панику. Он еще не был готов рассказать кому-то, кроме Киришимы. — Я клиент, — гордо отозвался Серо, — а Ками моральная поддержка. Не кипишуй, никому мы не расскажем о твоих порочных связях, — сделав акцент на последних словах прошептал он. — Но никогда бы не подумал, что очередной жертвой обаяния Шото Тодороки станешь ты. — Иди к черту, это он моя жертва. — Серо улыбнулся и кивнул. Осталось убедить себя в правдивости этих слов. — Киришима? — Чужое молчание заставляло сердце биться в два раза сильнее. — У меня так много вопросов, что я не знаю с какого начать. — Он на минуту вернулся к эскизу, доводя Бакуго до желания кричать о своей невиновности и сожалении. — А сейчас слишком мало времени для всех ответов. Давай поговорим вечером? Они поговорили. Без криков, сцен, скандалов, Бакуго просто рассказывал все, а Киришима тихо слушал, не подавая признаков жизни. Было тяжело не начать психовать или острить, пытаться вывести на эмоции, но у них получилось сохранить понимание и уважение. Даже через стены секретов и безразличия. Оставалось рассказать Шото о чужой осведомленности.