В омуте ящика Пандоры

— Тенко-кун... Томура сглатывает, когда Изуку ласково поглаживает его по закрытым векам кончиками пальцев, прежде чем мягко поцеловать в уголок глаза, в шрам, и после одеть на глаза плотную повязку. У него от чужого шёпота мурашки бегут по спине и рукам, но по правилам их небольшой игры, он не должен смотреть. Только слушать. И он слушает, выдыхает сквозь зубы и вслушивается в горячий шёпот собственного парня, который по всей видимости решил проверить его на прочность. Потому что он дразнит, чёртов мальчишка-. — Вкусный. Хороший. Мой. Чужой язык проходится за ухом и Томура с удовольствием запускает пальцы в темные волосы, несильно сжимая их в кулаке. В полной темноте эти ощущения острее. Каждое слово и движение мгновенно получает свой отклик. Они не виделись достаточно долго, чтобы соскучиться по прикосновениям и голосу. Томура впитывает чужое тепло, перебирая пальцами вьющиеся пряди. Мидория потирается носом о шею, прежде чем слизывает уже подсохшую кровь с шеи. Он недовольно цыкает языком, понимая, что кто-то вновь разодрал шею в нервном тике до достаточно серьезных повреждений. Он гладит чужую щеку, выцеловывает лицо и обрамляет его руками, губами касаясь шрама на уголке губ. Как же он соскучился. Это невыносимо, знать, но всё равно волноваться, опасаться и ждать простого звонка, чтобы убедиться, что всё в порядке. Он ведь не железный, он тоже может переживать и тревожиться. Но сейчас всё хорошо. Томура был прямо в его руках и от этого становилось легче. Всё беспокойство, что так сильно мучило его последние дни, постепенно схлынывает, как отходящая волна. За несколько недель полного воздержания от прикосновений, встреч, голоса, парень знатно изголодался. Поэтому теперь планировал восполнить всё упущенное время. Юный герой нависает над своим парнем, выцеловывает мокрую дорожку от уха до плеча и покусывает выступающую косточку ключицы. Гладит аккуратно кончиками пальцев шею и плечи, выгибается навстречу чужим рукам, когда прохладные ладони скользят под футболку и оглаживают бок и спину. Он прижимается ближе, когда тонкие пальцы скользят прямо по позвоночнику, мягко надавливая и заставляя почти что блаженно запрокинуть голову от накатившего удовольствия. Спина, особенно после напряжённых тренировок, его слабое место, надавив правильно на которое от него можно многое получить. Изуку хорошо слышит и видит, что чужое дыхание от такой незатейливой ласки уже сбивается, но на этом он и не думает останавливаться. Он усаживается на бедра и прижимается совсем близко. На удивление он крайне нежен, не смотря на то, что сейчас ему хочется всего и сразу. Он сам выбрал такие условия и пытается им следовать. Хотя, порой, очень редко, Изуку хочет получить немного больше. Правда хочет, но после вспоминает, почему именно так, и смиренно ждёт. В конце концов потом ему преподнесут самый драгоценный дар, который только можно ждать. До совершеннолетия он не получит от Томуры больше, чем было условлено, но он может делать что душе угодно, если это не является прямым актом. Дразнить, ласкать и целовать. Много. Сладко. Так, чтобы после ещё долго чувствовать эфемерные укусы и поцелуи. Ведь губы каждый раз после у него буквально горят. Он прижимается губами к шее, вылизывает языком расчесанные места и натурально урчит. Как большая домашняя кошка. Ничего не говорит, только ласкает чужую шею, покусывает раз через раз, помечает и глухо стонет, когда его слегка царапают по спине. В отместку. Изуку поправляет ткань на чужом лице, целует в уголок губ и переплетает пальцы, сжимая чужую ладонь крепче. Ткань перчатки немного портит это ощущение, но она всё равно уже привычная, без неё всё было бы в разы сложнее. Мидория знает чужое тело не хуже собственного. Знает, как довести до иступления, чтобы Шигараки дрожал от удовольствия, ведь он изучал его так долго. — Тенко-кун... Вкусный. Позволь мне позаботиться о тебе сегодня? — Изуку трётся щекой о плечо, улыбается, когда когда тонкая ладонь оглаживает его щеку и трётся о неё. Томура не особенно тактильный, поэтому Изуку упивается его касаниями сейчас, запоминая каждое. Приятно до чёртиков перед глазами. — Ты лишаешь меня возможности смотреть на тебя. — почти ворчливо отзывается Томура, огладив кончиками пальцев нижнюю губу и обведя её по контуру. — Зато я восполняю всё другим способом. Ну же. — Мидория терпеливо ждёт, устроившись сверху и почти по-кошачьи щурится, чуть прикусывая кончик чужого пальца. — Я убью тебя когда-нибудь... — обещает Шигараки, проталкивая палец глубже, чувствуя, как скользнул по фаланге язык, как губы сильнее сжались на конце. Получив своеобразное разрешение, Изуку мягко прикусывает чужой палец, прежде чем с удовольствием обвести его весь языком. Шигараки усмехается, двигая пальцем во рту и лаская, поглаживая чужой рот изнутри. Изуку горячий внутри и Томуре не сложно представить, как на чужом лице проступают пятна румянца. Он всё ещё смущается, не смотря на то, что вытворяет настолько горячие вещи. Когда Шигараки убирает палец, Изуку целует его, прижавшись грудью и переплетая языки в резком, жадном, но очень страстном и голодном поцелуе. Томура не знает, сколько они так целуются, но, кажется, проходит маленькая вечность. Ему слишком нравится это ощущение полноценности и какого-то странного единения. Ни с кем другим он не чувствовал подобного. Он знает, как блестит чужой взгляд от едва сдерживаемого в узде желания, как тяжело вздымается грудь от учащённого дыхания. Он улыбается слегка, когда Изуку отстраняется, выдыхает и прижимается лбом к его лбу. Мидория сжимает его руку в своей, переплетает пальцы и мягко целует в уголок глаз, поверх повязки, там, где у него шрам. Снова. Как и множество раз до. Он любит его шрамы. Любит его всего и порой Томура не знает, куда деваться от этого, но сейчас, в этот самый момент, он наслаждается этими мягкими и нежными прикосновениями. Он скучал, его Ева был слишком далеко, но теперь он снова с ним, снова одаривает его любовью и теплом, позволяя почувствовать вместо всепоглощающей ненависти что-то такое, что буквально взрывает его сердце тысячей эмоций, слишком сильных, чтобы подобрать им описание. Однако, он знает, что это далеко не всё. Есть ещё кое-что, что его дорогой Герой любит столь же сильно. Особая мания, маленькая слабость, которая всегда проявляет себя в самые неожиданные моменты. — Тенко... — зелёные глаза горят от предвкушения. По рукам бегут зеленоватые искры от едва сдерживаемой силы. Томура этого не видит, повязка всё ещё лишает его обзора, но он слышит, слышит, как дрожит чужой голос от предвкушения и желания, такого сильного, что невольно Шигараки пробирает мурашками. — Попроси. — он поглаживает парня по щеке большим пальцем, усмехаясь нахально. Но спустя несколько секунд чужие губы выдыхают прямо в ухо. — Укуси. Пожалуйста. Тенко-кун... Томура выдыхает сквозь зубы, клацает челюстью, прежде чем немного притянуть парня ближе. Он оглаживает плечо рукой, ориентируясь исключительно на ощуп и на тихие слова Изуку. Он проводит по тонкой коже плеча носом, прежде чем с силой кусает, впиваясь зубами в поддатливую плоть. Он сжимает чужую ладонь в своей, свободой рукой обняв парня за талию и прижимая к себе со всей силы, царапая короткими ногтями спину. — Блядь, Тому-ур-ра-ах-! — Мидория выгибается до хруста в позвоночнике, замирает, максимально выгнувшись и скулит, когда юркий язык ласкает чувствительную сейчас кожу. — Блядь, не смей разжимать... Пожалуйста... Ещё... Несколько капель срывается с глаз и падает на подушку. Слишком хорошо. Смертельно хорошо. Укусы — особый фетиш Изуку, который открывает его с абсолютно новой стороны. В таком состоянии он действительно многое может. Изуку стонет, вжимается крепче, сжимает в свободной руке одеяло и выдыхает быстро-быстро, стремясь перевести дыхание хотя бы. Укус пульсирует, отдает в голову. Мидория жмурится, стонет в голос, дрожит от удовольствия. Томура кусает ещё раз, чуть ниже, заставляя парня выгнуться вновь. Каждый укус как разряд тока. Каждый новый укус — как безумная волна, что накрывает с головой. Отметины глубокие, местами наливаются кровью, а остальные сначала краснеют, а после от них останутся видимые синяки. Его отметины. Его метки. Его следы. — Боже, пожалуйста... — Изуку всхлипывает, трётся щекой о макушку и просит больше, хотя Томура чувствует, как он дрожит. И от боли, и от пульсирующего наслаждения. Изуку сжимает чужие волосы в кулаке, глухо всхлипывает и опьяненно улыбается, совершенно счастливый. Он запрокидывает голову назад, выстанывает чужое имя с расстановкой, чуть щуря один глаз. — То-му-ра! Чтобы в следующий момент вскрикнуть и задрожать сильнее, ведь зубы впиваются ещё сильнее, клыки почти что прокусывают его кожу и от этого у него всё тело пробивает крупная дрожь. Ему нравится это. Он с ума сходит, когда Шигараки так делает. Томура не видит, но чувствует, как дрожит сильное тело под пальцами. Как Изуку цепляется в него всё сильнее. Как сжимает руку в волосах до боли. Он срывается на глухое, собственническое рычание, словно сейчас у него кто-то отбирает его Еву. Его драгоценная Ева, ради которой он может перевернуть сам Ад. — Тш-ш-ш, тише, всё хорошо... — он стирает слёзы с глаз пальцем, слизывает солёные капли и после повторяет маршрут своих укусов, только на сей раз чтобы слизать кровь. Местами он всё-таки прокусил. Но его Герой дрожит, трётся через одежду и Томура слышит его глухие стоны, полные удовольствия и неприкрытого желания. — Моя Ева, только моя. — бормочет негромко, вытягивая из ранки кровь. Облизывается после, ласково поглаживая парня по спине. Изуку лежит на нём, всё ещё слабо вздрагивая каждый раз, когда язык касается маленьких ранок от зубов. Он завороженно перебирает пальцами мягкие седые волосы, утыкается носом в шею, когда Томура наконец-то заканчивает. Ему нужно некоторое время, чтобы прийти в себя, но он всё равно обнимает своё зло под руками, сцепив их на чужой спине. Для удобства Шигараки укладывается на бок, чтобы Изуку мог прижаться так, как ему удобно. Изуку прекрасно понимает, что сейчас Шигараки на пределе, но он словно впал в какой-то диссонанс, ему нравится лежать, уткнувшись носом в чужую шею и вдыхать приятный запах самого Томуры, что слабо перебивается чуть пряными нотками. Одеколон, которым часто пользуется компресс. А Тога любит интереса ради иногда прыскать на Томуру разными ароматами и, наверное, сегодня она вновь это сделала. — Я хочу себе этот одеколон... Он вкусно пахнет. Прямо под тебя. — бормочет едва слышно, проводя носом по шее туда-сюда. — Если уж даже тебе понравилось, то наверное, он и правда хорош. — Шигараки поглаживает его по спине, максимально расслабившись. Возбуждение отдается тянущим ощущением внизу живота, но пока это можно игнорировать. Он всё ещё не видит, но даже лишенный обзора, может представить всё слишком хорошо. — Расслабься. — вдруг тихо просит Изуку, исчезая из-под его бока. Шигараки слабо дёргает уголком губ и действительно расслабляется, пока не чувствует, как ловко парень не расстёгивает его брюки. Он мог и догадаться. Когда давление на член изчезает, он выдыхает от облегчения, но это было лишь начало... Изуку молчит, но Шигараки слышит, как тот сглатывает. Слышит, как он тяжело опускается между его разведенных ног. Как руками упирается сейчас рядом и чувствует как какое-то странное желание заполняет его изнутри. — Пожалуйста, То-му-ра... — Деку не договаривает, но Тенко на ощуп находит его руку и аккуратно тянет на себя. Он прижимается губами к исписанной шрамам ладони и целует. Пока не доходит до пальцев. Он гладит выступающие косточки, пока медленно обхватывает указательный палец губами. Медленно. Фаланга за фалангой. Вобрать в себя полностью и медленно посасывая двинуть головой назад. Он слышит, как Деку выдыхает с глухим присвистом. Усмехается широко и прикусывает вторую фалангу ощутимо. Знает, буквально чувствует, как заискрился его драгоценная Ева. Сила, что течёт под кожей, сейчас так и рвалась на ружу. Следом за одним пальцем пошёл и второй, а там и третий. Он ласкает эти чувствительные пальцы губами и языком, уже слыша глухой рык. Изуку нравится это. И он совсем не против продолжения. Пальцы, в вязкой слюне, обхватывают уже давно почти вставший член и двигаются плавно, не ускоряясь ни на мгновение. Лишь останавливаясь, чтобы большим пальцем огладить головку и чуть размазать выступившие капельки смазки. Томура глухо стонет, закрыв лицо рукой, второй сжимая одеяло в цепкой хватке. Никто бы никогда не подумал, что он настолько чувствительный. Он вздрагивает, когда чувствует, как Деку выдохнул теплый воздух на головку и после, даже не видя этого, смог без каких-либо проблем представить, как медленно влажный член погружается в горячий рот. Он сдавленно выдыхает, слышит, как Изуку с громким влажным звуком выпустил его плоть изо рта. Чтобы в следующий раз пройтись по всей длине языком. — Ева... — Томура шепчет, шепчет громко, с предыханием, на большее его просто не хватает. Изуку смотрит на него, он это чувствует даже через повязку, и от этого кровь лишь больше приливает к плоти. От этого становится так хорошо. Он опускает руку на чужой затылок, зарывается пальцами в волосы, но не давит или направляет, он поглаживает, попросту не зная куда деть руки сейчас. Ведь он буквально сгорает изнутри. Чем быстрее двигается чужая голова, тем сильнее дрожь. Тенко не хватает надолго и он лишь успевает потянуть Изуку назад, кончая не в рот, а на лицо и руку, которой Деку помогал себе. Шигараки чувствует, словно пробежал марафон, всё тело стало неподъёмным и ватным. Ему ничего не хотелось, но он всё равно стягивает повязку с глаз, чтобы взглянуть на Деку. И да, это стоило всего. Потому что Изуку с яркими пятнами румянца, с его спермой на губах и щеке, с горящими от возбуждения глазами между его ног выглядит великолепно. Он стирает следы с губ и щеки пальцем, ни о чем конкретно не думая. Стремясь запомнить этот момент. Шигараки целует его, обняв и прижав к себе. «Я никогда не позволю тебе уйти, моя дорогая Ева...» Алые глаза горят. В них само сосредоточение нежности и любви. Безграничное доверие. А глубоко в душе сидит собственник, что ни за что не отпустит его. Изуку чувствует удовлетворение, когда Шигараки признаёт свои права на него. Когда негласно даёт понять, что не отпустит. Это стоит всего. Ведь он такой же. Они оба одинаковы в своих желаниях.