The end of adolescence

      Сириус ненавидел кроп-топы. Мужские кроп-топы. Особенно когда их носил мальчик семнадцати лет. Особенно, когда этим мальчиком был сын его школьных друзей.       Каждое посещение их дома превратилось в муку. Гарри играл с ним, как будто Сириус был его одноклассником. Он садился рядом на диване, пока его мать и отец спорили, какой фильм включить. Прижимался голой острой коленкой к его ноге, так что Сириус даже через джинсы чувствовал жар нежной кожи. Тянул по-юношески тонкую шею с волнующе торчащим кадыком и шептал на ухо:       — Сириус, я снова видел тебя с тем парнем. Его ты тоже научил всему? Он выглядит моим ровесником.       Сириус хрипло смеялся, пытаясь скрыть мгновенно обострившиеся все пять чувств, и насмешливо уточнял:       — С каким именно парнем, Гарри?       Обычно Гарри успевал только кинуть долгий тяжелый взгляд, прежде чем Лили занимала место рядом с сыном, отстояв тяжелый спор с мужем и выйдя из него победителем.       Дальше начинались полтора часа пыток. Гарри елозил на диване, как юла. Задевая Сириуса локтями, мимоходом скользя тыльной стороной ладони вдоль его бёдер, иногда закидывая тонкую ногу ему на колено. Лили в таких случаях обычно шипела на сына, что ему не мешало бы вспомнить о приличиях. На что Гарри невинно щурил близорукие глаза, выдавал насквозь искусственный зевок и склонял голову на плечо Сириуса, бормоча что-то про усталость и желание подремать. Лили осуждающе качала головой, но не делала больше замечаний. А Сириус вдыхал терпкий аромат юношеских волос — возбуждающий запах пота, шампуня и горячей кожи — и едва заметно сжимал пальцы на подлокотнике.       Сегодняшний визит маячил перед Сириусом как благословение и наказание одновременно. Он не спешил признаваться себе, что мальчишка зацепил его, сетовал на его настойчивость. А сам тратил два часа в ванной на стрижку бороды и усов, на укладку волос, на долгий душ.       Так или иначе, а в назначенное время Сириус уже парковал свой Кавасаки Эстрелла у гаража Поттеров и снимал шлем. Он мысленно готовился к встрече с маленьким паршивцем, обещая себе, что будет взрослым и сдержанным, чтобы не давать юнцу никаких надежд.       Однако его планам не суждено было сбыться, как только он, обследовав подозрительно тихий дом и не найдя следы присутствия хозяев, вышел на задний двор.       У бассейна, свесив ноги в подвернутых до колена джинсах, лежал Гарри, щеголяя плоским бледным животом с россыпью темных родинок. Проклятый кроп-топ никак не прикрывал выпирающие рёбра, косые мышцы кора и торчащие бедренные косточки. Сириус жадно скользил глазами по фигуре подростка, подмечая точно выверенную позу, задаваясь вопросом, ждал ли его Гарри в таком виде намерено.       Он не успел никак обнаружить своё присутствие, когда пальчики парня плавно скользнули вниз, от шеи, вдоль грудной клетки, зацепив попутно край топа и поддернув его вверх, обнажая крошечный тёмный сосок. Гарри зарылся лицом в сгиб локтя левой руки, пока правой ненавязчиво теребил чувствительную кожу на груди. Впрочем пальцы быстро продолжили свой путь вниз, мелкими шажками ступая по каждому ребру, каждой родинке, перепрыгивая маленькую впадинку пупка, скользя круговым движением по пуговице джинс.       Сириус не мог поверить, что Гарри сделает это. Но вот рука скользит ниже и ребро ладони вдавливается в бугорок молнии джинс, ещё и ещё раз. Этим движениям вторят бедра, вскидывающиеся вверх и вниз, усиливая амплитуду. Гибкий позвоночник подростка выгибается под каким-то немыслимым углом, так что Сириус ловит себя на том, что прикусил губу, мечтая, чтобы на её месте оказались тонкие ребра, обернутые мягкой нежной кожей. Он многое бы отдал, чтобы попробовать зубами упругую плоть, языком почувствовать бархат кожи, учуять носом горячий запах тела под собой.       Его мечты нарушает тихий всхлип, вслед за котором слышится:       — Сириус…       Он переводит глаза на искусанные обветренные губы, задерживаясь на них на секунду, потом скользит выше и натыкается на внимательный зелёный взгляд. Гарри следит за ним, не моргая, пока с его пунцовых губ срывается стонами:       — Прости, но ещё рано.