Far longer than forever

Наибольшим преимуществом Тэхена становится то, как он ловко подгадывает время, когда Ротбарт покидает замок, чтобы напакостить миру достаточно для одной ночи. Возвращаясь с восходом луны в человеческое обличье, он вооружается поистине королевских размеров канделябром и отправляется по лестнице вверх — исследовать башни. Доселе он успел изучить впечатляющее количество изуродованных временем книг, которые раскопал в развалинах библиотеки. Многие из трудов оказались безвозвратно утеряны под влиянием сырости и солнечного света, что безжалостно выжигал пигмент со страниц и превращал их в труху в течение долгих лет. Не определить точно, что именно искал принц: информацию о хозяевах замка, способ молниеносного эффективного убийства, слабое место человека, исследовавшего пути тьмы как свои пять пальцев. Развлечений у него в любом случае имелось маловато. Позже выяснилось, что остатки книг ничего занимательного из себя не представляли: уцелевшие части могли похвастать разве что романтическими новеллами и советами по садоводству. Было ясно как божий день, что подниматься в башни — затея небезопасная. Не раз омега замечал, как скрывается в них Ротбарт, чтобы провести там многие часы и выйти, распространяя по округе ни с чем не сравнимый едкий запах темного колдовства. Тем не менее, башни оставались последним местом, до которого омега еще не добрался. И чем старательнее колдун пыхтел, запирая их двери на ключ, тем больший они представляли интерес. В одну из ночей, когда Ротбарт, получив от принца очередной поток ледяного презрения, оставляет замок, Тэхен с опаской приходит к тем самым дверям. Унылые стены давят на него, точно зачарованные заставить его сердце тревожно сжиматься от звука разбившейся капли воды, что сорвалась с потолочной балки. Омега ставит канделябр с колышущимся пламенем на пол и изучающе проводит ладонями по отсыревшей двери. Самую малость боязно становится, что колдун может вернуться в любой момент и узнать, что его обитель посещал незваный гость. И без того прерывистое дыхание учащается, отчего Тэхену приходится уделить пару мгновений тому, чтобы взять себя в руки. Утихомирив затрепетавшее сердце, он решительно склоняется к замочной скважине. Приходится отделить свечу от канделябра, чтобы внимательно осмотреть поле деятельности, и пожертвовать целостностью пальца, который обжигает горячий воск. Тэхен щурится, изучая замочный механизм, а после выуживает из-за пазухи старую, потемневшую от времени шпильку, что когда-то наверняка принадлежала высокопоставленному омеге, имевшему пристрастие к вещам изящным и лаконичным. Он старательно вытирает ее о подол рубахи и принимается зубами гнуть металл, наугад придавая ему необходимую форму. Навык использования украшения в качестве отмычки он приобрел еще на пятнадцатом году жизни: лето с чамбергским принцем бок о бок не проходило даром. Имелось за Чонгуком пристрастие сбегать из-под надзора камердинера и учителей при любом удобном случае, чтобы насладиться мгновениями свободы вне стен дворца. Порой альфу ловили, после чего неминуемо следовало наказание, снизошедшее от недовольного короля. Однажды Чонгука заперли в его покоях, поручив переписать от корки до корки трактат по истории Чамберга, дабы привить юному принцу чувство покорности и смирения. Тэхену в тот день сталось ужасно тоскливо. Со скукой переделав свои обычные дела, он отправился на праздную прогулку по дворцу и случайно подслушал разговор Роджерса со служанкой. Так и прознал о готовящемся наказании для Чонгука. А что может быть лучше, чем развеять скуку, препираясь с чамбергским наследником до посинения? Омега загодя спрятался в платяном шкафу в тех покоях, где вскоре заперли альфу. Исключительно приятным чувством было испортить Чонгуку настроение еще больше, вывалившись из груды его одежд с ехидной ухмылкой и застав врасплох. Альфа, бесспорно, даже не помышлял о том, чтобы подступиться к перу, зато с натужным пыхтением копался возле двери, поставив на колени шкатулку для украшений. После привычной перепалки до того сильный интерес отпереть замок и выбраться назло всем наставникам разжегся в обоих, что вот уже Чонгук, сдабривая объяснения язвительными шутками, показывал Тэхену, как хорошо его уличные бродяги научили вскрывать не вскрываемое. С тех пор далеко не единожды они оба применяли этот навык себе на благо. Стоя посреди полуразвалившегося замка, озябший от неизменного холода заброшенных стен, омега старательно колдует над замочной скважиной и чувствует, как робко колет теплом самую его сердцевину. Прямо там, где живет воспоминание, в котором альфа берет его руки в свои и наглядно показывает механику действий. Тэхен трогает это воспоминание точно синяк, проверяя, причинит ли касание боль. Собственное чувство кажется чересчур диковинным, ведь последние слова Чонгука по-прежнему вальсируют в его памяти. А сердце зачем-то все еще бьется отзвуком того самого имени. Принц возится с дверью до бесконечности, заполняя пространство громким дыханием и больно прикусывая губы от усердия. Спешка не идет ему на пользу и заставляет нервничать, то и дело роняя на пол заколку. Она падает со звоном, от громкости которого замирает сердце: вдруг на звук кто-то явится? Взмокшими ладонями он с усилием впихивает отмычку в скважину, горячо проклиная и небеса, и землю, и на чем свет стоит, пока не слышит заветный щелчок, с которым заколка проворачивается под нужным углом. Гулкий вздох облегчения прокатывается по коридору, отчего сам Тэхен нервно вздрагивает. — Вот так-то, — бьет он себя кулаком об ладонь и, торопливо распихав свой арсенал по карманам и подхватив канделябр, движется вглубь. Эхо его шагов разносится повсюду, словно подгоняя идти быстрее. Бесконечная лестница в конце концов обрывается еще одной дверью: с ней омега справляется и того быстрее, приложив к вскрытию замка все свои силы. Помещение, открывшееся ему, отнюдь не впечатляет принца благоустроенностью. Он морщится, обходя закругленную комнату с очагом, заплесневевшими столами и накренившимися полками, что при касании натужно поскрипывали, грозясь обрушить на посетителя горы бумаг, склянок и принадлежностей неизвестного рода и применения. Некоторое время Тэхен с увлечением рассматривает странного вида предмет изогнутой формы, помещенный в стеклянную вазу над очагом, пока не признает в нем обглоданную и утратившую всякую привлекательность куриную ножку. Один из столов выглядит наиболее ухоженно (вернее, очевидно, периодически используется, раз слой пыли на нем смахивают рукавом), потому омега выбирает его своей первой целью подробного исследования. Здесь обнаруживаются не только остатки еды и неведомого назначения порошки в склянках, но и второпях заполненные листы посеревшей бумаги. Тэхен оценивает заполнение как сделанное на скорую руку, потому как почерк автора заставляет его педантичную натуру испытать благоговейный ужас. Тем не менее, он водружает канделябр на свободную часть стола и хватается за бумаги. Глаза его проворно пробегаются по листам, выискивая хоть что-то мало-мальски ценное. Занятного немного: рецепты заклятий, что находятся за пределами его понимания, подробное описание жертвоприношений, эскизы существ, смотреть на которые без омерзения омега не может дольше одного мгновения. За изучением этих бессмысленных для себя сведений он проводит достаточное количество времени, чтобы успеть разочароваться. Порядочно приуныв, Тэхен хмурится, но продолжает осматривать одни бумаги и брать в руки другие. Одна из записей все же привлекает его внимание. На сшитых меж собой листах неумело и криво изображено нечто, похожее на черный осиный улей. Повертев в руках рисунок и присмотревшись с разных углов, принц прикидывает, с какой стороны у него верх, а с какой низ. На следующих листах он читает: Квазар. Собирает и впитывает потоки темной энергии, образуя сосредоточение маны, которая используется для приведения заклятия в действие. Контролирует использование силы. Ядро. Мелким убористым почерком сбоку имелась приписка: Работает эффективней, если сформировать в одной точке. Тэхен возвращается к изображению черного улья, задумчиво потирая подбородок. Значит, ядро? Насколько важной вещью в применении запрещенного колдовства может быть эта вещь? Если она концентрировала энергию, накопленную владельцем подобно сердцу в живом существе, должно быть, квазар отвечал за эффективность использования магии? Знаний и опыта использования волшебства у Тэхена не имелось от слова совсем: ему, омеге, было и не положено. Во всем Далоссе колдовством промышлял разве что придворный маг, а отираться вокруг него перестало быть интересно еще в раннем детстве. Со стороны магия выглядела слишком сложной и обширной областью, от изучения которой преждевременно седели и морщинились и без того потасканные жизнью люди. Сейчас же Тэхен впервые жалеет, что не входил в их число. Свечи его успевают значительно оплавиться, когда принц раскладывает по прежним местам тронутые им предметы, и решает, что на сегодня достаточно. Минуло полночи, а значит, не за горами и возвращение колдуна, которому явно не стоит знать о его полуночных похождениях. От одной мысли о взгляде жутких в своей непохожести глаз Ротбарта Тэхену делается до того неуютно, что он ежится и спешит покинуть башню. Выбираясь к озеру, краем глаза он то и дело замечает, как вездесущие тени обретают причудливые формы, походя на монстров с увиденных им картинок. Он приходит к кромке воды разочарованный и озябший, разувается и с удовольствием ступает в озеро, с примесью восторга ощущая, как упираются его босые ноги в толщу воды. Теплый ветер приносит облегчение, коснувшись щек и встрепав волосы. Тэхен вдыхает хрупкий ночной воздух всей грудью, отгоняя от себя воспоминания об удручающих каменных стенах. Через мгновение крик сорвавшейся с ветки птицы заставляет его вздрогнуть. Обернувшись, он настороженно провожает ее взглядом и прислушивается. Ветер приносит едва слышный шорох листвы, слишком неестественный для того, чтобы принять его за обыкновение. Омега предусмотрительно ступает назад, стремясь укрыться за раскидистыми ветвями белой ивы, и весь обращается в слух. Беспокойство подкатывает к горлу. Инородный шум слышится вновь, уже отчетливей. Открытое пространство не позволяет верно определить его источник, отчего принц осторожно показывается из листвы и вертит головой. Обегая глазами прибрежную зелень, он поначалу упускает из виду лицо, выглядывающее из кустов. Тэхен успевает скользнуть по нему взглядом и переключить внимание, когда внезапно осознает. Живот мгновенно сводит от смеси тревоги и облегчения. Невольно ступив из укрытия, принц забывает даже дышать. Яркая луна подсвечивает его изумление. Он делает шаг, а затем еще и еще, до тех пор, пока в нос не ударяет легкий запах кедра. Пригвождает к месту. — Чонгук. Как по команде лицо выныривает из листвы, обретая стянутые на затылке волосы, и широкие плечи, и крепкие руки, и юношу целиком. Тогда внутри у Тэхена точно обрывается туго натянутая струна, что доселе держала все его существо в напряжении. Струна лопается, и его окатывает волной жара, настолько рассеянного, что источник не определить сходу, настолько всеобъемлющего, что пытаться остановить это — все равно что силиться сдержать море голыми руками. Все словно становится на свои места, когда, шагнув вперед, Чонгук зовет: — Тэхен. Тотчас они испуганно замолкают, позволяя звонкой тишине объясниться лучше всякого слова. Стоит альфе протянуть ему навстречу руку, вся несправедливость мира испаряется, даже если раньше сетовать хотелось на нее безостановочно. Тэхену кажется: не так все и плохо, не так страшно. Что-то подсказывает ему: ты зря боялся. Может, глаза Чонгука, которые словно кричат: пока ты шел на свет, я ждал тебя у обочины. Этот мир, может, и жесток, но даже он дает тебе послабление. Наблюдая из кустов за тем, как сцепились взглядами альфа и омега, Юнги передергивает плечами. Ощутив острую необходимость остановить этот срам, он не выдерживает: — Можем еще пару лет постоять, никуда ведь не торопимся, — слышится его ехидное бормотание. Тэхен вздрагивает и оборачивается. — Юнги! — Да-да, всех перечислили, никого не забыли, — сварливая фея взмывает в воздух и приближается к принцу, чтобы плавно опуститься на подставленную ладонь, — Ну вот, привел подмогу тебе, человек. Имейся у Тэхена за спиной пара волшебных крыльев, затрепетали бы радостно, рассыпая пыльцу. Он расцветает улыбкой, ласково глядя на старого друга. — А я и не надеялся. Спасибо. Громкий всплеск неподалеку вынуждает обоих вспомнить о третьем участнике разговора. Вскинувшись, омега недоуменно лицезреет, как движется прямо к ним, усиленно рассекая воду, Чонгук. — Никто не верил мне, — восклицает он, постепенно погружаясь все больше в озеро, — Но ты живучий! Благо, Тэхен успевает опомниться и броситься навстречу прежде, чем чамбергский принц окунается в воду целиком. — Чонгук, стой! — Это ты стой, сейчас доплыву! Омега закатывает глаза, и вот они уже останавливаются вблизи берега, и неожиданным образом Тэхен ощущает отголоски веселья, продолжая стоять на поверхности озера, пока Чонгук оказывается по пояс в водорослях и тине. — Не буду уточнять, как это происходит, — кивает альфа на его ноги, заставляя Тэхена усмехнуться. — Чонгук, ты не должен здесь находиться, — заявляет он, строго глядя на принца сверху вниз, чем заставляет Юнги обреченно пробормотать ругательство, пока он устраивается у омеги на плече. — Что? Я ведь только пришел. Отныне никогда с тобой не расстанусь. Если ты захочешь, конечно. В смысле я надеюсь, это место тебе не полюбилось настолько, чтобы не хотеть отсюда выбраться. От того, как Чонгук, воодушевленный, зардеется, Тэхена разбирает смех. Он прикрывает рот ладонью, с улыбкой отвечая: — Да если бы ты провел в этом замке хоть день, сбежал бы отсюда с криками. — Только чтобы притащить тебя и смотреть, как ты ходишь и плюешься презрительно. Тогда уже они оба смеются, ощутив тот задор, который оба знали по их прежним перебранкам. Правда, с той лишь разницей, что не возникало больше желания побороться за победу в бессмысленном споре. Чувство было другим. Я рад, что ты не растерял свою язвительность. Мне нравится снова видеть тебя таким беззаботным. Так случается, что после они наперебой произносят: — Даже не верится… — Тогда на балу… И умолкают, уставившись друг на друга. Пара мгновений беззвучных переглядок уходит на то, чтобы унять жар в груди. Тэхен успевает опомниться первым. — Вернись на берег. У тебя губы синеют. — Мне нормально. — Ты не превратишься в русалку, сколько ни стой, а вот заболеешь запросто. — Тебя Роджерс не кусал перед исчезновением? — помимо воли альфа расплывается в широкой улыбке. — А здравый смысл иначе и не передается, — Тэхен старательно хмурится, изображая негодование, но уголки его губ непроизвольно тянутся вверх. Чонгук разглядывает его так, словно видит впервые. Через пару мгновений глаза его загораются, и он заявляет со всей серьезностью: — Разреши поклясться тебе в вечной любви. Он выглядит как тритон, выбравшийся на свет из озерной тины только чтобы сказать это, отчего к горлу подбирается нервный смех. — Завтра вечером у нас на балу соберется весь Чамберг, и я хочу перед всем миром произнести клятву и снять с тебя чары. Округлив глаза, Тэхен поворачивается к Юнги, который все это время изображает полную отчужденность и увлеченно изучает свои ногти. — Ты ему рассказал? Под тяжелым взглядом омеги Юнги даже не отрывается от рассматривания крошечной руки: — Зуб даю, про бал он сам придумал. — О, небеса… — бормочет Тэхен и решительно хватает альфу за рукав, широким шагом направившись к берегу. Из-за сопротивления воды Чонгука приходится практически тащить. Юнги недовольно срывается с плеча и порхает восвояси, оставляя за собой на воде дорожку мерцающей пыльцы, которую омега уничтожает, протащив насквозь альфу. Чонгук не упирается, но, стоит им ступить на землю, вновь подает голос: — Тэхен, я серьезно. Едва тот отпускает его, альфа перехватывает чужую ладонь, бережно сжав в своей. Омега ошеломленно оборачивается, глядя на их сцепленные пальцы. Негодование на его лице совсем не соответствует тому, как замирает, а после пускается вскачь сердце. В то же время просто держать своего принца за руку оказывает на Чонгука колоссальный эффект. С исчезновением Тэхена цвета, голоса и песни померкли, оставив мир серым и мрачным. Но едва ощутив его живое, мягкое тепло, Чонгук видит, как прямо на глазах мир наполняется светом, мир становится одним сердцем и трепещет у них в груди. До того громадное благоговение наполняет его, что оно грозится прорваться наружу и заполнить собой всю округу, и даже слова омеги не могут его смутить: — Не говори глупостей, — произносит Тэхен, не сводя глаз с их сцепленных рук, — В клятве нет смысла, пока она не приносится искренне. Когда эйфория от долгожданной встречи спадает, и возвращается на место умение трезво оценить ситуацию, он обращает внимание на опасение, что жило в нем с самого начала и не покидало ни на мгновение. Чтобы песочные замки не приносили боль, разрушаясь под натиском правды, их априори не стоит выстраивать. Эта мысль удручает его, вынуждая понурить голову. Он сглатывает, приготовившись говорить прямо и резко, но в следующее мгновение все тело цепенеет. Теплая ладонь касается его щеки, мягко поворачивая лицо к себе. Чонгук смотрит ласково и смело. Улыбается, ничуть не смутившись, и вкрадчиво произносит: — Обижаешь, королевич. Я с тобой был всегда искренен. Когда ссорился и делал что-то назло. Когда сказал, что мне на всем свете только ты и нужен. Каждый раз, — признается он, не колеблясь, — Мое сердце дурное и глупое, но оно выбрало тебя, и я этого чувства больше не боюсь. Я не прошу ответить мне тем же, давай просто вернемся домой? Пока альфа говорит, свободной рукой он вытаскивает из-под одежды и снимает с себя золотой кулон с гравировкой. Бережно надев его на оторопевшего омегу, Чонгук легко гладит его по шее и отстраняется. Пальцы машинально следуют за прохладой металла на коже, и Тэхен оторопело сжимает в кулаке потерянное накануне украшение. Откровение застает врасплох и звучит до того бесхитростно, что сперва не хватает смелости даже признать происходящее тем, чем оно является. — Что это означает? — потерянно бормочет он. — То самое, мальчик мой, — подает голос Юнги, порядком устав наблюдать за их метаниями, — О чем я тебе столько раз и говорил. Тогда неведомое доныне чувство расцветает у Тэхена в груди, стремительно набирая силу. Оно разрастается, вытесняя из него тревоги и дрожь, и словно твердит: этот мир и правда не жесток и не добр. Он только таков, каким его выбирают. Томясь в одиночестве посреди заброшенного замка, он видит тени, что так и норовят выжать из него всякую волю к жизни. Глядя Чонгуку в глаза, он обнаруживает, как сквозь темные стены собственных страхов решительно пробивается свет. Стоит это заметить, как среди вакханалии, что творится в его голове, одна мысль сверкает ясно, точно раскат грома. Я люблю его. И столь громадна эта правда, что ни одно слово не вместит ее в себя в полной мере. Едва разговор заводит их в доселе неведомое и пугающее русло, на щеках его проступает яркий румянец, и омега спешит сменить тему. Отведя глаза, он осторожно интересуется: — Что с моим отцом? Смотреть на Чонгука ему опасливо. Мысленно он готовится услышать худшее, стиснув зубы. Неожиданно по костяшкам его руки пробегаются чужие пальцы, а вкрадчивый голос мягкой прохладой облекает обожженное нутро: — Король Вильям был ранен, но вскоре пришел в сознание. Он даже восстановился достаточно, чтобы отбыть в Далосс, я отправил с ним наших лекарей, за его восстановлением пристально следят. При взгляде на Чонгука и его ободряющую улыбку Тэхен сдувается точно парус в штиль, ладонь его взлетает к лицу, скрывая выражение колоссального облегчения. — Слава богам… Спасибо, — бормочет он, прикрыв глаза, — Если бы он погиб, я не знаю… — Принц! Куда ты делся? — внезапно разносится над озером далекий окрик. У Тэхена мгновенно кровь стынет в жилах. Он вскидывается, машинально сжимает руку Чонгука сильней. — Это он. Альфа тут же напрягается, оглядываясь по сторонам. — Это колдун? Пусть придет, я… — Нет! — омега обхватывает его лицо ладонями, вновь развернув к себе, и столько чудится в нем непреклонности, что повергает в растерянность, — Ты должен уйти. Мысль о том, что Ротбарт застанет их здесь, и тогда могут отправиться на тот свет все трое, заставляет похолодеть. Чонгук хватает его за запястья, понижает голос: — Мы уйдем вместе. — Я не могу! Луна скоро зайдет, и я превращусь в бесполезную птицу! Тэхен высвобождается и отступает, глядя как стремительно мрачнеет альфа, обдумывая возможные варианты. — Принц! — раздается уже ближе. Тот бледнеет лицом еще пуще, когда понимает, что у них совсем нет времени на раздумья. — Уходите, — оборачивается он к Юнги, едва делает шаг, как Чонгук вновь хватает его за руку. — Ни за что! — Я приду на твой бал, не знаю как, но приду, — отрывисто бросает омега и вырывается. По инерции Чонгук следует за ним, и стоит кинуть на него взгляд, Тэхен мечтает больше никогда не видеть выражения того исполинского отчаяния, что отпечатывается на его лице. — А что, если не получится? Я тебя не оставлю! Все его существо содрогается от решения, которое Тэхен принимает после. Обещая корить себя до самой смерти, он отшатывается в сторону и без раздумий приказывает: — Юнги. Уведи его. В то мгновение происходит сразу несколько вещей. Альфа бросается к нему, не желая следовать чужой воле, а Тэхен уворачивается от его руки. Тогда же фея с размаху врезается Чонгуку в грудь, и оба они опадают наземь столпом звездной пыли.

***

Когда пелена перед глазами рассеивается, а головокружение отступает, Чонгук с трудом принимает сидячее положение. Ладони его колет трава, намекая, что он очутился на лесной поляне, а рассеянное свечение вокруг подсказывает, что время подобралось к границе ночи и дня. Сперва он даже не может вспомнить, что привело его в это место, но блуждающий по деревьям взгляд натыкается на крохотную фею, что замирает в отдалении, нервно обняв себя руками. Вид напряженного Юнги мгновенно отрезвляет, подкидывая живое воспоминание о том, как вихрем магии их отбросило на многие мили прочь от развалин замка. — Я не успел подготовиться к переносу, так что может тошнить, — коротко поясняет фея, заметив, что принц пришел в сознание. Это замечание вызывает в Чонгуке волну неконтролируемой ярости. Он вскидывается, игнорируя легкую дурноту и тяжесть мокрой одежды. — Что ты наделал? Мы ведь только нашли его! — повышает голос, грозно уставившись на фею. Стоять ровно не дает головокружение, поэтому, вскочив, Чонгук непроизвольно хватается за дерево, чтобы не осесть обратно. Паника подкатывает к горлу. Тэхен вновь остался один на один с колдуном, в то время как единственные, кто могли его уберечь, оказались неизвестно где. Что, если сейчас в старом, полуразвалившемся замке произойдет непоправимое? Под его свирепым взглядом фея передергивает плечами. — Так захотел мой человек. — Это не только твой человек! — кричит альфа, и на его лице отражается столь пугающее отчаяние, что это вынуждает Юнги спрятать глаза, — Не только твой, — добавляет он на порядок тише. Пальцы саднят от того, насколько сильно он сжимает руку на стволе дерева. Глядя на него даже хладнокровной фее становится не по себе. Но Юнги выпрямляется, храбро встречаясь с Чонгуком глазами, и произносит: — Мне тоже страшно за него. Но я всегда выберу довериться решению Тэхена. — Это решение может его погубить, — цедит принц, — Перенеси меня обратно к нему. — Не могу. — Только что ты мог! — И у меня не осталось сил! — настает очередь феи выкрикнуть признание с исказившимся лицом, — Я не всемогущ, что бы ты там себе ни думал. Оглянись, нас даже до дворца не докинуло. Альфа округляет глаза и послушно вертит головой по сторонам. Вдали едва виднеются каменные стены столицы, кольцом теснившие королевскую обитель Чамберга. — Дьявол. Мы далеко, — тихо ругается он. Прохладный ветер приминает траву на раскинувшихся перед ними холмами, и Чонгук медленно поднимает взгляд от земли. На темном бархате неба уже проступают первые лиловые подтеки утра. Вздохнув, принц решительно ударяет кулаком по несчастному дереву. — Вот что, насекомое, — оборачивается он, — Когда ты восстановишься? Тот пожимает плечами, тоскливо глядя на занимающийся рассвет. — Звезды спрятались. Значит и мне пора. — Тебе хватит сил вернуться к Тэхену? — Я и так, и так к нему вернусь, — отрезает Юнги. Суровая решимость, с которой это крохотное существо расправляет крылья, вызывает в альфе непроизвольный прилив уважения, — Каков твой план, человек? — Угоню лошадь, доберусь до дворца. Нужно быстро подготовить отряд воинов и двинуться обратно. До этого времени, — он присаживается на корточки перед феей, склонив голову, — Убедись, что он цел. — Ты буквально самый драматичный альфа, которого я встречал, — невесело фыркает Юнги и поднимается в воздух, — Само собой, я сделаю все, чтобы уберечь его, человек. И ты тоже. Тогда он разворачивается и, не прощаясь, исчезает в сени деревьев — подальше от набирающего силу солнца. Чонгук провожает взглядом его крошечную спину, пока та не скрывается из виду, и срывается с места, отправившись на поиски проселочной дороги.