Шестерни, пар и кровь ангела

В рабской было очень влажно и душно, во многом потому, что она соседствовала с котельной, где нагревали воду для ванн и отопления, однако, свою лепту вносила и толпа народу, теснившаяся в крохотной комнатушке. Кого здесь только не было! С ходу Фил углядел десяток рабских типов и столько же национальностей и рас. Тут сидели и два экзотических раба-мулата со смуглой кожей и чуть раскосыми, глубокими темными глазами, которые делали их взгляд особенно выразительным, и трое обычных рабов-рабочих в промасленных синих куртках, несколько рабов-писарей в красных с золотом жилетах и пенсне, один невероятно красивый юноша с золотыми, как у Микаэлло волосами, который явно служил для весьма специфических целей, а в самом дальнем углу, на ящиках, поджав ноги, сидел совсем маленький мальчик, лет семи, не больше. Пару минут Филидор оторопело разглядывал это разношерстное сборище, не решаясь сделать и шагу. Хотя, если быть совсем честным, то шагать тут было особенно некуда. Вся компания ютилась в комнатушке размером с небольшую кухню, и кроме людей здесь ещё в обилии стояли ящики и лежали мешки и пакеты, поэтому места для жизни почти не осталось. Рабы молчали. Тяжелая тишина этого страшного места нарушалась лишь свистом пара и бурлением котлов, доносившимся из-за стенки. Каждый здесь был занят своим делом. Писари, удобно устроившись на мешках с чем-то мягким, быстро чиркали в больших чёрных тетрадях и рылись в каких-то листах, один из рабов-мулатов подшивал атласное синее платье, а второй гладил на ящиках носовые платочки. Красивый, златокудрый юноша смотрелся в крохотное зеркало, намазывая белую кожу кремом, рабочие просто сидели в углу, перекидываясь молчаливыми, многозначительными взглядами, а мальчик беззвучно плакал, спрятав лицо в ладонях. Наконец, первое оцепенение прошло, и Фил смог снова начать дышать и шевелиться. Зрелище было кошмарным и жутко его шокировало… ещё и этот плачущий ребёнок, как будто специально! Ужас! Филидор очень любил детей. В семье их было четверо и все мальчишки. Им повезло, и мать не продала их, когда пришло время, хотя их семья и нуждалась в деньгах. Но мама любила их, невзирая на насмешки подруг и соседок, оставила всех четверых, и каждому из них досталось ее любви и заботы, и каждый получил образование. Не самое лучшее, но приличное. Он сам, к примеру, стал прекрасным механиком и долгие годы возился с машинами и паровыми котлами в котельной одного небольшого отеля, который во время техно-бума слегка переборщил с машинизацией, и теперь не мог ни дня просуществовать без ловких пальцев механика или, как его называл хозяин «машинного доктора». Даже сейчас, когда никого из его братьев не осталось в живых, и судьба закинула его очень далеко от родного городка, Фил не мог спокойно смотреть на несчастного мальчика, а потому, первым делом подобрался к нему поближе, лавируя между людьми и ящиками. — Что случилось, малыш? – спросил он, положив широкую ладонь на хрупкое плечико ребёнка. – Кто тебя обидел? Тишина в рабской стала очень многозначительной, и взгляды присутствующих устремились к Филу и несчастному малышу. Даже красивый раб наконец оторвался от намазывания крема и посмотрел на них своими большими глазами в ореоле чёрных ресниц. Видно было, что новичок прямо сейчас нарушает неписаные постулаты рабского сообщества, но ему было на это плевать. Фил продолжал теребить мальчика за плечо, пока тот не поднял не него покрасневшее от слез лицо. — Тебя кто-то обидел? – повторил свой вопрос Филидор, поглаживая малыша по золотистым волосам. – Ты только скажи, что у тебя случилось, и мы что-нибудь придумаем. За паренька ответил один из рабов-мулатов, говорил он со странным певучим акцентом, и по всему было видно, что его привезли в страну не больше двух лет назад. — Этого ребёнка продали совсем недавно, — сказал раб и посмотрел на Фила тяжелым, значительным взглядом. — Я хочу к маме, — всхлипнул мальчик, и новые реки слез заструились по его щекам. – Почему она со мной так поступила? Я хочу домой… — Да, — только и смог сказать Фил, машинально продолжая гладить ребёнка по голове. – Продала, значит… Ему вспомнились его собственные годы тревожного ожидания, которые были в своё время у каждого мальчика, достигшего шести лет. В один прекрасный день мать собирала тебе скромный чемоданчик, одевала тебя в лучшую одежду и вела на рынок, где за пару золотых твоя жизнь переходила в руки более состоятельной леди, которая нуждалась в новом слуге или развлечении. Среди мальчишек поменьше ходили слухи, что по рынкам ходит женщина, которую все зовут «Добрая Мама». Ее шляпа украшена разноцветными ленточками и цветами, а карманы полны конфет. Добрая Мама приходит на рынок и покупает ребёнка, как и все, но не для работы, а чтобы воспитывать его, дарить ему подарки и давать сладости. А потом, когда ребёнок вырастает, Добрая Мама отрывает от шляпы ленточку и привязывает на руку мальчику, он становится свободным и может ходить по улицам с гордо поднятой головой. Однако, став немного старше, Фил понял, что Добрая Мама это сказка, которую старшие братья рассказывают малышам, чтобы им не было так страшно засыпать, зная, что завтра их могут повести на продажу. Самому Филидору очень повезло, и он так и не изведал рабской участи, а этот малыш, который дрожал всем телом от ужаса и одиночества, теперь был рабом, и никто, никто его даже не утешил… В груди юноши разгорелся праведный гнев, он частенько этим «страдал», как говаривал циничный Микаэлло. Кровь закипела в жилах Фила, он стиснул кулаки, обводя яростным взглядом все небольшое, пропитанное страхом и духотой помещение. Все занимались своими делами, смиренно и покорно исполняя приказы, и никто не утешил несчастного мальчика, который дрожит здесь, умирая от ужаса и гадая, что же с ним сделают завтра. Юноша уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но вовремя вспомнил наставления друга, поэтому гневная речь застряла у него в горле комом. Фил медленно закрыл рот, плотно стиснув зубы, и опять повернулся к мальчику. — Все будет в порядке, — неуверенно сказал он, стараясь улыбнуться. – Все не так уж страшно, как тебе кажется! — Все гораздо страшнее! – захохотал золотоволосый раб, откладывая тюбик с кремом и зеркальце. Филидор наградил его суровым взглядом, но тот даже и не думал униматься. — Ты видел его волосы? А?! Видел?! Они золотые, а таких детей ожидает одна судьба… — продолжал красавец, глядя на малыша не то с жалостью, не то со злобой. – Мы слишком красивы, чтобы работать, а значит… Договаривать он не стал, а просто махнул рукой и снова взялся себя разглядывать. Все было ясно и без слов. Фил, конечно, впервые слышал о предназначении рабов с такими волосами, но догадаться, насколько ужасная судьба в скором времени ожидает этого несчастного ребёнка, было не трудно. Мальчик, который не понял из их разговора ровным счетом ничего, но был напуган неизвестностью ещё больше, зарыдал громче и принялся бить ногами по ящику, на котором сидел. В этот момент дверь резко открылась, и в рабскую заглянула женщина в форме старшего офицера, явно привлеченная шумом. Ребёнок тут же затих, как впрочем, и все остальные обитатели душной каморки. Женщина внимательно обвела глазами всю комнату, пока наконец не остановила свой взгляд на Филидоре, который все еще гладил безутешного паренька по голове. — Эй ты! Да ты! — гневно рявкнула она, указав на него толстым пальцем с перстнем. – Подойди ка сюда! — Я? – непонимающе переспросил юноша, с видом сельского, наивного дурачка. – А что случилось? — А ну ка тащи сюда свою задницу и без разговоров! – все больше сердилась офицер. Делать было нечего, пришлось идти, лавируя между застывшими от ужаса рабами и ящиками. В два шага преодолев расстояние до двери, Фил встал во весь свой богатырский рост перед женщиной, которая на его фоне смотрелась весьма хрупкой, и явно уже не чувствовала себя такой значимой. — Зачем ты устраиваешь шум?! – возмущённо пророкотала она, задирая голову повыше, чтобы смотреть юноше прямо в глаза. – Или тебя давно не наказывали?! На обработку захотел? А?! Фил уже был готов ответить, но в этот момент в одной из голосовых трубок, во множестве змеившихся по стенам и потолку, что-то забулькало, заквакало, после чего, рабскую наполнил писклявый голос Мики, который ещё не приспособился, как следует притворяться. — Раб! А раб, долго я ещё должна ждать, когда ты притащишься ко мне, чтобы помочь?! – требовательно вопил Микаэлло. Филидор глубоко вздохнул и закатил глаза, после чего выразительно посмотрел на офицера и чуть заметно пожал плечами, как бы говоря: «Я бы и рад поболтать, но служба зовёт». — Тебе повезло… Но мы с тобой ещё побеседуем, паршивец! — злобно зашипела женщина, не отрывая яростного взгляда от нерадивого слуги. – Иди к хозяйке, быстро! Низко поклонившись с самым престыженным видом, Фил поспешил убраться куда подальше от этого страшного места, в тайной надежде на то, что за этот короткий перелёт он не успеет сойти с ума среди этих несчастных, чью жизнь обменяли на сомнительную ценность золота. В каюте Микаэлло все было по-прежнему, если не считать двух новых чемоданов, стоявших у дивана. Его друг сидел на самом краешке глубокого кресла и нервно вздрогнул, когда дверь со стуком закрылась. На лице Мики была тревога, легко различимое беспокойство просвечивало даже через несколько слоев косметики. Филидор быстро пропитался этой нервозностью и, подойдя поближе, плюхнулся на диван рядом. Только теперь он услышал, что в ванной течёт вода, и кто-то плещется. Это было странно, осторожный Мика никогда бы не поставил дело под угрозу и не пустил бы в каюту посторонних, а уж тем более, не стал бы звать кого-то в гости сам, но в ванной кто-то был и это пугало. — Мы сели не на тот дирижабль, — тихо пробормотал Микаэлло, пялясь в пространство остекленевшими глазами. — Мы что?! – не выдержав накала, завопил Фил, но тут же заткнулся, остановленный властным жестом товарища. – Ты хочешь сказать, что этот лайнер не летит в Гринлоу? – тревожным шепотом осведомился он, пересаживаясь поближе. — Да, — кивнул Мика, теребя в руках кружевной носовой платок. – Это вообще не туристический лайнер, а какое-то специальное экспедиционное судно. — Чего?! – механик закатил глаза. – И куда эта экспедиция? Надеюсь, мы летим в тёплые страны, будет приятно умирать у моря! — Да тихо ты, тихо! – раздраженно шикнул на него приятель. – Нас могут услышать! — Кстати, об этом! – спохватился Фил, недоверчиво косясь на дверь ванной. – Кого это ты к себе притащил, а? — Никого я не тащил! – обиделся Микаэлло, который явно уже давно балансировал на грани истерики. – Она сама пришла. Ей не досталось каюты из-за того, что тут появился я, ну я и решил, что если она будет разбираться, нас с тобой в лучшем случае выгонят отсюда, а в худшем раскроют! Поэтому я предложил ей жить здесь, со мной, все равно здесь места полно. — Ты сдурел?! – взвился Филидор, мигом оценивший подобную перспективу. – Ты хоть понимаешь, что она постоянно будет здесь, будет на тебя смотреть и с тобой говорить и очень быстро выяснит, что ты подделка и пустышка! — Знаю я, насколько это опасно! Знаю получше твоего, но выхода не было! — оправдывался друг, нервно разглаживая платье. – Моя соседка добрая дурочка, я ей соврал, что археолог, она вроде бы повелась. Энни – источник ценной информации. Я узнал, что там, куда мы летим, есть чем поживиться. Что-то вроде древних сокровищ… — Да, к черту сокровища! – не унимался Фил, размахивая руками. – Нас в Гринлоу ждёт Мадам и ждёт с добычей, а мы летим бог знает куда за призрачными сокровищами! Как ты себе это представляешь?! — Очень даже неплохо представляю, — упорствовал Мика, переходя в наступление. – Колечки и сережки это мелкая рыбешка, а мы сейчас, можем получить гораздо больше! Мадам не будет нас ругать, когда мы ей покажем древнее золото! Да и потом, — добавил он. – Дирижабль уже в воздухе, и, по словам Энни ещё два месяца будет лететь без остановок. — Два месяца?! – Филидор откинулся на подушки, закрыв лицо руками. – Два месяца, — обреченно прошептал он. – Тебе то хорошо… ты здесь, наверху в удобной каюте с душем и горячим обедом, а я! – юноша со злостью запустил в товарища крохотной диванной подушечкой с вышитым на ней умильным песиком. – А я буду жить в рабской! Там ужасные условия! Ужасные люди! Отвратительные надзиратели! Там хуже, чем в котельной перед взрывом!!! Как я буду там жить?! Обо мне ты подумал? В эту минуту шум воды в ванной стих, и оба юноши умолкли, опасливо косясь на дверь, будто бы ожидали, что из неё сейчас появится чудовище. Но нет! В облаках ароматного пара из ванной выпорхнула юная блондинка с полотенцем на голове, намотанным, на манер тюрбана. Тонкая белая сорочка липла к влажному телу, обнажая то, чего не следовало бы обнажать. Фил замер, глядя на красавицу во все глаза, а вот Мику появление этой юной и прекрасной нимфы ничуть не смутило. Он нацепил на лицо дежурную улыбку и начал непринужденный женский разговор. — Как вода? Я ещё не принимала душ и не знаю стоит ли оно того, или подождать до завтра, — ласково ворковал он, жестом приглашая Энни присесть. — Вода чудесная! — с готовностью рапортовала девушка, с интересом разглядывая Филидора в грязном, некогда парадном костюме. – А это твой раб, Адель? Микаэлло выразительно поглядел на друга, и тот, поняв намёк, быстро встал и поклонился, стараясь копировать повадки рабов, которых он видел на улице. Поклон получился немного затянутым и забавным, будто юношу кто-то дергал за ниточки, как деревянного паяца. Энни звонко рассмеялась, а Мика посуровел и велел холодным тоном, не терпящим возражений: — Раб, выясни, где здесь кухня и подают ли они чай. И быстро! — Да, Ми… — начал Фил, но тут же осекся. – Да, миледи. Будет исполнено. И отвесив ещё один поклон, «начинающий раб» поспешил ретироваться прочь из комнаты, оставив друга разбираться с возникшими проблемами. Плутая по коридорам в поисках кухни, Филидор на все лады проклинал чересчур умного друга, втянувшего их в эту опасную авантюру. Ну кому ещё в голову мог прийти такой план спасения? Гениальный и безумный одновременно! Только Микаэлло! — «Это единственный выход, Фил!» — бормотал юноша, сворачивая в очередной тупик. — «Мы должны улететь, как можно скорее, Фил!» А я говорил, пар мне в уши, что это очень плохая идея! Филидор глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. В конце концов, все могло бы пойти прекрасно, окажись они на туристическом лайнере «Нельсон», как и планировали. Они с Микаэлло были знакомы уже три года, и за это время юноше не раз приходилось убеждаться в блистательном гении своего друга. При первой встрече утонченный и закрытый юноша показался простоватому механику так спонтанно начинавшему карьеру бандита, слишком уж надменным и холодным, однако, со временем, Филидор привык к чудаковатому коллеге. Микаэлло, при всем своём непомерном самомнении и прочих странностях, оказался доброй душой, а потому Фил решил непременно сделать его своим другом. Точнее, он просто решил, что Мика теперь его друг, и кажется, выбрал единственно верную стратегию, ведь сам «золотой мальчик» не спешил никому открываться. Всем в банде, за исключением Мадам, которая и отыскала своё сокровище где-то на северной оконечности Сан Тропе среди винограда и беленьких вилл колонизаторов, было известно о Мике лишь очень немногое: он жутко умён, поразительно талантлив во всем и знает много очень длинных и сложных слов. Старый Габен — старейший член банды и первый освобождённый раб, собрав все факты воедино, предположил, что Микаэлло принадлежит к какому-нибудь знатному и древнему роду, и окрестил мальчика «Лордом». А ещё Микаэлло слышал голоса. Это тоже было известно каждому, хоть Мадам и пыталась некоторое время скрывать этот нелицеприятный факт, но, как говориться, шила в мешке не утаишь. Мика был с приветом. Временами, когда юноша пропускал приём своих лекарств, он вытворял что-то необъяснимое или вовсе впадал в некое подобие транса и говорил на странном, никому непонятном языке. Сначала было страшновато, а потом Фил привык, и ему даже начало нравится, когда друг вдруг принимался тихо шептать что-то на своём волшебном наречии. Язык был красивым, певучим и каким-то немного грустным, если так вообще можно сказать применительно к языку. К тому времени, как Филидор вернулся в каюту, толкая перед собой изящную тележку, груженую чайными принадлежностями и сладостями, там уже шла оживленная дружеская беседа. Микаэлло удивительно быстро приспосабливался к новым правилам игры, а потому, с каждой минутой его очередное воплощение становилось все более и более похожим на живую женщину. Положение тела, жесты и голос юноши стремительно менялись, и Фил по опыту знал, что скоро в этом странном существе в рыжем парике и модном танийском платье не останется ничего от его лучшего друга. Энни, все ещё с мокрыми волосами, которые теперь, освободившись от полотенца, рассыпались по плечам потемневшими от воды локонами, сидела рядом, умильно сложив свои крохотные белые ручки и приоткрыв ротик, слушала свою новую подругу. — Кхм! — вежливо кашлянул Фил, стремясь прервать бесконечный поток трескотни. — Ваш чай, леди. — А, вот и ты, раб! — весело откликнулся Мика, поворачиваясь в его сторону. — Очень хорошо, налей нам чаю, дорогуша. «Дорогуша!» — мысленно возмутился Филидор, подбирая с подноса крохотный фарфоровый чайничек, который в его здоровенной мозолистой лапе смотрелся до смешного нелепо. Похоже Микаэлло был из того сорта женщин, которых Фил терпеть не мог. Эдакие добродетельницы, которые вечно жертвуют свои миллионы сиротам или бедным, очень сладко улыбаются и всех называют « милочками», «ангелочками» и «сокровищами». Аж зубы сводит от их приторных речей! Но может быть, на этот раз это сыграет им на руку? Кто знает, в любом случае, Мике сейчас виднее. — Ох, я так волнуюсь, — призналась Энни, благодарно принимая фарфоровую чашечку из рук «раба». – Это первая серьёзная экспедиция в заражённую зону, там никто до нас не был, представляете?! Местные жители утверждают, что видели там удивительных существ! Для всех нас это прекрасный шанс послужить науке и все же, мне немножко страшно… Фил прислушивался, разливая чай и раскладывая по тарелочкам аппетитные горячие булочки и бисквитный торт, который восхитительно пах карамелью. Он был голоден, ужасно голоден, ведь с самого утра механик не ел ничего, кроме бутербродов с сыром, проглоченных перед визитом в ателье, где они позаимствовали платье. А ведь он даже не знает, как и когда кормят рабов! Может быть, их пропитание зависит лишь от милости хозяев. Господи, во что он ввязался?! Микаэлло явно заметил голодные взгляды друга, а потому, нарочно уронил свою булочку на ковёр, засыпав благородный белый ворс крошками. Не прерывая беседы, Мика жестом велел слуге поднять булочку, и тот, с благодарностью сцапал ее, ещё совсем тёплую и тут же проглотил. Энни заметила это и на лице ее проступила жалость. За сегодняшний день она была первой, кто смотрел на него – раба, как то иначе, нежели с презрением. — Вот, возьмите мою, — тихо сказала девушка, протягивая ему свой круассан. – Вам не стоит так унижаться, – она опасливо поглядела на «хозяйку» Фила и робко добавила, — А вообще, я против рабства. Это принижает их достоинство и делает из людей безмолвных животных! Но даже животные свободнее рабов… — Я согласна с тобой, моя милая, — слабо улыбнулся Мика, — Вот только ничего с этим не поделаешь. Такая система сложилась исторически, не мы придумали законы этого мира. Вспомни, что об этом говориться в самых древних летописях… — Да-да! — гневно вскинула голову Энни, и щеки ее зарделись запальным юношеским румянцем, — Я знаю историю и то, что там говориться на счёт мужчин. «Когда последние выжившие Старого мира сошли на выжженную, алую землю… — принялась монотонно цитировать она. — …они увидели к чему их привели цари и жадные деспоты, и впали в глубокое отчаяние. Все погибли, и почти все ковчеги были сожжены дотла. Уцелел лишь один — тот которым правила мудрая Женщина Неба. Ибо она отринула земные страсти и низменные инстинкты и, объединившись с сёстрами своими, построила Новый мир. Во избежание повторения печальной истории Старого мира, было решено не допускать мужчин до руля». В каюте повисло неловкое молчание. Всем была хорошо известна эта легенда, и лично Мика считал ее ужасным оскорблением в свой адрес. Он превосходно знал историю и понимал, что от глупостей, жестокостей и сумасшествия не застрахован ни один правитель. И война, поглощающая сейчас континент, была тому доказательством. Однако, с самого детства им твердили, что мужчины опасные, импульсивные существа, которые подвержены влиянию первобытных инстинктов, а потому, они не люди а так, полуфабрикат для продолжения рода человеческого и тяжелой, грязной работы. Уже многие века мужчины жили в темных душных шахтах, день и ночь работая на износ, проживали свои дни в больших котельных, не выходя на свежий воздух годами, шили одежду в холодных цехах, работали на плантациях, частенько, не получая за свой тяжелый труд даже еды. Это было наказанием. Наказанием «Женщины неба», которая и установила этот дурацкий порядок многие столетия назад. Сейчас, под влиянием разразившейся страшной войны и развития науки, появилось несколько слабых революционных движений, которые пропагандировали равенство полов, несмело выкрикивая свои лозунги в своих смехотворных обществах или в крайнем случае, на последней полосе мелкой газетенки, которую почти никто не читает, и Энни Лоурен, кажется, принадлежала к одному из таких движений. Сейчас девушка явно очень гордилась собой, и гордо поглядывала на свою новую подругу, не подозревая о том, насколько смешно выглядели ее потуги в глазах Микаэлло. Он то уже давно понял, что на самом деле движет людьми, и потому не питал никаких надежд касательно силы революционного духа и торжества справедливости. Опасности — вот что заставляет людей меняться. Лишь забота о собственное ничтожной шкуре способна заставить человека пошевелиться в том или ином направлении. Ужасные условия жизни, заставляют бедняков поднять вилы и пойти свергать своего господина, при том совершенно не важно виноват ли в голоде правитель или случился неурожай. Надежда — проклятие человечества. Надежда на то, что что-нибудь изменится в лучшую сторону, вот что заставляет их сражаться на войнах и размахивать своими знамёнами. Изучая историю, Микаэлло раз за разом приходил к весьма неутешительному выводу: Когда-то кому-то было удобно сделать мужчин рабами. Люди, разбитые ужасной гибелью Старого мира, отчаянно надеялись на то, что уж они то смогут избежать ошибок прошлого, а потому поспешно наворотили в три раза больше своих, слепив из остатков человечества новое общество. Однако, самым ужасным во всем этом было то, что за сотни лет, прошедшие с тех древних событий, мужчины-рабы становились лишь удобнее. А значит, несмелые лозунги защитниц прав не смогут ничего изменить. Слава богу, что я эгоист, — подумал Мика, пристально глядя на хрупкого борца за равноправие. – Как хорошо, что меня не заботят эти проблемы вселенских масштабов… Это была не совсем правда, но жить так было гораздо проще, а потому он сознательно выбирал этот путь самообмана. Лучше так, чем жить, понимая, что ни на что в сущности не влияешь. — Ну что же, — прокашлялся юноша, стараясь прервать затянувшееся молчание. – Я пойду, помоюсь, завтра будет тяжелый день, нужно осваиваться понемногу. Раб, сегодня ты будешь спать здесь, у двери, для охраны, – он поднялся и мило улыбнулся Энни. – Ложись спать на кровати, а я, пожалуй, займу диван у окна. Там дивный вид на звёздное небо! — А я и не думала, что ты настолько романтичная натура, Адель, — заулыбалась девушка, обрадованная возможностью сменить тему. — Я способна удивлять! – то ли в шутку, то ли всерьёз заверил Микаэлло, и, подхватив с постели полотенце, отправился в ванную.