То, что считаешь правильным

      27 ноября, 2004 г.              Я проснулась от твоего взгляда, указательный палец обвит спиралью моего локона.              − Драко, − сказала я, пробегая языком зубным канавкам и морщась. Я попыталась повернуться, чувствуя своё утреннее дыхание и неопрятные волосы.              Ты покачал головой, положил ладонь на мою челюсть, чтобы успокоить меня.              − Мы должны поговорить о…              Твои зрачки расширились, размывая серую радужку. Ты поймал остальную часть моего предложения большим пальцем, нежно прижав его к моей нижней губе.              − Шшш, − ты наклонился, и я закрыла глаза. – Сегодня суббота. Перестань так много думать.              ***              Я вошла в гостиную с мокрыми волосами, в спортивных штанах и в одной из твоих старых квиддичных футболок. Ты был без рубашки, положив ноги на журнальный столик, а на коленях лежала стопка документов.              − Привет, − сказала я, и конец приветствия показался удивленным. Я никогда раньше не видела, чтобы ты здесь работал.              Ты поднял глаза, заметив, как мой взгляд задержался на твоей обнаженной груди, и ухмыльнулся. Твои губы приподнялись ещё сильнее, когда ты заметил, что на мне надето.              − Я думал, что поработаю здесь сегодня. Не хочешь присоединиться ко мне?              Ты убрал подушку рядом с тобой, и я села неподвижно и уверенно. Должна ли я опереться на тебя? Ты это имел в виду? Твои ноги были раздвинуты так, что наши колени почти столкнулись, но между нами всё ещё оставалась небольшая пропасть. Я взяла учебник и подпрыгнула, когда ты перескочил, пальцы коснулись моей головы, а твоё предплечье уперлось мне в шею сзади.              − Расслабься, − прошептал ты, прикасаясь пальцем к языку, прежде чем перевернуть страницу. – Просто представь, что меня здесь нет.              Я рассмеялась над этим, плечи расслабились с выдохом.              Драко, ты должен был знать: это последнее, чего я хотела.              ***              1 декабря, 2004 г.              В твоем кабинете горел свет. Я могла слышать твой голос, низкий и иногда испещренный смехом, сквозь небольшую щель в двери. Чашка опалила мою кожу, струйка дарджилинга капала мне на руку, когда я переминалась с ноги на ногу.              Я выругалась, а затем замерла, беспокоясь, что ты меня слышишь. Тебе позвонил кто-то по камину – деловой партнёр на Майорке.              Я закрыла глаза, ударила кулаком по двери, где он завис в течение нескольких секунд. Для меня были разыграны два сценария.              В одном из них ты мило улыбнулся и взял у меня чашку, давая знак ждать, пока ты завершишь свой звонок. Я бы устроилась на твоём столе, наши колени столкнулись, когда ты на наклонился и поделился со мной чем-то о работе.              В другом случае ты смущенно скривился и поморщился, пока пил чай и склонил голову к танцующему пламени камина.              – Прошу прощения, – скажешь ты, когда я попячусь из комнаты, – это была всего лишь моя жена.              И вы вдвоем рассмеялись бы, потому что это не всегда было изюминкой: жена, которая появлялась неоправданно и нежелательно.              Выдыхая, я опустила руку и наклонилась, поставив чашку возле дверного проёма. Ты снова рассмеялся, сказал что-то неразборчивая, и я повернулась, чтобы спуститься вниз.              Через полчаса в моем кабинете раздался стук. Ты стоял в дверном проеме, опираясь плечом на раму, двумя пальцами сжимая ручку чашки.              Когда я ничего не сказала, ты приподнял бровь и подошел ближе, охристая жидкость в чашке колыхалась с твоими движениями.              – Где эта печально известная гриффиндорская храбрость? – спросил ты, ставя чашку на край моего стола.              Мои пальцы судорожно уперлись в открытый учебник. Ты сидел на столе, колени параллельно моей груди; во рту очень пересохло в том месте, где приоткрылись губы.              – Я не знаю, – наконец сказала я, и твои губы приподнялись, но улыбка казалась грустной.              ***              3 декабря, 2004 г.              – Как обстояли дела на прошлой неделе? – Сьюзен постучала пальцами по раскрытой записной книжке, но перо, как ни странно отсутствовало. Она казалась осторожной; между ее бровями образовалась ямка, когда она изучала нас.              Ты прижал лодыжку к одному колену, пальцы свисали с другого, и ты пожал плечами.              – Нормально.              – Всего лишь нормально?              – Ну, я бы не стал добавлять туда постороннюю классификацию, но да, всё было…              – Хорошо, – сказала я, и вы оба повернулись. – Всё было хорошо. Они были… хорошими.              Ты посмотрел на меня, губы дернулись, прежде чем взгляд опустился к полу.              – Так что, эм, я… хорошо, спасибо, Сьюзен, – я краем глаза уловила твой хмурый взгляд, но продолжила: – Я…мы это ценим.              – О, – Сьюзен выпрямилась. – Что ж, я рада слышать, что есть улучшения, но нам предстоит ещё немало работы.              – О да, – я покачала головой. – Да, конечно…              Ты пробормотал что-то себе под нос, и морщинки вокруг рта Сьюзен стали глубже.              – Но я действительно подумал, может быть, – я прочистила горло, собирая верблюжьи волосы на свитере между большим указательным пальцами: – Может, я тоже смогу начать с вами индивидуальные занятия.              Ты выдохнул. Я уставилась в пол, наблюдая за нимбом потолочных светильников на фоне дерева, гадая, сказала ли я что-то не то. Когда я считала отдельные деревянные доски под ногами, твоя рука упала мне на колени, и я почувствовала два быстрых импульса, когда твои пальцы сжались вокруг моих.              – Да, – сказала Сьюзен, – я думаю, что это прекрасная идея, Гермиона.              ***              10 декабря, 2004 г.              Я слышала голос Сьюзен в своей голове во время нашего личного сеанса, видела ее чопорно скрещенные руки, переливы ее гласных, когда она мягко подталкивала меня к некоему эмоциональному катарсису:              – Если бы вы могли дать себе что-нибудь, чего бы вы хотели?              Между нами возник вопрос, бесполезный и очевидный. Огромный объем вещей, которые я хотела, утонул в моих легких, зажатый между прутьями моей грудной клетки. Я хотела чувствовать себя самой собой, чтобы меня не преследовали чувство вины и стыда. Я хотела вылечить родителей. Я хотела, чтобы ты смотрел на меня так, как раньше. Я хотела «иметь возможность просить о том, чего хочу».              Ты стоял перед зеркалом, скользя руками по невидимым складкам на твоем костюме, готовясь к встрече. Рядом с твоим моё отражение смотрело в ответ, губы сжались в неопределенную линию.              – Завтра ужин в Норе.              Ты замолчал, продевая серебряную запонку через рукав, а выгравированная змея блестела на солнце.              – Ты должна идти, – ты возобновил свои движения. – Я могу заказать еду на вынос или что-то в этом роде.              Мы больше никогда ничего не принимали как должное, не так ли?              – Ты можешь прийти, если хочешь, – я облизнула губы, попробовав ещё раз: – Я хочу, чтобы ты пришел.              Когда я подняла глаза, наши взгляды встретились в отражении зеркала. Моя рука сжала одеяло, его мягкий материал сморщился под моей хваткой. Твоя улыбка медленно появилась на твоем лице, как будто она должна была взглянуть в обе стороны, прежде чем раскрыться.              – Хорошо, тогда я приду, – и я склонила голову на плечо, чтобы скрыть свою слишком широкую ухмылку.              ***              Позже я заехала в больницу. Папа спал с бледным лицом. Я могла видеть крошечные трещинки на его губах каждый раз, когда он выдыхал через рот. Мама выглядела хуже, вены на ее лице переходили к шее, разрезая кожу на участки.              Доктор Маррон прибыл, когда я читала о глубокой стимуляции мозга у пациентов в коме, страница была испачкана моими подписанными аннотациями. Он взглянул на книгу, а затем на меня, его губы растянулись в натянутой улыбке.              –Гермиона, – по тому, как он остановился после моего имени, прижимаясь языком к нижней губе, я поняла, что у него плохие новости.              Я прижала учебник к себе, мой большой палец зажал толстые страницы.              – Не надо, – выпалила я, не задумываясь. Он замолчал, засунув руки в карманы халата, поставив одну ногу перед другой с того места, где он стоял между дверью и тем местом, где сидела я.              – Может это подождет? – я пощупала свободный край кожи на большом пальце.              Он заколебался, а я продолжила:              – Это срочно? Изменит ли это курс лечения или план действий в ближайшие двадцать четыре часа?              – Наверное, нет.              – Хорошо, – я заправила прядь волос за ухо. – Я буду здесь завтра, послезавтра, и вероятно, после послезавтра тоже, – я тихонько рассмеялась и выглянула в окно. – Так что давайте просто подождём, пока. Сегодня был хороший день. Не будем его портить.              ***              20 декабря, 2004 г.              Мне нравятся твои друзья – правда. Я знаю, что вначале это заняло некоторое время, но я приехала, чтобы получать удовольствие от времени, проведенного со слизеринской командой. Мне нравится, как ты с ними общаешься, как тебе комфортно, как ты смеешься. Ты, наверное, думаешь, что я этого не замечаю, но это не так. Я всегда замечала.              Тео – единственный друг, которого я не совсем понимаю. То, как он иногда смотрит на меня, словно ждет, что я сделаю неправильный поступок. Мы с тобой дружелюбны, но он не столько смотрит на меня, сколько внимательно изучает. Иногда я задаюсь вопросом, не хотел бы он, чтобы ты женился на Астории. Тогда ты действительно мог бы быть шурином.              Я всегда боялась рождественской вечеринки в поместье Ноттов. Мне никогда не казалось, что я правильно одета или говорю правильные вещи, и в конечном итоге я забивалась в кучу с Панси и Блейзом, считая минуты до того, как мы сможем уйти. В этом году я нервничала даже при виде их. Сколько времени прошло с тех пора, как я ответила сове? Как давно мы не были вместе?              Я заплела волосы в прическу, надела то зеленое платье с вырезом в форме сердца и линией талии в стиле ампир; тот, который я носила в прошлом году. На тебе был темно-серый костюм, который мне нравился, с сапфиром галстуком, и квадрат из светло-голубого шелка, заправленный в нагрудный карман.              – Ты прекрасно выглядишь, – сказал ты, поцеловав меня в висок, и я подумала о нашем последнем свидании и о том, как все может измениться всего за месяц.              Поместье Ноттов было в избытке всего гэтсбианского. Огромный фонтан приветствовал гостей на круговой подъездной дорожке, вода была зачарована, чтобы оставаться замороженной, так что потоки искусственного снега могли покрывать и накапливаться вокруг образований сосулек. Светящиеся точки – возможно, светлячки – рассыпались по земле, придавая ночи неземной вид. Как только мы вошли, появился домовой эльф, шляпа Санты прикрывала одно гибкое ухо, золотой биркой с именем цепляясь к его костюму.              Мипси сделала реверанс, держа поднос с шампанским в левой руке.              –Мипси может угостить госпожу и мистера шампанским?              – Это бесчеловечно, – прошептала я, и ты сунул мне в руку бокал. – Домовых эльфов в два раза больше, чем в прошлом году.              Кружок клюквы весело покачивался на поверхности золотой жидкости.              – Им платят зарплату, – сказал ты, кивая кому-то через комнату. Раздался взрыв хриплого смеха, и я вздрогнула. – Судя по тому, что я слышал, больше, чем в прошлом году.              Мипси низко поклонилась, поднос дрожал, когда она выпрямилась и поспешила прочь.              Я открыла рот, чтобы возразить, когда из вестибюля раздался нечестивый крик.              – Какая вечно живущая херня! – крикнул Гойл.              Пурпурная пуговка скатилась по его голове, взвизгнув, прежде чем исчезнуть под рубашкой.              Он стоял возле возвышающейся рождественской елки; стая пигмеев поспешила через ветви, запрыгивая на ничего не подозревающих жертв через случайные промежутки времени, прежде чем поспешить обратно к своей домашней базе.              Блейз засмеялся, хлопнув мужчину пониже по спине.              – Видишь? Я же сказал тебе, что сегодня тебе повезет.              Он пробирался сквозь толпу к нам, его нефритовый аскот действовал как следопыт. Он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.              – Посмотрите, кто это, – прежде чем отступить и посмотреть на меня. – Видение в зеленом. Я полагаю, что с каждым годом у нас становится все больше и больше слизеринцев.              Его пальцы покрылись льдом из-за стакана, который он нас, но когда сжал мою руку, я сжала в ответ, благодарная за оливковую ветвь. Я никогда не собиралась исчезнуть всё это время, но иногда мне казалось, что мне снова нужен Маховик времени, или, может быть, я должна разделиться на две части: кем я была и кем я хотела быть.              Я признаю, мне понравилась первая часть вечеринки. Блейз кружит меня по танцполу, Панси насмехается над моими волосами, надменно наклоняет голову:              – Ой, посмотрите, кто наконец решил показаться, честное слово, что у тебя на голове?              А затем, всего через час, ее гибкие руки обвились вокруг моей шеи, когда она вдохнула мартини рядом с моим ухом:              – Я убью тебя, если ты когда-нибудь снова так исчезнешь, хорошо? – она отступила немного назад, поправляя переднюю часть платья и деликатно принюхиваясь. – Разве никто не учил тебя, как грубо игнорировать сов?              Тео подошел в тот редкий момент, когда я была одна. Сквозь открытые двери сада я наблюдала, как вы с Блейзом затягиваете сигары, хлопая друг друга по плечам – так мужчины любят проявлять привязанность. Я наклонилась, обхватив рукой перила лестницы для равновесия, осторожно пытаясь поправить пятки. Когда я выпрямилась, Тео стоял передо мной, ухмыляясь.              – Привет, Грейнджер, – он всегда так делал – называл меня Грейнджер, хотя знал, что я пишу через дефис. – Ты прекрасно выглядишь.              – Тео, привет.              В его бокале оставалась только капля шампанского, и он держал стеклянную чашу между пальцев.              – Рад тебя видеть, – сказал он. Он улыбнулся, и его белые зубы подмигнули мне в золотом свете.              – Взаимно, – я сделала глоток из своего бокала, чувствуя, как горло обжигает шампанское. – Это красивая вечеринка.              Другой домовой эльф пробежал мимо и одним плавным движением поменял бокалы.              – И тебе она нравится?              – Это прекрасно. Я ждала, чтобы поздравить Дафну с хорошо выполненной работой.              – Ты ранила меня, – он провел ладонью по груди, растопырив пальцы над сердцем. – Неужели я настолько плох, что не могу запланировать такое мероприятие?              Я улыбнулась, мои глаза скользнули по его плечу в поисках тебя.              – Так, так, – сказал он, слегка наклонившись, чтобы загородить мне обзор. – Уже ищешь другого собеседника? Это не очень вежливо, Грейнджер.              – Просто ищу своего мужа, – у меня болят щеки, мышцы напрягаются и подергиваются.              – О, очаровательно. Теперь он тебе интересен? В большинстве случаев ты можешь не беспокоиться, но сегодня тебе вдруг понадобилось?              – Что это должно значить?              – Да ладно, Грейнджер. Самая умная ведьма нашего времени, ты знаешь, что это значит.              – Тео, – я так сильно сжала стеклянную ножку в руке, что боялась, что она разобьется, – если тебе есть что сказать, просто скажи это.              Он поднял руки, изображая капитуляцию, губы раздвинулись и обрамляли его зубы, чтобы я могла видеть, где его язык выглядывал между верхними и нижними центральными резцами. Когда он опустил руки, он наклонился ближе, его рот прижался на несколько дюймов к моему уху.              – Помни, Грейнджер, – я слегка повернула голову, меня тошнило от запаха его мускусного одеколона. Для прохожего это могло показаться флиртом. – То, что Драко женился на тебе, не означает, что у него больше не было друзей, которым он небезразличен.              Он отстранился, наклонил ко мне свой стакан и подмигнул. Дафна прошла мимо, и он обнял ее за талию, кивая в сторону танцпола. Он уткнулся носом в ее шею, и раздался звук ее смеха, когда она быстро ткнула в меня пальцем, прежде чем они исчезли в толпе танцующих пар.              Вот как ты нашел меня: обеими руками обхватил мой бокал, когда я прислонилась к императорской лестнице, приоткрыл рот и уставился на карусель пар, кружащих в бальном зале.              Сигарный аромат прилипал к твоему пиджаку, обволакивая меня, когда ты наклонился и поцеловал меня в висок. От тебя пахло так, как будто мои руки чувствовали себя после двойного урока Травологии, землистый и лесной, и даже Чистящие чары не смогли бы отчистить всё это.              – От тебя пахнет так, будто ты копался вокруг теплиц, – я поморщила нос. – Сгоревших.              Ты засмеялся, а затем, увидев выражение моего лица, опустил подбородок, прикрывая мое лицо ладонью, так что наши взгляды встретились.              – Что случилось?              – Ничего, – я потерла виски. – У меня просто мигрень.              – Я возьму наши мантии. Мы можем пойти домой.              – Конечно, – я поставила бокал с шампанским и прижала его обод к ступеньке, на которой он стоял. – Всё, что пожелаешь.              Снаружи копия снега залила мою кожу, поглаживая мурашки по коже, образовавшиеся вдоль моей руки. Мы с хлопком приземлились в гостиной, и я вздрогнула.              Ты пробормотал заклинание, и в очаге вспыхнул огонь.              – Я приготовлю нам чаю, – ты мягко коснулся моего плеча. – Тебе нужно зелье от мигрени?              Я покачала головой, легла на диван и подтянула колени к животу. Когда ты вернулся, ты поставил две чашки и положил мои ноги себе на колени, пальцы танцевали по моим больным пяткам.              – Гермиона, ты уверена, что всё в порядке?              Я смотрела на огонь, считая искры, отлетавшие от дерева и падающие на металлическую решетку.              – Ты рассказываешь Тео о нашем браке?              – Прости?              – Все подробности? Ты с ним делишься? – мой голос прозвучал резким, но приглушенным из того места, где моя щека лежала на подушке. – Ты рассказывал ему об этих последних нескольких месяцах? Какой ужасной женой я была?              – О чем ты говоришь?              – Тео – твой лучший друг, – я села, отстраняясь от тебя. – Ты, очевидно, говоришь с ним о нас. Так скажи мне, что именно ты сказал?              – Ничего, Тео и я… – ты пошевелился, натягивая узел на своем галстуке. – Я никогда не называл тебя ужасной женой. Я понятия не имею, откуда это взялось.              – Не лги мне, Драко, – я скрестила руки, почувствовав, как поднимаются мурашки по коже, и поцеловала пальцы. – У меня был сегодня довольно интересный разговор с ним. Я знаю, что он никогда особенно меня не любил, но сегодня вечером его язвительность была на высшем уровне.              Зубы впиваются в нижнюю губу.              – Что бы ни сказал Тео, мне очень жаль. Я поговорю с ним об этом.              – Хорошо, вы поговорите ещё; ты можешь добавить еще и зрелище сегодняшнего вечера, – усмехнулась я. Прядь волос вылетела из моей прически, и я откинула ее назад, несколько прядей высвободились из-за натяжения колец. – Скажи ему, как холодно и безразлично…              – Я никогда не описывал тебя…              – Так как же ты тогда меня описываешь? – мой голос резал мне горло, его резкая громкость сотрясалась, как электрический разряд. – Ты рассказываешь ему о своей бедной истеричной жене? Плачущей в кабинете целителя? Холодной дома?              – Нет. Ради бога, Гермиона…              – Так что же тогда? Какое впечатление ты обо мне произвел?              – Я сказал, – крикнул ты, но почти сразу твои плечи сгорбились, сжавшись, как раненое животное. – Однажды я сказал ему, что я не знаю, как больше с тобой разговаривать, что не уверен, что ты всё ещё хочешь меня, – твой голос сорвался в конце, слоги затрещали, прежде чем ты откашлялся и отвернулся.              – Драко, – я потянулась к тебе, но ты отстранился.              – Что бы ни сказал Тео, мне искренне жаль, – ты закрыл глаза, линии вокруг висков углубились. Кончики твоих ресниц были такими белыми, что казались замаскированными на твоей бледной коже. – Но я сказал ему только то, что хотел сказать тебе.              Я впилась ногтями в ладони, наблюдая, как на коже образуются полумесяцы. Слова казались липкими во рту:              – Он сказал, что я не могу беспокоиться о тебе, что я не должна забывать, что у тебя есть друзья, которым ты небезразличен, даже если я… – моя грудь болела; у меня на горле образовался комок, слова прилипли к нему, – не…Драко, ты действительно так думаешь? Что меня больше не волнует?              Ты отвернулся, и я хотела протянуть руку и прикоснуться к тебе, но пространство между нами было похоже на электрический забор, а перила с предупреждающими колючками. Мой нос начал болеть, вкус соленой воды стекал в глубину моего рта. Я знала, что у меня было всего несколько секунд до того, как заплакать, и я прокашлялась.              – Прошу прощения за раннее…но то, что сказал Тео, – неправда. Нет. И Драко, если ты так думаешь, мне очень жаль. Я…              Я замолчала, и ты кивнул. Мое жалкое фырканье нарушило тишину, и ты сжал пальцы вокруг моей коленной чашечки.              Я выдохнула, сосчитала до пяти в голове, быстро моргнула.              – Просто иногда мне кажется…будто я никогда не стану той женой, которую тебе следовало бы иметь.              Ты посмотрел на меня, приоткрыв рот, и я покачала головой, продолжив:              – Когда я хожу с тобой на эти вечеринки, меня окружают женщины, с которыми ты вырос. Это заставляет меня задуматься, хочешь ли ты, чтобы я была другой.              – Гермиона, – сказал ты. – Ты не похожа на женщин на этих вечеринках.              Я отвернулась; комок на задней стенке горла пульсировал, как будто ты давил на него.              – Но я никогда не хотел, чтобы ты была кем-то другим. Гермиона – Гермиона, посмотри на меня. Я люблю тебя. Несмотря на то, что было так тяжело, я люблю тебя. Все, что я хотел, это любить тебя как можно лучше, и иногда я не знаю, достаточно ли этого.              – Это так, – мой голос дрожал, твое лицо размывалось каждый раз, когда я моргала.              Ты сглотнул. Твой подбородок приподнят вверх, обнажая твой кадык, когда ты провел ладонью по боковой стороне челюсти. Затем ты выдохнул и потянулся, обняв меня. Я упала на сгиб твоей руки, на твою грудную клетку, щекой прижалась к ткани твоего костюма. Почему тогда я не сказала, что люблю тебя? Слова были – они всегда были – но я просто хотела существовать в этот момент, твое дыхание синхронизировалось с моим, твои руки были сцеплены на моем плече. Я не доверяла собственному голосу. Я подумала, что у меня будет больше времени, чтобы рассказать тебе.              Но потом, несколько дней спустя, позвонили, а его нет. Все снова развалилось.