То, что считаешь правильным

      Она теряется во времени сначала фрагментами, потом целыми кусками. С ней разговаривают многие медицинские работники, бормоча и указывая на разные листы бумаги, на которых она должна расписаться здесь, а затем – да – прямо здесь. Солнце режет ей глаза. Мониторы давят на уши.              Вереница розовых пятен цвета азалии размывается в комнате, иглы блестят, в их пальцах поднимаются пузырьки с кровью.              Смутно, но она слышит слова «хорошие новости», «совпадение». Слова сжимаются вокруг ее груди, пока все, что она может сделать, это тупо покачивать головой.              Есть и другие голоса, голоса людей, которых она знает. Она думает, что в какой-то момент Панси дотронулась до ее руки, но это не может быть правдой. Она рассказала Панси о своем решении? Если да, то когда? Сколько часов прошло или уже больше суток?              − Мы постараемся ускорить испытания, − подтвердил доктор Маррон. Он сдержал свое обещание?              Должно быть, потому что она моргает и остается наедине со своим отцом, прижавшись к его пальцам.              − Это не будет больно, − говорит она, но голос ее звучит глухо. – Они обещали мне, что тебе ничего не навредит.              Она подает сигнал, ее голова кивает сама по себе; жестом вызывает медсестру. Она закрывает глаза всего на секунду, но должно быть, снова потерялась во времени, потому что слышит панический писк – все эти машины пытаются сигнализировать о проблеме сигналом SOS – и она знает, что ей не нужно открывать глаза, чтобы увидеть, что произошло.              ***              Что она ожидает почувствовать? Она хотела бы, чтобы у нее были слова для такого рода горя, которое сегодня также испорчено предвкушением. Сегодня умер ее отец. Ее муж может скоро проснуться. Что говорит о ней то, что ей удается существовать в лиминальном пространстве, где выполняются обе эти истины?              Время в больничной палате принимает странную форму, бесконечно тянется, подавляя ее чувство реальности. Она сейчас в комнате Драко целый день. Для нее нет другой больничной палаты.              Около полуночи, пытаясь уснуть, она слышит приглушенный разговор Малфоев.              − Нам нужно обсудить его выздоровление.              − Я предполагал, что мы все знали, что он отправится в Малфой-Мэнор.              − Люциус, разве ты не считаешь, что у него есть жена? Ты действительно думаешь, что она так легко уступит?              Пауза, вздох, нечто среднее между смехом и насмешкой.              − Честно говоря, я вообще её не считал.              ***              Утром она делает вид, что все еще спит, когда появляются Малфои. Она слышит стук туфель Люциуса по линолеуму, за которым следует его протяжный голос.              − Я впечатлен тем, как она может так спокойно отдыхать. Я почти хочу ее поздравить.              Пальцы Гермионы подергиваются, и она сглатывает, пытаясь не двигаться. Она начинает считать, доходит до 10, прежде чем дверь закрывается с мягким щелчком. Она думает о прошлой ночи, о том, как ее выписали из планов, которые она не рассматривала, когда дверь снова открывается, а она вновь закрывает глаза. Пара ботинок останавливается перед ней, откашливается. Она пытается спрятаться, представляя, как ее окружает тяжелый плащ-невидимка Гарри.              − Миона? – это не тот голос, который она ожидала услышать, и Гермиона открывает глаза на рыжие волосы и озадаченные голубые глаза. Рон опускается на колени и делает паузу, прежде чем взять ее за руку.              − Рон? – она моргает, садится. – Что ты здесь делаешь?              − Как дела?              Она не хочет, но смеется, и это выходит странно, как-то нервно.              − Почему ты здесь, Рональд?              Повисла тишина. Он шокирован ее вопросом или вспыльчивостью? Он кладет ладонь на подлокотник ее кресла, пальцы почти касаются ее запястья, и поднимается.              − Почему бы нам не выпить чаю? Там, наверное, столовая, да?              На лестнице он держит ее за спину, и они проходят мимо медсестер, которых она узнает. Она хочет отмахнуться от него – ей интересно, что думают медсестры, когда видят ее с Роном. Они выдумывают истории в своих головах? От этого у нее чешется кожа.              −Рон, − говорит она, открывая и закрывая рот.              Она не может заставить себя отчитать его. Она знает, что у нее осталось не так уж и много людей.              В кафе она смотрит на него во флуоресцентном свете. У него длинные волосы, челка касается ресниц. На его лице шрам, разрез на подбородке. Она хочет спросить его об этом, но вместо этого просто смотрит. Он гримасничает, потягивая купленный им чай.              − Панси сказала мне, что это было совпадение, − он избегает зрительного контакта и берет пакетик с сахаром, делает аккуратный разрез в углу, рассыпая гранулы и переставляя их в углублениях на ладони. – Она сказала, что они попытаются подготовить Драко к операции сегодня вечером.              Гермиона кивает, кружит по краю своего стакана, а затем вонзает ноготь, пробивая кусочек пенопласта.              Рон облизывает большой палец, вонзает его в ладонь и сосет сверкающие кристаллы. Он глотает.              − Могу я что-нибудь сделать? – он вытирает руку рукавом. – Мне очень жаль, что я не приехал раньше. Служение поручило мне миссию в Болгарии.              Он замолкает, огорченный; она знает, что он не может ей сказать.              − Все в порядке, Рональд…Спасибо за вопрос.              Она хочет спросить о Гарри, о том, куда он пошел. Рон его уже видел? Гарри рассказал ему о ситуации? Когда-то у нее было двое лучших друзей, двое родителей и муж. Теперь, возможно, у нее никого не будет.              − Я слышал о твоем отце…              − Пожалуйста, не надо, − она закручивает салфетку в ладони. – Только не сейчас, пожалуйста.              − Хорошо, извини.              «Зима» Вивальди проплывает сквозь динамики в кафе, и Гермиона наблюдает, как молодая женщина толкает пожилого джентльмена в инвалидной коляске, перемещаясь по буфету.              − Рон, − говорит Гермиона. – Не мог бы ты остаться со мной? На время операции. Не мог бы ты остаться и подождать со мной? – она ненавидит это – её голос, просьбы, как дрожат её пальцы на чашке. – Я понимаю, если тебе нужно идти, так что…              −Миона, − Рон прочищает горло. – Я останусь.              ***              Когда она и Рон потеряли связь? Это не совсем разрыв, прекращение общения, а скорее постепенное расшатывание. У нее был отпуск в Австралии, затем ее роман с Драко, а затем и брак, против которого, как она знала, Рон и выступал. Но он все же написал. Беседы были скреплены кодами молчания, но он был рядом. Пока его не стало. Так что, возможно, это была не его вина. Может, её. Может, это всегда была она.              Если она попытается вернуться в прошлый год, на нее обрушатся стены больницы. Аппараты. Доктор. Медсестры. Есть и другие воспоминания, она уверена в этом, но не может их вспомнить. Она вспоминает свою мать; она вспоминает, как умирала ее мать. Она помнит своего отца; она помнит, как заставила умереть своего отца. И людей, которых она потеряла по пути. Эти случаи сливаются воедино: Гарри, Рон, Джинни, Молли, Артур, Фред, Билл, Луна, Ханна, Симус, Дин. Она перестала отвечать на сов. Она не всегда появлялась на мероприятиях. Она часто пряталась. Но времени должно было быть больше. Человеческий мозг может обрабатывать только одну когнитивную задачу за раз; ее подход был логичным: вылечить родителей, и тогда у нее будет время на то, чтобы исправить всё остальное              К тому времени, как Рон и Гермиона допили свои напитки, они перестали пытаться заполнить тишину. Он ждет, пока она проведет их в палату Драко, кладет руку ей на плечо и открывает двери в коридор. Когда они входят, Малфоев там нет. Вместо этого Панси сидит на кровати Драко, Тео и Блейз – на двух ближайших стульях.              − О, Грейнджер. Похоже, ты привела гостя. Тео делает паузу и медленно поднимается со стула, широко улыбаясь. – Пожалуйста, − он показывает на свое свободное место, − будь как дома, Уизли.              Края губ Тео подергиваются. Гермиона чувствует, как Рон напрягается рядом с ней, его рука падает с ее плеча, а Панси смотрит на нее.              − Прекрасный шрам, Уизли, − Панси ерзает, но остается на месте, положив ладонь на руку Драко. – Неисправное заклинание?              − Служебное дело.              Она смеется, приподнимая подбородок.              − Ещё один Уизли в Министерстве. Шокирует. Неудивительно, что они вообще ничего не могут там сделать.              − Пэнс, − Блейз приставляет указательный и средний палец ко лбу и закрывает глаза. – Давай прекратим? Наш пациент отдыхает.              Он смотрит на Рона, а затем отводит взгляд.              Тишина. Кожу Гермионы покалывает. Тео качается вперед на ногах. Он все еще улыбается Рону, его губы приподняты, едва заметны ухмылки, глаза сузились. Рон смотрит в ответ, и она слышит, как его дыхание учащается. Она хочет дотронуться до его руки, чтобы подать сигнал, но знает, что это будет неправильно истолковано.              Блейз наклоняется вперед и тянет Тео за рукав.              − Давай выпьем кофе, приятель. Дай Грейнджер и Уизли возможность присесть и отдохнуть.              − Верно, верно. Конечно, − Тео снова указывает на свое место. Его ноздри раздуваются от выдоха. – Я не мог бы и мечтать разрушить такое прекрасное воссоединение, − он оглядывается. – Пэнс?              − Я останусь. Принеси мне, пожалуйста, капучино.              Дверь закрывается. Панси почти не смотрит на них, вместо этого поглаживая пальцами тыльную сторону его руки. Гермиона ждет искры ревности, разжигания собственничества. Вместо этого она чувствует себя неуместной злоумышленницей, которая застала такую интимную сцену. Теперь она ясно видит это – другое будущее, которое могло бы быть у Драко, эту другую жену.              − Врачи что-нибудь сказали? – наконец спрашивает она.              − О, ты имеешь в виду, пропустила ли ты что-нибудь важное, пока вы с Уизли дружили?              Рон наклоняется вперед, словно собирается вмешаться, но Гермиона касается его руки. Ее пульс стучит, но она облизывает губы и говорит.              − По поводу операции. Было ли что-то новое?              Другая девушка фыркает.              − Если тебя так сильно волновало, почему ты сама не спросила доктора?              − Панси, − говорит Гермиона. – Пожалуйста.              Гермиона моргает, пытается встретиться взглядом с Панси, но смотрит в сторону. Мерцание воспоминания подталкивает Гермиону: ладонь Панси на ее плече, нежное сжатие пальцев, в то время как Гермиона держала остывающую руку отца. Она знает, что потеряла ее уважение из-за появления Рона. Но как она может объяснить это явление? Иногда с ней что-то случается, и она не может контролировать время – это всегда было ее проблемой – отсутствие контроля.              − Они будут работать сегодня вечером, − наконец говорит Панси. – Малфои вернулись в поместье, чтобы подготовить комнату Драко.              − Комнату Драко? – ком застревает к горле Гермионы. Ее голос раздается высокий и панический. Она знает эту информацию, но на самом деле она не думала: «Они возвращают его в поместье Малфоев?»              Панси закатывает глаза.              − Ты удивлена, Грейнджер. Что именно, по твоему мнению, могло произойти? Ты бы отвезла его домой, в свою лачугу? Поиграла бы в няню? Ты даже эмоционально способна думать о ком-либо, кроме себя?              − Довольно, Пэнс… − Рон прочищает горло.              − Я имею в виду, честно. Что заставляет тебя думать, что у тебя есть полномочия – не говоря уже об опыте – заботиться о Драко?              − Я его жена…              На этом Панси наконец поворачивается к Гермионе. Голос у нее тонкий и злобный, зубы выглядывают из-под изгиба губ.              − А я его лучшая подруга. И они его родители. И мы те, кто любили его, заботились о нем с детства. Так кто ты на самом деле? Что ты для него сделала? – она наклоняется вперед и понижает голос. – Что ты с ним сделала?              − Ты не в порядке, Панси. У тебя нет права…              − Я не только не разговариваю с тобой, Уизли, у меня не только нет желания когда-либо с тобой разговаривать, но я еще и любезно попрошу тебя заткнуть еба…              − Стой, − голос Гермионы звучит громко и резко, проникая через комнату. Панси закрывает рот, а брови нахмуриваются, словно она удивлена собственной реакции.              Гермиона вдыхает.              − Пожалуйста. Я не хочу, чтобы Драко это слышал, − смешно ли ей так думать? Он слушает? Он согласен с Панси? – Я не хочу беспокоить Драко.              Смех извне нарушает тишину. Слышны взлеты и падения шагов, скрип колес по линолеуму.              − Панси, я хочу, чтобы он поправился так же сильно, как и ты, − говорит Гермиона.              Она пытается собраться с духом для новой вспышки, но Панси молчит, заправляет волосы за уши и снова обращает внимание на Драко. Когда она говорит, ее голос звучит мягче, злоба разбавляется.              − Будет лучше, если он будет там. У них будет круглосуточная помощь, − она водит пальцами по складкам на его простыне. – Они даже просят того целителя прийти.              − Какой целитель?              Панси останавливается; ее рука лежит на краю кровати.              − Ты не знаешь?              − О чем ты говоришь, Панси? – паника поднимается по ребрам Гермионы. – Какой целитель?              Что-то вроде смеха вырывается из губ Панси.              − Они не сказали тебе? – она качает головой, ее губы складываются в гримасу. – Ты не догадалась?              У Гермионы болит голова. Когти впиваются в ее скальп, вынуждая ее произнести слова.              − Панси, пожалуйста.              − Знаешь, иногда я смотрю на тебя и думаю, что нашей самой большой ошибкой было то, что мы тебя переоценили. Все просто думали, что ты справишься со всем этим, − Панси скрещивает лодыжки и кладет руки себе на колени. – Это твое проклятие, правда? Люди смотрят только на тебя и видят самую умную ведьму твоего возраста. Они не видят тебя такой, какая ты есть.              Кожа Гермионы зудит. Кровь в ее голове кипит, и она чувствует панику. Мигрень сверлит у нее за глазом, прерывая ее мысли.              Панси встает и проходит мимо нее, а Гермиона хочет протянуть руку и схватить её, но она больше не знает, что сказать. Прежде чем выйти из палаты, Панси поворачивается к ней:              − Спроси Тео. Спроси его о целителе.              ***              Операция Драко состоится сегодня же вечером в 8 часов. Когда хирургическая бригада увезла Драко, Гермиона почувствовала себя отделенной от своего тела. Однажды она прочитала в одной из книг своего отца о картезианском дуализме.              Аргумент:              - Если невозможно с абсолютной уверенностью различить, бодрствую я или сплю, основываясь на моем восприятии, тогда у меня есть основания сомневаться в своем восприятии.       - Невозможно определить с абсолютной уверенностью, бодрствую я или сплю, основываясь на моем восприятии; поэтому у меня есть основания сомневаться в своих представлениях.              Ей это нравится, потому что это означает, что есть мир, возможно, недоступный и познаваемый для нее, где все люди, которых она любит, в безопасности, где ей больше не нужно доверять своим чувствам или опыту.              Ей также нравится более позднее разделение, которое проводит Декарт: разум над материей. Я могу быть уверен, что мой разум существует, но я не могу быть уверен, что мое тело существует. Следовательно, разум и тело должны быть разными вещами. Она представляет, как ее мозг плавает в банке, рассматривая обломки своей жизни, выделяя свои ошибки, чтобы она могла на них учиться. Тем временем ее тело скользит по миру и совершает действия. Ее тело плачет, ее тело движется, ее тело подчиняется всем своим варварским потребностям.              Прошло уже восемь часов. Люди то входят, то выходят из комнаты. Они ждут новостей, вспышки розовых пятен, которые сообщат им хорошие новости. Нарцисса и Люциус усмехаются, когда санитары и другие пациенты проходят мимо палаты Драко. Блейз, Тео и Панси шагают по коридору. Рон сидит рядом с ней, а она смотрит на пустую больничную койку. Рон не двигался и не пытался заговорить. За это она благодарно. Указание Панси толкается ей в живот, как мешок с песком, крадет ее воздух. «Спроси Тео». Он прямо у входа в комнату, но она не может заставить себя пошевелиться. Ее конечности цементируются в сиденье.              Ранее Гарри и Джинни заехали на два часа, прежде чем их снова позвали. Тогда комната казалась полем битвы: слизеринцы с одной стороны, гриффиндорцы – с другой. Другая версия Гермионы могла бы даже развлечься.              – Я больше не могу это терпеть, – говорит Нарцисса. Она трет ладонью лоб, прежде чем опустить руки. – Я пройду прогуляюсь.              – Я присоединюсь к тебе, дорогая, – Люциус смотрит на нее и Рона. – Воздух в этой комнате довольно… душный.              Когда Малфои уходят, они останавливаются, чтобы поговорить с остальными в коридоре. Гермиона наблюдает за решеткой лунного света на линолеуме. Как долго? На такую операцию она рассчитывает 8-10 часов. Она знает, что еще есть время, что никакие новости не могут быть плохими, но она чувствует, как ужас пробегает по ее венам при каждой паре шагов, которые проходят мимо комнаты, не останавливаясь.              – Миона, – Рон зевает и качает головой: – Не возражаешь, если я пойду за кофе?              – Нет, конечно, нет, – она проводит большим пальцем по суставам. – Рон, тебе не обязательно оставаться. Можешь идти домой.              Он качает головой.              – Я на пару минут. Чай или кофе?              Прилив нежности обрушивается на нее, заставляя отвести взгляд. Она так сильно привязана к мужчине, которым стал Рон, – её другу, который всегда у нее был, но которого она не всегда могла видеть.              – Чай, пожалуйста. Эрл Грей.              Он хлопает ее по плечу и уходит.              Когда она снова слышит звук шагов, она задается вопросом, не оставил ли он что-нибудь, но она слышит голос Тео.              – Сидим одни, не так ли?              – Тео, – говорит она. Голос у нее низкий и хриплый. – А где остальные?              – Как ни странно, они решили сопровождать Уизли за провизией.              Она кивает. У нее болит грудь. Лед течет по ее венам. Они одни. Она могла бы спросить сейчас, но она начинает задаваться вопросом, хочет ли она вообще знать.              Он садится рядом с ней, и часть ее хочет отпрянуть. Он – ящик Пандоры.              – Я полагаю, они рассказали тебе о выздоровлении Драко? В поместье.              Она кивает. Есть вещи, которые она хочет сказать, аргументы, которые она припасла но ее язык остается вялым.              – Никакой праведной тирады, Грейнджер?              Она позволяет тишине затянуться. Она смотрит на его руки, видит, как они ерзают у него на коленях. Гермиона знает, что это представление, по крайней мере, отчасти. Он тоже волнуется. Она удерживает эту мысль, когда открывает рот и говорит:              – Панси упомянула целителя. Она сказала, что я должна спросить тебя.              Руки Тео по-прежнему остаются на коленях, а затем он впивается ногами в брюки, скручивая ткань.              – Сплетничаешь с Панси? Ты сегодня полна сюрпризов, Грейнджер.              – Тео, – она сглатывает комок в горле, – больше никаких игр. Скажи мне, что происходит.              – Ты помнишь тот разговор, который у нас был в коридоре? Что я тебе снова сказал? Подумай, Гермиона…              – Зачем ты это делаешь?              – Не обращала ли ты внимания…              – Ты можешь этого не видеть, но я люблю Драко.              – Тогда почему, – а теперь он выглядит убийственно. Его руки с силой сжимают его колени, на его челюсти пульсирует вена, – Драко этому не верит?              Она вдыхает, чувствуя, как сила его слов врезается в нее. Она смотрит ошеломленно.              – Если ты так его любишь, Гермиона, почему Драко не поверил этому?              Она смотрит вверх, впивается пальцами в ладони и моргает, желая, чтобы свет перестал отражаться в ее глазах.              – Тео, я стараюсь изо всех сил здесь. Мне не все равно, – ее голос срывается. «Так же, как и тебе, если не больше», – думает она, но не может заставить себя сказать это. Сегодня она тоже принесла жертву. Она не хочет этого боя.              Он не отвечает, она поднимает глаза и обнаруживает, что он смотрит на кровать. Он ритмично выстукивает по коленным чашечкам, прежде чем разгладить складки. Он кажется смирившимся.              – Драко нанял целителя, – наконец говорит он, застав ее врасплох. Она изо всех сил пытается переориентироваться на разговор. – После того, как твои родители были госпитализированы, он нанял целительницу из Мунго, чтобы она делала вид, что она здешняя медсестра…              В ее ушах начинается пронзительное жужжание, и голос Тео звучит так, будто фильтруется под водой.              – Ее зовут Табита. Она следила за твоими родителями, продолжала работать над потенциальными магическими причинами их болезни.              У нее болит мозг от попытки связать его слова с ее воспоминаниями. Няня. Какая медсестра?              – Мне сказали, что она очень известная целительница. Я встречался с ней несколько раз. Не могу сказать, что я испытываю к ней такое же уважение, как, по-видимому, Драко.              Было так много медсестер. Какая из? Все они слились в одно лицо. Было ли что-то, что казалось чем-то другим? Подумай, Гермиона.              – Табита, очевидно, не добилась успеха, но она была полезна в других отношениях. Она предупредила Поттера об ухудшении состояния твоего отца в начале февраля, прежде чем он… – Тео замолкает.              Да, была такая. Медсестра, которая смотрела. Та, которая выглядела напуганной, будто скрывала секрет. Бетон заполняет ее легкие. Гермиона кладет ладонь на грудь и трет ее, пытаясь вдохнуть воздух.              – Почему Драко ничего не сказал? Почему не…              – Потому что он не хотел оправдывать никаких ожиданий, – Тео наконец смотрит на нее. – Он беспокоился, что Табита не сможет определить проблему.              – Я…              – Я полагаю, ты можешь предположить, что зарплата Табиты – еще одна причина, по которой Драко понадобился кредит… Приватизированная медицина действительно так же дорога, как можно представить.              У нее мокрые щеки, и она позволяет воде стекать по шее, оставляя пятна на рубашке.              – Я не знала…              – Ладно, – улыбается Тео, но это не так насмешливо, как она ожидала. Она понимает, что ему жаль ее. – Теперь ты жалеешь.              – Могу я..?              – Миссис Малфой?              Они оба поворачиваются к источнику звука. В дверях стоит медсестра, хмурясь. Она указывает на Гермиону.              – Вы жена Драко Малфоя?              Она встает и вытирает лицо рукой.              – Да, да, это я.              – Мы только что закончили работу. Хирург скоро поговорит с вами, но я пришла сообщить вам об этом как можно скорее.              – Он в порядке? – говорит Тео. Он тоже стоит.              – Подробнее вам скажет хирург, но да, я бы сказала, что операция прошла успешно.              Она чувствует слабость от перспектив. Плечи Тео на выдохе опускаются. Медсестра смотрит на каждого из них, чего-то ждет, но когда ее встречает тишина, она кивает и поворачивается, чтобы уйти.              – Мы можем его увидеть? – Тео выходит вперед.              – Еще нет, но скоро.              ***              Она представляла этот момент много раз за последние несколько дней. У нее есть запись в дневнике, в которой она набросала то, что хочет сказать, но все это кажется неадекватным, как только она входит в реанимационную палату и видит бледное лицо Драко, его усталые серые глаза.              Они одни. Они разрешили ей первой навестить его. Она знает, что у нее всего несколько минут уединения, прежде чем вторгнутся другие голоса.              – Драко, – говорит она. Ее глаза наполняются слезами, и она ненавидит дрожь в голосе. Она касается его руки, ждет, чтобы увидеть, отстранится ли он. Он одарил ее улыбкой, которая не полностью отражалась в его глазах.              – Как дела? – спрашивает она, и ей хочется проглотить свою глупость.              Он хихикает; звук натужный и вызывает приступ кашля. Она спешит протянуть ему чашку с водой поблизости и вытирает края его губ, где вытекла вода. При этом он отстраняется.              – Я в порядке, – говорит он и не смотрит на нее.              Ей есть что сказать, что ей нужно остаться, но она не может перестать пялиться на него. Ему кажется, что под ее пристальным вниманием он чувствует себя неуютно. Его пальцы подергиваются под ее.              – Тебе больно? – она наконец останавливается. – Я могу вызвать врача.              – Я в порядке.              – Я скучала по тебе, – слова выходят в спешке. Она не совсем понимает, какой именно реакции она хочет. Она надеется, что он сможет прочитать между строк и понять, что она имеет в виду: извини; пожалуйста, не уходи. Она чувствует себя очень уставшей и очень маленькой.              – Я сейчас здесь.              Она выдыхает, что подозрительно похоже на рыдание. Он сжимает ее руку один, два раза. Часть ее желает, чтобы он кричал на нее, как будто это означает, что он все еще достаточно заботится, чтобы кричать.              – Мои родители здесь?              Она кивает, вытирает нос тыльной стороной рукава.              – Да, я могу позвать их, если хочешь. Они были здесь все время. Блейз, Тео и Панси тоже.              Он выдыхает.              – Спасибо, что позвонила им.              Эта формальность, как будто они почти не знают друг друга. Она хочет избавиться от этого момента, но все, что она может сделать, это сильнее сжать его руку, а затем рывком отпустить. Она причинила ему боль? Ее хватка была слишком сильной?              Повисла тишина.              – Надеюсь, меня скоро выпишут, – говори он. Драко поворачивается, чтобы посмотреть в окно. – Я всегда ненавидел больницы.              – Кажется, хирург сказал, что тебе не придется задерживаться здесь надолго, – она сглатывает, облизывая губы. – Твои родители предложили тебе переехать в поместье. Я слышала, что для тебя оборудовали комнату, связались с частным целителем.              Он смотрит на нее, исследуя ее лицо, ожидая следующего шага. Еще слишком рано для разговора о Табите, деньгах, способах, которыми они обманывали друг друга. Обо всем могут поговорить позже. Она продолжает:              – Если хочешь, мы могли бы просто пойти… домой, – она осторожно использует это слово, на случай, если он уже так не думает об их совместной жизни.              Аппарат рядом с ним пищит, и она считает звуковые волны.              – Может быть, будет лучше, если я проведу несколько дней в поместье, только в начале?              – Хорошо, – кивает она, вздергивая подбородок вверх и вниз. – Конечно. Все, что ты хочешь.              Она слышит голос Панси, доносящийся извне. Честно говоря, сколько еще времени это займет? Она не может просто так схватить его, как…              Она боится задать следующий вопрос. Он поднимается, как волна, набирая обороты, пока не прорывается.              – Я могу пойти с тобой в поместье, например, – концовка переходит в вопрос, лишенный уверенности, которую она хотела внушить предложением. – Но только, если ты этого хочешь.              Он вдыхает, приподняв уголки губ. Когда он смотрит на нее, на его лице появляется загадочное выражение. Она прикусила губу, ожидая его ответа. Рассвет начинает пробиваться сквозь облака, и она щурится, когда свет заливает его, освещая пурпурные тени под его глазами. Он выглядит усталым, но не несчастным.              – Да, – наконец говорит он, касается ее запястья и проводит пальцами по точке пульса. – Я хотел бы.