Нелюбимые дети Шепфа

Она аккуратно огибает каменную раму окна. То, что Рэйн всё ещё остаётся незамеченной, впрочем, уже не новость, однако аккуратность действий ей приходится оттачивать ещё долгое время, чтобы ангел Фенцио не поймал за руку. Девушка складывает крылья на спине и безмятежно проходит сквозь полумрак длинного коридора к самой охраняемой, но на данный момент свободной двери башни со множеством необычных фигур бирюзового цвета. Рэйн легко толкает её и проходит в комнату, которая когда-то была лишь картинкой на разбитом зеркале. И каждый раз девушка переступает порог с новыми ощущениями, ведь в комнате, заполненной самой светлой энергией, она перестаёт быть Рэй. Бесконечно одинокий ангел ласково называет её Рэйн, не пытаясь сократить имя для собственного удобства. После девушка мучается от отвращения к себе или ко всему вокруг, но в то же время желает раствориться в ласковом белом свете. Зрачки сильно расширяются и сужаются, словно возбужденно вдыхая полной грудью от экстаза. Рэйн едва выдерживает эти странные ощущения. Она чувствует себя обманутой, когда осознанно наслаждается присутствием светловолосого юноши, и глупой, когда её взгляд в очередной раз падает на него. Дрожь волной проходит по всему телу, и её становится сложно усмирить. Чувство безысходности разъедает девушку изнутри, разливаясь по узлам вен горячей смолой. Чёрной, тягучей смолой. Прикосновение обыкновенно прохладной руки приводит Рэйн в чувства. Лишь после того, как Бонт встречает её тёплой, невероятно нежной и совершенно не фальшивой улыбкой, девушка еле слышно выдыхает и вспоминает, что она уже примкнула к стороне демонов, как того желала душа и старший брат. Ей вроде всё ещё дурно от одного присутствия в плохо освещённой комнате, где есть лишь кровать, трещины на полу и элементы декоры, явно навязанные ангелами. Там всегда воцаряется душная, гнетущая и невыразимо мрачная тишина. Но представлять жизнь в таком месте Рэйн даже не рискует, просто обнимает Бонта и наслаждается его прикосновениями. — Рад тебя видеть, — тихо произносит парень, обжигая кожу своим горячим дыханием. — И я тебя, — Легран недолго молчит, стараясь запомнить короткий миг в мельчайших деталях. — К тебе кто-нибудь приходил на этой неделе? Бонт отрицательно качает головой, нехотя выпуская Рэй из объятий. Он, кажется, к ней привязан как ни к кому другому во всём мире. Он видит в ней поддержку, а порой полностью забывается в её огненно-рыжей опасной энергии. Его притягивает тепло, которое она излучает, и тоска по забытому прошлому обостряется невероятно сильно. — Что насчёт серафима Рошель? Неужели даже она не приходила? — Рэйн скептически изгибает светлую бровь, садясь в позу лотоса у небольшого окна с решёткой. — Никто не проникал в поток моего сознания в последнее время, да и я уже против этого. Тебя же могут раскрыть. Молчание быстро становится их привычкой, перестаёт угнетать и наконец приносит лишь удовольствие от слабых улыбок и жестов. Правда ровно столько же тишина становится невыносимо громкой и обнажает все тайные мысли. И юноша видит истину в сбитом дыхание Рэйн, которая судорожно глотает кислород, едва разомкнув покрасневшие от помады губы. Даже её горячая кожа не обжигает сильным жаром от излюбленных объятий, и после Бонт всё-таки находит на подушечках своих пальцев багровые пятна. — Ты же обещала! — он резко выкрикивает это и кажется, словно его голос едва ли не срывается на крик, а после на рыдание. — Обещала не участвовать в крылоборстве. — Всё же нормально, Бонт. Не вижу здесь проблемы. — Шепфамалуму нужна вся сила! — парень не понимает своих слов и действий и растерянно смотрит по сторонам, избегая серых глаз Рэйн. — Ты невозможна! — А знаешь, мне всё нравится. Я назову это примитивное чувство влюблённостью, — девушка произносит это на выдохе почти шёпотом, и в её голосе на удивление совершенно нет усмешки. Если всю жизнь она лишь искусно играет с чужими чувствами и лжёт о своих, то в заточении Бонта зарекается говорить лишь правду. И от этого Рэйн быстро забывает о том, как лукавить, и в свободное время рассказывает парню лишь правдивые истории, от которых злость порой коварно окутывает её сознание настолько, что крылья начинают тлеть, а всё, к чему она прикасается — воспламеняться. Но Бонт слушает её с интересом, не вникая в частые предупреждения. Лишь рядом с такой же полукровкой, как он сам, парень учится дорожить кем-то, узнаёт, что в нём есть сила, и старается дать волю запретным чувствам. Он почти сразу понимает, что Рэйн расскажет ему о полноценной жизни намного больше, чем любой из серафимов или архангелов. Однако привитая доброта не исчезает из его сердца, просто система ценностей кардинально изменяется до того, что он начинает ценить эфемерное время. Невинная улыбка изгибает поджатые губы Бонта. Ему хочется ответить Рэйн так же честно, чтобы впервые услышать её смех, вызванный порывом его смелости. Но прежде, чем решиться на это, он смотрит на необыкновенный ярко-малиновый закат, обладающий ещё более притягивающими оттенками, как на его любомой картине, что висит в пыльном углу спальни. В лучах закатного солнца объединяются все чувства, постепенно переступающие грань вечного сумбура мыслей, и разум неосознанно становится туманным. Каждый оттенок в этом великолепии на прощание насыщает мир жизнью уходящего дня. Бонт с тоской признаёт, что этим нельзя наслаждаться вечно. В этот момент обычно белые, как вата, облака становятся почти лиловыми. Заходящее солнце, словно смущаясь, пытается спрятаться за ними, а голубое небо резко меняет свой окрас, отдавая предпочтение в частности каждому оттенку алого цвета и в то же время ни одному из них. — Я, наверное, тоже умею влюбляться, — Бонт садится рядом с Рэйн и, устало массируя виски от тяжести собственных мыслей, кладёт голову ей на плечо. — Но, пожалуй, только в тебя… — Опрометчиво. Она ни за что не желает открывать своё истинное лицо и смеяться перед Бонтом, находя свой негромкий хрипловатый смех неприятным, именно таким, какой хочется скрывать даже в правдивой тишине. Ей остаётся лишь задорно усмехаться, когда парень с замиранием сердца жаждет этого, точно недосягаемой цели. Бонт совершенно не понимает, почему его не посвящают во все подробности настоящей Рэйн Легран, не бьют по рукам в наказание, а просто дразнят. Он же, кажется, делает всё правильно, изучая слабости девушки. Но вновь где-то допускает ошибку, беспечно падает в бездну, и его бледное лицо заливается яркой краской, что скапливается в основном на щеках. Девушка оставляет едва ощутимый поцелуй на его виске, вмещая в него всю свою явственно ощутимую тоску, и уходит как обычно без предупреждения. Молча покидая комнату снова через небольшое окно, Рэйн не хочет произносить имя Бонта, не хочет делать ему больно. Для неё прощание становится мукой, ведь она умеет отпускать людей только навсегда, без возможности снова взглянуть на знакомый силуэт, потому Бонт и ничего не требует. Крепко цепяясь за руку Рэйн, он постепенно привыкает к необъятному миру, как бы тяжело это ни казалось. Легран нужно пару минут, чтобы забыть эту встречу и заменить её другими воспоминаниями. Нет, скорее она нуждается в часе, а точнее в нескольких спокойных часах, где можно просто тосковать о запретном. Ей становится тяжелее и тяжелее с каждой мимолетной встречей, у которой всё ещё нет смысла. Рэйн просто мучает себя детской влюблённостью, называя своё отражение в заркале слабым и бесполезным. Позже момент дежавю настигнет девушку слишком резко, чтобы не вызвать интереса. Она лишь выходит из-за каменного угла школы, где множество маленьких незначительных трещин образуют достаточно серьезную расщелину, и на её плечо ложится тяжёлая мужская рука. От неё разит ледянящим холодом, пробирающим прямо до костей. И наконец под слоем белоснежной кожи руки образуется тонкий, едва заметный слой серебристого льда. Он адской болью обжигает разгоряченную кожу Рэйн, оставляя бледно-розовый след необыкновенно симпатичной формы. — Какого хрена, Тейлор?! — возмущённо откидывая руку брата, вскрикивает девушка, попутно одаряя его выразительным взглядом ярко-красных глаз. — Как знал, что это сработает, — юноша торжественно потирает прохладные ладони. — А теперь рассказывай, где именно Мими не видела тебя. И лучше если ты сделаешь это сразу, ибо я готов не раз воспользоваться силой. — Ха, да ты у нас нахальный тип, дьявол, — Рэйн убирает прядь волос с его лица. — Но меня такими фокусами не взять, милый, придумай что-нибудь более интересное. Дежурный обмен колкостями заканчивается едва начавшись, чтобы после не перерасти в недопустимую длительную ссору. Близнецов с детства стараются ограничить от споров и применения силы, несмотря на то, что они могущественые бессмертные, которым жизненно необходимо бороться за свои права. Но чем запретнее плод, тем больше хочется его вкусить, поэтому Рэйн, лишь заприметив небольшую компанию во главе с Ости, решает, что неконтролируемая сила единственное, чем стоит пользоваться ради развлечения в чрезвычайно длинной жизни. — Снова обижаешь непризнанных? — ещё издалека спрашивает девушка. — Мне порой кажется, что это твой удел. Всё-таки тягаться с бессмертными не всем дано. — Тебя это вообще не касается, Легран, — резко выплевывает Ости, бросая на Рэйн взгляд полный отвращения. — По-моему, ты только и можешь, что скрываться за именем отца, — она поджимает губы, словно пытаясь сдержать поток горьких слёз. — Завидовать надо молча, — Рэйн подходит вплотную к брюнетке и буквально нависает над ней, довольствуясь доминирующей позицией. — Однако… Советник Север здесь ни при чём, прятаться за отцом было твоей прерогативой. Ости откровенно показывает свою неприязнь к оппоненту. Если бы не остатки гордости, она бы уже давно начала рвать платиновые пряди волос Рэйн, чтобы наконец увидеть исковерканное страданиями лицо, где состраданию обычно нет места. Брюнетка лишь старается нанести удар, с каждым разом всё глупее промахиваясь. Жажда мести поедает её изнутри, манипулирует ею, а Ости всё никак не может понять простую истину о том, что стоит отпустить эти мысли. Рождённых полукровок не даром держат под пристальным взглядом самой цитадели, ведь даже лучшие ученики школы не могут сравниться с ними, а остальным об этом даже мечтать сложно. Рэй почти не колеблется, просто легко уворачивается от слабых атак. Она необыкновенно серьёзно смотрит на Ости, и её лицо на секунду выражает даже некую строгость. Её явно оскорбляют действия девушки, которая в следующую секунду просто замирает, абсолютно лишаясь контроля над действиями. И только тогда, от осознания всей опасности, её лицо меняет выражение с обыкновенной дерзости на лёгкую панику, вызывающую самое жуткое омерзение. Если сначала действия и ясность разума Ости блокирует Рэйн, почти не применяя свои возможности, то дальше у девушки перед глазами возникает чёрная пелена густой дымки, и она сама перестаёт контролировать себя. Её злоба пропадает с лица в тот момент, когда сбитое дыхание переходит в судорожные и редкие вдохи; больно ей становится в одночасье. Зелёные глаза, обычно недовольные или лукавые, обрамляет ужас, а дальше судороги сводят конечности. В такие моменты осознание того, что перед болью ничтожны даже ангелы и демоны, закрадывается в мысли неосознанно. И с полураскрытых губ не может сорваться ни малейшего крика о помощи — Рэйн не позволяет. Обиженная упомянанием отца, она дёргает за ниточки, как кукловод делает это со своей игрушкой. Но боль совсем скоро постепенно пропадает, оставляя после себя лишь капли холодного пота на лбу. — Прекращай, Рэй, — равнодушно произносит Тейлор, скрещивая руки на груди. — Поздравляю, Тэй, ты такое зрелище испортил, — бархатистый смех Люцифера противно режет слух, затягиваясь весьма на долгое время. — Ладно, твоя правда, Тейлор, — светловолосая бросает взгляд на молчаливую Вики, которая, вероятно, решает просто слится с вечерним пейзажем. — Ну если здесь права всех непризнанных в порядке, то предлагаю тебе дружеское рандеву, Люций. *** Неприкрытые щиколотки Рэйн ласкает белоснежный снег, который всё-таки тает под подошвой ботинок намного быстрее, чем лёд Тейлора. Девушка представляет, как по её телу, от макушки и до самых ног, разливается блаженное тепло, постепенно переходящее в приятный жар. И достигнув нужной температуры, чтобы не замерзнуть на вершине заснеженой горы, где дуют злые ветры, Рэйн садится на самый край обрыва. Оттуда виднеется горизонт, слегка прикрытый от чужих глаз другими, менее высокими, горами. — В Аду не так жарко, как сейчас разит от тебя, — насмешливо произносит мужчина, присаживаясь рядом. — Усмири свою температуру, маленькая чертовка. Девушка демонстративно игнорирует слова давнего друга. Вместо ответа она берёт в руки небольшую горстку снега, которая на глазах оставляет от себя лишь прозрачные жемчуженки капель воды. Рэйн нужны все оттенки энергии Люцифера, даже несмотря на то, что она его знает всю жизнь. Но как от неё требуется, так она и делает, покорно прислушиваясь ко всем словам Бонта. Слегка тревожится, сомневается и не понимает, зачем ей всё это нужно, но продолжает выполнять, вспоминая главный секрет небес. — Насколько наше рандеву дружеское, маленькая чертовка? — Люцифер кладёт руку на колено Рэйн, постепенно скользя ладонью чуть выше по ткани, к внутренней стороне бедра, — Может, ты хочешь получить подарок от меня? — Сегодня обойдёмся без поцелуя от сына Сатаны, милый. К тому же ты недавно обжимался с Ости, — девушка брезгливо дёргает плечами. — Неужели думал, что это останется незамеченным? — Ты что, с непризнанными переобщалась, или это Тэй так на тебя влияет? Стала такой мелочной. — Люций, знаешь, я здесь только для того, чтобы запомнить твою энергию в самых мельчайших деталях, — Рэйн хватает его за воротник рубашки, тянет на себя и, прижавшись лбом, оставляет между их лицами расстояние не больше сантиметра. Глаза словно наливаются густой ярко-алой кровью, поток которой нескончаем, а на языке оседает странный, но невероятно приятный вкус. Такое забыть будет очень сложно, потому теперь Рэйн уверена, что ни за что не спутает эту энергию с чужой. Её это даже обременяет в какой-то степени, ведь ситуация напоминает предательсто, где она виновата перед семьёй и Бонтом. Девушка плохо знает энергию матери и почти не воспринимает энергию мальчика из башни — отвращение тугим комом становится в горле, но сын Сатаны оставляет в её памяти настоящее клеймо. — Какого хрена?! — злостно шипит Люцифер. — Я не сделала ничего страшного, чтобы ты так реагировал, — безмятежно произносит Рэйн, удаляясь в появившийся водоворот.