Нелюбимые дети Шепфа

Он слышит шёпот даже во сне, и этот голос не ласковый и бархатистый, не добрый, нежный или приятный, он ужасен во всех своих проявлениях. Голос, от которого когтистые лапы паники терзают кожу, а зубастая пасть стремится подобраться к горлу, приследует его с самого детства. Юноша с малых лет наполнен страхом и не может благодарить Шепфа за маму, не упомяная Шепфамалума. Бонт просыпается едва ли не каждую ночь в холодном поту и с горячими слезами на глазах. Он обречённо смотрит по сторонам полупустой комнаты, где ночью причудливые тени танцуют на голых стенах, и не понимает, за что его там держат. Может, парень не признаёт вслух и молчит, но вечный холод, наполненный тоскливым одиночеством, ему осточертел. А Бонт ведь даже не способен вспомнить прошлой жизни и возненавидеть Шепфа за всё, что он имеет сейчас. Просто слушать истории серафимов и жить от золотого рассвета, что виден лишь от части сквозь единственное окно, до лилового заката — его удел. Бонт вроде как благодарен за свою мягкую кровать и мраморный пол, покрытый тонким слоем пыли, а ещё за безопасность и право на жизнь. Настоящая ли его защита или нет, мальчику из башни не говорят, уводят тему в сторону, но восхвалять мудрость Создателя не брезгуют, ведь он не лишает Бонта радости, а дарит ему своё особенное счастье. Его сутки тянутся издевательски долго, вызывая некую привязанность даже к каменной тюрьме. И юноша всё-таки верит всем словам, как от него требуется. Только вот ровно до тех пор, пока Шепфамалум во мраке бесшумной ночи не произносит незнакомое имя, чужое, но в то же время какое-то очень близкое. Бонт вслушивается в каждую букву, произнесенную неприятным шёпотом, чтобы поверить, что это не обман, а истинное блаженство. И тогда в подтверждение слов из тени выходит высокая фигура с горящими глазами, в которых невозможно не утонуть, ведь их глубина утаскивает в свою пучину, наполненную чем-то невероятно тёплым. От силуэта веет жаром, и энергия имеет рыжий цвет. Но только когда неизвестный выходит в поток лунного света и оказывается светловолосой девушкой приятной наружности, становится ясно, что глаза наполненны не гневом, а вселенской тоской. Почти такой же, как у самого Бонта. И ему даже не верится в это, он сначала робко тянет к ней руку, чтобы схватиться за реальность, и в итоге запутывает холодные пальцы в серебряных нитях шелковистых волос. В тот особенный момент юноша испытывает целую гамму эмоций, достойных кисти художника, но не может выразить их в словах. Но это и не требуется, ведь особа с красивой улыбкой на потрескавшихся губах говорит всё сама, словно предугадывая вопросы. Она скидывает с плеч чёрную накидку и садится на край кровати, что в последствии становится её привычкой и любимым зрелищем Бонта. Тишина резко наполняет пространство, становится вполне сносной и наконец не режет слух, а серое помещение обретает более яркие краски. Но только доверие девушка совершенно не вызвает, ведь в ней скапливается невероятное количество тёмной силы, с которой она совладает словно по счастливой случайности. Её сущность может в любой момент взять верх над разумом, и возможность спастись от разрушительной силы будет так же ничтожно мала, как покинуть каменную клетку. Во мраке девушка кажется хрупкой, но не менее устрашающей, ведь крылья в общей темноте горят очень ярко, может, даже ярче, чем утреннее солнце, что яростно пламенеет на горизонте. Манящая и в то же время отталкивающая девушка по имени Рэйн появляется в башне едва ли не каждый день. И запас её удивительных историй не иссякает, а потому скрашивает скучные будни заключённого. Через некоторое время Бонт чувствует под слоем непробиваемой тьмы что-то светлое и доброе, но талантливо скрытое от любопытных глаз. Доверие к Рэйн в конце концов появляется, и она почему-то решительно проникает в самое сердце юноши, как самый едкий дым оставляет напоминание о себе. Она беспрекословно выполняет просьбы, какими бы капризными они не казались, наполняет будни тем необходимым теплом, от которого прохладная кожа наконец согревается, и просто радует своим присутствием. Бонт не сразу осознает это чувство, проходит много времени, но разумом приходит к тому, что Рэйн называет влюблённостью. Его радость наконец-то становится реальной и ощутимой, а не абстрактной, как в рассказах серафима с золотыми крыльями. И даже имя Рэйн обретает новое звучание, мягкое и нежное. Она всё ещё мрачная снаружи, но невообразимо величественная внутри. В ней способны укладываться целая вселенная, её собственные призрачные сомнения, а ещё все чувства Бонта, мир которого ограничивается словами девушки. И почему-то он уверен, что ничего другого во всём свете просто не существует. *** Парень вслушивается в указания неосознанно, поддаваясь внутреннему порыву внезапного наплыва чувств, он кивает в пустоту и разглядывает одну точку на потолке. Ему впервые словно чего-то не хватает в душой спальне, и он спокойно признаётся себе в этом. Бонт расправляет крылья с замиранием сердца, словно вот-вот взлетит в голубое небо, наполненное симпатичным облаками светлых оттенков, о которых рассказывает Рэйн. Дыхание перехватывает взволнованность, но скука настигает его даже в редкие секунды, когда он мечтательно бродит по самом центру комнаты, и становится его злейшим врагом. Бонт ждёт неприлично долго, однако умеет делать это как никто другой. Бесконечные дни, которые напоминают неглубокие и относительно свежие рубцы на коже, вызывают жжение с дискомфортом, но учат терпеть. И вот он стоит у окна, полный трепета, что неспеша ускользает от него, и прислушивается к тихим шагам, приближающимся к пустующей двери. — Рад тебя видеть, — он сжимает её тонкие плечи в крепких тисках объятий, стоит девушке появится рядом. Тепло Рэйн не сравнимо ни с чем в мире. Она, кажется, может согреть каменную башню, если пожелает. Но Бонт радостно наслаждается её присутствием и тем, что внимание принадлежит лишь ему одному, ведь девушка бескорыстно решается помочь едва знакомому юноше, о котором так много говорят неправды. Её тьма внутри имеет намного больше добра, чем каждый серафим, что бесцеремонно пытается рассмотреть чужой силуэт в его потоке сознания. Бонт долгое время смотрит на Рэйн просто так, стараясь понять, чего именно не хватает. Он понимает, что не того ожидает весь день. И складывая руки в замок, юноша наконец замечает, что бледная кожа подушечек пальцев слишком яркая и имеет несвойственный для неё багровые цвет. Ничья кровь не может быть настолько горячей, поэтому Бонт обиженно поджимает губы. Ему кажется, словно он предан, но в то же время мысль выглядит настолько абсурдно, что не заслуживает даже места в голове. Растерянно оглядываясь по сторонам, парень уводит взгляды подальше от Рэйн. — Ты же обещала! — своя же интонация с нотками истерии не по душе Бонту. — Обещала не участвовать в крылоборстве. — Всё же нормально, Бонт. Не вижу здесь проблемы, — успокаивающе произносит Рэйн. Бонт так мало знает о мире, что не может принять большую разницу между собой и необычной особой, которая скрывает свою настоящую историю жизни, но откровенно и с некоторой гордостью говорит о том, что она полукровка. Ему непонятно, какой внутренний голос движет Рэйн совершать необдуманные поступки, а после страдать. Бонт ведь видел, чего ей стоят слова и действия, когда так же бесцеремонно заглядывал в её глаза, чтобы узнать немного больше о мире вне башни. И жгучую боль он не способен передать словами. — Шепфамалум, наверное, будет злится на меня и на тебя, но я ни за что не хочу, чтобы ты страдала ещё сильнее. Ты добрая. — Шепфа тебе судья в твоих мыслях, Бонт, — тень раздражения отпечатывается на лице Рэйн. — Мне на роду написано страдать. Начиная с того, что Север и Рошель решились вступить в союз в нестабильное время, и заканчивая моим желанием помочь тебе — всё ведёт меня в Ад на суд с Сатаной. Юноша кладёт голову на плечо Рэйн. Слишком неожиданно среди горьких запахов Бонт отчётливо распознает приятный аромат и старается уловить его, ведь запах растворяется в воздухе почти моментально. Он напоминает что-то давно забытое, но очень родное. И юноша пьянеет, лишь вдыхая. Хочется узнать, о чём же говорит ужасно приторный аромат, исходящий от кожи девушки. Но она резко встаёт с места, оставляя на виске поцелуй, наполненный грустью и ещё массой эмоций, которые закрыты глубоко внутри неё. Рэйн немногословна каждый раз, когда уходит, и этот раз не становится исключением, ведь от её присутствия остаётся лишь шлейф сладкого аромата и огненно-рыжая энергия, слишком сильно выделяющаяся на фоне общего спокойствия. Отпускать Рэйн с каждым разом все тяжелее, но Бонт знает, что так надо. Ей ведь предстоит выполнить указание Шепфамалума, а это не обсуждается. Юноша смотрит ей вслед, после почти сразу отвлекается на необходимую медитацию. Однако закрывая глаза, он совсем недолго слышит своё ровное дыхание и абсолютную тишину. Постепенно темнота под веками становится пёстрыми и резвыми картинками, где есть всё, чего он так не хочет видеть. В ушах появляется омерзительный звон, зловеще громко режащий перепонки. Тишина и пустота наполняются страхами, о каких раньше Бонт даже не думал, и лишь за пару мгновений своей жизни он встречается со всеми ужасами бытия лицом к лицу.