la emoción de nuestro amor

Сначала моя реакция действительно была адекватной. Ну ладно, уедет и вернется, все у нас будет хорошо. Возможно, это была защитная реакция, я так и не понял. Во всяком случае, даже она не помогла, когда осознание волна за волной стало накатывать на меня. Больше чем на год. Связи практически не будет. Он будет слишком далеко от меня, а я даже не смогу приехать. Он...потеряет во мне смысл? Слишком мало нас друг у друга будет. В голове горит неоновой вывеской понимание всего, что я ему не сказал. Насчёт какого количества действительно важных вещей мы не поговорили. Сколько всего я скрыл от него, от самого близкого человека, желая не волновать. А теперь уже поздно. У нас осталось около 16 часов. Я даже не сказал, как сильно его люблю... Сердце болезненно стучит где-то в горле, и только сейчас я понимаю, что на щеках слезы,обжигающие уголки глаз. В голове лишь шум крови и... Воспоминания? Где-то на фоне играет так и не выключенный телевизор, я не слышу его почему-то, но кажется, пульт я не трогал. Вообще ничего не слышу сейчас. Ноги подгибаются, я снова падаю на кровать, ударяясь головой обо что-то. Только физически не больно. Все ощущения приглушены, словно все происходящее сон. Пожалуйста, можно я проснусь, только бы он был рядом. — Антон, не плачь, пожалуйста, — голос прорывается наконец в мое сознание. А в голове все складывается в пазл. Он все давно знал. Все эти его странные фразы, намеки, скрытность... Он знал, что это случится. — Все будет хорошо, я не прощаюсь с тобой. Давай я, — сзади шумит поезд. Он что, на перроне до сих пор стоит? Так долго... Сколько вообще времени прошло? — Приеду сейчас? Не могу оставить тебя там одного. — Нет, Арс... Я в порядке, а тебе надо вещи успеть собрать, — Нихуя я не в порядке. Внутри больно, словно прямо из груди вырывают что-то жизненно важное. Хочется кричать от испытываемого. Но на другом конце телефона Арсений, он не должен этого слышать. Не должен. — Знаю же, что не в порядке, ребенок, — слышу его теплую, такую родную, усмешку и всхлип. Он что, плачет? Нет, Арс, только не это. Не из-за этого. Слезы кожу раздражают, а голубые глаза гораздо чувствительнее, тебе щипать потом будет. — Не плачь, пожалуйста, Арс, — голос слишком сильно срывается куда-то на несколько тонов вниз. Какой же я слабый. Ничтожный. Если я уже не успеваю ему рассказать все, надо уведомить о самом основном. Сложно будет.. — А еще я должен тебе признаться в одной вещи. Но это при встрече. — Я не могу не плакать, Тош. Не хочу уже никуда ехать... — всегда сильный и независимый Арсений Сергеевич в этот момент был таким уязвимым. Его голос дрожал. Перед глазами стояла картина капелек на ресницах, обрамляющих его небесные глаза, в которых я тонул с каждым днём все больше. Только сегодня понял, что не хочу выныривать из его океана. Хочу быть рядом. Прямо в этот момент. Отдать мужчине хоть немного своего тепла, все, что у меня есть. — Нет, Арс, едь, это твоя мечта. Я уважаю твой выбор. Я приеду к тебе, хорошо? Когда ты вещи соберёшь, не хочу отвлекать, — пожалуйста, согласись. Я хочу урвать ещё хотя бы несколько часов с тобой. Просто прижаться к тебе и убедиться, что это не конец. Что ты не забудешь. Ты же стал смыслом моей жизни. — Я за тобой заеду, — его голос такой теплый, обволакивающий со всех сторон. Я до этого момента и не замечал эту легкую хрипотцу. Ладно, кому я вру, замечал. Просто не придавал значения. — Зачем? Я на такси доеду, — кусаю губу, потому что, мать вашу, боль разрывает меня изнутри. Но надо сдержаться до того момента, как он сбросит трубку. — Ага, и будет этот таксист к тебе лезть, я переживаю вообще-то, — его слова вызывают улыбку даже сквозь слезы. Даже в такие моменты он заботится обо мне. Надеюсь, так будет всегда. Надеюсь, что мы дальше будем вместе. Всю жизнь. — Я заберу тебя, Тось, это не обсуждается. Все, давай, я домой поехал, напишу тебе. Люблю, — тихие гудки извещают об окончании диалога. Теперь этот звук ассоциируется у меня с безысходностью. Очень жёстко кидает в прошлое. Тося. Он всегда так меня называл. Во время наших совместных вечеров, громких ссор, прогулок по городу по таким местам, где одноклассников нет. Всегда. И такие мягкие нотки появлялись в его голосе. И опять это прошедшее время, Антон. Первый крик вырывается из горла, когда я до боли сжимаю пряди слегка кудрявых волос. Но мало. Хочется рыдать навзрыд часами, не останавливаясь. Только и это не поможет, потому что внутри океан этой боли. Такой же глубокий океан как тот, который я видел в глазах Арсения. И его не высушить уже просто. Что бы он не говорил, мы прощаемся. Не навсегда, но прощаемся. Хватаю с тумбочки лезвие, которое не трогал уже несколько месяцев. Потому что до этого вымещать боль не хотелось. По рёбрам. Я же не хочу умереть. Просто чтоб больно было. Взгляд натыкается на своё отражение в зеркале. Рука, задирающая вверх белую футболку, истерично дрожит. Ярко-алые капельки крови начинают скапливаться около раны, плавно стекая вниз. Глаза сейчас настолько зелёные, что я забываюсь даже. Покрасневший белок сделал радужку ещё более яркой, из-за чего создавалось ощущение, словно изумруды горят. Надо ещё один порез. Я же сейчас как наркоман из-за тебя, Попов. Ты стал моим наркотиком. Ежедневно вызывал во мне чувство радости, счастья. А теперь забрал самого же себя. Больше дозы не будет. У меня уже ломка началась, а ты ещё не уехал. Но я же переживу, да? Перестану считать часы до нашей встречи, а просто дождусь. Наши редкие разговоры останутся наркотиком, но в таком количестве, чтобы я с ума не сходил без них. Сколько у нас будет? Час в неделю? Меньше? Ты станешь моей мотивацией, Арс. Потому что хочу быть достойным тебя. И за это тебе спасибо. Жалко, что я не смогу сказать это ему в лицо. Слишком слабый. Теплая кровь неприятно ощущается на пальцах. Надо бы останавливаться. И переодеться. Истерику бы ещё остановить. Сколько порезов я сделал? Телефон вибрирует и я сажусь на кровать прямо так, беря гаджет в руки. Липко, противно от самого себя, но вдруг это Арсений пишет. Нет. Мама Ты как, сынок? Как дела?)

Вы

Плохо, очень плохо

Мама Почему?

Вы

Арсений уезжает.

На дисплее высвечивается входящий от нее звонок, но я откидываю телефон обратно на кровать, идя в ванну. Не готов сейчас разговаривать. Знаю, что сорвусь в слезы и не смогу остановиться. Под обжигающими струями это и выходит. Прячу лицо в ладонях, словно это меня спасет. Нет, никогда не спасало. Тот ореховый скраб для тела, который я бессовестно забрал у него после первой ночёвки, первым бросается в глаза на полочке. Арсений пахнет орехами. Лесными молотыми орехами, навевающими запах дома. Но так стало только после его появления в моей жизни. Ты так много изменил во мне, Арсений. Я же никогда не называл его любимым... Только в мыслях, в разговорах с друзьями, но ему в лицо ни разу так и не сказал, насколько он мне дорог. Боялся показаться несуразным, глупым, слишком наивным и романтичным. Сколько я тебе не сказал, любимый. Время утекает сквозь пальцы. Я растерял все возможности, данные жизнью. Время растеряно. Странно звучит, но более правдиво. Потерять время не так безысходно. Создаётся ощущение, словно человек это сделал практически осознанно. Да и что потерял, практически всегда находится. А вот растерять... Уже не имеет шанса на спасение. Не вернёшь, и все тут. Растерять время - действительно прожечь его впустую. А ведь мог за это время хотя бы уборку по дому сделать, помочь кому-нибудь. Признаться. Сказать как сильно любишь. Тогда почему люди ежедневно тратят его ни на что? Игнорируют все шансы жизни на счастье?! Оно же правда утекает... Так же как и деньги, если я продолжу стоять под водой. Кровь остановилась, значит можно накинуть свежую кофту и, собрав все свои силы в кулак, вдруг Арсений скоро придет, идти в комнату. 10 пропущенных от мамы. 0 уведомлений от Попова. Надо бы ей ответить, а то сейчас ещё панику наведёт, тетю с работы сорвёт. Слишком много внимания ко мне будет, а я не хочу. Сам переживу. — Ты почему не отвечал?! — в голосе мамы нет злости, только волнение. Переживала.. — Что я должна была подумать?! Всегда, когда я звоню, бери трубку! А если бы ты с собой что-то сделал?! Я даже не смогла среагировать вовремя, пока тетя не приехала бы! Все самое страшное я уже сделал, мам. — Прости, — главное не думать об Арсении, главное не думать об Арсении. — Ты не сорвала тетю с работы? — Нет, все нормально. Почему ты так расстраиваешься из-за него? — зачем, мам? — Скучать буду, — опять получаются не слова, а всхлипы. Ну вот за что? — Вдруг он забудет про меня. — Ну и ладно, если забудет. Люди уходят и приходят, надо о себе думать. Ты слишком сильно все романтизируешь, Антон, — не могу ничего ответить, потому что каждое её слово режет ножом по сердцу. Мы же с Арсом навсегда. — Он же будет тебе звонить, писать тоже. Просто реже. У тебя экзамены на носу, не будет времени думать о нём. Да и не навсегда прощаетесь. Вы сегодня встретитесь? — Да, он скоро заедет, — вот именно, надо перестать лить слезы. — Ну вот и хорошо. Это не конец, сын. Кажется, мы говорим ещё о чем-то несколько минут, но в голове только пустота. Может, я правда все романтизирую? И все эти бабочки в животе только у меня? Уснувшие бабочки. Убедившись, что я жив, мама отключается, а мой взгляд падает на плюшевого осьминожку, подаренного мне им на новый год. Он же знал, как давно я на него облизывался. Ну, и на Арса я тоже тогда облизывался, но это ещё была планка "мы просто друзья". Слишком много теплого связано с ним. Как мы ели землянику в декабре или целовались на крыше его дома, или рассматривали созвездия на набережной, или планировали белые ночи этого лета, или помогали котенку.. Только с тобой я был счастлив на 100, любимый, самый лучший, дорогой. Как же я хочу сказать тебе это в лицо. Ещё одно уведомление. На этот раз Арс. Мое счастье Я выезжаю. Ты как? Все в порядке?

Вы

Я нормально, жду тебя.

Мое счастье Ты делал с собой что-нибудь?

Вы

Нет, я никак не вымещал боль на себе.

Мое счастье Хорошо За окном темно уже, фонари говорят. Сколько времени я провёл в таком состоянии? Не знаю, но как-то уже и плевать. Гораздо сильнее переживаю за текущие слезы. Почему они не могут остановиться?.. Океан не высушить. Помню наше первое свидание. Если его можно так назвать. Немного комичный поход в батутный центр, где я успел раза четыре навернуться под его яркий смех, а после вечер под какую-то мелодраму навсегда останутся в моей памяти. Особенно его улыбка. Такая солнечная. Вылетаю из подъезда прямо в его объятья, обхватывая туловище Арсения ногами, как коала. Родной запах орехов и его любимого американо окутывает меня, согревая. Сильные руки, твердо держащие где-то в районе спины, прижимают к себе крепко. А теплое дыхание на ухо напоминает все наши перешептывания ночами напролёт. Почему-то в ночи мы всегда ведём себя тихо, даже если одни. — Я скучал, — опять выходит жалобный всхлип, но Арс так нужен сейчас. Нужен от макушки до кончиков пальцев, до искр перед глазами, до мельтешащего сердца в груди. Нужен весь, без остатка. Я жить хочу только рядом с ним. — Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, Тось, — и этот голос, такой нежный, такой мягкий. Такой любимый. Я слишком поздно начал ценить то, что имею. Я слишком поздно начал ценить любовь. — Опять ручки холодные, ну вот что за ребенок. Чувствую, как он оглаживает большими пальцами мои бока, успокаиваясь. У нас не может быть плохо, он не уезжает навсегда. Это просто жизненная преграда, которую нам предстоит пройти, чтобы потом стать счастливыми. Мы же любим друг друга. — Пойдём в машину, холодно уже, а ты в одной футболке, — не хочу отрываться от него, терять тот островок надёжности, который пока что у меня есть. Пока что. Но тем не менее сам иду к его черному автомобилю, садясь на переднее сиденье. 12 часов до отлёта. — Что ты мне хотел рассказать? — Арсений садится рядом, беря мою ладонь в свою, а другой вытирая слезы с моих щек. Как же я его люблю. Его всего. Даже ту его дурацкую привычку постоянно смотреться в зеркало, словно он не знает что прекрасен, тоже люблю. И родинку около глаза тоже люблю.. Я ведь посвящал тебе стихи, Арс. — В общем... — в голове последний раз мелькает мысль не говорить, но он должен знать правду. Давно на самом деле должен был быть осведомлен. — Я переезжаю обратно к отцу. Я тебе не говорил, не хотел волновать, но он тогда уже мне все сказал.. Я не мог ничего поменять, — уже не больно это говорить, я смирился. — Сразу после сдачи экзаменов, до поступления я буду обязан жить с ним. Только не переживай! Все будет нормально, он меня не тронет... Надеюсь. — Ты месяц умалчивал такое? — челюсть, усыпанная маленькими созвездиями родинок, сжимается, голубые глаза отливают синевой, метаясь по салону. — И ты хочешь, чтобы я оставил тебя вот так? В такой момент? В один из самых сложных периодов? Серьезно? Я же тебе сейчас так буду нужен. Ты мне всегда нужен. — Арс, это то, чего ты ждал и добивался много лет. Это твоя мечта. И я искренне рад, что она начинает исполняться, все будет хорошо, — хочется в это верить. Но почему тогда сердце так болезненно сжимается, словно чувствует, что в будущем будет далеко не хорошо? Нельзя доверять сердцу, Антон. Оно тебя подставляет. — Нет, я конченный человек, Тось. Позволил привязаться к себе, а сейчас уезжаю, оставляю тебя одного, когда ты нуждаешься во мне. — Попов, твоя актерская душа все драматизирует, я же не в ад еду. И вообще, поехали уже, а, — сжимаю его пальцы, поглаживая. Кажется, поток солёной жидкости из моих глаз прекратился. Вижу, как он хочет возмутиться, но вместо этого заводит машину, выезжая на освещённую проезжую часть. Его машина. На ней он подвозил меня до дома после той самой прогулки по набережной, в ней он грел меня зимой горячим шоколадом. Эта машина была пропитана им. Неизменная упаковка мятной жевачки в бардачке, плюшевый динозаврик в подлокотнике, всегда чистый салон. Всë это отражало его. Каждая деталь показывала какой же хозяин. — Тош, пойдем домой, — оказывается Арс уже стоя у открытой двери с моей стороны и взволнованно оглядывая мой внешний вид. Черт, опять плачу. Арсений всегда теплый. И все связанное с ним тоже теплое. Начиная от свитеров и заканчивая домом. Даже в самые холодные времена он является примером тепла. Особенно когда, как сейчас, обнимает меня в прихожей, целуя в висок. Можно я остановлю время на этом моменте, жизнь? — Чтобы хоть как-нибудь известил меня, что долетел, понял? — сомневаюсь, что мой тон можно воспринимать серьезно, когда у меня все лицо блестит от слез, глаза покрасневшие, словно у зомби, ей-богу, а меня самого подминают под себя, укутывая пледом на кровати, и берут всегда холодные пальцы в свои, горячо дыша на них, грея. — А ещё прости меня. За то что мозг ебал, был надоедливым, срывался.. Не контролировал себя. Я люблю тебя, дорогой. Очень сильно. Сказал. — Хорошо, я обязательно напишу тебе как только окажусь в испанском аэропорту, — он такой домашний в эту минуту. Такой свой и родной, что кажется словно он всегда оставался частью моей жизни. И он будет ей, да? — Тебе не за что извиняться, Тось. Как ты себя чувствуешь? — С тобой всегда хорошо. Мы лежим в уютной тишине, которая говорит гораздо больше, чем просто слова. Нет паники, что мы молчим, потому что с ним даже это комфортно. Слышу мирный стук его сердца у себя под ухом и хочу запомнить момент навсегда. — Не забывай меня, пожалуйста, — шепчу совсем тихо, потому что уверен, что Арс уже спит. — Никогда не забуду. Я верю в нас.

***

Аэропорт шумит, толпы людей тоже привычны. Но почему я так боюсь? 15 минут до посадки. — Арс, — серые, словно тучи глаза смотрят на меня с такой любовью, что сердце замирает. Почему он так прекрасен.. — У меня ещё одна просьба... Я верю тебе, честно. Я верю в нас. Но. Если ты перегоришь. Больше не захочешь общаться. Ну ты понял. Когда будет возможность позвони и просто скажи как есть. Я не хочу чувствовать себя кинутым. Нет, неправильное слово. Хотя да. Именно, не хочу ощущать, что от меня избавились даже не известив. Просто скажи как есть, если такое произойдет, пожалуйста. Надеюсь, конечно, что такого не будет, но... На всякий случай. Короче. Позвони и скажи. Потом забей. Я хоть буду понимать причину твоего отсутствия вообще. Надеюсь ты понял весь смысл, потому что мысли сейчас передавать очень трудно. Спасибо. А, ещё. Я никогда и ни за что не пропаду без слов. Я думаю у тебя самого днём не будет времени звонить. Я всегда буду брать трубку. Особенно если это после трёх часов дня. Ну, или с уроков сбегать буду. Конечно, поздними ночами отец мне не позволит общаться, но если вдруг что, я что-нибудь придумаю. В общем, говорю кратко. Если хочешь, всегда звони. Я всегда постараюсь брать, по крайней мере без слов я не пропаду. Если не взял один раз значит было ну прям никак. Если захочешь прекратить общение, извести меня об этом. Я люблю тебя. — Я тебя понял, Тось, — мягко целует меня прямо в родинку на носу, слегка улыбаясь. — Мы не прощаемся, запомни. Спустя два года я вернусь к тебе. А, и ещё, — он достает из кармана ключи, протягивая их мне. Что это у него ещё на руке? — В доме, в моем шкафу, там где полка с цепями лежит пакетик. Это твоя половина. Наконец, я понимаю о чем он. На запястье мужчины красуется чёрный браслет с солнцем. — Солнце или Луна? — улыбка сама появляется на лице, потому что этого я точно не ожидал. — Как видишь, я выбрал солнце. Следи за своим здоровьем, Тось. Я люблю тебя. 5 минут до посадки. — Погода зависит от настроения или человек сам окрашивает ее? — у меня сейчас зима на душе. Он словно первый снег... — Человек окрашивает. Ты же смог раскрасить мой мир. Руки сжимаются на его талии сами, честно. Только сейчас понимаю, как мало его было. А сейчас нагнать упущенное уже поздно. — Ты делаешь меня счастливым. — Ты стал смыслом моей жизни. 1 минута. Последний поцелуй, прощальный поцелуй в который я стараюсь вложить все эмоции. Всю любовь, которую так и не смог ему показать. Всю готовность ждать его.. Но в итоге на вкус он оказывается как безысходность. Арс растворяется в толпе народа, а я не понимаю сколько ещё стою на одном месте. Не хочу принимать его отсутствие, нет. Время вышло.