la emoción de nuestro amor

Не знаю почему, но я начинал чувствовать какое-то беспокойство. Словно Арсений вёл себя иначе, но это было не так. Мы всё так же виделись каждый день хотя бы в школе, если не было возможности вечером наведаться друг к другу. Все так же обсуждали книги, события в мире, обнимались и признавались в любви. Но словно в воздухе повисла туча, которая с каждым днём все больше накалялась, собирая заряд для молнии, разрушающей мир. Хотелось засунуть куда подальше это странное ощущение, потому что паническая атака это последнее, что я бы хотел ощутить, особенно после месяцев спокойствия. С каждым днём я все чаще задавал ему вопрос: "Арс, все точно в порядке? Между нами всё хорошо?". Он удивлялся, но отвечал из раза в раз, что все нормально, а я места себе не находил от волнения. Я чувствовал беду, но не понимал откуда она придет. — Вот же блин, — отпрыгиваю от плиты, шипя от жгучей боли в пальце. Опять слишком глубоко задумался, забывая, что у меня так-то на плите готовится яичница, наш с Арсом на завтрак. Вообще отпроситься у тети не было особой проблемы, потому что я просто сказал, что останусь у Димы, который тоже подтвердил мои слова. Никакого сексуального подтекста, просто даже спать рядом с Арсом так тепло и надёжно, что это единственное место, где я не просыпался от кошмаров. Он теплый сам по себе, так ещё и накидывает на меня 100 одеял, чтобы я точно ночью не замёрз. И потом обнимает, крепко прижимая к себе, обхватывая талию руками и утыкаясь носом в затылок... Яичница была безнадежно испорчена. Посмотрев на неё вы бы реально увидели угольки, это без преувеличения. Причем она даже от сковородки не отдиралась. Вот и приготовил Арсу вкусный завтрак в выходной день. — Антон, если ты решил устроить костер и сейчас сюда придут скауты, то давай не в моей квартире, иди во двор, — Арсений, зевая, проходит на кухню, удивлённо останавливаясь в проёме. — Это что? — Я случайно, честно, прости, — начинаю тараторить, с двойным усилием принимаясь оттирать сковородку, словно её ещё можно спасти. Блин, если сейчас через балкон свалю, интересно, насколько сильно меня убьют потом? — Да поставь ты, все равно сковородку уже не вернуть, — голубоглазый осторожно забирает сковородку, кидая её в мусорку, после этого обнимая меня. — Доброе утро, Тось. — Ты не злишься? — моему шоку нет придела. Я же испортил его вещь, причем ещё и так глупо. — Нет, почему я должен злиться? Ты же хотел помочь, вот и все, — Арсений мягко целует меня за ушком, проводя носом по щеке. — Да, ты сглупил, но это же не твоя вина все-таки. Просто на будущее запомни одну истину, которую мне учитель ОБЖ сказал: "Не знаешь - не лезь". Потому что только хуже можешь сделать. Если прям так хочешь готовить, то давай вместе. Учить тебя буду. — Ты что, мой пожизненный учитель? — Получается так, — меня поглаживают по волосам, почёсывая за ушком, что я даже начинаю издавать звук очень похожий на мурчание. Ну вот прям очень. — Ого, ты ещё и так умеешь. Мурчи почаще, пожалуйста. — Арс, а с завтраком то что делать? А то сковородке то кранты, — я продолжал пародировать кота из Шрека, как и всю жизнь впрочем. — Закажу сырников, — я обожаю, когда в глазах Арсения штиль. Мне самому становится спокойно, когда Попов такой. — А, и кстати, Тось. Солнце или Луна? — Скорее всего луна. Я люблю ночь в принципе. Это самое спокойное время за сутки. Это самое откровенное и искреннее время, когда люди обнажают душу. В темноте им это кажется более лёгким занятием. Но и если рассматривать как небесные тела, я выберу луну. Солнце опасно. От него преимущественно зависит существование всего живого. Если с ним что-то произойдет гарантирована смерть. А луна она же как молчаливый спутник Земли. Не такая могущественная, но при этом не менее ценная, — Арсу я мог рассказать даже такие сумбурные объяснения, чему был очень рад. — А что? — Да так, потом узнаешь, — мужчина уже выходит в коридор, но в проёме оборачивается, кидая взгляд на меня. — Кстати, подумай о переезде ко мне после 18. Сказать, что я был в шоке - ничего не сказать. Но одна вещь меня мучила. Я должен рассказать ему свой секрет.

***

Конечно, я понимал, что без секса отношения вроде и не строятся. Он взрослый мужчина, ещё не перешедший в стадию деда, у которого такие потребности нормальны. И у меня они тоже есть, поэтому секс это вполне логично. После моих 18 это стало вообще не проблемно, но я пока что не торопил события. Хотел, но просто не мог представить... это. Но в один момент все изменилось. Стандартная схема про ночёвку у Димы сработала, и я уже стоял на пороге дома Арса, снимая кроссовки и чувствуя острое желание целоваться. Ну а отказывать себе, особенно когда речь про Арса, я не привык. В этот раз поцелуи выходят слишком грубыми, глубокими и влажными. Тело горит, что доставляет некий дискомфорт в некоторых зонах. "Сказать или нет? Сказать или нет? Будь что будет". — Пошли поебёмся уже, а? — А ты вообще этого хочешь? — голубые глаза дьявола смотрят внимательно, словно стараясь что-то прочесть в душе. В воздухе горит нашим возбуждением, ударяя в голову гормонами. Я знал, замечал, что Арсений хотел давно. А вот я... — Хочу.... Сегодня я был к этому готов. Сегодня я этого не просто хотел, я полностью отдавал себе отчёт, что я банально не боюсь того, что сейчас произойдет. Мое "хочу" шло не просто из сердца, мозг ещё и полностью воспринимал это, соглашаясь. Я хотел, чтобы он целовал мои губы, проникая горячим языком в рот, оглаживая ряд верхних зубов, прикусывая мои губы и, блять, буквально владея мной. Я хотел, чтобы он крепко держал мою талию в своих руках, считая ребра пальцами, мягко оглаживая впалый живот. Я хотел, чтобы он зарывался рукой в мои волосы, грубовато оттягивая их назад. Я хотел, чтобы он оставлял метки на моей шее, прикусывая после кожу, показывая, что я его. Целиком и полностью, каждым миллиметром тела. Я хотел чувствовать его так близко, что уже воздуха между нами даже нет. Я хотел, чтобы Арсений кусал мою мочку уха, шепча что-то слишком горячее на своём любимом испанском языке. Я хотел изучить его всего, проходясь пальцами и губами по каждой родинке, невесомо касаясь мышц. И сегодня я перестал этого бояться. — Ты очень красивый, Антон, — чувствую, как мужчина закидывает мои ноги себе на талию, крепко обхватывая их руками, на которых сейчас так сильно виднеются вены, что задохнуться только. Близко. — Арс, черт возьми, — если бы я мог не скулить, я бы не скулил. Но прикосновение к моим ключицам острых клыков выбивает разум из головы, а воздух из легких, заставляя откинуть голову назад, потому что хочется больше. И Арсений, как всегда, понимает. Прижимает ближе, обхватывая меня за бедра и неся в спальню, в такое время покрытую мраком. Но Арсения видно отлично, словно весь мой мир сузился, чтобы видеть его такого. Властного, страстного, уверенного и возбужденного. Особенно когда он, как сейчас, смотрит сверху вниз на меня, медленно расстëгивая свою белую школьную рубашку. Мне открывается вид на прекрасные созвездия его родинок, которыми покрыта вся спина, грудь и плечи. Так и хочется провести по ним самым кончиком языка, соединяя в причудливые узоры, выцеловывая каждую точку, чтобы потом спуститься к тем самым шести кубикам пресса, чтобы гладить, проводить, ласкать их, не смея оторвать взгляд. Арсений выглядит как модель, сошедшая с обложки журнала с ограничением 18+. Волосы растрепались, глаза блестят в темноте ярче света фар, пробивающегося сквозь шторы, мышцы спины и рук напряжены, а губы припухли от поцелуев. Я не могу просто смотреть на это, не ощутив, поэтому несмело протягиваю пальцы к его плечам, проводя. Его кожа горячая и мягкая. Он словно сам горит, как сильно хочет почувствовать. Язык тоже идёт в дело, как я и хотел, соединяя невидимыми линиями каждую родинку-звезду и изредка их прикусывая, а Арсений едва сдерживает стон, но я слышу тот рык, что он издает, запуская руку в мои волосы. — Мы сегодня без экспериментов? — он тихо усмехается, со скоростью света подминая меня под себя и опять проходясь губами по ключицам, стягивая с меня толстовку. — Это мой первый раз, поэтому да, — отвечать сложно, потому что хочется только выгибаться навстречу его рукам, потому что мало. — Я у тебя первый? — Да. А сейчас перейди уже к делу, Попов. И он переходит. Мои руки дрожат вместе со всем телом, но я не хочу поворачивать назад. Потому что, черт, так приятно и хорошо мне не было никогда. Изо рта выбиваются только тихие всхлипы, потому что на что-то более членораздельное нет сил. Языком я постоянно проходился по губам, потому что те пересыхали каждую минуту. В животе завязался тугой узел, словно все органы скрутило, но боль притуплялась диким кайфом, пока Арсений ласкал соски, кусал шею, параллельно пробегаясь пальцами по самому низу живота. Ещё и смотрит так, словно знает какой крышесносный эффект производит. Чертовка. Когда Арсений осторожно стягивает с меня штаны вместе с бельем, бегло касаясь сочащегося от возбуждения члена, меня подбрасывает вверх, чтобы просто льнуть к мужчине, желая отдаться полностью. Пусть только не прекращает. Его глаза потемнели, но в них бесы танцевали с бубнами у костра. Арсений же, заметив мою реакцию, быстро проводит языком по всей длине, переходя поцелуями на внутреннюю сторону бедра. — Да что ты творишь! — я уже чувствовал себя на пике, а это только начало. Арсений невозможный. — Люблю тебя, малыш. А сейчас перевернись на живот, пожалуйста. Без слов переворачиваюсь, застывая, пока мне подкладывают подушку для удобства, и расслабляюсь. Я знал, на что иду, а сейчас просто не хочу останавливаться, хоть и знаю, что стоит мне только сказать, как Арсений тут же прекратит акт. Слышу как он открывает лубрикант, выдавливая его себе на пальцы, равномерно распределяя. Комната наполняется запахом вишни, ещё больше перекрывая кислород. — Осторожно, сейчас главное не дергайся, — в меня входит первый палец, медленно проникая до конца. От контраста ощущений хочется шипеть, да и чувствуется все как-то своеобразно. — Хороший мальчик. Чувствую, как меня медленно начинают растягивать, постепенно привыкая настолько, что действие даже начинает доставлять удовольствие. Особенно после того как Арсений меняет угол, задевая внутри какую-то точку, заставляющую подбросить меня своё тело вверх, сжимая простыни в пальцах. Ощущений слишком много, но я в таком восторге. Постепенно к одному пальцу добавляется другой, продолжая мою сладкую пытку. Арсений за спиной тихо рычит, прикусывая кожу на моих плечах и шепча комплименты. Мои щеки и уши горят, но в темноте комнаты этого, надеюсь, не видно. Мне остаётся только закусывать ребро ладони, чтобы не стонать слишком громко. Спустя какое-то время голубоглазый дьявол заканчивает меня растягивать, на минуту прерывая телесный контакт. Внутри становится неприятно пусто, а коже холодно, но звук снимающегося ремня и летящих в какой-то угол джинс пускает мурашки по всему телу. — Хочу видеть твои глаза, — сильные и родные руки переворачивают меня обратно, пока мужчина тут же врезается в мои губы, грубо кусая. Одновременно он трётся головкой между моих бёдер, вызывая стоны. Арсений входит медленно, словно пробует какого это, и, судя по закатившимся глазам и довольному стону, ему нравится. И мне тоже, хоть первый толчок и довольно болезненный, но потом я забываюсь в ощущениях. Одно дыхание на двоих, взгляд глаза в глаза, наши губы сливаются в поцелуе, его рука зарывается в моих взмокших волосах, пока я оглаживаю его плечи, слегка царапая. Толчки то медленные, то запредельно быстрые, доводящие до исступления. До самого пика, края, когда уже пальцы ног подгибаются от предвкушения. — Я люблю тебя, — вырывается из наших уст в полукрике одновременно, когда мы оба ослабшие падаем на кровать. Ну, вернее, Арсений падает на меня, сбито дыша прямо на ухо. По телу разливается приятная усталость и спокойствие, что хочется только уснуть, уткнувшись в родную ключицу. Арсений, очевидно, хочет того же. Поэтому он быстро вытирает меня и себя салфетками, стоящими на тумбочке, решая, что в душ сходим уже утром. Попов укладывается рядом со мной, крепко обнимая за талию и целуя в висок. — Арс, — уже засыпая шепчу я, приоткрывая глаза. — М? — Ты делаешь меня счастливым. — Ты наполняешь мою жизнь смыслом, — шепчет он мне в тон, устраиваясь поудобнее на подушке.