***
Блейз Забини даже во сне чувствовал, как по телу пробегают судороги от слабых приступов. За последнее время организм немного привык к зелью Северуса Снегга и стал допускать лёгкие приступы. Ему снился бешеный заезд по Парижу. Толпы зомби, отстающие от старого фургона, бьющий по рукам руль и светящаяся всеми аварийными знаками приборная панель. Грохот выстрелов за спиной и тёмные злые глаза Киры Снейпс по прозвищу Гидра, перезаряжавший пистолет-пулемёт. Он хотел смотреть на неё как можно дольше, но видение не давало ему такой возможности, и он раз за разом переводил взгляд на дорогу перед выпуклым лобовым стеклом. Единственное, что не вписывалось в снящееся видение будущего, это жажда. Даже во сне она преследовала юношу постоянно. И даже во сне Блейз знал, что, в отличие от видения, жажда реальна. Мозг во сне ощущал смутную опасность и чувство, что время на исходе. Как при отправлении Хогвартс-экспресса, когда он стоял на платформе, а мимо, ускоряясь, проносились вагоны, и в душе зарождался страх не успеть запрыгнуть в последний вагон. Совершенно внезапно иссушенных губ коснулось что-то нежное, мягкое, успокаивая и возбуждая одновременно… Сон, где он управлял фургоном, рушился, теряя детали. Вот исчезли догонявшие их на повороте зомби. Потеряли чёткость фигуры у задней двери. Затихли звуки выстрелов. В какой-то момент растаяли приборная панель и руль в руках Блейза. Его целовала Кира в спокойной и безопасной темноте. Он не видел ничего, кроме лица девушки, и не чувствовал ничего, кроме её объятий, её губ. С каждой секундой этот сон нравился ему всё больше и больше, а поцелуй становился всё страстнее и страстнее… Блейзу совершенно не хотелось просыпаться, но сон был настолько реален, что уже не хватало воздуха в лёгких, выталкивая парня в реальность. Теряя остатки сна, юноша старался обнять тающие мечты о Кире Снейпс. Рывком проснувшись, Меч сел на кровати, переводя сбитое дыхание. В нос тут же ударил терпкий неприятный запах пепла. — Доброе утро, — тихо прошептала Кира, прижималась к нему. — Доброе… — машинально ответил Забини, смотря в светлеющие глаза девушки. Он крепко сжимал тонкие плечи, всё ещё не до конца понимая, как сон оказался реальностью. Искренняя улыбка тонких губ однозначно показывала, что Кира довольна удавшимся сюрпризом. Девушка, не теряя времени, завалила его обратно на кровать и стала самозабвенно целовать. — Я скучала… — прерывая связь губ, твердила Кира. Всего два слова, произнесённые во время краткой передышки между поцелуями, разрывали юношу изнутри. С одной стороны, настолько за гранью эйфории он оказывался крайне редко. Рядом с ощущением любви к Кире не могло встать ничего. Эта бойкая, энергичная девушка могла вытравить из души Блейза почти любую боль, почти любой страх. Рядом с ней он хотел жить, обменивать каждое утро собственную жажду мести на эту улыбку тонких розовых губ, на взгляд меняющих цвет глаз. Но у медали две стороны, и с каждым поцелуем он чувствовал, как, затеняя этот хрупкий момент счастья, на горизонте появляется не только мрачное видение будущего, но и понимание того, что с синдромом одиночки Блейз долго не протянет. Да и ставшие снова проявляться приступы только усиливали ощущение проигрыша собственной судьбе, в которой он слишком сильно ошибся в выборе приоритетов. Губы Киры, тонкие, но такие горячие, могли только отогнать морок будущего, но не прогнать полностью все страхи в душе Забини, что, впрочем, не мешало влюблённым тонуть в безудержной эйфории от близости друг друга. Снейпс специально чуть ёрзала, когда руки юноши гладили её бёдра. — И я, Кира, и я… — так же шёпотом, подгадав момент, отвечал Блейз. Но сознание решило иначе, сбивая настроение, перед глазами Забини встало видение, как Гидру вырубает Тор, чтобы отнести от придавленного кузовом автомобиля возлюбленного. От этого он ощутимо вздрогнул, поймав недовольный взгляд девушки. Давая время взять себя в руки и не выдать нервную дрожь, юноша, оторвавшись от Киры, потянулся за бутылкой воды. Быстрыми большими глотками Блейз осушил всю бутылку и радостно улыбнулся девушке, пряча в глазах страх: — Тебя выписали или ты сбежала? — Выписали. Я только договорилась, чтобы отпустили до завтрака. Отец дал перо феникса, чтобы я добралась до дома… — Кира широко улыбнулась, проводя пальцем по старому шраму на щеке Блейза. Она собрала чёрные волосы в хвост и как кисточкой водила им по могучей груди юноши. Ощущения касаний будоражили кровь. — А ты перенеслась сюда. — Забини широкой улыбкой оценил действия девушки, сбежавшей к нему с помощью единственного портала. — Снегг тебя прибьёт, — на всякий случай предупредил он, продолжая нежиться от ласк. — А я не боюсь, — с шуточным вызовом ответила она и поцеловала парня. — Нас всех могут прибить. Мне ребята рассказали, что творится. Хочу быть при деле, а не отсиживаться. И не терять время даром. — В голосе звучали знакомые всем слизеринцам нотки — так уверенно, непоколебимо, спокойно, приняв решение, Снегг обычно назначал отработки. «Да, надо успеть пожить!» — мысленно поддержал он девушку. Забини, не думая и не боясь, вернулся к поцелуям, позволяя рукам свободно изучать каждый изгиб тела девушки. Кира только подначивала его больше и больше, с радостью отвечая на ласки, добавляя страсти в поцелуи и чувствуя не только собственное возбуждение, но и возбуждение Блейза. — У тебя какие планы на сегодня? — спросила она, всем своим видом давая понять, что сейчас эти планы будут меняться. — Успеем, — кинул он быстрый взгляд на часы. «И да, нас всех могут убить в любой момент. Так что не надо терять времени!» — успел с горечью подумать Блейз, понимая, что он своё пожить не успеет. Кира Снейпс села на Блейза и стянула через голову тёмную футболку, позволяя ему насладиться видом чёрного кружевного лифчика, отделявшего его от грудей девушки. Через секунду на пол рядом с кроватью бюстгальтер и упал, следом за ним джинсы и пижамные штаны Блейза Забини…***
В Святом Мунго царила суета — в спешке сновали колдоврачи и медсёстры. Крепкие сквибы-санитары ловко лавировали в коридорах. Из палат раздавались голоса, изъяснявшиеся с лекарями не только на английском и французском языках — когда переполнился госпиталь Жана Будена во Франции, потерпевших из Нанта перевозили сюда, пока на то была возможность. Девушка, прокручивая в голове, кого из своих пациентов она ещё не успела проверить, ловко продвигалась в толпе. Она шипела, как разъярённая кошка, когда локти людей цепляли её, усиливая гнев. В какой-то момент машинально обернувшись на крик из палаты, Дана Хорнер увидела своего наставника: — Целитель Стефердсон! Мужчина в лимонной мантии торопливым шагом шёл к палате Невилла, ввинчиваясь между сквибами-санитарами, обернулся на крик, чуть сбавляя шаг: — А, Дана, что случилось? Дождавшись, когда девушка догонит его, Самсон продолжил идти. — Зелья заканчиваются, я сегодня не смогла получить полный комплект на Лонгботтома, — возмущённо пожаловалась Хорнер. — Да, больница переходит на режим экономии. Пациентов всё больше, а лекарства поступают с перебоями. И такое бывает в нашем деле, Дана, — покачал головой целитель. — Ресурсы конечны, но сейчас нам ещё везёт. У нас заканчиваются только готовые зелья, но пока есть ещё ингредиенты — мы не останемся без запасов. — Но Невилл плох, и без обезболивающего он… — Дана, — не резко, но непоколебимо оборвал её Стефердсон, — это тоже часть работы колдоврача. Выбирать лекарства и обеспечивать лечение пациента тем, что есть под руками. — Самсон остановился и посмотрел в глаза ученице. — Да, я тоже переживаю, что Лонгботтом будет мучиться от боли. Но эта боль его не убьёт, а если поступит кто-то, кто может умереть от болевого шока? Хорнер молчала, всем своим видом показывая, что недовольна таким подходом к проблеме экономии. Она понимала, что целитель должен уметь оценивать проблему и оптимизировать лечение, но не экономить на пациентах. — Да, это звучит не так гуманно, как того хотелось бы, — прочитал мужчина возмущение во взгляде Даны. — И не только тебе, — тише добавил он с иными, опечаленными нотками в голосе и открыл дверь в палату Невилла Лонгботтома. Крот уже более-менее научился управляться своим магическим глазом и встретил их, радостно помахав неповреждённой правой рукой, даже не повернув к гостям голову. Хорнер после рассказов Дафны Гринграсс прислушалась к своим ощущениям — не просматривает ли Невилл сквозь лимонный халат. Ей казалось, что нет, и девушка облегчённо выдохнула. — Как чувствуете себя, мистер Лонгботтом? — убрав из голоса все негативные эмоции, бодро спросил целитель. — Да ничего, рука только сильно болит и шрам на лице. — Невилл умело прятал боль в голосе. — Сейчас посмотрим. — Стефердсон взмахом палочки убрал с левой руки бинты и забормотал диагностические заклинания. Дана смотрела, как работает наставник: чётко, уверенно, точно. Пассы палочкой выверены, заклинания произнесены хоть и шёпотом, но различимы все звуки. Колдовство не приносило дискомфорта пациенту, Невилл даже чуть улыбался, смотря, как отёкшую руку охватывает светло-голубая магия, временно снимающая все неприятные последствия столкновения Авады Кедавры и Патронуса в повреждённом теле. — Болит-то сильно? — участливо спросил Самсон. — Терпимо, — явно бравировал Невилл. Стоило заклинанию спасть, как он тут же сморщился, а свежий шрам на лице только добавил боли, когда ещё не загрубевшую кожу натянуло. Дана почувствовала обиду и разочарование — Лонгботтом пострадал сильнее многих и заслуживал дополнительного обезболивающего. Не давая девушке развить мысль, Стефердсон обратился к ученице, напоминая, зачем она здесь: — Бинтуйте, мисс Хорнер. Так многоопытно, как целитель, Дана наложить бинты не смогла. Заклинание не давало нужного ощущения — девушка не была уверена, что бинт ляжет с нужным натяжением, плотно, но не передавливая опухшую руку. Да и существовал он не постоянно — это заклинание, основанное на вторичной трансфигурации, было удобно в применении, но длительность его действия редко превышала сутки даже у самых сильных целителей. — Хорошо, — похвалил Стефердсон девушку. — До вечера продержится. Тогда же проверишь и занесёшь Невиллу вечернюю порцию зелий. — Да, — кивнула Дана, кидая на друга взгляд, полный сочувствия и искренней жалости, что ему сократили норму обезболивающего. — Поправляйтесь и не теряйте присутствия духа, мистер Лонгботтом. — Целитель направился к двери. — Я постараюсь прийти пораньше, — прошептала Дана, следуя за наставником. Невилл Лонгботтом по прозвищу Крот закрыл свой единственный глаз. Магическое зрение проходило сквозь веко — у него не всегда получалось отключить артефакт и уснуть. Впрочем, сон всё равно не шёл. Невилла угнетала не столько боль в руке, сколько осознание, что большинство бойцов Гарри Поттера уже встали на ноги и делают хоть что-то полезное, а он пока в лучшем случае мог себе позволить дойти до туалета. На этом силы заканчивались. — Твою ж… — не выдержал Крот. — Надо лечиться, надо вставать, а я тут растёкся. Хах. Как тогда, на первом курсе… В пустоте комнаты его голос звучал глухо, отчаянно. Ему хотелось встать рядом с ребятами, добраться до Хогвартса и обнять Сьюзен Боунс. Сил не было уже отлёживаться, и над болью в голове, отрезвляя, пылало желание что-то делать. Нужно было встать и хотя бы для приличия сколдовать пару люмосов, подтверждая в первую очередь самому себе, что он способен, что он уже может встать в строй. Но сил сейчас хватало только поднять руку. Недовольно проворчав что-то неразборчивое, Лонгботтом уставился в светлый потолок палаты. Внезапно перед ним появился патронус-барсучонок, проплывая в воздухе: — Привет, Невилл! Дана сказала, что ты очень слаб и ещё не можешь ответить, но я очень по тебе скучаю. Поправляйся скорее! Оставляя на губах вкус поцелуя Сьюзен Боунс, патронус прикоснулся к нему и растаял. Невилл счастливо улыбнулся, даже не морщась от простреливающих на лице шрамов, и сконцентрировался, чтобы вызвать своего защитника и послать ответную весточку в Хогвартс. Палочка сильно дрожала в руках, но хоть воспоминания о рыжей пуффендуйке не отказывали в силе. — Экспекто патронум! — Из палочки смог вылететь только слабый серебряный дымок. Невилл расстроенно уронил руку и н недовольно пробурчал: — Времени и так мало, а я ни поправиться, ни патронуса вызвать не могу!***
Вечер принёс не только прохладу, но и проливной дождь. Капли гулко колотили по крыше, навевая тоску. За окнами сквозь ливень едва угадывались неровные ряды палаток, выхваченные скупым светом редких фонарей. Малфой согревал озябшие пальцы о керамику чашки с чаем. Объёмная кухня семейного дома Уизли сейчас была полупустой. На ней в поздний вечерний час собрались только уставшие за день подростки. Драко Малфой сидел чуть в стороне от Дина Томаса, Рона Уизли и его сестры Джиневры. Рон и Дин тихо переговаривались, а Драко украдкой смотрел на девушку, пившую чай с молоком из большой чашки с лошадью. Рыжие волосы из длинной чёлки скрывали лицо, когда она наклонялась и устало сутулилась на стуле. Хотелось следить за игрой на коже девушки слабенького огонька из камина. Джинни приковывала к себе внимание, правда, не только Малфоя. Проследив взгляд слизеринца, Дин Томас, отвлекая конкурента, громко спросил: — Ты куда уставился? Быстрее на эту фразу отреагировала Джинни. Она успела поймать взгляд Малфоя прежде, чем он пристально посмотрел на Дина. Темнокожий подросток выглядел озлобленно. Карие глаза метали в блондина молнии, которых так не хватало непогоде за окном. Рон Уизли рядом с ним так же поднял взгляд, но в нём Малфой увидел только пустоту — Великан в очередной раз боролся с собственными демонами. Драко очень хотелось курить, а не переругиваться с Томасом. Но тот продолжил нападать: — Думаешь, как бы и тут нагадить? Или на Джинни пялишься? — Может, он хотел таким образом подвести Драко под опалу Джинни, а может, просто сболтнул, не подумав, собственные страхи. «Как он с таким характером попал на Гриффиндор? — задался вопросом Драко. — Хотя на остальных факультетах проявление открытой агрессии любят ещё меньше». Джинни не поднимала лица, старательно пряча все эмоции. А Малфой высокомерно проигнорировал Томаса, надеясь, что тот успокоится. Но Дикий Пёс трактовал поведение конкурента иначе: — Что, без папочки да без двух своих охранничков страшно отвечать? — Просто желания нет отвечать вам, мистер Томас. — Малфою даже не требовались какие-то усилия, чтобы соблюдать спокойствие. — Слушай, ты! — распалялся Дикий Пёс. — Если ты ещё хоть раз посмотришь туда, куда не надо!.. — Он задохнулся от агрессии, так и не закончив угрозу. Исключительно назло ему Хорёк стал в упор смотреть на девушку, не теряя и остальных из поля зрения. Пристальный взгляд серых глаз, не стеснявшийся пробегаться не только по лицу, смутил Джинни, и она зарделась. А вот Дину такое очень не понравилось. Юноша, потеряв контроль над собой, вскочил, опрокинув стул, и выхватил палочку, прицеливаясь в Малфоя, продолжавшего сжимать чашку и не провоцировавшего противника любыми движениями. Драко хорошо понимал, что стоит ему сейчас дёрнуться, и на него обрушится шквал заклинаний. Внутри Хорёк был настолько напряжён, что забывал дышать, но он не позволял себе ни единым движением показать испуг. «Лишь бы никто не увидел, как у меня поджилки трясутся. Интересно, он проклянёт меня, безоружного слизеринца, или нет?» — иронично подумал он. В голове строились и отметались планы противодействия Дину. Больше всего Драко рассчитывал на беспалочковую и невербальную магию или на умения, полученные от Зелёного. Но стоило ли переводить их противостояние в иную плоскость? Прикинув последствия, Хорёк принял решение о действиях далее. И сквозь маску сосредоточенности он пропустил лёгкую улыбку, адресованную Джинни: — Леди Уизли, должен вам сказать, что вы очаровательны. Спокойствие, с которым Малфой действовал, поразило девушку, также считавшую, что стоит решать проблемы более агрессивными методами. Взгляд серых глаз потеплел, полуулыбка светлых тонких губ, не алчная или похабная, а, скорее, действительно просто располагающая к себе, не нервировала Джинни. Аристократические линии лица, чуть изменённые событиями последнего полугода, не ставшие менее острыми, тоже не вызывали того негатива, что раньше испытывала Бестия, стоило ей услышать фамилию Малфой. В его голосе не чувствовалось что-либо такое, что можно бы расценивать как скрытые мотивы. И сейчас в Драко было не так много от того напыщенного сноба, которым она видела его в Хогвартсе первые четыре года своего там обучения. Она не забывала, что он всё ещё слизеринец, подложивший ей дневник Тома Риддла, и что он в принципе может быть тем ещё расчётливым хитрецом. Но пока он не переходил никаких границ ни по намёкам, ни по эмоциям. Сейчас Драко сказал ей просто комплимент, что так редко делал Дин, даже называя Джинни своей девушкой. И это грело душу Джиневры Уизли. Дин Томас по прозвищу Дикий Пёс Динго не решался заколдовать Малфоя. Что ему мешало в тот момент, неизвестно, но он лишь сильнее сжимал палочку, пока она, дрожа, указывала на седую макушку ненавистного, но каменно-спокойного слизеринца. Сам Драко в этот момент едва сдерживался, чтобы не сделать ничего, что могло бы спровоцировать магическую перестрелку, последнее, что его спасало в этот момент — вбитая аристократическая выправка, не дававшая боязливо скукожиться. — Спасибо, — улыбнулась девушка, повергая в ужас Дина Томаса и ловя тяжёлый взгляд Рона. Драко же мысленно ликовал! Джинни ответила благодарностью и, как он и прикидывал, нейтральным тоном. Что для него было лучшим исходом — ожидать, что она бросится ему на шею, было нелепо и глупо. Ответная реакция с открытым негативом тоже показала бы невозможность продолжения диалога. А именно так это лучший показатель того, что Джинни воспринимает его не как врага, а как кого-то со своей стороны. И именно это давало Малфою надежду и силы на продолжение действий. Джинни же внутренне боролась с противоречивыми чувствами: с одной стороны, внимание юноши было приятно, а теперь, когда с него слетел налёт высокомерия и гордости, Драко стал выглядеть как нормальный однокашник, с кем можно спокойно пообщаться. С другой — мрачный взгляд брата и собственные воспоминания говорили, что это всё ещё Малфой, сделавший и сказавший много неприятного для её семьи. Правда, это было до переломного момента в конце этого учебного года. — Да как ты можешь ему отвечать?! — уставился на неё Дин Томас, не веря своим ушам. — Совершенно спокойно. Или ты считаешь, что я не могу поблагодарить за комплимент? — жёстко парировала Джинни. — Потому что сам редко мне их говорил? Вопросы явно сбили Дина с настроя ещё больше. Он переводил взгляд то на Рона, то на Джинни, то на собственные руки. Великан посмотрел на Хорька, заставив Малфоя внутренне напрячься — теперь и его взгляд был наполнен недовольством. — Мне тоже не нравится, что ты смотришь на Джинни, — глухо произнёс Рон и перевёл взгляд на разбегающиеся тучи, открывшие тёмно-синее небо с первыми, самыми яркими звёздами. Он хотел добавить что-то ещё, но передумал. — Давайте спать ложиться, пока друг друга не поубивали нахрен.***
Таня Торменс почти не сомкнула глаз за эту ночь, потому что в голове роились мысли. Как теперь помочь людям? Что делать, когда закончится топливо для генераторов или еда? Как добраться до Кастелобрушу теперь, когда камины поломаны, а магия местами просто не работает? И что теперь с самой школой магии? Что сделать, чтобы мама и папа были в безопасности? Артемис Энтрерри оказался куда хладнокровнее: привезя вечером девушку в родной дом, он, даже не раздевшись, вытянулся на диване, закрыв лицо своей широкополой шляпой, и спокойно уснул. С одной стороны, Таня понимала, что два дня за рулём и нервы из-за изменившейся ситуации ударили по нему не меньше, но ей хотелось поддержки, а один из самых близких людей сейчас спал. Переборов себя под утреннюю прохладу, она всё же накинула на ноги любимого тонкий плед, беспокоясь, как бы он не замёрз. Когда у самой Тани замёрзли ноги, а от голода недовольно проурчал живот, девушка направилась на кухню. Ревизия неработающего холодильника показала, что родителей не было дома с момента появления магических печатей — молоко скисло, кусок колбасы стал даже на вид неприятно склизким, остатки сливочного масла растеклись на половину полки, а в середине этой жижи лежал заветренный кусок сыра. — Блин, — прошептала Торменс, боясь нарушить тишину утра. Вздохнув, она поискала графин с кипячёной водой. В этот раз удача ей сопутствовала, и воду она хотя бы нашла. Следующим этапом стала газовая плита, чиркнув спичкой, девушка поднесла огонёк к конфорке и открыла вентиль. Голубое пламя вспыхнуло ярко, но быстро потухло — давления газа не было, автоматика, обеспечивающая давление, на газовой подстанции тоже не работала. — Блин, — расстроенно повторила Таня, уронив руки. Она затравленно осматривала кухоньку дома Торменсов. Знакомый каждый сантиметр, наполненный теплом детских воспоминаний, сейчас выглядел заброшенно и безжизненно. Светлые стулья, на спинке одного из которых висел мамин фартук, беспорядочно стоявшие вокруг стола, отключённый холодильник, газовая плита, не способная дать огня, больно резанули по душе девушки. Хотелось, чтобы это всё ожило, чтобы мама доставала из холодильника котлеты на завтрак, а папа варил вкусный какао, как в детстве. Потеряв надежду, Таня села на скрипнувший стул и обвела кухню затравленным взглядом. Хотелось поесть и выпить чего-нибудь тёплого. Но вместо этого перед её лицом внезапно возник патронус-выдра: — Таня, это Гермиона. С этим патронусом я передаю тебе знания, как и что экранировать, чтобы заработала техника. Лучше применять на старых, более простых машиных. Но нужна будет помощь маглов-специалистов. Не падай духом! Мы справимся! Держись печатей запрета трансгрессии — в них можно посылать патронуса. Будь на связи! Патронус извернулся в воздухе и влетел прямо в голову девушки. Касание защитной магии показалось чуть прохладным, но приятным, приносящим умиротворение и спокойствие. Но, к сожалению Тани, не избавило от чувства голода. Торменс закрыла глаза, ища в сознании чужие мысли. Обрывки воспоминаний со смазанными цветами и неразличимыми словами стали складываться в полноценные образы: руками Гермионы она держала палочку и уверенно накладывала незнакомые заклинания на платы разобранной рации, которую держал в руках капитан, судя по звёздам на погонах формы сухопутных войск Британии. Таня просмотрела воспоминание ещё раз, оно отпечаталось в памяти настолько хорошо, что руки сами уже выписывали необходимые пассы. Отвлекая Таню, появился второй защитник. Серебряная пантера игриво развалилась посреди кухни и заговорила голосом Блейза Забини: — ТэТэ! Здоров! — Торменс с трудом соотнесла отпечатавшуюся в памяти мрачную внешность Блейза с бодрым и весёлым голосом. — Гермиона сообщила, что у вас проблемы с техникой. Это ерунда, всё будет хорошо, я тебе прислал воспоминания, как оживить автомобиль и даже заставить его ехать. Также я прикладываю воспоминание, как передавать собственные мысли с патронусом — это пока лучшая связь, которая у нас есть. Не падай духом! Защитник-пантера извернулась и напрыгнула на девушку, превращаясь в приятный серебристый туман и впитываясь кожей Тани. С уже знакомым ощущением наличия в голове чужих мыслей Торменс смотрела, как теперь она с лейтенантом из того же подразделения ковыряется в машине длинными сильными руками Блейза Забини. Он уверенно, словно проводя экскурсию, тыкал палочкой и называл те элементы, которые нужно заколдовать. Вторая мысль Блейза была создана из какого-то дома и явно в другое время. Перед глазами Тани уже стояла та самая пантера-патронус, и палочкой Меч приложился к голове и вытаскивал это самое воспоминание, комментируя всё тем же бодрым голосом: — Тут нужно желание, чтобы извлечь воспоминание. Ты просто хочешь поделиться, просто хочешь, заклинание останется на палочке вот такой светящейся энергией… На палочке Блейза, тёмной, с рельефным рисунком почти до самого острия, вытянулась светящаяся субстанция. — А потом ты прикладываешь её к патронусу. — Блейз приложил конец палочки с собственным воспоминанием ко лбу защитника. Энергия памяти растворилась в серебряном сиянии. — Если что-то непонятно, присылай патронуса и спрашивай! Мы все на связи! Привет Артемису! На этом чужое воспоминание в голове закончилось, окрыляя девушку так, что она даже забыла, что хотела есть. К её удивлению, на пороге кухни стоял Артемис Энтрерри и обеспокоенно посмотрел на Таню. Он не выглядел, как человек, ещё пару минут назад крепко спавший. — Доброе утро, — произнёс Артемис и изучил внутренность холодильника. — Понятно, — отрезал он и закрыл дверь агрегата. — Доброе, — бойко ответила Таня. — Хочешь какао? — зная предпочтения девушки, спросил Энтрерри. — Хочу, но газа нет, и молоко скисло. — Это не беда. Я разожгу огонь в мангале и вскипячу воду. В ней и заварю. — Тогда лучше кофе. Какао без молока невкусное. — Таня поискала в ящиках и вытащила половинку чёрствого хлеба и початую пачку растворимого кофе. — И хлеб подогреем. — Жить можно, — улыбнулся гитарист, забирая спички и кастрюльку. — А потом у нас будет много работы, — тоже улыбнулась девушка, заливая в кастрюлю воду. — Мы продолжаем работать над эвакуацией людей. И надо будет спешить.