Я проснулся тонущий в боли, И не мог изменить исход. Я снаружи казался веселым, А внутри был давно уже мертв. Иосиф Бродский.
Слабые лучи восходящего солнца были поглощены плотно задернутыми шторами, от чего в комнате было темно. Одна лампа едва ли могла освещать всю столовую. Окно было открыто почти нараспашку, впуская свежий и морозный утренний воздух. За отсутствием ветра, шторы колыхались едва заметно глазу. Казалось, что запах крепкого черного кофе пропитал все в столовой, начиная от мягкой обивки старого дивана, заканчивая человеком сидящем на этом самом диване. Мужчина сидел почти неподвижно, уставившись отстраненным взглядом в свои ладони. Плавные и мягкие черты лица выглядели слишком резкими и неестественными, так, будто бы это тело принадлежало кому-то другому. Кому угодно, но только не человеку со стеклянным взглядом и осадком прежней ненависти, вкупе с жестокостью в погасших глазах. Теплый желтоватый свет лампы, не мог перекрыть бледность его лица. На журнальном столике одиноко стояла чашка из дорогого сервиза. Плотный слой осадка от кофе на стенках изящной кружки, перекрывал ранее идеальную белизну. По его позе было видно что он продрог от холода, а ранее выпитый напиток уже не приносил ощущение так необходимого тепла. Его внимание было сосредоточено на мелких, но частых и глубоких шрамах, обрамлявших кончики пальцев. Шрамы на таких открытых участках тела никогда не были чем-то необычным для военных, однако, эти отличались от всех прочих. Они были едва заметны и приметить их можно было лишь пристально смотря на нужные точки. Но их отличало далеко не это, их отличала история появления. История, насквозь пропитанная засохшей кровью, тлеющем пеплом, диким отчаянием и так и не осевшей пылью. Двое суток. Прошло двое суток перед тем, как он смог найти тела своих родных под завалами дома. Руины были покрыты толстым слоем пыли. Миновало уже не мало времени с момента обрушения зданий, однако она так и не смогла осесть, продолжая мешать взору и попыткам сделать глубокий вдох. Стоило ему только попытаться, как он заходился в приступе непрерывного кашля, раздирающего его горло мельчайшими частицами песка и пыли. Мужчина осторожно, но решительно переворачивал бетонные куски, еще недавно служившими стенами дома. Под ногтями забился песок с грязью, а его пальцы были испачканы в крови и пепле. Кровь на мелких ранах уже давно засохла и свернулась, но сердце продолжало кровоточить без перерыва. В голове разворачивались самые ужасные варианты развития событий, но он не давал им затуманить свой разум. Его поглощало отчаяние, но он держал его под контролем. Он был настроен найти их любой ценой и твердо верил в это. Верил до тех пор, пока не выкопал их бездыханные тела из-под завалов. Они почти вышли наружу, оставалось всего несколько метров до входной двери. Отец прикрывал своей спиной его жену и сына. «Не бойтесь, битва-то в городе, нас здесь не достанут.» — сказанные слова эхом разносились в голове, словно заевшая, испорченная пластинка. Он не слышал ничего кроме собственного голоса и не видел ничего кроме тел родных. У них был шанс спастись, но никто не помог. Герои после битвы разошлись в разные концы света, а его семья медленно умирала, пока он спасал и эвакуировал жителей города. В этот миг Гельмут Земо умер. От него осталась лишь оболочка и нутро, полное ярости, раздираемое изнутри холодной жаждой ненависти и жестокой расправы. — И долго ты еще там стоять собирался? — его голос прозвучал более хрипло и резко чем ему бы хотелось. Гельмут откинулся на спинку дивана и легкая приветливая улыбка появилась на его лице, — Чай, кофе, Джеймс? Мужчина поднялся и направился в сторону турки и чайника, ожидая ответа на свой вопрос. — Чем ты здесь занимался? Экс-Зимний солдат медленно вошел в комнату. Выйдя из темного коридора, он прежде всего почувствовал сквозняк и низкую температуру. Сам он привык к холоду, но думал о том, почему Земо не закрыл окно, находясь здесь в легкой одежде. Тому явно было холодно. — Джеймс, отвечать вопросом на вопрос не вежливо, — обернувшись сказал Гельмут, — и я думал о наших дальнейших шагах, учитывая всю собранную информацию о Карли и Разрушителях флагов. Голос Земо звучал уже более привычно, в свойственной ему учтиво-вежливой манере. Да и в целом его вид изменился. Не сравнить с тем, который наблюдал Джеймс до этого. Баки раздражала его двойственность. В один момент он приветливо улыбается и ведет непринужденную беседу, предлагая свой любимый чай, а уже в следующий миг, не задумываясь, хладнокровно и безжалостно, лишает человека жизни. Его это раздражало, но не могло не вызывать особого интереса. — Лжешь. Взгляд Гельмута остался прежним, но поджатые в тонкую полосу губы, говорили за него. — И да, кофе, — теперь улыбнулся уже Барнс. Он прошел к задернутым шторам и закрыл окно, после чего откинулся на диван. Его взгляд упал на пустое место на противоположной стене. Оно казалось неправильно пустующим, слишком неправильно. — Там раньше висела фотография, — сказал мужчина, передавая кружку с горячим кофе, — моей семьи. Гельмут сел поодаль от собеседника. Тон его голоса ни чуть не изменился, оставаясь таким же спокойным как и обычно. Прошли долгие минуты перед тем, как их разговор продолжился вновь. — С того момента прошло почти десять лет, а помню все так, будто бы это было вчера, — мужчина посмотрел в глаза Барнсу, находя в них нечто знакомое. — Я читал об этом, — Баки выдержал паузу, — инциденте. Он правда читал сводки о «Битве за Заковию». Если это можно так назвать. Видел фотографии с мест произошедшего. Такой масштаб, столько жертв, он будто бы вернулся в военное время. Земо мрачно усмехнулся. — Мне жаль. — Брось, Джеймс, не стоит. Гельмут отпил из своей чашки. Его пальцы до сих пор были ледяными и немного, едва заметно подрагивали. Возможно не только от холода. Нагретая горячей жидкостью чашка не сильно помогала. Солнце, оранжевым ослепляющим диском, уже начало свой медленный путь по небосводу, а его лучи проникли в комнату через не до конца задернутые шторы. Баки прищурился, солнечный свет падал прямо на него, подсвечивая четкие, почти точеные черты лица и тенью оседая в области под глазами. Темные круги оттеняли светлые, но очень уставшие глаза. Он раньше и не замечал что они по оттенку сравнимы с кристально чистым льдом. Гельмут догадывался, нет, он был уверен, почему Джеймс сейчас сидел с ним на старом диване и пил кофе, а не спал, в такое раннее утро. Он понимал его, они прошли через нечто похожее. Похожее в том плане, что обоих это сломало, оставив зияющую, грубую дыру внутри, с разорванными краями. У них совершенно разный опыт и обстоятельства, но это не мешает одному понимать боль другого. Один из них лишился всего в миг, проживая дальнейшие годы в пожирающей изнутри ненависти, и оставившей после себя великое ничто, а другой медленно лишался рассудка, умирая из раза в раз, без возможности сделать что-либо и став ничем иным как машиной, исполняющей приказы. Гельмут понимает чувства Джеймса, а тот в свой черед, опасается понять чувства Земо. Барнс увидел в его глазах то, что наблюдает ежедневно в зеркале, смотря на собственное отражение. Они продолжали молча пить кофе, каждый думая о своем, при этом, думая об одном и том же. Никто из них не произнес ни слова, но такая компания была куда приятнее, чем терзающие чувство вины и сожаления, которые испытывал каждый, оставаясь наедине с самим собой. Одиночество не пугало, пугали мысли, образы и воспоминания приходившие в этот момент.В комнате стало значительно теплее.
***
Они вновь столкнулись в столовой, но в этот раз уже ночью. Гельмут тихим размеренным шагом зашел в столовую. Он не сразу ощутил чужое присутствие. Бывший Зимний солдат, иначе и быть не могло. Он был неподвижен словно мраморная статуя античности, а Земо являлся созерцателем великого произведения. Баки сидел за стойкой, запустив правую руку в короткие волосы. Шторы были слегка распахнуты, но это едва ли могло осветить комнату. Редкие и приглушенные огни города, бликом отражались в бионической руке. Он смотрел в окно, а его взгляд был направлен на ночное небо. Он услышал шаги Гельмута, как только тот вышел из своей комнаты, но не обернулся и продолжил утопать в красоте и изяществе ночной тьмы. — И тебе доброй ночи, Джеймс. — проходя мимо стойки, кивнув, сказал Земо. — Как звезды? — он говорил в пол голоса. — В городе их всегда хуже видно. Не сравнить с пригородом. — он на какое-то время замолчал, после чего задумчиво продолжил: — Не люблю большие и шумные города. Вечно отвлекаешься на незначительные мелочи, упуская из виду… Все. — голос Барнса звучал немного сонно, но в меру резко. Видимо он проснулся недавно. Гельмут внимательно смотрел на него и с интересом слушал его короткий монолог, после чего сел напротив. Такой непринужденный разговор между ними — редкость, которую никто из них не может себе позволить, по определенным на то причинам. Сам он с удовольствием бы устраивал подобные диалоги чаще, а не только в такое время, но он понимал что не мог. Не имел права на это. Да и Джеймсу это не нужно, только не в такой компании. Ночное время — это время слабостей, именно поэтому они сейчас находятся здесь, вдвоем. В любое другое время, ни один из них и не подумал бы о том, чтобы хоть немного приоткрыть свой темный занавес души с неподъемным грузом, другому. Ночь это не только время слабостей, но как показала практика, это еще и время исключений. — Тебе знакомо созвездие Орион? Уверен что знакомо. — не дожидаясь ответа Барнса, он продолжил. — Как никак, это одно из самых ярких и примечательных созвездий на небе, а по таким и обучают ориентироваться. — Ты это к чему? — Баки наконец повернулся к собеседнику лицом. Выглядел он ничуть не лучше чем вчера. Мужчина не создавал крайне изнеможденное впечатление, или что-то в этом роде, он просто выглядел слишком уставшим для какой-либо жизни. Синяки под глазами не бросались как первое за что мог зацепиться взгляд, напротив, их можно было приметить лишь тщательно всматриваясь в черты лица. Взгляд неизменный, Гельмут видит в нем человека, старающегося бороться и предпринимавшего решительные действия, а по итогу просто плывущего по течению. — Да так, вспомнилась одна малопопулярная легенда. — Земо счел привычное молчание неплохим знаком и продолжил. — Существует довольно известный миф про Артемиду, полюбившую прекрасного мужчину, Ориона. Думаю тебе известно то, что Артемида являлась одной из богинь, сохранявших целомудрие, и ее брат, Аполлон, был против этого отказа. Он с помощью обмана подарил ей лук со стрелами и указал цель, в которую нужно попасть. Артемида доверяла своему брату и поэтому выполнила его просьбу. Она понятия не имела, что выстрелила в своего возлюбленного. Вот такая печальная история любви и того, к чему приводит слепая вера людям. — Закончив рассказ, Гельмут взглянул на Джеймса, в ожидании хоть какой-то реакции. Баки цыкнул. — Неудивительно, что эта легенда менее популярна чем остальные. — Знаешь, Карл сказал примерно то же самое. — Мужчина грустно улыбнулся. Барнс в немом вопросе свел брови к переносице. — Мой сын. Однажды я тоже рассказал ему эту историю, мы как раз приехали к отцу в пригород и вышли во двор посмотреть на звездное небо. Мой папа специально для Карла купил телескоп, так сильно он любил наблюдать за звездами. Порой даже намеревался пропустить ужин, проводя время смотря на кометы и в поиске созвездий. — Гельмут по привычке чуть наклонил голову в сторону и посмотрел в глаза Джеймсу. Сейчас в его карих глазах отображалась мрачная, холодная синева неба, без намека на далекие и сияющие звезды. — На рассказанный мной миф о появлении этого созвездия, он отреагировал похожим образом что и ты. Ему не сильно понравилась история, она показалась ему слишком… — он тихо усмехнулся. — Печальной и несправедливой. Одной рукой он обхватил кисть другой, сжатой в крепкий кулак. Баки поджал губы и накрыл правой, живой рукой, его. Он не знал что сказать в ответ. Да и не думал что хоть какие-то слова будут здесь уместны. Как и не думал о сделанном им жесте. Руку Гельмута пробила мелкая дрожь, не заметная для глаза, но Джеймс почувствовал ее. — Чаю? — спросил Баки, вставая со своего места и убирая руку с чужой. — Да, вишневый, будь добр. — мужчина слегка улыбнулся ему в след. Через несколько минут по помещению разнесся глубокий, кисло-сладкий аромат райской ягоды. Баки не знал что это за марка чая, но был уверен что он неимоверно дорогой и по качеству даже близко не стоит с тем, которым он закупается в магазине напротив дома. Он бы не удивился истории о том, что этот чай ему поставляют придворные Королевы, являющиеся давними деловыми партнерами предков его семьи, прямо прямиком из Лондонского дворца, — Барнс улыбнулся своим мыслям. Звучало абсурдно-комично, но он с легкостью мог представить подобный развернутый монолог из уст Земо, сделавшего важное лицо. — Я тоже когда-то давно увлекался звездами. — ставя обе чашки на стойку, не спеша произнес Джеймс. — Я был далеко не знатоком, да в легенды с мифами о появлении или создании созвездий никогда не углублялся, но неизвестность космоса не могла не завораживать. В то время созвездия не были изучены так хорошо как сейчас. Оно и понятно, как никак, с того момента уже прошло около века. — Баки сделал паузу. — Тем более, я знал что этот… Интерес, пригодится мне на службе, умение ориентироваться на открытой местности и прочее. А после… — Его брови стали нахмуренными, а глаза чуть прищуренными. Он вновь сделал паузу. — было не до этого. Гельмут понимающе кивнул. Быстрые и резкие, словно пули винтовки, воспоминания из прошлого разрывали его разум на мелкие ошметки. Баки рефлекторно потянулся к жетонам на шее, но вовремя одернул себя. Попытка зарыть так схожие, циклично повторяющиеся, кадры крови, пролитой его собственными руками, никогда не заканчивалась успехом. Они настигали его до сих пор. Это происходило безусловно реже, и теперь он лучше держит себя и свой разум под контролем, но это все же происходило. До профессионала по самоконтролю ему еще далеко, но это очевидный прогресс. Возможно, только возможно, однажды им удастся поговорить о чем-то без последствий в виде неприятных триггеров. Само только присутствие одного вызывало неприятные чувства у другого, но в то же время успокаивало, и обдавало приятным холодом, так необходимым его рассудку. Найти понимание у врага, пускай и бывшего, звучало то ли нелепо, то ли как бредни сумасшедшего. Человек, воспользовавшийся им как оружием, как машиной для убийств и источником компрометирующей его же информации, сейчас сидел здесь, напротив него, изящно отхлебывал из кружки чай и успокаивал, приводя его мысли в порядок, лишь своим присутствием. Ночь — и правда время исключений. Невероятных исключений.Джеймс пожалел что раньше отказывался от этого чая, он и правда превосходен. В чем он, конечно, никогда не признается Гельмуту.