Часть разломанной души пополам.

Голова все еще ныла после удара, виски будто бы сдавливали сжимающиеся стены, а сам он находился посередине, в ожидании так желаемого конца. Ему неслабо досталось, удар щитом пришелся точно по виску. Повезло что отделался лишь головной болью. Он лежал на диване, когда-то холодная тряпка уже успела нагреться и сейчас съезжала точно на глаза. Кубики льда время от времени звонко побрякивали то о стенку бокала, то о друг друга, неспеша растворяясь в янтарной жидкости. Несмотря на не лучшее состояние, Гельмут был вполне доволен собой. Сегодня у них случился не только прорыв в миссии, но и в его собственном замысле произошли прогрессивные сдвиги. Он самостоятельно уничтожил остатки сыворотки, не оставив Разрушителям флагов последнего шанса. В его голове повторялся момент: он беспощадно, со сдержанным чувством удовлетворения, наступает твердой подошвой на пробирки, а те, не выдержав мощного давления, лопаются под его ногами так легко, будто бы воздушные шарики на детском празднике. Осколки разлетаются в разные стороны, а голубая вязкая жидкость, растекается по полу неравномерным пятном. И лицо Карли в этот момент, выражающее ничто иное, как дикий страх, и отчаяние, подступающие высокими волнами, будто цунами. Девочка должна была понимать что это не игры. Нет, она это прекрасно понимала, в этом и дело. Сыворотка супер-солдат. Вздор. Подумать только. Дело, на планирование и исполнение которого, Земо потратил бесчисленное время, ресурсы и силы, просто прахом обратилось в жалкое ничто. Не для этого он выслеживал агентов ГИДРы и выпытывал информацию, не для этого воспользовался… В любом случае, он не намерен оставлять когда-то начатое дело не завершенным. Супер-солдат можно назвать неким подобием богов среди обычных людей, которых и вовсе не должно существовать. Рано или поздно, но осознание того, что ты стоишь на ступень выше обычного человека, даст о себе знать. Если ты стоишь выше, то почему должен подчиняться и прислушиваться к кому-то более низшему, разве не так? Жажда власти из навязчивой идеи превратится в грандиозный план, и тогда рассудок затуманится окончательно. Гельмут размышлял об этом вслух, не стесняясь. Он уже не надеялся переубедить Сэма, дело заведомо бесполезное, но это не мешало ему быть свободным в высказываниях. Исключением из правил послужил разве что Стив Роджерс, но он — отдельная история. Таких как он больше нет, и вряд ли когда-нибудь появятся. Сэм спросил Земо, что тот думает о Баки, «Что на счет него?». Мужчина задумчиво покрутил в руках бокал и сжал уже сухую тряпку. Действительно. Что он думает о Джеймсе? Не то чтобы эта мысль раньше не посещала его голову, но сейчас ему хотелось определить характер своих мыслей. Раньше он не зацикливался на этом вопросе, забрасывая его куда подальше, в далекую подкорку сознания, но сейчас он желал определиться с выбором позиции. Его размышления и не состоявшийся возможный монолог, прервал вошедший в комнату Барнс. Он широким шагом направился к барной стойке, попутно снимая с себя куртку. — С Уокером что-то не так. Я просто вижу психа из далека… Потому что сам псих. — ровно произнес Джеймс перед перед тем, как отпить из только что наполнившегося стакана. После слов бывшего Зимнего солдата в помещение бесцеремонно ворвались Уокер и его товарищ. Те сразу потребовали выдать Земо им, но в разговор вмешался Барнс. Он отказался это сделать, продолжая стоять на своем. Он хотел им дать понять, что Земо сейчас нужен им как никогда и что он сейчас невероятно полезен в расследовании. «Переговоры» были не долгими и в след за агентами, в комнату воинственно, с острыми копьями наперевес, вторглись Дора Милаж. Вскоре начался бой американских агентов и вакандских воительниц. Градус с каждым моментом накалялся, вырастая в геометрической прогрессии. Гельмут уже поднялся и медленным шагом направился подальше от центра, в сторону ванной комнаты. В тот же момент, он пересекся взглядом с Джеймсом. Мимолетное столкновение взглядов, ничего такого, однако, Баки уловил в карих глазах спокойствие, без намека на малейшее напряжение. Хотя, казалось бы, обстановка точно складывалась не в его пользу. Он был последним, кто видел Земо. Массивные двери ванной плотно закрылись изнутри и барон скрылся за ними, словно актер театра, во время антракта. Прошло некоторое время перед тем, как его побег раскрыли.

***

Стояла почти безветренная погода, листья на далеких деревьях лишь изредка и легко колыхались из стороны в сторону. Небо было скатертью застелено серыми облаками, скрывая ото всех лучи солнца и краски свыше. Облака были светлыми, устремленными в высь, желая как можно дальше отстраниться от холодной и мрачной земли. Сама земля не была такой уж мрачной, но мемориал, величественный, одинокий памятник в честь погибших, придавал ей атмосферу нескончаемой скорби, печали и вечной памяти о минувших событиях, которые оставили глубокий отпечаток на душах многих. Оставили, или безвозвратно уничтожили то хрупкое, ценное и единственное что у них было. Было у человека, стоящего прямо перед мемориалом. Написанная кириллицей, гравировка на камне была словно педантично выведена костями усохших. После них не осталось ничего кроме воспоминаний, душащих его по ночам, и одинокого памятника, отдающего холодной, молчаливой скорбью. Тишина не была безмолвна, только не для Гельмута, для него она была оглушительна, словно мерзкий крик, срывающийся на отчаянный хрип. Что угодно, но не безмолвие. Смотря сейчас на мемориал, Земо ощущал во рту былой вкус пыли и безысходности, перерастающей в ярость, а перед глазами стояла картина неподвижных, искривленных тел и сожаления, которое до сих пор следует за ним, словно длинная, уродливая тень. Со временем боль притупилась, уступив место желанию отмщения, но тень не исчезла. Присутствие этой тени ощущалось уже не так ярко и навязчиво, она чуть побледнела и стала еще длиннее, отстранившись от него, но мужчина знал что она никогда не покинет его. Тень продолжит следовать за ним до его последних дней, сопровождая до самого последнего вздоха. Погрузившись в «тишину» с головой, словно в грязный и вязкий омут, Гельмут не сразу заметил как эту самую тишину прервал звук приближающихся шагов. Он не стал оборачиваться на источник шума, он и так отлично знал кто стоит в стороне от него. — Я думал, ты придешь раньше. — В его голосе прозвучало легкое разочарование. — Не волнуйся. — Земо кивнул сам себе. — Я решил не убивать тебя. — Какое облегчение. — взгляд Баки был направлен точно на фигуру Гельмута, а голос был ровным, словно гладь близлежащего озера. — Девочка слишком радикальна, ее уже не спасти. Я предупреждал Сэма, но он не слушал. Он такой же упрямый как Стив Роджерс. Но ты… — взгляд Гельмута словно ртуть, поблескивает и перетекает. — Ты буквально запрограммирован на убийства. — И такой же смертельно-ядовитый. — Джеймс, сделай то, что необходимо. Барнс снял предохранитель с пистолета. Гельмут замер в ожидании его следующего действия. Правой, живой рукой, он навел дуло пистолета на его лицо. Томительное ожидание убивало куда хуже собственного яда. Баки смотрел в темные глаза, напоминающие по цвету спелую вишню, и отчетливо видел в них сладкое предвкушение смерти. Его руку трясло мелкой, заметной на таком расстоянии, дрожью. Гельмут подбадривающе кивнул, сдерживая слабую, но ощутимую полуулыбку. Джеймс лишь крепче сжал челюсть и нажал на курок. Ничего не произошло. Мужчина сморгнул и отвел взгляд в сторону. Из левой, холодной руки Барнса, горстью посыпались патроны, громко ударяясь о поверхность и заглушая все остальные звуки. Мгновенье, и с лица Гельмута спадает намертво приросшая маска. Истинное и абсолютное разочарование. Это читалось в его взгляде, вместе с саднящим чувством боли. Барнс понимал что чувствовал Земо, но его лицо исказила слабая ухмылка. Он будто бы ненамеренно ухмыльнулся собственным домыслам: «Смотри, все произошло ровно так, как ты и предполагал. Он повел себя именно так, как ты думал». Это ни капли не радовало, потому что Баки понимал его. Он правда не держал на него злости за то, что тот воспользовался им, как инструментом в своих целях, но Барнсу хотелось сделать что-то в отместку. Не отомстить, нет, слишком громкое слово, но как-то ответить. Сейчас же, смотря на него, он понимал, что даже при желании, не смог бы ничего сделать. Он одновременно опасался полного понимая Гельмута и так же, если не сильнее, стремился к нему. Точнее сказать, стремился к осознанию и принятию этого, так как уже давно увидел в глубинах его взгляда нечто знакомое, но решимости это признать, ему не доставало. Ему было не по себе просто от мысли, что он желает его познать. — Ты наверняка понимаешь что твое место — это провести остаток жизни в тюрьме строго режима. — Земо выжидающе поднял на него взгляд. — Однако… — Баки сделал глубокий вдох чтобы собраться с мыслями. — Тюрьма не послужит для тебя наказанием. Ровно так же, на сколько и свобода не является для тебя ценностью. У Гельмута в темных карих глазах, плещется блестящая ртуть, яд, медленно отравляющий его остатки души. У Баки, свинцовый взгляд и неподъемная тяжесть, осевшая на дне ледяных глаз. Смотря ему в глаза, Джеймс узнавал себя после очередного ночного кошмара. Иронично. Глаза у Гельмута теплого оттенка, согревающего, будто бы на радужку всегда снисходил солнечный свет, но он знал что это опасное заблуждение. Стоит заглянуть глубже, и узреешь полное хладнокровие с жестокостью. Одно не вытесняет другого, они сосуществуют. Об этом нельзя забывать ни в коем случае. Земо напряженно молчал уже долгое время. Непривычно. — Что ты хочешь этим сказать? — Именно то, о чем ты подумал. — Баки надеялся что его собеседник сразу поймет о чем он. — Джеймс, я не совсем понимаю к чему ты клонишь. — Он не понял. Барнс еще раз делает глубокий вдох, в надежде окончательно собраться с мыслями и сказать прямо. — Как я и сказал ранее, ты должен был отправиться в тюрьму, однако, я изменил свое решение по этому поводу. У тебя два часа, не больше. С остальным я разберусь самостоятельно. — С остальным? — Земо склонил голову чуть в бок. Он прекрасно понимал к чему клонит Джеймс, но в вероятность этого было сложно поверить. Мысли на этот счет в его голове звучали как полный абсурд. Он не идиот, сразу уловил суть сказанного между строк, но поверить что это происходит в действительности, тем более с ним, он все еще не мог. Звучало слишком иррационально. — Да, с остальным. — Баки раздраженно выдыхает. — А именно, с фальсификацией твоей смерти. Гельмут недоуменно смотрит в глаза Джеймсу, ожидая хоть малейшего объяснения от него. — Хватит пялиться. Я все сказал. Я просто считаю твое заключение нецелесообразным. Я уже видел этот взгляд. Таким пустым взглядом смотрят лишь мертвецы, которых покинула жизнь. Для тебя не имеет значения где существовать, в маленькой камере, на отдаленном острове, или в особняке заграницей. Для тебя ведь почти ничего не имеет значения, да? — Баки на пару секунд прервался и посмотрел на пистолет в собственной руке, после чего продолжил: Я знаю что ты уже пытался покончить со всем в Сибири. Мне стало интересно, попытаешься ли ты повторить это же сейчас. Взгляд Земо упал на разбросанные патроны, лежащие возле ботинок Джеймса. После, он внимательно посмотрел на него и скрестил руки в замок. — Я осмелился вычеркнуть свое имя из твоего блокнота. Барнс в понимании кивнул. — Я больше не он. Я не Зимний солдат, а ты больше не призрак моего прошлого.

Этого было более чем достаточно.

— Джеймс, я… — Он не смог договорить и был прерван на полуфразе. — Повторю еще раз, у тебя два часа. — Баки постарался произнести это как можно безразличнее, будто бы стараясь абстрагироваться от самой сути сказанного. — Спасибо. — Гельмут сказал это тоном, отличающимся от его обыденной манеры речи, он произнес сказанное тише обычного, голосом, близким к шепоту. Барнс не обернулся на отдаляющиеся шаги. Они с каждой секундой становились все тише и тише, пока не исчезли окончательно. Теперь из звуков можно было различить разве что редкий шелест листьев и приглушенный шум воды. Звонкие удары капель о гладь, раздавались изредка, будто бы не стараясь обратить на себя внимания. Он еще длительное время стоял на месте, направив взгляд в не существующее никуда, близкое к далекому горизонту, и в этот момент, ему показалось что небо стало чуть яснее.

Прежняя неприступная серость, наконец уступила место бледно-голубому небосводу.