Мой истинный север

Алина чувствует себя в Кофтоне чужой. Здесь все другое: люди, обычаи, язык. Но дело даже не в этом. В конце концов, не они ли с Малом когда-то в детстве мечтали путешествовать, увидеть дальние страны, пересечь Истиноморе? Пересекли. Увидели. Но Старкова понимает, что она совсем не счастлива. А, может быть, дело в том, что она никак не найдет себе занятия. Кто она, в самом деле? Картограф. Так они здесь не нужны. Гриш, которых здесь называют «зова», что значит благословенные, но ее дар бесполезен в повседневной жизни. Да и благословенной Алина уж точно себя не считает. Порой ей и вовсе кажется, что ее дар – это какое-то проклятие. Она проклята, как Черный Еретик. Каждый раз в своих размышлениях приходя к этому сравнению, Алина хочет свернуться клубочком и умереть. Она должна учиться, и Мал не устает ей об этом напоминать. Но чему и у кого? Девушка вспоминает слова Александра: «ты столь многого еще не знаешь, Алина». Он мог бы ее научить, если бы захотел учить, а не подло использовать. Когда Старкова вспоминает об этом, то судорожным жестом касается ключиц, во рту становится сухо и горько, а на глаза наворачиваются слезы. Она не учится, не работает, даже дом толком не ведет, она лишь провожает утром Мала, который в Кофтоне на своем месте. Ее друг быстро завел друзей и приятелей, нашел работу, он свой парень в их квартале, а Старкова почти не выходит из дома. И это было бы еще полбеды, но она чувствует, что слабеет, чувствует себя больной. Ее дар нельзя использовать так, чтобы его не заметили, лишь иногда девушка позволяет себе баловство: пускает по дому солнечных зайчиков, но это предел. Да и Мал, когда увидел однажды, очень сильно ругался. Повторял снова и снова, что они ничем не должны себя выдать, что они скрываются, что он ее защищает и это для ее же безопасности. Она тогда закричала в ответ, что не нужна ей такая защита, что она задыхается, погибает в четырех стенах, и ушла из дома. Долго бродила по городу, слушая чужую речь, пока не стемнело. И в этой темноте, в этих тенях чудилось что-то до боли родное, что-то, от чего предательски ныло сердце. Вернувшись домой, Алина извинялась перед другом, который вроде бы и зла не держал, но смотрел как-то разочарованно. Он в ней видел надежду для Равки на объединение, на прекращение войны. Но как она может быть чьей-то надеждой, героиней, святой? Она же так мало знает. А еще меньше умеет. «Ты столь многого еще не знаешь, Алина». Она мало ест и мало спит, вызывая беспокойство Мала, от которого девушка отмахивается, выдавливая слабую улыбку. После той вспышки гнева, ей больше не хочется беспокоить друга своими проблемами. Он не поймет ее. Впервые в жизни Мал не поймет ее. Потому что он не гриш, потому что он другой. А тот единственный человек, кто понял бы ее, мертв. Мертв. Мертв. Мертв. Темными бессонными ночами Алина позволяет себе плакать, тихо скулить в подушку, радуясь, что у Мала крепкий сон, иначе он бы услышал ее: в их доме такие тонкие стены. Старкова не знает, что делать дальше, куда двигаться дальше, не знает даже, с чего начать. А еще она винит себя в смерти Киригана. Она плачет по нему, с ужасом осознавая, как же ей не хватает Александра. Ее Александра. Алина пытается воззвать к собственному разуму: Дарклинг предал ее, он врал ей, он использовал ее. Не помогает, ничего не помогает, а слезы становятся только горше. И раз за разом волна отвращения к себе подступает к горлу отвратительной тошнотой: она виновата в его смерти. Круги под глазами становятся все темнее, а кожа все тоньше и бледнее, почти прозрачные запястья, выпирающие ключицы, волосы собраны в небрежный хвост. И никакого блеска в темных глазах. Мал только головой качает, кидая на подругу обеспокоенные взгляды. Он пытается вызвать ее на откровенный разговор, но натыкается на отговорки или молчание, порой на резкие ответы. Оретцев вспоминает, как опрометчиво сказал девушке, что она не обязана ничего объяснять. Теперь он жалеет об этих словах. Теперь он хочет объяснений, он верит, что если Алина выговорится, то ей станет легче. И вместе с тем малодушно не хочет слышать ее слов, надеется, что со временем пройдет ее хандра, что подруга найдет свой путь, хотя, как ей его искать, не знает, похоже, даже сама Старкова. Алина же живет, плывя по течению. Ей одиноко и плохо, не хватает банального человеческого общения, не хватает практики с даром, не хватает…Александра. Снова и снова она возвращается мыслями к Заклинателю Теней. И в пронзительной ночной тишине шепчет порой: только ты мог бы меня понять. Только ты мог бы меня поддержать. В ту ночь за окном бушует буря, дождь зло барабанит по крыше, ветер заставляет дребезжать стекла. Алина забывается кратким тяжелым сном, в котором есть только душная вязкая тьма, которую не развеять никаким светом. Она просыпается от яркой вспышки молнии, оглушенная последующим раскатом грома. Перед глазами еще плавают яркие зеленовато-желтые круги, которые девушка отчаянно пытается сморгнуть, когда Алина понимает: она в комнате не одна. Старкова приподнимается на кровати, судорожно сжимая край тонкого одеяла. Плотная тень поглощает следующую вспышку молнии, лишь гром грохочет вдалеке. Девушка садится, вглядываясь в темноту, напрягая глаза, пытаясь разглядеть там что-то…кого-то. И он появляется, неслышно, неспешно выходит из тени. Поразительно, но Алина видит его даже в этой темноте. Наверное, потому что он позволяет ей. Охнув, девушка подбирается на кровати, сжимает одеяло еще сильнее. И поражается тому, как сильно колотится ее сердце от смутной радости, глухой тревоги и острого страха, как стыд окрашивает щеки в ярко-красный румянец, которого так давно не было видно на ее лице. - Здравствуй, Алина, - генерал присаживается на кровать, матрас слегка прогибается под его весом. И если это сон, то он реален настолько, что девушка едва подавляет в себе глупое желание ущипнуть себя за руку, чтобы проверить, действительно ли это сон. Но это сон. Это не может быть ничем иным, кроме, как сном. Ведь так? Так же?! - Это же…сон, - глупо бормочет Алина. В ответ Морозов улыбается мимолетно и быстро. Как же она любит его улыбку! Как же она… - Ты столь многого еще не знаешь, моя Алина, - произносит он почти нежно и осторожно берет ее за руку, - и я, как оказалось, тоже, - мужчина качает головой. - Но, - шепчет совершенно растерявшаяся девушка, - ты же…мертв. Хватка на руке становится сильнее, в голосе появляется злость. - Ты бы этого так хотела, верно, Алина? – шипит генерал. Нет! Нет, это неправда! Она обижена, верно. Он предал ее, да. Но смерти ему Алина никогда не желала. Никогда! Не после всего, что было между ними: так мало и так много одновременно. Девушка хочет сказать ему это, но слова замирают на губах, и Старкова опускает взгляд на их руки, ощущая, как ее запястье жжет холодом его прикосновение. - Посмотри на меня, - просит Александр, - посмотри на меня, Алина. Она отчего-то сразу понимает, что именно он имеет в виду. Взмахнув свободной рукой, Старкова вызывает свет и некоторое время заворожено смотрит, как он ластится к теням, вызванным генералом, как тени бережно и ласково обступают свет. Гармония. Это потрясает девушку. А потом она переводит взгляд на мужчину и невольно отшатывается, дергается заполошно, но отодвинуться не дает рука на запястье. Лицо Морозова все в шрамах от когтей волькра, но даже с ними для Алины он все равно красив. - Александр, - она тянется к его лицу, желая коснуться, почувствовать тепло кожи. Но мужчина резко отшатывается, уворачиваясь, не давая себя коснуться. В груди у Алины что-то обрывается, слезы подступают к глазам. - Это какой-то неправильный сон, - шепчет девушка. Хотя как раз и правильный, хотя ее подсознание как раз и выдает ожидаемую реакцию от Александра, он ни за что не простил бы ее, как и она сама себя простить не может. За то, что бросила, за то, что считала злодеем, за то, что даже не попыталась понять. Но и он хорош! Ей тоже есть, в чем его упрекнуть. Но только разве это имеет значение, когда Александр мертв, и даже в ее сне все так же поразительно жесток! Мужчина забавно фыркает, морщится, свет постепенно гаснет под его тенями. Алина не препятствует этому. - Испуганная, растерянная девчонка, - склоняет голову на бок генерал, - одинокая и сбившаяся с пути. Жалкое зрелище. Ничего, мы это исправим, моя милая Алина, мы же знаем, что твой путь рядом со мной, верно? – в его голосе проскальзывает фальшивое участие пополам с неискренней заботой. Он вдруг до боли сжимает ее руку, так сильно, впиваясь ногтями в нежную кожу, заставляя девушку пронзительно вскрикнуть от боли, резко дергает на себя, приближая свое лицо к ее. - Я везде и всегда найду тебя, Алина, - шипит мужчина. А потом исчезает, оставляя девушку захлебываться рыданиями. В сердце словно воткнули раскаленный прут и провернули несколько раз, с садистким удовлетворением наблюдая, как хлынула кровь. - Алина! – в комнату врывается Мал, - что случилось? Алина! Она плачет, размазывая по лицу слезы и сопли, пытается глубоко вдохнуть и снова срывает дыхание, плача и плача. - Он был тут, - между всхлипами выдает девушка, - был тут! - Кто? – недоумевает Мал, гладя девушку по голове, укачивая в своих объятиях. - Александр, - выдыхает Алина и снова рыдает. Мальен мрачнеет. Ему не нравится, когда она называет генерала по имени, не нравится, что видит в Черном еретике человека, не нравится, потому что это означает: между ними было что-то…что-то большее. И Мал ревнует, хотя понимает, что ревность и отношения, выходящие за рамки дружбы, нужны Алине сейчас меньше всего. Но он так давно любит ее, он всегда считал, что чувство взаимно, ведь они были вместе всегда, с самого детства. Но сейчас понимает, что нет. Алина, которую он привык считать своей, ему не принадлежит. Но он ее не отдаст никому, тем более призраку погибшего. - Он мертв, Алина, он мертв, - шепчет Мал, - то был сон, всего лишь сон. - Нет, - шепчет девушка, утыкаясь ему в грудь, - он был здесь. Мал вздыхает, понимая, что спорить бесполезно, лишь продолжает укачивать девушку в объятиях, шепча какую-то ничего не значащую ерунду. *** Впервые, с того момента, как они приехали в Кофтон, Алина просыпается не на рассвете, а когда солнце уже высоко в небе. Она смутно помнит события прошедшей ночи, мысли о собственной истерике заставляют досадливо морщиться. Ей перед Малом стыдно. Но еще хуже – глухая тоска, которая никуда не ушла, которая лишь усилилась с наступлением утра. Девушка какое-то время лежит в постели, вспоминая детали столь реалистичного сна, такого яркого и подробного. Наверное, ей просто хотелось еще раз увидеть Александра, сказать ему «прости». Хотя вот именно извинений произнесено и не было. Алина фыркает, садясь на кровати, взмахивает рукой. И застывает, сердце замирает, словно бы остановленное сердцебитом, по коже пробегают колкие мурашки, во рту пересыхает, а комната вращается перед глазами все быстрее и быстрее. На нежной коже запястья отчетливо видны багровые полумесяцы от ногтей и лиловые синяки – следы от пальцев.