Мой истинный север

Жрецы храма Богини обладают искусствами, давно утраченными во внешнем мире <...> они берут этих девок и доводят их красоту до немыслимого совершенства. Потом девки становятся жрицами. Тогда Богиня наделяет их свойством причинять смерть. Она очень строгая <...> Она не терпит, когда нарушаются Её заветы, а кара у Неё всегда только одна... Мария Семенова - «Волкодав. Право на поединок»

      Величайшим искусством в храме считалось пройти по ленте не смяв ее. Алина овладела им еще в детстве. Это был особый шаг, которому обучали девочек, шаг для танцев, разжигающих страсть и дурманящих рассудок или же позволяющих насладиться красотой тела, увидеть в нем нечто большее, чем объект для удовлетворения желаний. Все так, как захочет танцовщица.       Храм был затерян в лесах Равки. Где-то на севере страны, а точно никто не знал, где именно, на границе Вечного Мороза, рядом с враждебной Фьердой, в непролазной чаще стоял храм, посвященный Великой Богине. Никто не знал ее имени, кроме наставниц, а они в свою очередь не спешили делиться знанием с воспитанницами, приговаривая, что произносить имя Богини всуе - грех. Это была строгая Богиня, служение которой считалось честью и благословением небес, а предать ее означало обречь себя на смерть.       В храм привозили девочек со всего света: сирот, чьи родители погибли от голода и войны; проданных своими же родителями дочерей; похищенных разбойниками с большой дороги в надежде на хороший выкуп. Иные приходили сами, зная, что найдут в храме и кров, и хлеб.       Алина попала в храм в возрасте пяти лет. Ее родная деревня исчезла в пожаре войны, и маленькая девочка непременно бы погибла, не заметь ее проезжавшая мимо жрица. Девочка подходила по возрасту, была недурна собой. А самое главное: она была никому не нужна. Так Алина оказалась на воспитании в храме Великой Богини.       Вместе с остальными воспитанницами училась вести хозяйство: ухаживать за огородом и домашними животными, убирать, стирать, готовить и шить. Вместе со всеми ее обучали этикету, как настоящую дворянку. К двенадцати годам Алина умела поддержать любую беседу, красиво вышивала, недурно играла на арфе, безупречно изъяснялась не только на равкианском, но и на фьерданском, учила шуханский и весьма неплохо рисовала. А самое главное, проявила склонность к искусству танца, которому обучали в храме, она завораживала своей пластикой и грацией любого, кто видел, как она танцует. Ей завидовали другие воспитанницы, ее хвалили наставницы. Однажды Алина даже удостоилась благосклонного кивка матери-настоятельницы. А та отмечала, отнюдь, не каждую.       В храме время текло по-особому, и внешние потрясения не касались культа Богини, но захвативший престол новый царь-гриш, не собирался мириться с этим. Одним осенним днем в храм пришли гриши для тестирования девочек.       Наставницы приняли их ласково, устроили настоящий пир, подали к столу изысканные блюда и редкие вина. Они танцевали для дорогих гостей и офицеров, их сопровождавших. И каждый, завороженный красотой танца, захотел уединиться с теми, кого называли земным воплощением богини.       Наутро жизнь храма продолжилась как ни в чем не бывало. А через месяц в храм вслед за пропавшими гришами приехал сам царь с отрядом.       Алина и еще другие девочки с трепетом и ужасом наблюдали за гневом Заклинателя Теней. Он пощадил лишь мать-настоятельницу и нескольких приближенных к ней наставниц, ужасный и прекрасный в своем гневе, он не позволил одурачить себя. И в храме, где все было залито еще теплой кровью, источавшей тяжелый металлический запах, Дарклинг сам провел тестирование.       Алина с ужасом шла к темной фигуре, что возвышалась рядом с алтарем. Царь небрежно крутил в руках ларец, отделанный золотом и драгоценными камнями, в котором, по преданию, хранился локон самой первой жрицы Богини - почитаемая реликвия. На лице его не было ни восхищения, ни страха. Абсолютно непроницаемое очень красивое лицо. Алина, умевшая прекрасно читать по лицам, распознававшая буквально любую эмоцию на лице, чувствовала себя неуютно, потому что не могла разгадать этого человека, чей взгляд, мимоходом брошенный в ее сторону, мгновенно пригвоздил девочку к полу. Тогда она пообещает себе, что больше никому и никогда не позволит так на нее смотреть.       Испуганная, бледная и дрожащая, Алина протянула царю руку, как и все до нее. По коже полоснула резкая боль, а потом весь храм залил золотистый, ослепительный свет. ***       В тот день, когда ей исполняется семнадцать, за Алиной приезжают посланники царя. Одетая в простое платье, Алина прячет лицо под плотной вуалью. Никто не должен видеть ее, кроме того, кому она предназначается. И кроме доверенной служанки по имени Руби - такой же танцовщицы в храме, как и Алина.       В течение последних пяти лет обретенную Заклинательницу Солнца воспитывали как царскую невесту, будущую царицу. Ее учили теперь не только манерам, но и контролю своего дара, не только танцам, но и готовили к роли спутницы царя, его поддержке, опоре, его верной тени.       Алина покорно внимала всем наставлениям. Она прилежно училась, каждый миг и каждый час чувствуя солнце в венах, удивляясь тому, как это раньше она не ощущала его. Но дар, который разбудил в ней Дарклинг, стал неотъемлемой частью ее натуры. Его нельзя было подавить, от него нельзя было отказаться. Он был с Алиной каждое мгновение ее жизни.       Она танцевала все так же, не тревожа алую ленту, что теперь горела у нее в волосах - знак принадлежности Богини. Знак того, что где бы девушка ни была, она всегда останется покорной рабой своей небесной госпожи.       Она была лучшей во всем. Она довела свою грацию до немыслимого совершенства. Ей оборачивались вслед гости храма, так хороша была девушка, но она принадлежала только царю. И никто не смел даже смотреть на нее дольше положенного.       Сама мать-настоятельница выходит провожать Алину, которую уже ждет черная карета. Алина лишь усмехается, удивляясь тому, как она проехала через непроходимые леса северной части Равки. - Помни, кто ты, дитя мое, - произносит настоятельница, протягивая девушке ритуальный кинжал. - Моя жизнь и судьба принадлежат Великой Богине, все мы - лишь воплощения ее, - отвечает заученной фразой девушка, склоняя голову, принимая кинжал и вешая его на пояс.       Алина видит косые взгляды гришей и посмеивающихся офицеров. Им кинжал кажется не более, чем зубочисткой в затейливых ножнах, отделанных серебром, расписанных рунами. Но Алина знает, каким смертоносным оружием он может быть в умелых, пусть и хрупких, руках. А еще атрибутом сводящего с ума танца, в котором танцовщица и сама горит болезненной лихорадочной страстью, позволяя Богине стать частью ее.       Алина садится в карету, не принимая руки сердцебита, который влезает следом за ней, дверь захлопывается. И кажется, будто Алина в ловушке. Но кто здесь жертва, а кто охотник?       Алина радуется, что плотная вуаль скрывает лицо, и можно не контролировать каждую эмоцию. Хотя изобразить на своем лице девушка может все, что угодно. Сердцебит, что ее сопровождает, неразговорчив и даже угрюм, он бросает в ее сторону мрачные взгляды. Но не может почувствовать ничего, ведь Алина отлично контролирует свое сердцебиение, любые физиологические реакции тела. И совершенно не волнуется. Она знает, что ее ждет. Она выполнит свой долг.       Они едут, делая короткие остановки, два дня подряд. Алина, привыкшая к строгому распорядку храма, чувствует себя необычно, но быстро смиряется. Хотя к концу вторых суток у нее болит все тело. Ей отчаянно хочется принять ванну, переодеться, съесть тарелку горячего супа. Все это она получает в красивом доме под Черностью. - Северная резиденция Его величества, - поясняет ей сердцебит, Иван. Алина коротко кивает. В покоях ее ждут услужливые служанки и наполненная ванная, вода в которой головокружительно пахнет хвоей, можжевельником и вербеной. Служанок Алина отсылает. - Но, госпожа, мы здесь для того, чтобы исполнить любое ваше пожелание. - Единственное мое желание сейчас, чтобы вы оставили меня одну! - властно произносит Алина.       И служанки не смеют ей перечить. Никто, на самом деле, не посмел бы ей перечить, когда она говорит таким тоном. Алина скидывает платье и опостылевшую вуаль и, наконец, распускает волосы. Голова болит от тугой прически. Девушка погружается в воду, прикрыв глаза, откинувшись на бортик, позволив окутать себя жару и пару, глубоко вдыхает дурманящий запах трав и молится Богине, вверяя ей судьбу свою. В комнате ее уже ждет верная Руби.       - Что скажешь? - спрашивает Алина, усаживаясь перед зеркалом. Руби не сразу отвечает. Она тщательно расчесывает волосы своей госпожи, проводит щеткой по волосам раз за разом, раз за разом. Есть в этом что-то успокаивающее, завораживающее. - Я бы опасалась не Ивана, - говорит, - его легко запутать. Но Федор, несмотря на свой открытый характер и склонность все вышучивать, гораздо, гораздо наблюдательнее своего хмурого друга.       Алина задумчиво кивает. Эти слова созвучны с ее собственными мыслями. ***       Алина умеет быть учтивой. А в храме ее научили находить подход к каждому. Девушка умеет слушать и умеет быть остроумной. Она смеется над шутками Федора, ненавязчиво и доброжелательно расспрашивая его о нем самом, об устройстве жизни в Малом дворце, о службе, о Дарклинге.       Гриши по-прежнему называют царя Дарклингом, хотя прошло уже семь лет с того момента, как тот узурпировал власть, свергнув Ланцова с трона и жестоко расправившись с его детьми, не оставил в живых даже супругу и дальних родственников.       Алину не пугает подобная жестокость. Ее Богиня жестока в той же степени, в коей и милосердна. И каждый находит судьбу свою по воле ее.       Алина видит, как гриши преданы Дарклингу, они готовы пойти за ним в огонь и воду, они благодарны ему за то, что он сделал и продолжает делать для каждого из них. Они видят в нем не только царя, но святого. - Наш Беззвездный святой, - говорят они с благоговением. И Алина понимающе кивает, давая понять, что разделяет их веру. Они смотрят с благодарностью уже на нее.       Вторая их остановка происходит под Ос Альтой. До столицы остается ровно полдня пути, но невеста не может явиться пред очи царя уставшей и чумазой с дороги, подобно простолюдинкам, что везут из ближайших деревень товары в столицу. В покоях Алину ждет не только тяжелое черное платье, расшитое золотой нитью, но и красивая девушка в бежевом кафтане. Едва взглянув на нее, Алина понимает, что эту гостью не удастся прогнать. - Руби, ты свободна, - ровным тоном произносит Заклинательница, не сводя взгляда с девушки напротив.       Та прекрасна. Рыжие волосы и потрясающего медового оттенка глаза, ровная сияющая кожа и точеная фигура. Алина никогда не видела таких правильных черт лица. Идеальная красота, ни малейшего изъяна. И голос ее подобен звучанию чистого ручья. Она отсылает служанок. Закрываются двери, девушки остаются наедине.       - Меня зовут Женя, - представляется девушка, - Его величество прислал меня к тебе, чтобы я помогла тебе выглядеть достойно перед тем, как ты въедешь в столицу. - Перед тем, как я предстану пред его очами, - все так же ровно произносит Алина и снимает вуаль. - Ох, - глаза Жени сверкают, она делает шаг ближе и бецеремонно берет девушку за подбородок, приподнимая голову, поворачивая ее в разные стороны. Алина безропотно позволяет, - что же, не так много работы, как я ожидала. Заклинательница фыркает надменно, отступает на шаг, высвобождаясь из хватки, и скидывает платье, а потом обувь и белье, оставаясь полностью обнаженной. Женя одобрительно кивает, обходит девушку кругом. Алина стоит, не шелохнувшись, позволяя рассмотреть себя, словно товар на ярмарочной площади. В конце концов, ее готовили услаждать взор. И оценивающий взгляд Жени девушку не смущает и не возмущает. - Ты очень красива, - кивает Женя. - Благодарю, - равнодушно отвечает Алина, делая шаг в сторону ванной комнаты, - ты же поможешь принять мне ванну, верно?       Ей не нужна помощь, но поставить на место служанку, вообразившую себя кем-то большим, приятно. А в том, что Женя - служанка, пусть и высокого класса, Алина не сомневается. Но шлюха всегда остается шлюхой, и неважно, где она торгует собой: на углу грязной улицы или в элитном борделе. ***       Ей идет черный цвет. Платье сидит точно по фигуре, тяжелая ткань подобна тени, струится красивыми складками. Руки затянуты в черные перчатки. И лишь алая лента в волосах да ножны на поясе и серебристая рукоятка кинжала с затейливым узором выделяются контрастным пятном. - К царю нельзя входить с оружием, - замечает Женя. - Это не оружие, - нежно улыбается в ответ Алина, - это атрибут для танца.       Портная не может не улыбнуться в ответ. В ее глазах Алина видит одобрение и восхищение. Заклинательница знает, что видит перед собой служанка: юную, очень красивую девочку, воспитывающуюся в глухих лесах, так далеко от столицы, что удивительно, что у этой девочки есть хоть какие-то манеры. - Ты очень красива, Алина, - искренне говорит Женя. - Спасибо, - отвечает девушка, глядя на себя в зеркало и позволяя румянцу залить щеки.       Они выходят из комнаты. Алине оборачиваются вслед, а Федор буквально кидается со всех ног, даже запинается, спеша помочь девушке спуститься с крыльца. И в порыве чувств целует ей руку. Алина чувствует прикосновение горячих губ сквозь ткань перчатки и, хоть сама не сердцебит, но знает, как быстро и взволнованно бьется сейчас сердце Каминского. Этого пока достаточно. Как и того, что весь их маленький отряд и даже нелюдимый Иван очарованы красотой, молодостью, добротой, внимательностью и учтивостью будущей царицы. Длительные путешествия всегда сближают людей.       В карете с Алиной теперь едут Женя и Руби. Девушки смотрят друг на друга со сдержанной враждебностью. Алина не вмешивается.       В столице все украшено к царской свадьбе. Везде гирлянды из цветов и лепестки роз, и выкрашенные свеженькой краской дома, а еще яркие ленты, венки и фейерверки, сопровождающие въезд будущей царицы в Ос Альту.       Алину приветствуют так искренне, улыбаются, смеются, кричат приветствия и машут вслед, что девушка задумывается, сколько же денег потратил Дарклинг, покупая их радость? Или же они настолько его боятся? Пожалуй, второй вариант будоражит Алину гораздо больше, заставляя кровь вскипать от одной мысли о предстоящей опасности. Это будет очень интересная, хоть и недолгая, игра. Алина машет в ответ и улыбается. Горожане в восторге от красоты будущей царицы.       Алина выходит из кареты под радостный рев рядом с собором на центральной площади. Он взмывает вверх острыми шпилями, пронзает вечернее небо, истекающее кровью заката, высится над городом ажурными сводами, аркбутанами и контрфорсами, в разноцветных витражах отражается умирающий день. Заклинательница на мгновение замирает, впитывая в себя величие и великолепие, позволяя алому свету уходящего дня осветить ее бледную кожу, играть последними багровыми искрами на алой ленте в волосах. А затем входит в собор.       Здесь множество людей, но девушке и дела до них нет. Она не обращает внимания на шепот, что сопровождает ее, пока она идет между скамьями к алтарю. Все внимание Алины приковано к фигуре в черном, что ждет ее, замерев, подобно статуям мифических существ, что навсегда застыли в камне, оставаясь лишь украшением собора. Горят свечи, а от запаха цветов начинает кружиться голова. Алина доходит до конца не дрогнув.       Она смотрит на Дарклинга, отмечая, что за прошедшие пять лет тот ни капельки не изменился. И вновь, как и тогда в храме, по его лицу Алина не может прочесть ничего. Чудится тошнотворный сладковатый запах крови. Закатное солнце на мгновение заливает весь собор алым светом. И кажется, что кровь вновь здесь. Алина смотрит в темные глаза, в глубине которых что-то, похожее на удовлетворение, довольство, причиной которого является она - Заклинательница Солнца. Рука ее, вложенная в руку Дарклинга, дрожит едва-едва.       Дальнейшее сливается для Алины в одну картину, в которой бормотание священника сменяется восторженным ревом толпы, а долгое застолье бесконечными танцами, а еще вереницей лиц и имен. Каждый желает познакомиться с новоиспеченной царицей, выразить ей свое почтение, сделать комплимент, пригласить на танец или задушевную беседу. Алина улыбается, краснеет, болтает, танцует, очаровавывая всех и каждого, для каждого находит ласковое слово и заинтересованный именно его историей взгляд. К концу вечера капризное столичное общество в восторге от царицы. И лишь пристальный тяжелый взгляд царя портит этот миг триумфа. Алина ощущает этот взгляд гранитной плитой на своих плечах, удавкой вокруг шеи, пятном на солнце.       В этот раз она позволяет служанкам остаться и подготовить ее к брачной ночи. Но только проснувшись поутру в своих покоях одна, понимает, что царь так и не пришел взять свое. ***       Ее обязанности легки. Она может чувствовать себя во дворце гостьей, с той лишь разницей, что ей позволено намного больше, чем другим гостям. Ее обязанности царь объясняет ей утром после свадьбы, за завтраком, где Алина с удивлением обнаруживает столько блюд, сколько не съесть двоим. - Я велел подать всего и понемногу, - произносит Дарклинг, внимательно наблюдая за девушкой. Ее так и подмывает спросить, почему же он не пришел к ней ночью, почему брак не консумирован, но она молчит. - Я привыкла довольствоваться малым, Ваше величество, - Алина наливает себе кофе и берет немного фруктов. - Пожалуйста, называй меня Александром, - просто отвечает Дарклинг. И девушка едва удерживает нейтральное выражение лица. - Как пожелаешь... Александр, - склоняет она голову.       Ее обязанности легки. И она могла бы вовсе ни во что не вникать, кроме нарядов да нечастых приемов. Но Алине нравится вести хозяйство, следить за каждой мелочью во дворце, где вышколенные слуги самого разного ранга сначала смотрят на юную царицу недоверчиво, настороженно и даже враждебно, опасаясь, что она разрушит стройную и отлаженную годами схему работы дворца. Кто-то, - она даже знает, кто именно, - высказывает свои опасения царю. Этих людей больше нет во дворце ровно через месяц приезда Алины, она постаралась обставить это как необходимую меру по сокращению штата.       - Зачем нам столько слуг, - нежно улыбаясь, говорит Алина одним ясным утром, - лучше их будет меньше, но каждый будет настоящим и преданным профессионалом.       Александр не отказывает ей. Ему, кажется, нравится, как теперь все устроено во дворце, где стало гораздо комфортнее, уютнее и красивее. - У тебя отличный вкус, - кивает ей царь, когда девушка затеивает ремонт южного крыла. Алина опускает взгляд, ресницы ее трепещут, на щеках расцветает нежный румянец. - Благодарю, - говорит она. И знает, что мужчина любуется ею.       Алина удивлена, что у царя есть строгий распорядок дня, в который включены ранние подъемы, долгие часы работы с бумагами, прием просителей, советы с министрами, обязательный визит в Малый дворец к гришам.       - Время от времени нам стоит появляться в Малом дворце, - говорит Дарклинг Алине, - они должный видеть, что мы не только правители, но остаемся Заклинателем Теней и Заклинательницей Солнца. - Конечно, - кивает девушка. Ей нравится бывать в Малом дворце, куда она обязательно надевает черный кафтан с золотой вышивкой, показывая свою принадлежность к гришам. Они очарованы ею. И если Дарклинга здесь не только уважают, но и боятся, то к милой и доброй царице проникаются искренней любовью. Она всем друг. И никого не обделяет вниманием.       Большой дворец управляется хрупкой, но твердой рукой Ее величества. И через несколько месяцев никто уже и не помнит, что раньше все было по-другому. Ее уважают, ее любят, ее превозносят как святую. А верная Руби собирает для нее все слухи, разговоры и сплетни, что гуляют по Большому дворцу. Неугодные исчезают бесследно.       Алина умеет обставить все так, чтобы это не вызывало ни малейших подозрений. Она знает, что Дарклинг наблюдает за ней, равно, как и она за ним. Ей нравится, что он управляет странной жесткой рукой, но без самодурства. Ей нравится, что он окружил себя умными, способными, компетентными и талантливыми людьми. Ни происхождение, ни степень сила дара, если ты гриш, не играют никакой роли, если ты эффективен. Будь ты гриш или отказник, для царя нет никакой разницы. У него, на самом деле, настоящий дар окружать себя эффективными людьми.       Через верную Руби Алина узнает все о вкусах и пристрастиях царя, делает его жизнь максимально комфортной, так, чтобы он никогда даже не задумывался о бытовых мелочах. Она всегда готова выслушать, иногда поспорить, а где-то и предложить оригинальный взгляд со стороны, нестандартное решение.       - Мне нравится, как ты мыслишь, - говорит ей Александр в один из вечеров, который они проводят за обсуждением перестройки некоторых старых улиц столицы. Алина сияет. И... ужасается самой себе. Взгляд Дарклинга становится острым. В такие моменты у девушки мурашки бегут по коже, а жар течет по сосудам, заставляя кожу пылать. Она наблюдает за ним. Она желает его.       Богиня никогда не осуждала плотское желание, более того, она восхваляла его, позволяя своим жрицам познать все радости плотской любви, но желать царя так сильно, что перехватывает дыхание, Алина не должна.       Она кусает губы и отводит взгляд, что происходит с ней, на самом деле, крайне редко. Но вдруг становится тяжело дышать в узком платье из ткани гришей. Отблески огня танцуют на коже, в полумраке все кажется интимным и личным. И запах приблизившегося к ней Александра дурманит голову, заставляя комнату вращаться перед глазами. Тени танцуют свой хаотичный танец по углам, Алина, сидящая в кресле, вскидывает голову глядя на царя снизу вверх. Он наблюдает за ней. Он желает ее. Его глаза - два темных провала, а грудная клетка вздымается так высоко. Но почему, почему, почему же он тогда не берет то, что принадлежит ему по праву? Какую игру он ведет?!       Алина замирает, встряхивает головой, алая лента сверкает в волосах. Эта мысль отрезвляет девушку. Это все игра.       Глаза царицы сужаются, она поднимается, оказываясь очень близко к мужчине, с удовлетворением отмечая, как сбивается его дыхание, как впервые по его лицу она может прочесть эмоции: желание, любование, интерес. Алина удовлетворенно улыбается, тянется к мужчине, невинно целует его в уголок губ и тут же отступает, увеличивая между ними расстояние, словно бы смущенная своим порывом.       - Доброй ночи, мой царь, - произносит низким, чуть хрипловатым голосом, видя, как сжимаются в кулаки чужие руки. Ей удалось вывести его из равновесия. ***       У Алины полная свобода действий во всем, кроме упражнений со своим даром. Здесь Дарклинг берет все в свои руки, контролирует каждое действие, не позволяя самодеятельности. Он сам занимается с Заклинательницей Солнца. - Надо было забрать тебя еще пять лет назад, - ворчит после первого же спарринга.       Он недоволен ее подготовкой по части дара, зол и разочарован. Алина и сама злится, она-то считала, что прекрасно управляется с солнцем, но оказалась не права. Она будто слепой котенок, словно вновь двенадцатилетняя девчонка, которая впервые попробовала призвать солнечный свет.       Александр совершенно безжалостен и очень требователен, он не дает ей столь желанной передышки, вновь и вновь заставляя шлифовать свой контроль над солнечным светом, доводя его до немыслимого совершенства. Впрочем, царица совершенна во всем, а значит, это лишь кусочек пазла, составляющий ее личность.       Алина старается, но каждый раз, по мнению царя, недостаточно. Царица стискивает зубы, она терпит, терпит, терпит, лишь склоняет голову, принимая очередную критику, вместо похвалы, видя разочарование на красивом лице мужа, вместо восхищения и удовлетворения. Это злит. И... расстраивает. Она хочет быть лучшей во всем... для него. Алина пугается. Она никогда и ничего не боялась в жизни, она была под защитой Богини всю свою жизнь. Это была судьба, это была предопределенность. Богиня никогда не была против плотской любви, но любовь... сердечная... недопустима.       Девушка бледнеет так сильно, что Александр, уже занесший руку, чтобы сотворить очередных чудовищных монстров, останавливается. - Алина? - Хватит! - рыкает Заклинательница, пытаясь скрыть свое смятение, свой ужас, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце. У нее не получается. Впервые в жизни не получается. Паника искажает прекрасные черты. - Хватит, - повторяет девушка, стараясь контролировать свой голос, но он позорно срывается.       Она убегает. Проносится по коридорам дворца, влетает в покои, где уже готова для нее ванна. - Ваше величество, - шепчут служанки. - Вон! - рявкает царица. И они не смеют ослушаться. Ошеломленные, испуганные, - царица впервые повысила на кого-то голос! - они убегают.       Алина срывает с себя одежду, тянется рукой к волосам, чтобы распустить их и останавливается. Большое зеркало отражает прекрасную девушку с идеальным телом, в глазах ее горит огонь и... страх, алая лента полыхает в волосах. Алина касается шелка, чувствуя под пальцами успокаивающую гладкость, это ее якорь. Ее знак. Ее метка. Она не утонет в этих бурных водах, ведь с ней благословение Богини.       Девушка опускается в ванну, чувствуя, как покалывает кожу керчийская соль, пахнет хвоей так умиротворяюще, как в детстве, когда она гуляла в чащобе, вдыхая запах коры и опавшей хвои. Алина тоскует по храму. И одновременно ни за что не хотела бы туда вернуться. Ей нравится быть здесь. Рядом с Александром.       Заклинательница крепко зажмуривается и начинает молиться. Она слышит, как открывается дверь купальни.       - Я же сказала оставить меня одну, - властно произносит девушка. - Выше приказа царицы только приказ царя, - отвечает ей невозмутимый голос. Алина вздрагивает, но не открывает глаза. - А я думала мы равны, - говорит лениво, стараясь успокоиться. - Нет, - раздается безаппеляционное, - пока не научишься быть равной.       Заклинательница фыркает, погружаясь глубже в воду и закидывая ноги на бортик ванны. Слышит чужое тяжелое дыхание, которое можно было бы объяснить духотой и влажностью, но только до тех пор, пока на ногу не ложится чужая прохладная рука. Алина замирает, всем своим существом ощущая чужую небрежную ласку, от которой все внутри завязывается тугим узлом. Девушке не надо открывать глаза, чтобы знать, с каким желанием смотрит на нее царь. Рука его оглаживает голень, неспешно двигается выше, пальцы пробегают лаской по колену. Алина чуть раздвигает ноги, позволяя огладить бедро, едва сдерживает себя, чтобы не закусить губы, чтобы не приказать, не сказать о том, чего желает. А желает она его. Девушка слышит чужой смешок, резко отрезвляющий. Сердцебиение ее успокаивается, лихорадочный румянец покидает щеки.       Алина открывает глаза. Александр смотрит с легким интересом в горящих огнем желания глазах, но снова лицо его - непроницаемая маска. Алина ненавидит его за это. - Тебе нужен усилитель, - будничным тоном произносит царь, пока его пальцы выводят неспешные круги на ее коже, отвлекая, расслабляя. - Нет, - улыбается Алина, качая головой, - даже не думай, - и понижает голос, - Александр. Ей нравится видеть, как вспыхивают его глаза, нравится чувствовать, как усиливается хватка на бедре, как сжимаются пальцы, царапая кожу. От возбуждения поджимаются пальцы на ногах. - Быть может, я и не равна тебе по силе, - она почти смеется, глядя, как чужие черты искажает недовольство, возвращает себе контроль над ситуацией, - и учили меня в храме плохо, но едва ли я глупее. Ошейник на меня ты не наденешь. Она убирает ноги. - Я хотела бы остаться одна, - произносит сухо. Александр усмехается и уходит. ***       - Будь осторожна, Алина, - Руби затягивает шнуровку на спине роскошного бального платья. - Не понимаю, о чем ты, - беспечно отвечает царица. Платье темно-вишневого, глубокого оттенка с открытыми плечами, расшитое золотой нитью и рубинами идет Алине невероятно. Волосы уложены в высокую прическу, в которой горит алая лента. В ушах красуются серьги с рубинами, присланные царем, а на поясе - ритуальный кинжал. Сегодня, в ночь после Зимнего бала, Алина намерена взять свое. Исполнить свое предназначение. - Ты влюблена, - отвечает Руби. - Ерунда, - дергает плечом Алина, - это он... влюблен, - она совсем не уверена в последних словах, но сказать их необходимо. Ей необходимо убедить себя. - Просто помни, что Богиня не прощает ошибок, - тихо говорит Руби, отступая, - помни и то, что я всегда рядом, чтобы помочь. - Мне не нужна помощь, - надменно произносит Алина. Руби приседает в реверансе, почтительно склонив голову. Алина выходит из своих покоев.       Ей кланяются дворяне, приседают в почтительном реверансе придворные дамы. Она слышит приветствия и комплименты. И улыбается, и смеется, и ласково приветствует каждого. Она не просто царица Равки, она царица их сердец.       Когда в бальном зале появляется царь, Алина первая склоняет голову, реверанс ее глубок, а выражение лица почтительно. Он подает ей руку, поднимая и увлекая в танец, которым они открывают бал. Алине нравится его ласкающий взгляд, полный вожделения. У нее внутри все переворачивается, когда она чувствует жар его руки сквозь плотную ткань платья. Александр кружит ее по залу, а вокруг них кружатся тени и свет, вызывая восхищенные вздохи и потрясенное аханье. Царь не открывает взгляда от своей царицы. И когда стихает музыка, прижимает ее к себе крепче, чем следовало бы.       - Я буду танцевать сегодня ночью только для тебя, мой царь, - соблазнительно шепчет ему на ухо Алина. И знает, что его молчание означает согласие.       Ей кажется, что этот вечер бесконечен. Ей бы любоваться плодами своих трудов, ведь вся организация праздника была на ней. Мимоходом Дарклинг тихо говорит ей, что доволен. Кожа Алины вспыхивает солнечным светом в ответ на его похвалу. Ей стоило бы испугаться, но Алина наслаждается праздником, танцами и представлением гришей. Она принимает заслуженные комплименты. И чувствует взгляд царя на своих обнаженных плечах. От этого по спине пробегает дрожь. Она знает, что победила в этой игре. Она знает, что осталось недолго. Внутри все переворачивается от волнения, но оно быстро сходит на нет.       Алина касается алой ленты в своих волосах, и сердцебиение ее успокаивается. Алина знает, чего хочет Богиня. Алина знает, что выполнит любое требование своей жестокой и грозной повелительницы, ведь судьба Алины в руках ее милосердной Богини, ведь Алина - лишь земное воплощение ее.       Царь покидает бал, не дожидаясь конца. Царица еще какое-то время остается с гостями, но и она не дожидается окончания праздника.       Она идет по темным коридорам в крыло, которое принадлежит правителю, скользит, подобно тени, то и дело касаясь кинжала на поясе, то и дело пропуская сквозь пальцы алую ленту. Но руки ее непривычно дрожат. Перед дверью, украшенной искусной резьбой в виде затмения солнца - ее идея, Алина замирает на мгновение. Она никогда тут не была. Волнение, острое, липкое, противное, сковывает на мгновение, заставляет нервно облизать губы. Заклинательница вновь взывает к Богине, прося у нее помощи и поддержки, прося не оставить рабу свою. Но в мыслях ее совсем нет обычной искренности. На мгновение Алина прислоняется лбом к двери, ощущая прохладное дерево, ладони ее скользят по искусной резьбе. Царица вымотала всю душу резчикам, желая получить идеальный узор, достойный ее повелителя.       Алина толкает дверь, заходя в темные покои. Тьма осязаемая и плотная, вязкая, удушающая, заставляющая трепетать в волнении, задыхаться. Алина не видит ничего, но знает, что Александр здесь. Она начинает свой танец, завораживающий и опасный, танец света во тьме. Ей не нужно освещение, ведь она сама - свет. Алина плетет узор из света и удушающей страсти. Она видит, как смотрит на нее Дарклинг, сидящий в кресле в расслабленной позе, его взор горит вожделением, желанием, которое высекает искры на коже, туманит рассудок, заставляет Алину задыхаться от жгучей жажды, которую не утолить ни чистой водой, ни изысканным вином. Ее тело движется в тишине. Девушке не нужна музыка, ритм - у нее в голове. Особый ритм, что призван свести с ума, разжечь порочное желание, одурманить разум, подчинить тело. Алина знает, что делать и как делать. Но знает также, что ей не остаться бесстрастной в эту ночь, ведь танец призван разжечь страсть не только в зрителе, но и в самой танцовщице. Но Алина уже и так раба своего желания, своего податливого тела, своего надменного разума и слабого сердца.       Она танцует так, как не танцевала до этого никогда. Ей бы выверять каждое свое движение, но она лишь отдается на волю чувствам, позволяя ритму в голове вести себя. Освобождается от одежды под ласкающим взором темных глаз. Чувствует чужое желание, оно оседает тяжестью на плечах, сжимается удавкой вокруг шеи, заставляет склонить голову, тряхнуть волосами, в которых горит алым лента. Она видит свое отражение в зеркале и знает, что прекрасна в той же мере, что и опасна. Ее создали такой, воспитали такой. И ей самое место в этой тьме, расцвеченной узорами света, яростными и жестокими. Алина горит, словно в лихорадке, с губ рвется злой стон, а пальцы Дарклинга стискивают подлокотник кресла, когда девушка склоняется над ним.       Ее грудная клетка высоко вздымается, тело покрыто испариной, пересохшие губы приоткрыты в желании поцелуя, но рука, что сжимает кинжал у шеи царя не дрожит. Алина должна сделать последнее движение, такое простое и легкое. И пусть все смеялись над ее ритуальным кинжалом, но в умелых руках - это грозное оружие, достаточное для того, чтобы убить того, кто посмел своим присутствием осквернить храм Великой Богини, кто пролил кровь рабынь ее. Алина должна отомстить, уничтожить жестокое чудовище, которое осмелилось попрать законы Богини. Алина должна выполнить свое предназначение. Ее растили для этого пять долгих лет.       - Давай же, моя милая, - хрипло шепчет Дарклинг, запрокидывая голову, его рука ложится на талию девушки, сжимая кожу, притягивая Алину ближе, - это просто.       Алина понимает, что он спокоен и уверен в себе, как и всегда. В его глазах нет той дымки безумия, той порочной, сводящей с ума безрассудной похоти, что неуловимо меняет черты людей, которая должна бы быть. Взор царя ясен, а на губах играет привычная усмешка. Он подставляет шею, чуть подаваясь вперед, и на бледной коже расцветаю карминово-алым первые капли крови. Металлический запах сводит Алину с ума, она желает попробовать его на вкус. Длинный выдох срывается с губ девушки, она не может отвести взора от лезвия кинжала, отражающего свет. Она вся дрожит. А горячая рука притягивает ее еще ближе, глаза Александра сверкают шальной страстью, безумием и восхищением. Рука его ползет выше по спине, ложится на шею, на затылок, пальцы зарываются в волосы, тянут их, срывая с губ Алины болезненное шипение.       Мужчина заставляет ее склониться ниже - Твоего храма больше нет, - шепчет он ей на ухо, словно бы признается в любви, срывает с губ стон отчаяния и боли, изламывающего желания, от которого судорогой сводит напряженное тело, - и твоей Богини тоже больше нет.       Алина кусает губы, чувствуя, как слабеют пальцы сжимающие кинжал. Девушка еще борется, еще пытается сопротивляться, молиться, цепляется за остатки веры, что вели ее все эти годы, но ощущает лишь пустоту, что постепенно заполняется тенями, как заполняются ими покои царя.       - У тебя есть только я, - говорит Александр, а пальцы его распутывают ленту.