Мой истинный север

      Алина и не знала, что у семьи Александра есть дом, пока Улла, словно бы сжалившись над ней - над ними! - не предложила ей туда поехать. - Отдохнешь, - говорит ей сестра Морозова, - наедине с собой, своими картинами. Там красиво. И очень уединенно. Там даже мобильная связь бывает через раз. Там тебя никто не потревожит. Тебе нужно. Алина понимает, что Улла права.       Молодая женщина долго пыталась это отрицать, но, очевидно, ей необходимо пережить горе в одиночестве. Печально, что для того, чтобы понять это, понадобился целый год и почти разрушенный брак.       Александр не препятствует. На лбу мужа появляется едва заметная морщинка, как бывает, когда он с чем-то не согласен, но не возражает. Алине кажется, что он даже рад. Наверное, им, правда, стоит какое-то время побыть вдали друг от друга, тогда, возможно, они сумеют пойти дальше. Или же разойдутся в разные стороны. Впрочем, это тоже движение. А Алина чувствует, что она застыла, замерла на месте, словно бы увязла в своем горе и никак не может выбраться, задыхаясь от так и не выплаканных слез.       Говорят, что время лечит. Теперь Алина знает, что это ложь. Время лишь стирает из памяти особенно болезненные детали, но боль, подобно смертельному яду, все равно остается внутри, становится частью тебя, разъедая, подтачивая волю к жизни, заставляя идти по пути разрушения. Остановить это женщина не в силах.       Ей кажется, что пройдена точка невозврата, и их с Александром жизнь уже никогда не будет прежней после того, что случилось. Впрочем, так ведь и есть. Их жизнь иная, другая, серая и тусклая, с привкусом пепла на губах. Алину бесит, что супруг делает все, чтобы двигаться дальше, словно бы то, что случилось, незначительный элемент для него. Она не говорит ему, но считает, что его работа сделала его черствым, равнодушным и циничным. Ее никогда это не волновало, пока не случилось то, что случилось. Алина не бросает ему упреков в лицо, но в глубине души считает, что это он виноват в смерти Валерии, их маленькой девочки.       Проклятый вирус, которым практически не болели дети, унес жизнь их четырехлетней дочери. И ее отец - талантливый врач-инфекционист не смог спасти собственное дитя. Алина помнит тот миг, когда увидела лицо Александра, вышедшего из блока интенсивной терапии. Женщина поняла все без слов. Развернувшись, Алина молча ушла. Она не могла видеть его бледное, осунувшееся после нескольких суток работы в красной зоне лицо, не могла смотреть в его глаза, которые мерцали усталостью, не могла чувствовать на себе трясущиеся руки. Не хотела слышать слова, которые поставят точку. Ей хотелось выть и кричать, упрекать его, ударить. «Ты обещал. Ты обещал мне, что спасешь ее!» Но оказалось, что Александр Морозов не всесилен. Оказалось, что есть вещи, которые не исправить. Алина чувствовала, как внутри все сжимается, как перехватывает дыхание, горло сжимало железным обручем, но с губ не сорвалось ни звука, а глаза оставались сухими.       С тех пор Алина ни разу не заплакала. Она не плакала, когда увидела маленькое тельце, такое худое и бледное, не плакала, когда прикоснулась к тому, что осталось от ее девочки, не плакала на похоронах и не плакала потом, когда каждый день приходила на могилу дочери.       Видят святые, Александр пытался. Он говорил, что им нужно пережить горе вместе, что им нужно идти дальше. Алина смотрела на него, как на человека, говорящего на неведомом ей языке. Идти дальше? Пережить вместе? Поначалу женщина даже видеть не могла своего мужа, он был ей омерзителен. Он один был во всем виноват! Потом устыдилась собственных мыслей. И даже согласилась ходить к семейному психологу. Казалось, что постепенно все наладилось, постепенно боль отступила. Она не исчезла, но спряталась, изредка напоминая о себе головокружением и учащенным сердцебиением. Да чувством вины, когда Алина возвращалась с кладбища. Женщине казалось, что дочь не простит ее, нерадивую мать, которая не уберегла свое главное сокровище, если Алина перестанет приходить, если забудет.       - Алина, так нельзя, - сказал ей муж спустя полгода. Тогда они страшно поругались, но даже в горячке скандала Алина не сказала мужу, что винит во всем его, хоть это и было несправедливо. Впрочем, казалось, Александр и сам все понимал, он ведь всегда видел свою жену насквозь.       Друзья и родные смотрели на них с сочувствием, каждый пытался по-своему помочь. Подруги - растормошить, Багра - поругать, Улла - отвлечь. Алина не желала отвлекаться. Алина желала, чтобы сердце ее превратилось в глыбу льда.       С Александром они проводили все меньше и меньше времени вместе, становясь постепенно чужими. Порой Алина ловила себя на мысли, что супруг раздражает ее своими привычками, словами, действиями. Он был словно бы чужеродным элементом в мозаике ее жизни, пазлом из другой коробки, соринкой в глазу. Мешал.       - Может, вам стоит развестись? - как-то спросила Зоя. Назяленская всегда была прямолинейна. Это отрезвило Старкову. Она поняла, что терять Александра не желает, но и находиться рядом больше не может. И тогда Улла предложила ей уехать на месяц, а, может, дольше в дом Морозовых, о котором Старкова даже и не знала.       - Ты ограничена только погодой, - говорит сестра Александра, передавая Алине ключи. - Что ты имеешь в виду? - удивляется женщина. - Дом находится на острове посреди озера, - отвечает ей Улла, - к нему ведет широкая подъездная дорога, но ранней весной и осенью, когда тают снега и льют дожди, дорогу затапливает, и к дому не подобраться. Проехать можно летом и зимой, когда озеро замерзает. Рядом только небольшая деревня. Никого вокруг. Тишина. Покой. Ты и природа, - и добавила уже тише, - и твои картины. Алина поморщилась.       Со дня смерти Валерии женщина практически не рисовала. Все было не то и не так, ничего не получалось. Как-то в приступе гнева выкинула все свои художественные принадлежности, сломала дорогой мольберт и изрезала все наброски и даже готовые картины. Александр только молча убрал весь хаос, что ожидал его дома. Сам. Из принципа. Алине не стало легче, но не было и стыдно. Это были ее картины, ее инструменты, она была вольна поступать с ними так, как хочет. Хотя мольберт подарил муж, который не сказал ей ни слова. Может быть, считал, что выплеснув свой гнев, Алина сможет двигаться дальше. Не смогла. Все было бесполезно. И огромная пустота только росла, заполняя собой все существо женщины, заставляя теряться в этом огромном, темном и холодном пространстве, заставляя дрожать от бессилия.       Алина берет на работе отпуск на месяц. Александр жене не препятствует. Только Багра поджимает губы. - Я бы не советовала туда ехать, - цедит свекровь. - Простите, Багра, я не нуждаюсь в ваших советах, - отвечает Алина, даже не глядя на женщину.       Та никогда не была любезна с невесткой, но Алина предпочитала не замечать этого. Она слишком любила Александра, они были счастливой семьей. А ворчание Багры женщина предпочитала пропускать мимо ушей, ведь свекровь вообще никогда и ни с кем не была любезна. Алина не была исключением. - Не принимай на свой счет, - мягко сказал Алине Александр после знакомства. - И не подумаю, - пожала плечами Алина, целуя своего тогда еще жениха.       Хотя Алина никогда и не была категорична с Багрой так, как сейчас.       Но женщина устала. Устала от сочувственных взглядов и слов утешения, устала от недоумения на лицах тех, кто считал, что она должна забыть, устала от осуждения и перешептываний за спиной. Алина устала от советов и чужого мнения. Устала от холода в собственном сердце и пустоты, которую не могла заполнить, как бы ни старалась. Каждое ее действие было лишь пародией на энтузиазм, каждая эмоция - лишь тусклым отблеском былых чувств, а в словах не было ни грамма искренности. Она честно пыталась идти дальше, наладить отношения с мужем. И не смогла. Фальшь и ложь разъедали их, подтачивали, словно частые дожди камень.       Понимал это и Александр. Наверное, поэтому отпустил жену, лишь пожав плечами. - Будь осторожна на дорогах, - произнес, ласково погладив по щеке, - позвони, как доберешься, - Морозов поцеловал женщину в уголок рта и отступил. ***       Машина глохнет на середине дороги. Растерявшаяся Алина выбирается из салона и застывает нелепой фигурой. Вокруг нее поля и леса, вдалеке уже виднеется деревня, а еще дальше можно различить гладь озера. Стоит прекрасный летний вечер, сухой и теплый, пригревает солнышко, клонящееся к закату, стрекочут сверчки, мимо пролетает стрекоза, мерцая крылышками, жужжат шмели, и ветер колышет траву и цветы. Алина глубоко вдыхает сухой воздух, ощущая запах полевых цветов и трав, пыли и асфальта. Вокруг пустынно. А машина никак не желает заводиться.       Женщина задумчиво глядит на автомобиль, который до сегодняшнего дня никогда ее не подводил, а потом достает телефон. И тихонько смеется, когда понимает, что связи нет. Алина запрокидывает голову к голубому небу, размышляя, что же ей делать, когда слышит шум мотора.       Возле нее тормозит старый, кое-где ржавый пикап. - Эй, мисс! Помощь нужна? Парень, который высовывается из окна, смотрит дружелюбно. У него ясные голубые глаза и непослушные светлые волосы, кожа загорела до черноты, на рубашке кое-где пятна от машинного масла. - Да, - кивает Алина, - машина заглохла. Я не знаю, что с ней. Парень кивает и выходит из машины, решительно открывает капот автомобиля женщины, цокает языком. - Довезу вас до автомастерской, - говорит. Алина лишь вздыхает. Выбора у нее особого нет.       Мастерская находится на краю деревни, там все знают ее неожиданного спасителя. В сторону женщины косятся с любопытством и легкой неприязнью. Наверное, так всегда в маленьких поселениях, чужаков принимают неохотно. А вот парень, который помог ей, внезапно приносит ей кофе, улыбается. - Я - Мальен, можно Мал. Никогда вас тут не видел. Вы проездом? Алина с благодарностью принимает пластиковый стаканчик из автомата, вежливо отпивает небольшой глоток, отмечая, что кофе не такой уж и гадкий, вполне сносный. - Алина, - представляется и, помолчав, добавляет, - Алина Морозова, я...       Присвистывает Мальен, переглядывается с оторвавшимся от ее машины механиком. - Вот это да, - парень как-то чуть смущенно смеется, глядит на девушку с любопытсовм, чешет затылок в жесте неловкости, - вы владелица дома на озере. - Владельцы - семья моего мужа, если быть точной, - считает нужным пояснить Алина, - но и я... - пожимает плечами, - в какой-то мере тоже, получается, - и прищуривается, - что-то не так? Парни вновь переглядываются. - Да нет, - пожимает плечами Мал, - просто здесь давно не видели владельцев дома. - Думали уж, что продан, - подает голос механик и добавляет чуточку ворчливо, - дурное местечко! - Миша! - одергивает его Мальен. Алина чувствует, как по коже пробегают мурашки, пальцы сильнее стискивают стаканчик с кофе. - Дурное? - уточняет. - Не слушайте его, - решительно говорит Мал, - глупые байки да детские страшилки, - и добавляет уже в сторону Михаила, - ты закончил? Так заканчивай, а не трепись почем зря! Механик ворчит, но послушно вновь склоняется над машиной. Алина задумчиво смотрит на своего спасителя, который избегает ее взгляда. - Так что за детские страшилки? - уточняет непринужденно Морозова. Мал задумчиво жует губу, смеряет женщину мрачноватым взглядом. - Разные слухи ходят, - признается после непродолжительного молчания, - поговаривают о... привидениях и проклятии, которое висит над этим домом. Говорят, что те, кто хотел туда забраться, не возвращались. Или видели там такое, о чем молчат до сих пор. - Кузен моей жены два дня не говорил! - добавляет Михаил. - Скройся! - шипит на него Мальен. - Так, может быть, не стоило забираться в чужой дом, - хладнокровно парирует Алина и выкидывает пустой стаканчик, пожимает плечами. Мал улыбается и заявляет решительно: - Чушь это все, Алина, глупости. Нет никаких призраков, а ворам так и надо. Поделом. - Кузен не вор! - возмущенно произносит Миша и выпрямляется, вытирая руки, - я закончил. Должно работать.       Алина проходит к машине, поворачивает ключ, автомобиль откликается радостным рыком. Морозова хмыкает довольно. Расплатившись с парнями, забирается в салон, но уехать не успевает, на ее запястье ложится прохладная рука. Мальен смотрит серьезно. - Будьте осторожны, Алина. - Не вы ли говорили, что привидений нет? - склоняет голову набок женщина, а у самой сердце подпрыгивает, бьется где-то в районе горла, хочется сбросить чужую руку. Хочется развернуться и уехать подальше от этого места. - А я о дорогах, они здесь не самые лучшие, - невозмутимо отвечает Мал и отпускает ее.       Алина выезжает из мастерской и, поплутав по узким улочкам деревни, наконец, оказывается на берегу озера. Останавливается на мгновение перед дорогой, что ведет к острову. Уже виден дом на поляне, окруженной лесом, а вокруг расстилается безмятежная гладь воды. Закатное солнце окрашивает ее в багровый, вода переливается и мерцает. И это так красиво, что страхи отступают, дух захватывает. Алина потрясенно выдыхает, но улыбнуться, несмотря на все попытки, почему-то не получается.       Она паркует машину под навесом и, прихватив сумки, поднимается на крыльцо. Двухэтажный деревянный дом с чердаком - настоящий образец постройки позапрошлого века. Морозова в восхищении от того, как хорошо он сохранился. Невероятно, если учесть слова Уллы о том, что уже более века тут никто не живет. Лишь изредка приезжают члены семьи Морозовых, да специально нанятые люди поддерживают дом в порядке.       - Мы с Александром и мамой были там в далеком детстве, - сказала ей Улла после того, как предложила поехать.       Алина искренне не понимает, почему Морозовы никогда тут не бывали после. Здесь тихо и уединенно, безопасно и очень-очень красиво. Женщина ставит сумки на крыльцо и оборачивается.       Дом находится на небольшом пригорке и с такого ракурса очень хорошо видно и поляну с цветами, и озеро, и противоположный берег, на котором располагается деревня, окруженная лесом. Невероятно красивая, идиллическая картинка. И тихо. Здесь очень-очень тихо, так, как не бывает в городе. Алина прикрывает глаза, слушая тишину. На нее вдруг снисходит потрясающее в своей силе умиротворение, такое, что выбивает воздух из легких. Алина резко выдыхает, ей кажется, будто она чувствует чьи-то теплые объятия. Ей хорошо так, как не было уже давно. Женщина улыбается и впервые за последний год не чувствует из-за этого вину. Она открывает глаза, и, наконец, заходит в дом. Помедлив, зажигает свет и оглядывается.       Большая квадратная прихожая ведет в кухню, гостиную и еще одну комнату, лестница с широкими перилами уводит на второй этаж. Алина проходит дальше, ноги ее мягко ступают по старинному паркету. Воздух пыльный и душный, возникает желание немедленно открыть все окна. Но женщина медлит, будто бы боится нарушить уединенную атмосферу этого дома. Она поднимается на второй этаж, где обнаруживаются еще три комнаты и даже библиотека. Алина замирает, оглядывая ряды полок и корешки книг. В ней нарастает восторг. Приметив в дальнем конце коридора дверь, ведущую на чердак и решив, что последнее помещение этого дома исследует завтра, Алина выбирает в качестве спальни комнату, окна которой выходят на озеро.       Перенеся сюда сумки и, присев на мягкую двуспальную кровать, Алина звонит мужу. - Я добралась, - женщина рассеянно водит пальцем по покрывалу, рисуя узоры. Что еще сказать, она не знает. - Все в порядке? - уточняет Александр, голос у него уставший и вымотанный. Сердце Алины сжимается на мгновение. Она знает, что мужу тоже нужен отдых. Вспыхнувшее острое желание позвать его сюда, провести вместе несколько дней среди тишины и покоя, наслаждаясь красотой и уединенностью этого места, так сильно, что женщина не сразу отвечает на вопрос. - Алина? Женщина вздрагивает. - Все хорошо, - отвечает, - чудесный дом. Молчание в трубке такое красноречивое, что вдруг вспоминаются глупые разговоры Мальена и Михаила. Призраки? Дурное местечко? Чушь какая! Алина своенравно встряхивает волосами. - Я рад, - коротко отвечает Александр. Он не прощается. Алина понимает, что он не хочет прощаться. Не хочет отпускать, пусть и вот так, на расстоянии, через телефонный разговор, но удерживает ее. В женщине просыпается протест. - Спокойной ночи, Саша, - тихо говорит Алина, - лягу спать. Очень устала. - Конечно, - мягко отвечает мужчина, - спокойной ночи, милая.       И все же связь первой прерывает Алина. Хмурится, глядя на экран телефона. Раньше здесь была фотография их счастливой семьи: она, Александр и Валерия. Теперь на заставке - нейтральный горный пейзаж. Алина никогда не была в горах, мечтала, что когда-нибудь они поедут втроем.       Женщина еще какое-то время сидит на кровати, прислушивается к тишине дома, пропускает ту через себя, настраивается на новую атмосферу. Ей совсем не страшно, хотя, наверное, должно быть. Но Алина уверена, что здесь с ней не случится ничего плохого. Прихватив полотенце и сменную одежду, женщина идет в душ. Вода нагревается не сразу, и Алина шипит, когда холодные струи ударяют по коже, но потом температура выравнивается.       Вернувшись в комнату, женщина удивленно моргает, обнаружив свой телефон на полу. Так странно. Она совершенно точно оставила его на кровати. Может быть смахнула, когда вставала? Алина поднимает телефон, нажимает раз, другой, но экран остается темным. Морозова пожимает плечами. Здесь такие перебои со связью, не удивительно, что ее старенький телефон разрядился. Алина ставит его на зарядку, укладывая на тумбочку рядом с кроватью, в которую и забирается, укрывшись одеялом. И засыпает, едва голова ее касается подушки.       - Алина... - ей кажется, что кто-то нежно касается ее лица. Это приятно, - Алина... Моя милая Алина... - поцелуй в висок, - ты здесь...       Морозова просыпается, когда солнце только-только встает. И обнаруживает наполовину заряженный телефон на полу. Во сне она его, что ли, смахнула?       Ответив на сообщения Уллы и Жени, Алина сбегает вниз, скользя рукой по перилам, прямо босиком, деревянный пол приятно холодит ступни. При свете дня дом кажется еще более уютным и приветливым, чем вечером. Женщина открывает все окна, впуская свежий, утренний воздух и завтракает за старинным столом на кухне. Алина - художник-реставратор и старину видит сразу. Она в полном восторге.       Следующие часы Морозова обходит дом, осматривает каждую комнату, касается каждой вещи. В гостиной обнаруживает камин и граммофон прошлого века с коллекцией пластинок, в одной из комнату наверху старинный сундук с навесным замком. Обшарив всю комнату, Алина так и не находит ключа к нему и, изнывая от любопытства, идет дальше. В библиотеке обнаруживается стол со старинной лампой, ящиками, наполненными какими-то бумагами, а на полках множество книг, самая старая из которых датируется началом позапрошлого века. Это какое-то невероятное место, в котором на каждом углу новые открытия и старые тайны. Ей хочется хлопать в ладоши, как маленькой девочке. Наконец, женщина добирается до двери, ведущей на чердак, но не находит ключа, чтобы открыть ее. Кусает губы и досадует, вновь обшаривает дом, но ключа нет. Пожав плечами, Алина выходит на улицу.       Припекает солнышко, заставляет щуриться, Алина спускается с крыльца и едва не падает - доска на предпоследней ступеньке играет под ногами. И как женщина не заметила этого вчера? Выругавшись себе под нос, Алина осторожно трогает доску носком, понимая, что сама ее не поправит. И напоминает себе об осторожности. Пусть она в восторге от этого дома, но все же он довольно старый, а значит, не все здесь в идеальном состоянии. Женщина слышит, как звенит телефон наверху, но возвращаться в дом преступно лень и потому, махнув рукой, Алина идет в сад, обследуя владения, огороженные высоким забором. Сам забор новый, но вот решетка ворот явно не новодел. Потрясающие кованые ворота с цветочным узором так и манят прикоснуться к ним.       Алина ведет рукой по стеблям, изгибающимся причудливо, по листьям, по лепесткам роз, по шипам. И ойкает, уколовшись. На пальце выступает кровь. Алина машинально тянет палец в рот, металлический привкус на губах неприятен. В капле крови на металле есть что-то жуткое. Морозову передергивает. Среди летнего жаркого дня вдруг веет холодом, от которого волоски на руках приподнимаются дыбом, холод ползет по позвоночнику, охватывает затылок, и голова на мгновение кружится. Алина никогда не боялась вида крови, но сейчас ей становится не по себе. Тряхнув головой, женщина отходит от ворот, задумчиво смотрит на палец, который и не кровит уже. Стоит обработать. Но потом.       Женщина идет по территории с ровным газоном и думает о том, что здесь наверняка красиво смотрелись бы цветы, но выращивать их некому, это печально. За домом обнаруживается небольшая хозяйственная постройка с инструментом, а еще здесь Алина находит большой ключ. Она уверена: ключ от чердака. Он увесистый, тяжелый, прищурившись женщина различает изображение солнца в затмении, выбитое на металле. Смутно припоминает, что Александр говорил о гербе рода Морозовых. Ведь муж из старинного дворянского рода, это она сама - девочка с улицы. Долгое время Алина думала, что поэтому Багра ее так не любит, пока не поняла, что Багра никого не любит в принципе.       Хмыкнув, женщина забирает ключ с собой, оборачивается и обнаруживает, что дверь захлопнулась. Во рту пересыхает на мгновение. Алина заставляет себя сделать шаг, толкнуть дверь, но створка не поддается. Женщина толкает еще раз, и еще. Паника нарастает, хотя это нелепо. Дверь запирается на засов снаружи, никто не мог запереть Алину. Нет тут никого на километры вокруг! Алина толкает снова, и снова, и снова.       - Да что же это! - оглядывается растерянно, в поисках какого-нибудь инструмента, который поможет ей выбраться, и слышит едва различимый скрип. Морозова оборачивается прыжком, дверь приоткрыта, сквозь щель в помещение проникает дневной свет. Алина пулей вылетает наружу, ошарашено смотрит на дверь, до боли сжимая в руках ключ. Как же так?! Солнце пригревает, жжет голые плечи, но Алине почему-то холодно. Она нервно сглатывает, быстро закрывает дверь и, то и дело оглядываясь и озираясь по сторонам, спешит к дому, качает головой. Ерунда какая-то! Как она могла не открыть дверь? И почему так открылась сама? И почему вообще захлопнулась, ведь ветра нет?! Алина призывает себя успокоиться. Этому есть рациональное объяснение, она уверена. Его не может не быть. Просто старая дверь с несмазанными петлями, которые и заели. Да. Все именно так. Алина говорит это себе, кивает, бормочет под нос и заходит в дом. Тщательно запирает дверь, так ей спокойнее, и поднимается наверх.       Ключ проворачивается в замке идеально, без единого скрипа, дверь поддается легко, и Алина оказывается на чердаке. Очевидно, что здесь никто не убирал уже очень давно. Наверное, как и она, не могли найти ключ, вот и махнули рукой на чердак. Морозова звучно чихает пару раз, и чудится ей над ухом мягкий смех. Так мог бы смеяться Александр над неловкостью своей жены. Алина всегда любила эту его нежную насмешку. Наверное, она подсознательно скучает по мужу, хоть и хотела уехать подальше от него, вот и чудится всякое. Морозова качает головой и проходит дальше.       Здесь множество вещей, которые невозможно сразу охватить взглядом. А еще большое окно и идеальный свет, который льется прямо на старый мольберт. Алина в ладоши готова захлопать. Что за чудесное место! Казалось бы утраченное желание рисовать просыпается, поднимает голову, знакомый зуд в пальцах заставляет радостно биться сердце. Алина открывает окно и здесь, проходится по чердаку, пол скрипит под ногами, звук почти умиротворяющий. Решено: она будет рисовать здесь. Алина снова слышит, как звонит телефон, морщится. Ну неужели нельзя оставить ее в покое? Женщина покидает чердак, прикрыв окно и не запирая дверь. Зачем, если она будет частенько сюда приходить?       Пропущенные звонки от Уллы Алина игнорирует, перезванивает только начальнику, которому срочно понадобилась ее консультация по картине, которую Алина реставрировала месяц назад. Но начальника слышно плохо, связь то и дело прерывается, как и обещала Улла.       Оставшуюся часть дня Алина перетаскивает на чердак принадлежности для рисования, которые взяла с собой. А вечером включает граммофон. Удивительно, но он работает безупречно, кто-то заботился о старинной вещи. Потрясающе. Морозова выбирает пластинку с классической музыкой и, мурлыча себе под нос, готовит ужин, поглядывая в окно, любуясь невероятным закатом. Она нарисует его завтра.       Алина садится за стол, когда слышит, как музыка прерывается, пластинка шипит и скрипит. Женщина охает и подскакивает. Наверное, пластинка закончилась. Ей не хочется испортить старинную вещь. Алина вбегает в гостиную и застывает. Игла скользит по пластинке, но вместо музыки раздается шипение и... - Алина... Моя милая Алина... Морозова замирает, страх сжимает горло. Алина стоит, не в силах оторвать взгляда от граммофона, не в силах сделать шаг и выключить его. Просто смотрит на скользящую иголку, просто слушает треск и шум. - Алина... Кто-то зовет ее. Зовет так надрывно и отчаянно. - Алина...       Всхлипнув от ужаса, женщина бегом преодолевает расстояние до граммофона, но не успевает его коснуться, музыка начинает играть, громкость нарастает так стремительно, что бьет по ушам, заставляя морщиться. Алина резко выключает граммофон. Воцаряется тишина. Ошеломленная женщина смотрит на граммофон, на пластинку, прижав руку к груди, стоит, не может сдвинуться с места. Что это, волькры ее задери, только что было?! Трясущимися руками Алина возвращает пластинку на место.       В ушах еще звучит чужой голос, что звал ее, голос полный боли и тоски. Святые, она что, с ума сходит?! Алина прикрывает глаза, трет лоб. Ерунда какая-то. Вновь вспоминаются слова о привидениях и проклятии. Да чтоб ее! Не существует ни привидений, ни проклятий! Не бывает такого на свете! Женщина рассерженно дергает плечом, проходит на кухню, медлит, а потом убирает ужин в холодильник. Аппетит ее куда-то пропал. Чтобы отвлечься, Алина фотографирует вид из окна и отсылает в общий чат с подругами, и весь вечер переписывается с ними.       А утром находит полностью разрядившийся телефон. ***       - Ты знаешь, мне кажется, что я с ума схожу, - Алина чуть прищуривается, глядя на пейзаж и добавляет алый цвет закату. Телефон лежит рядом, Морозова слышит звуки улицы, Женя идет где-то по центру Ос Альты. Словно бы другой мир, такой далекий, такой чужой, такой отличный от того, что происходит здесь. Здесь тишина, покой и классическая музыка, что играет внизу. Граммофон Алина включила из чувства противоречия, стремясь доказать себе, что все в порядке. - Никогда не верила в мистическую чушь, - продолжает Морозова, - но такое ощущение, что скоро поверю. Мне все время кажется, что кто-то за мной наблюдает. Ужасное чувство! - Детка, так, может, тебе уехать, если ты чувствуешь себя там некомфортно? - вполне резонно замечает подруга. - Нет! - тут же выдает Алина, - нет! Я не хочу! Мне тут нравится. Тут тихо, свежо и потрясающие пейзажи. Я уже очень давно не писала так быстро, не чувствовала такого подъема! Этот дом... невероятный, - выдыхает, - тут столько потрясающих старинных вещей. И я... не хочу уезжать. Ты знаешь, я нашла сундук с кучей старинной одежды. Там такие платья начала позапрошлого века! Закачаешься! Тебе бы понравились! Алина знает, чем дразнить подругу - историка моды и талантливого костюмера, работающего в Большом Драматическом театре Ос Альты.       Ключ Алина отыскала на третий день на чердаке и тут же помчалась открывать сундук. Найденные там вещи сохранились в идеальном состоянии, хоть и было страшно даже трогать старинные шелковые платья.       - Надень и сфотографируйся, - велит Женя. - А если испорчу, - сомневается Алина. - Раздразнила меня и на попятный?! - гневается Сафина, - не выйдет, Алина! Морозова смеется и снова мрачнеет. - Нет, не хочу отсюда уезжать. В общем, я... пригласила Александра приехать. Повисает тишина, прерываемая лишь шумом большого города и прерывистым вздохом Жени. - Вы же хотели побыть вдали друг от друга, - осторожно говорит Сафина. Алина переминается с ноги на ногу. - Да, - отвечает нерешительно, - но...       Так трудно объяснить. Но она соскучилась по мужу, хоть они не виделись всего пять дней. И дело не в том, что ей порой очень страшно в этом доме, который вызывает двойственные чувства.       С одной стороны ей здесь нравится, ей приятна тишина и покой, но с другой стороны порой ей жуткой и неприятно, липкий, противный страх подбирается к горлу, сжимая его, не давая дышать. Ей чудится чужое присутствие, ей слышится шепот, полный отчаяния и боли.       Вчера Алина выбралась в деревню, чтобы пополнить запасы продуктов. Разговорчивая продавщица в единственном магазине такого ей нарассказывала, поглядывая насмешливо и улыбаясь злорадно, что Морозова еще долго не могла уснуть. А когда уснула, то вновь сквозь сон ей казалось, что кто-то касается волос, лица, шеи.       И Алина пригласила Александра. Но не только из страха. Ей было по-настоящему одиноко. И если так рассудить, то рядом с мужем она не была не пять дней, а весь год.       А она любит его, так сильно любит до сих пор, что сжимается сердце и перехватывает дыхание.       - Я рада, - говорит вдруг Женя, когда молчание затягивается, - если ты соскучилась, то все сделала правильно. Надеюсь, Морозов согласился? - Да, - выдыхает Алина, по губам скользит легкая улыбка, - да.       Александр согласился так поспешно, словно боялся, что Алина передумает, отзовет свое приглашение. Но женщина и не думала ни о чем подобном.       Она с нетерпением ожидает приезда мужа, рисует и раздумывает о том, что приготовить на ужин. И старается не думать о том, что ей наговорили в деревне: о проклятом роде Морозовых, о страшном преступлении, которое совершилось под этой крышей, о зле, которое живет в этих стенах, о призраках и чудовищной злобе, которая уничтожает всех и каждого, кто к ней прикоснется. Не может быть тут зла! Только не здесь.       Алина упрямо качает головой. Женя соглашается с ней, что это досужие сплетни и перед тем, как попрощаться напоминает: - Фото в винтажном платье! Не вздумай отлынивать! Алина смешливо фыркает. Попробовала бы она!       Алина не уверена, что это правильно, она осторожно вытаскивает платья из сундука, разглядывает их, медлит, закусив губу. Ей попросту страшно касаться таких старинных вещей. Да и кто сказал, что они подойдут ей. Женщина, которая их носила, обладала точеной фигурой и была - Алина уверена в этом, - очень красива. Наконец, Морозова выбирает палевое платье, расшитое жемчугом с длинными узкими рукавами и кружевными вставками по подолу. Она выскальзывает из домашней одежды, а потом надевает платье. Шелк приятно холодит кожу, жемчуг переливается перламутром, к кружеву страшно прикоснуться, таким воздушным оно выглядит.       Застегнув крючки, Алина потрясенно смотрит на себя в большое зеркало. Платье сидит, как влитое, словно бы его сшили для нее. Ей кажется, будто позади горят свечи в тяжелых канделябрах, и обстановка в комнате совсем иная. Позади женщины мелькает тень, веет холодом. - Алина... Женщина вскрикивает, а потом слышит шум подъехавшей машины.       Алина сбегает по лестнице, вылетает на крыльцо, едва не подворачивает ногу на злополучной ступеньке и с разбегу бросается мужу на шею. - Ты приехал! - выдыхает, осознавая, что до последнего не верила в приезд Александра. Морозов подхватывает женщину, прижимает к себе, обнимает, шумно дышит в шею, а потом осторожно ставит на землю, отстраняет от себя на мгновение, хмурится. - Что это ты... - моргает удивленно. Алина смущается. - Нашла винтажные платья, Женя попросила примерить, - кусает губы, глядит на мужа нерешительно. А вдруг он рассердится. По губам Александра скользит едва заметная улыбка. - Очень красиво, - произносит Морозов.       Они замирают. Не в силах отпустить друг друга. Не в силах сделать следующий шаг. Взгляд Алины то и дело срывается к губам мужчины, словно ей вновь девятнадцать, словно они только-только встретились, и ее вновь безумно тянет к этому мужчине, который старше ее на десять лет, к этому незнакомцу, которого, кажется, знает всю свою жизнь. Это была судьба. Они до сих пор уверены в этом, несмотря ни на что.       Алина тянется к мужу, медлит. Ей кажется, что он оттолкнет ее сейчас. Александр нажимает ей рукой между лопаток, подталкивая, поощряя.       Святые! Она и забыла, какие на вкус его губы, какие они мягкие. От поцелуя кружится голова, нежный и робкий, он быстро перерастает в нечто жадное, стихийное, сбивающее с ног. Александр рычит едва слышно, прикусывает губу, проходится языком, перехватывает инициативу. Алина вцепляется в его рубашку, кажется, что даже ткань трещит. Колени подгибаются, и женщина жмется ближе, теснее, воздуха не хватает, но оторваться от мужа Алина не может, не хочет. Пьет его дыхание, борется с ним за верховенство.       Страшный грохот раздается со стороны дома. Музыка прерывается с надрывным визгом. Они отрываются друг от друга. - Что это? - напряженно спрашивает Александр. Алина бледнеет так стремительно, как если бы увидела нечто ужасное. - Я... - лепечет, охает, - это, наверное, на чердаке! Я забыла закрыть окно. И ветер... - Алина, - тихо перебивает ее муж, у него обеспокоенный взгляд, - сегодня нет ветра. И это действительно так. Алина дрожит и цепляется за мужа, словно за свой якорь, словно за свой щит, единственную точку опоры в этом мире. - Я проверю, - говорит ей Морозов, - закрою окно. А ты беги переодеваться. Старкова отрывисто кивает, но медлит. Невозможно отпустить Александра, невозможно оторваться от него. Как же она жила весь этот год?! Кажется, будто во сне. - Алина? Женщина тянется и еще раз целует мужа, успокаивая его, успокаиваясь сама. А потом покорно идет переодеваться. Аккуратно складывает платья в сундук, но нигде не может найти ключ, а потому не запирает замок.       Александр находится на кухне. - Упал мольберт, - говорит Морозов и, помолчав, добавляет, - я рад, что ты снова рисуешь. Алина сияет улыбкой. Так радостно видеть его здесь, так здорово вновь что-то чувствовать. Улыбаться, касаться, бросать игривые взгляды. И не чувствовать вины и боли, будто предаешь самое дорогое.       - Такой красивый дом, Саша, - говорит Алина, не замечая, как бледнеет муж, как четче обозначаются его черты, - почему мы никогда тут не были? Морозов растерянно касается волос, отводит взгляд, пожимает плечами, словно бы пытается выдумать какую-то отговорку на ходу. - Повода не было, - наконец, отвечает сухо и коротко, виноватая улыбка компенсирует жесткость слов.       Алина щурится. Но отодвигает все плохие мысли на задний план. В конце концов, какая разница? Сейчас-то они здесь. А остальное не имеет значения. Алина протягивает руку и сжимает пальцы мужа в своих. По спине бежит неприятный холодок, но женщина не придает этому значения. ***       - Алина... Моя милая Алина... Моя...       Женщина вздрагивает и просыпается. Ей кажется, что в комнате кто-то есть. Кто-то наблюдает за ними со злобой и тоской. Это совершенно точно не добрый взгляд.       Алина осторожно садится на кровати, косится в сторону мужа. Вымотанный дорогой и рабочей неделей, он спит крепко, такой красивый во сне. Не строгий и сдержанный, а беззащитный, мягкий, такой родной. Алина едва удерживает себя от того, чтобы не протянуть руку и не растрепать и без того взлохмаченные волосы. Не стоит будить Александра. Стоит самой лечь обратно. Но ощущение чужого присутствия настолько острое, что сон пропадает.       Женщина со вздохом поднимается, качает головой. С ней, определенно, что-то не так. Нет ведь здесь никого. И шепот ей только приснился.       Алина выскальзывает из комнаты, аккуратно притворив дверь, решив, что поднимется на чердак и немного порисует. Такая красивая лунная ночь сегодня. Они с Александром долго сидели на крыльце, пили чай, укутавшись в один плед и любовались сначала закатом, а потом луной. Просто болтали ни о чем, просто молчали, обнимаясь. Так давно они не прикасались друг к другу, что даже страшно.       Алина тихонько ступает по полу, когда громкая бравурная музыка ударяет по ушам, заставляя подпрыгнуть. Инстинктивно женщина бросается в сторону лестницы, собираясь спуститься, выключить граммофон. Не успевает.       Стоит ей оказаться на верхней ступеньке, как рядом мелькает тень, веет могильным холодом, а потом что-то с силой толкает ее в спину. Вскрикнув, Алина летит вниз, ударяется ребрами, животом, ногу пронзает острая боль. Хлопает наверху дверь. Испуганный Александр сбегает вниз. И играет, играет, играет музыка, только наращивая темп, ускоряясь и обрывается с резким визгом. Алину трясет и колотит, она в ужасе смотрит поверх плеча склонившегося к ней мужа. Ей кажется, что на верхней ступеньке стоит фигура, сотканная из тьмы. Но стоит Алине отвлечься, как тени больше нет.       Александр настаивает на поездке в больницу. - Зачем, - спорит Алина, но вяло, позволяя помочь одеться и усадить себя в машину. По правде сказать, у нее ноют ребра, на животе и бедрах проступают синяки, а лодыжка причиняет боль при каждом неосторожном движении, но ехать куда-то совсем не хочется, - у меня дома свой личный врач. - Тебе необходимо обследование, - отрезает Морозов. В вопросах здоровья он всегда непреклонен. И уже в машине спрашивает, - как ты так умудрилась? Алина колеблется, честный и правдивый ответ так и вертится на языке, но даже в ее мыслях звучит настолько нелепо, что женщина решает ответить нейтрально: - Оступилась. Не спалось. Включила тихо музыку, чтобы тебя не будить, но что-то заело в граммофоне. А когда я поспешила вниз, - она молчит какое-то время. Зачем лжет? Придумывает на скорую руку неубедительную версию событий. А Александр делает вид, что верит ей. Ведь только делает вид! - оступилась, - повторяет Алина.       Ей тревожно. Ей не нравится, как поджимаются губы мужа, как сжимаются крепче руки на руле, как четче обозначаются скулы, как темнеют глаза. Он встревожен и взволнован, хоть и пытается это скрыть. Скрыть от нее. Почему? И можно было бы списать на тревогу за нее, но есть что-то еще. Алина это знает. Чувствует. Есть этот странный дом и слухи, которые ходят вокруг него. Дом, в котором они никогда не были, хотя Александр не мог не знать, что ей, так любящей старину, непременно бы тут понравилось. Так что же происходит? Алина не знает, а спросить мужа прямо не решается.       Всю дорогу до больницы они молчат. ***       Ей повезло отделалась только синяками да повреждением связок на несчастной лодыжке, которую надежно фиксируют эластичным бинтом, рекомендуют обезболивающие, холод и покой.       Александр воспринимает эти слова слишком уж буквально. Алина и вскрикнуть не успевает, когда муж подхватывает ее на руки, не давая выбраться из машины самостоятельно. - Что ты делаешь? - все же возмущается Морозова. - Покой, Алина, - усмехается муж, - помнишь? Алина фыркает, но прижимается теснее и прикрывает глаза. Тепло и уютно. Так хорошо. Покой. Да, это именно он и есть.       И когда муж опускает ее на кровать, Алина замирает на мгновение, не желая его отпускать, удерживает за рубашку. Александр хмурится на мгновение, но замирает, подобно статуе. Его взгляд так спокоен, что на Алину волнами накатывает раздражение. Какой волькры он такой покорный?!       Он никогда не давал ей такой свободы выбора. Он был старше и опытнее, когда только начинались их отношения, естественным было то, что он вел ее за собой. Но теперь Александр позволяет вести ей. Решить ей. Алина уверена, что он примет любой вариант развития событий. Только Алина понимает, что отпустить сейчас мужа было бы немыслимо, и она тянет его на себя.       Еще болят отбитые ребра и живот, ноет нога, но какое это имеет значение, когда ее муж целует ее нежно, сладко, заставляя задыхаться, когда медленно и неспеша раздевает, лаская, изводя. Святые, ну откуда у него столько терпения?! - Прекрати... издеваться, - выходит все же произнести. В ответ Александр только усмехается, нависает над ней, покрывает поцелуями лицо, шею, упоенно вылизывает ключицы, посасывает грудь, целует каждый синяк на ребрах, на животе, спускается ниже, заставляя скулить и выгибаться, подставляясь под жадный язык, под умелые пальцы. И не дает ей кончить, насмешливый и все же чуточку мстительный, перехвативший инициативу. Стоило предположить, что его мнимая покорность - искусная ловушка. Алина горит, словно в лихорадке, кожа ее пылает, она то и дело облизывает пересохшие губы. Александр прикипает к ней в поцелуе, от недостатка кислорода начинает кружиться голова. А желание скручивается тугой спиралью, заставляя дрожать. И все же, когда муж оказывается в ней, ей больно, как в первый раз. Ее тело отвыкшее, забывшее, упрямо сопротивляется. Алина притягивает Александра ближе, целует его яростно, обнимает, подается навстречу. С каждым движением, поцелуем, стоном боль постепенно проходит, уступая место наслаждению, единению. Горят огнем легкие, потому что воздуха вокруг становится преступно мало, и Алина не уверена, что от жадных касаний Александра не останется на теле синяков в дополнение к уже имеющимся. Он яростен и зол в той же мере, что внимателен к ней.       И отпустить его она не смогла бы ни за что. Ни за что на свете. Больше никогда. ***       Алина просыпается, когда солнце уже высоко в небе. Какое-то время лежит, прикрыв глаза и улыбаясь. Хорошо. Несмотря на то, что вторая половина кровати преступно холодная, Алина все равно протягивает руку, проводит ладонью по смятой простыни, словно желая почувствовать тепло Александра.       Из приоткрытого окна доносятся голоса, заставляя хмуриться и прислушиваться. - Вам не кажется, что Алина имеет право знать? - голос Мальена Морозова узнает не сразу, зато сразу слышит отчетливый лед и едва сдерживаемое раздражение в голосе мужа. - Знать что? - Вы понимаете, о чем я! - При всем уважении, - цедит Александр, - я не верю в старые сказки. - Вы должны... - Вам я ничего не должен, Мальен. Тем более вам! - обрывает Морозов, - хорошего дня. Алина слышит, как отъезжает машина, дребезжит старый ржавый пикап, и садится на кровати.       Солнце заливает комнату, ветер колышет занавески. Мирное утро. Но Алине неспокойно. О чем говорил Мальен? Почему Александр так разозлился? И о чем должна знать она сама? Женщина рассерженно выдыхает, а потом встает. Нога отзывается тупой болью, но уже гораздо меньшей, чем вчера. Проковыляв в ванную комнату, Алина включает воду, которая никак не хочет нагреваться. Плюнув на все и решив умыться ледяной, Морозова вскрикивает, когда в следующую секунду из крана льется кипяток, нервно смеется. Может, дом и в хорошем состоянии, но коммуникации здесь, конечно, старые.       Вернувшись в комнату, Алина застает мужа. Морщинка на его лбу разглаживается, стоит ему увидеть женщину. Алина нерешительно приближается, закусывает губу. - Привет? Александр тянется к ее лицу, ласково гладит костяшками пальцев, Алина прикрывает глаза, склоняясь к его руке. - Привет, - он легко целует ее в губы, - как нога? - Сносно, - пожимает плечами Морозова, медлит пару мгновений, а потом решается, - пойдем, хочу тебе кое-что показать. В ответ Александр вновь подхватывает ее на руки, заставляя хихикать, словно девчонку. - Куда? - спрашивает невозмутимо. - Чердак! - командует Алина.       Наверху все залито светом, здесь пахнет краской и деревом, немного духами Алины и все равно пылью. Алина открывает окно. - Смотри, что я нашла, - говорит мужу, - у меня здесь нет моих инструментов, но кое-что я все же смогла сделать, - она снимает полотно с отреставрированной картины, - потрясающий образец портрета начала позапрошлого века. Такая красота!       Александр каменеет, лицо его превращается в непроницаемую маску, а в глазах тлеет что-то темное, страшное. Не отрываясь, он смотрит на портрет мужчины и женщины. Алина сразу чувствует: что-то не так. В горле пересыхает, кожа покрывается мурашками. - Саша? - спрашивает осторожно и все же решается задать вопрос, хотя почему-то страшно узнать ответ, - знаешь, кто это? Она уверена, что знает. И не представляет себе, что будет делать, если муж сейчас начнет это отрицать. Но Александр отрывисто кивает. - Мой двоюродный пра-пра-прадед со своей женой, - он вдруг сардонически усмехается, - ее, кстати, звали Алина, а его Александр. Вот такое совпадение. Женщина крупно вздрагивает, холодеют пальцы рук, а губы трясутся. - Алина... Моя милая Алина... - Грустная история, - продолжает муж. Алина думает, что он не станет рассказывать, но ошибается. - Он очень ее любил, но был ревнив. Патологически. Едва ли у него был повод, говорят, что она любила его в ответ ничуть не меньше, но ревности его это не умаляло. Однажды они страшно поругались. Никто не знает точно, что произошло на самом деле: упала она сама или он ее столкнул. Но упала с лестницы Алина очень неудачно, сломала шею. Александр потерял жену и, - мужчина медлит и все же заканчивает, - их нерожденного ребенка. Говорят, что он сошел с ума от горя. Бродил по этому дому, который построил для нее, как привидение. Конечно, никакого нового брака, даже других женщин, как говорят, не было в его жизни больше. Умер в одиночестве. Дом перешел к его двоюродному брату.       Алина нервно сглатывает, стискивает трясущиеся руки, подходит ближе к портрету. Мужчина смотрит немного грозно, немного презрительно, у женщины мягкие черты лица и печаль во взгляде. - Вы чем-то похожи с... ней, - замечает Александр. Наверное. Алина не берется судить. Она касается самыми кончиками пальцев лица мужчины на портрете. - Печально, - шепчет женщина, - такой... красивый. Потрясающего оттенка серые глаза, словно кварц, как были у... - Алина осекается, с шумом втягивает воздух.       Боль обрушивается на нее, подобно волне, ударяет, заставляя каждую клеточку взвыть. - Как были у Валерии, - безжалостно заканчивает Александр, на которого Алина отказывается смотреть, - почему? - спрашивает муж.       И Алина понимает, что он больше не позволит ей сбежать, спрятаться, отступить. Время милосердия закончилось. Алина знает, как страшен Александр в гневе, хоть сама никогда не была его объектом. Но это даже не гнев, это отчаяние и боль, разъедающая, будто кислота, выворачивающая наизнанку, ломающая кости, оставляющая кровь на искусанных губах, разрывающая грудную клетку, в которой умирает крик, которого так и не случилось.       - Почему, Алина?! - повышает голос мужчина, - почему за все это время ты ни разу не заплакала? Почему не кричала? Не обвиняла? Не говорила, что всему виной я, моя работа, моя жизнь! Почему закрылась от меня так, что я руки сбил в кровь, пытаясь пробиться через эту стену? Почему ты лишила нас шанса быть?! Почему?! - он кричит. Алина вздрагивает от каждого вопроса, сжимаясь все сильнее, дрожит и не смотрит на мужа, а когда все же решается поднять голову, видит такую боль в темных глазах, что отшатывается, не в силах это выносить.       Александр бледнеет, стискивает зубы, качает головой. - Я так не могу, - говорит, - так нельзя. И прежде, чем Алина делает шаг к нему, бросив последний злобный взгляд на портрет, мужчина уходит. Алина слышит, как рычит мотор его машины, визжат шины. И остается одна. ***       Она знает, что должна сделать. Знает, что принесет облегчение ей и освобождение этому дому. Страха нет.       Алина надевает то самое платье, в котором ее тезка запечатлена на портрете: черное, расшитое золотой нитью, узор складывается в изображение солнца. В гостиной горят свечи, тихо играет граммофон. Алина ждет.       Она не знает, сколько проходит времени, только чувствует вдруг чужое присутствие, жадный взгляд, полный боли. О, как ей знакома эта боль! Потерять то, что дороже всего на свете, невыносимо!       Алина оборачивается, по коже невольно бегут мурашки, облизнув пересохшие губы, женщина медленно, но решительно движется вперед. Замирает на границе света и тьмы, где тень прошедших столетий замерла, не в силах преодолеть барьер.       Играет музыка, танцуют огоньки свечей, искажая окружающие предметы, тени беснуются по стенам, на потолке, превращая гостиную в странное, волшебное место. Вот только это злая сказка с плохим концом. Только Алина знает точно: все можно исправить.       Она тянет руку, не зная сама, чего ждет. И вдруг ощущает на запястье невесомый поцелуй. Так всегда делает Александр.       Сердце ноет болезненно при мысли о муже. Она должна бы сердиться на него, но не может. Он оставил ее так же, как она оставила его, хоть все время была рядом. Но они найдут дорогу друг к другу, их сказка будет со счастливым концом.       - Я прощаю тебя, - говорит Алина, сердце бухает в грудной клетке, пересохшее горло словно обручем сжимает. Вдох сделать невозможно, Алина дрожит, но говорит ровно и искренне, думая об Александре, своем Александре, - я люблю тебя.       По гостиной проносится порыв ледяного ветра, погружая комнату во мрак, когда потухают все свечи. Играет тихо музыка. Но Алина больше не чувствует чужого присутствия, только горит огнем запястье. Но дом свободен. Она свободна.       Отправляться в дорогу ночью - плохая затея, но Алина не может ждать. Она быстро переодевается, запирает дом, гладит ладонью дверь и кивает себе решительно: она непременно вернется. Они непременно вернутся.       Всю ночь проводит Морозова в пути и с первыми лучами солнца приезжает, чтобы попрощаться, приезжает, чтобы отпустить. Не слишком удивляется, когда обнаруживает на кладбище Александра.       Он стоит, глядя на могилу их дочери, бледный и осунувшийся, уставший, чуть-чуть горбится, засунув руки в карманы брюк. Сердце женщины раскалывается, бьется больно, трепыхается. Нежность и любовь. Так просто. Так сложно.       Алина подходит к мужчине и берет того под руку, прислоняется щекой к плечу. Какое-то время они молчат. Стоит поразительная тишина, чуть-чуть печальная, чуть-чуть нездешняя. Ветер колышет ветви деревьев и шуршит трава.       Валерия похоронена рядом с кустом акации, чьи желтые лепестки падают, устилая могилу, подобно ковру.       - Я люблю тебя, - просто говорит Алина, нарушая молчание, - быть может, какое-то время я и винила тебя, - она чувствует, как напрягается мужчина, - но это... эмоции. Я же понимала, что ты сделал все, что мог. И ты не всесилен. Мне жаль, что мы потеряли целый год. Я знаю, как ты пытался сохранить хоть что-то. И то, что мы здесь сейчас, твоя заслуга. Мне больно, Саша, и боль эта никуда и никогда не денется. Она не исчезнет с годами, лишь затаится и будет напоминать о себе. Но я знаю, что эта боль не только моя. А это значит, что мы можем разделить ее, нести ее. Вместе. Наша сказка должна быть со счастливым концом.       Морозов молчит так долго, что Алине кажется, что либо он ее не слушал вовсе, либо просто сейчас оттолкнет, потому что у каждого терпения есть предел, потому что и чувство может исчезнуть, испариться, рассеяться, как дым. Ей страшно. Ей так сильно страшно, что Алина невольно крепче вцепляется в руку мужа. Она не сможет его отпустить! С губ почти слетает позорный всхлип, когда Александр, наконец, разлепляет губы.       - Наша сказка вовсе не обязана заканчиваться, - он поворачивается к жене, а она все держится за него, как за якорь, как за свой спасительный круг.       Александр смотрит и ласково, и понимающе. Склоняется, прислонившись к своим лбом к ее, прикрывая глаза. И Алина тоже свои глаза закрывает, зная, что это не конец, но новое начало.