Неожиданность.

Проснувшись, Вэй Усянь еще пару мгновений лежит в тишине и наблюдает за Цзинь Лином, что во сне, раскинувшись звёздочкой, сопел на груди Цзян Чэна. Тот тоже крепко спал, но даже во сне привычно хмурил свои брови: от этого Вэй Усяню захотелось прыснуть от смеха, но он тут же заткнул себе рот, чтобы никого не разбудить. Он тихонько встал и, не забыв сфотографировать парочку на память, собирался уже выйти из комнаты, но… застыл: В углу комнаты Цзян Чэна стояло прикрытое тканью зеркало и штатив для камеры. Он закусывает губу, но ничего не делает и всё же выходит из комнаты. Сонно потягиваясь, омега проходит на кухню и решает приготовить завтрак. «Приготовить» — для Вэй Усяня понятие абстрактное, ведь готовить он совсем не умел. Ну как, мог конечно что-то да состряпать, но после того, как кто-то осмелится это съесть — в конечном итоге разразится криком, в поисках воды или молока, чтобы заглушить остроту блюда. Поэтому сейчас, под названием «готовка» он просто будет разогревать то, что приготовил его брат: Цзян Чэн готовил очень хорошо, научившись этому у Шицзе. Он помнит времена, когда Цзян Чэн практиковал первые разы и ему, как самому доверенному лицу, предоставлялась честь попробовать. Вэй Усянь на все попытки его брата возмущался, мол: пересолено или недосолено, чего-то может не хватает или же просто вкус не тот. Но несмотря на все недостатки — он всё равно съедал всю тарелку, чтобы больше никогда не видеть, как плечи и уголки губ его брата опускаются. Сейчас он открывает дверцу холодильника, пробегается взглядом по содержимому и понимает: контейнер с завтраком всего один. Цзян Чэн приготовил для Цзин Лина, но для себя — нет…? По телу Вэй Усяня пробегает дрожь. Он начинает искать по каким-то ящикам, полкам, даже в морозильнике, чтобы найти хоть что-то, но… не находит ничего. Вэй Усянь пытается не вспоминать ощущение чужих выступающих рёбер, когда вчера раздевал своего бессознательного брата. Он правда пытается не думать о том, что Цзян Чэн совсем не ест. Омега опирается руками о столешницу и нервно настукивает по ней пальцами, пытаясь придумать, что же делать. Может он неправильно всё понял? Да, наверняка так и есть, он просто себе… — Эй, какого хрена ты барабанишь с утра? Сейчас А-Лина разбудишь. … навыдумал. Вэй Усянь поворачивается и видит брата, что вальяжно заходит на кухню. Он проходит мимо него, берет с полки чашку и начинает заваривать привычный утренний кофе. Он стоит к нему боком, потому Вэй Усяню предоставляется отличный шанс, чтобы взглянуть на своего брата в лучах утреннего солнца. И… Вэй Усянь смотрит на него и может с увереностью сказать: с его Цзян Чэном что-то не так. Даже несмотря на то, что вчера у него началась ложная течка, —причины которой им еще предстоит выяснить, — сегодня он мог выглядеть и получше, но синяки от наверняка затяжной бессонницы так и кричат о себе, а скулы на прежде загорелом лице выступают сильнее обычного. Вся эта необычная обычность заставляет Вэй Усяня нахмуриться. — Цзян Чэн… — начинает он, но его перебивают: — Спасибо. За вчера. — Цзян Чэн поворачивается и наконец смотрит ему в глаза. Вэй Усянь теряется на секунду и забывает всё, что хотел высказать, в то время пока его брат снова отворачивается, продолжая варить кофе и начиная нарезать овощи для завтрака. Возможно, ему всё-таки просто показалось… Он, взяв себя в руки и натянув улыбку, начинает: — Цзян Чэн, чем займемся сегодня? Как по мне, суббота — отличный повод, чтобы сходить и развеяться! — он в плотную подходит к омеге и перекидывает руку через его плечо, заглядывая прямо в лицо. Цзян Чэн, как обычно наиграно хмурится и пытается отстраниться, но руку не убирает. — Ты уже второй раз за эту неделю пытаешься меня споить. В чём твоя цель, Вэй Усянь? — с подозрительной улыбкой произносит он. — Не думай, что я забыл про твою позавчерашнюю выходку. Вэй Усянь же немного нервно дернул бровью и решил скосить под Незнайку, как это обычно делает Не Хуайсан: — Не понимаю о чем ты говоришь… — он убрал руку с чужого плеча и присел за обеденный стол, наблюдая за фигурой своего брата. Тот стоял в тех шортах и футболке, что он вчера с таким трудом нашел в чужом шкафу и натянул на его безвольное тело. Несмотря на все слова о прекрасной фигуре Цзян Чэна, всё равно можно заметить, что он и вправду похудел… Встряхнув головой от этой мысли, он произносит: — Ну да ладно тебе, профессор Лань обязан был оценить. И сразу же Вэй Усяню хочется шлёпнуть себя по губам. Язык его — враг его. Цзян Чэн никак не отреагировал, лишь только звук более громкой нарезки овощей говорил о его напряженности. С минуту еще была тишина и за это время Вэй Усянь уже вспотел раз тридцать пять и когда он уже подумал выдавить из себя что-то, послышался равнодушный голос: — Нет. И не успел Вэй Усянь и рот открыть, спросив что именно он подразумевает под «нет», как Цзян Чэн повернулся и со своим обычным выражением лица поставил перед ним тарелку салата, прерывая все дальнейшие слова, что он хотел произнести. — Вчера я так и не заезжал в магазин, поэтому на завтрак только салат. Я пока схожу разбудить Цзинь Лина, а ты пока разогрей ему его завтрак, он в отдельном контейнере, — говорит он и уходит из кухни. Вэй Усянь провожает его взглядом и когда переводит взгляд на стол, понимает, что тарелки всё же две. Он кивает сам себе и делает так, как сказал Цзян Чэн: подходит к холодильнику, достаёт контейнер, выкладывает содержимое на тарелку и засовывает в микроволновку, ставя на минуту разогрева. Он смотрит на то, как тарелочка с питательным детским завтраком крутится, сопровождаясь тихим звуком, и думает о том, что… Похоже, ему всё-таки показалось, правда? Он же сказал, что просто не заезжал в магазин, поэтому еды в холодильнике было только на Цзинь Лина. Цзян Чэн же нарезал салат и для него, и для себя. Цзян Чэн же не будет его обманывать, верно? Его мысли прерывает звоночек от микроволновки, что нагрела еду, и именно в этот момент на кухню входит Цзян Чэн с полуспящим племянником на руках. Цзинь Лин доверчиво утыкается в чужую шею и тихонько невнятно мычит о том, как он не хочет вставать: — Цзюцзю… не хочу… — Знаю, Цзинь Лин, — омега похлопывает его по спинке и подносит к его персональному стульчику, — но сегодня у нас у всех большие планы. Не будь капризным. — Но я хочу быть капризным, Цзюцзю… капризный Цзинь Лин хочет спать, а не вот это всё… Цзян Чэн усаживает его на стул и садится перед ним на корточки, становясь с ребенком на одном уровне. Он вытирает салфеткой засохший след от слюны, что малыш любит пускать во сне и, аккуратно проводя около его губ, произносит наигранно-хмуро: — Капризный Цзинь Лин? В таком случае, Капризная Молодая Госпожа, вы сегодня останетесь без малинового чая. Глазки Цзинь Лина тут же распахнулись и он неверяще посмотрел на Цзян Чэна, открыв рот: — Ты не можешь так поступить, Цзюцзю! — А вот и могу. Но если Цзинь Лин обещает быть хорошим мальчиком, тогда я поду… — Я буду! Буду! — перебил его ребенок, кладя маленькую ручку на сердце и на это Цзян Чэн пустил смешок. Погладив племянника по вьющимся волосам, он произнёс: — Хорошо. Цзюцзю верит тебе и сделает тебе твой любимый малиновый чай. Когда Вэй Усянь смотрит на этих двоих… в нём появляется такое странное чувство счастья. Эти двое действительно выглядят настолько гармонично вместе, что можно подумать, что Цзинь Лин действительно родной сын Цзян Чэна. Омега так сильно привязан к этому ребенку, что… Вэй Усянь иногда думает, что в их отношения Цзян Чэн вкладывает что-то более глубокое, чем это может показаться на первый взгляд. Словно… он даёт этому ребёнку то детство, которое хотел бы иметь сам. Вэй Усянь достаёт разогретую еду из микроволновки и, ставя на стол, незаметно для Цзинь Лина помогает Цзян Чэну подняться. Он видит, как дрожат чужие ноги и как пот стекает по его затылку. Он видит, как Цзян Чэну тяжело, но он продолжает держать маску, пытаясь не беспокоить ребенка. И Вэй Усянь не хочет рассказывать ему о том, как же сильно Цзинь Лин вчера переживал, когда узнал, что Цзюцзю заболел…

__________

— Цзюцзю… — малыш стоял у кровати и, оперевшись о края руками, смотрел на своего дядю, что метался во сне, — с ним всё будет в порядке, Шишу? Ребёнок поднял на него свои слегка влажные от накатившихся слёз и обеспокоенные глаза. Вэй Усянь, погладив ребенка по голове, прошептал: — Конечно, не переживай. Ты же знаешь какой твой Цзюцзю сильный, такая никчёмная болезнь ему совсем нипочём, — неловко улыбаясь, произнёс он. Не мог же он рассказать четырёхлетнему Цзинь Лину о «природе» этой болезни, поэтому как мог пытался его заверить в том, что ничего страшного не произойдёт, но ребенок не успокаивался. — Шишу, но он страдает… Вэй Усянь лишь тяжко выдохнул и ответил: — Цзинь Лин, нам лучше оставить его, пошли спатки… — он аккуратно взял ребенка за руку, но мальчик упёрся ногами в пол и серьезно произнёс: — Мы не можем оставить Цзюцзю! — хмуро посмотрел на него Цзинь Лин и сердце Вэй Усяня кольнуло, когда он продолжил. — И… думаю с нами ему всегда легче. Вэй Усянь еще с минуту посмотрел на ребенка и, улыбнувшись, уверенно кивнул ему. Омега уложил Цзинь Лина между ним и Цзян Чэном, но попросил малыша не касаться Цзюцзю некоторое время, хотя бы пока ему не полегчает. Цзинь Лин по-серьезному кивнул и прижался к Вэй Усяню, зарываясь в его грудь носиком. Вэй Усянь же… был счастлив. Лежать вот так, со своей настоящей семьей, слышать сопение своего уже заснувшего племянника и следить за сбивчивым дыханием своего брата. Он гладил Цзинь Лина по спинке, убаюкивая и охраняя его сон. Краем глаза Вэй Усянь смотрел на Цзян Чэна, что немного подрагивал во сне. Ему всё еще непонятно было, почему такое произошло с его братом: они точно знали о циклах друг друга, чтобы если что, как и сегодня, прийти друг другу на помощь. И он знал, что течка Цзян Чэна должна была быть не раньше, чем через неделю. Они всегда проводят течки вместе, но в хорошем смысле этих слов: они никогда не спали друг с другом (не считая, конечно, поцелуев по пьяни, которые они любят практиковать). Если у кого-то из них течка — они собираются на квартире и ухаживают друг за другом: подают воду, готовят еду, купают и все остальные обычные действия, которые омега в течке просто не в состоянии делать. Но Цзян Чэн, конечно, сильнее его в этом плане — он буквально может хоть как-то функционировать: может встать, приготовить кофе и даже связно поговорить с ним, в то же время когда он в течке может лишь корчиться на кровати и вымаливать о большом члене, что наконец лишит его девственности. Но… в этот раз с Цзян Чэном что-то не так. Он переводит взгляд на брата и именно в этот момент Цзян Чэн начинает шевелиться, всё еще находясь без сознания. Омега лежит на груди, пока одеяло каким-то бессвязным комком окружает его. Цзян Чэн приподнимает бёдра и начинает тереться о кровать, тихонько постанывая. Вэй Усянь сразу же закрывает уши маленькому Цзинь Лину и проверяет точно ли тот спит: ребёнок, как и ожидалось, привычно пускает слюни во сне, пачкая его футболку. Но Вэй Усянь о футболке не беспокоится и уже думает аккуратно унести Цзинь Лина в его комнату, как Цзян Чэн делает последнее движение бёдрами, выстанывая тихое: — Господин Лань… — и тут же замирает, более не двигаясь и засыпая. Вэй Усянь же, покраснев ушами и узнав кажется то, что не должен был, тоже погружается в сон, думая о том, что ему стоит серьезно поговорить со своим шиди.

__________

Завтрак проходит в привычной весело-громкой обстановке: Цзинь Линь с удовольствием рассказывает истории о приключениях каких-то персонажей своей любимой компьютерной игры, под аккомпанемент поддакиваний Вэй Усяня, который, как оказалось, тоже любит играть в эту игру, а Цзян Чэн в это время лишь язвительно выражался в сторону Вэй Усяня, мол: играешь в те же игры, что и четырёхлетний ребенок, значит вот какой уровень твоего развития? Вэй Усянь же показывал язык, доказывая, что игра довольно-таки современная и взрослая, так что ничего удивительного, что в нее могут играть люди разных возрастов. Вэй Усянь упорно доказывал важность компьютерной игры, Цзинь Лин заливисто смеялся, а Цзян Чэн, улыбаясь, закатывал глаза. —…та локация была капец какой неудобной, скажи Цзинь Лин? — показывает он палочками в сторону племянника, на что тот с набитым ртом выкрикивает: — Да, Шушу! — Видишь, Цзян Чэн? Игра — вообще отпад! Тебе стоит один раз поиграть, хотя уверен, что такой скряга, как ты, не поймёт всю страсть этой отрасли! — Вэй Усянь, кривляясь посмотрел на брата. Тот лишь закатил глаза: — А вот возьму и сыграю! Посмотрю как ты, о Великий Игрок В Дурацкие Игры, будешь глотать за мной пыль, — Цзян Чэн с громким стуком поставил чашку на стол. — А теперь, раз поели — бегом мыть тарелки, нам еще сегодня нужно… — А-а-а, Цзян Чэн, — три раза тыкнув пальцем в чужое плечо протараторил Вэй Усянь. — Ничего сегодня не «нужно». Пошли прогуляемся? Цзян Чэн лишь нахмурился: — С кем я Цзинь Лина… — А Цзинь Лина мы оставим на выходные у бабушки Юй, да Цзинь Лин? — он перебил Цзян Чэна и обратился к малышу, что посёрбывал любимый чай. Тот сразу же посмотрел на него своими широкими глазами и, улыбаясь, ответил: — Да! Вэй Усянь лишь потрепал его по голове, со словами «умница», и краем взгляда всё же взглянул на брата, ожидая его реакции. Каждый раз, когда Цзян Чэн думает, что он не заметит — он отводит взгляд и смотрит своим невозможно пустым взглядом. Но Вэй Усянь замечает. А Цзян Чэн просто молчит. Он всегда молчит. А Вэй Усянь не знает, что ему сказать. Правда, разговоры — это всегда была специализация Шицзе, но… всё, что он может сделать сейчас — это быть рядом со своим братом. Даже несмотря на то, что и не братья они вовсе. Ну, как минимум, не родные: он был всего лишь сыном брата отца Цзян Чэна. Но даже исключая тот факт, что они не были родными — они проводили столько времени вместе, сколько самые близкие не проводили. И их детство… было вполне себе веселым. Или ему так казалось, когда они были детьми. Потому что каждый раз, когда приходило время расходиться по домам — Цзян Чэн старался как можно дольше оттягивать этот момент. И сейчас, даже когда они стали взрослыми — Цзян Чэн продолжает избегать появления в родном доме. Вэй Усянь кладёт руку на плечо брата и утешающее улыбается: — Я отвезу Цзинь Лина, не переживай, — он почувствовал как на долю секунду чужие плечи расслабились, — а ты пока отдыхай и набирайся сил. К вечеру жду тебя при параде. Цзян Чэн лишь снисходительно улыбается: — И без тебя знаю. Думаю к вечеру должен этот пизде… — он бросает взгляд на Цзин Лина, что во всю был занят надуванием пузыриков из трубочки, — в общем, это должно закончится. — Кстати об этом… — хотел начать Вэй Усянь, но строгий взгляд Цзян Чэна стразу заставил его замолчать. — Ладно-ладно, потом расскажешь. Они быстро разобрались с грязной посудой и начали собираться. Ну как «они»: Цзян Чэн помогал маленькому и большому ребенку собираться, пытаясь найти их вещи, которые те умудрились разбросать, пока он всего каких-то пару часов был в отключке. Когда Цзинь Лин и Вэй Усянь копошились в прихожей, обуваясь — Цзян Чэн стоял, оперевшись о косяк двери: — Когда тебя ждать? — спросил он брата. Завязав шнурки излюбленных балинсиаг, Вэй Усянь поднял голову, взмахивая уже отросшими по мочку уха волосами: — Где-то к десяти вечера. Я как завезу Цзинь Лина, то тебе отчитаюсь, что Госпожа Юй меня не убила. Но потом мне нужно будет завезти в универ эскизы на проверку, думаю старик Хан будет мучать меня как минимум полчаса, чтобы сказать, что всё и так нормально, — драматично простонал он. Цзян Чэн лишь прыснул: — Как всегда. — Как всегда, — поддакнул Вэй Усянь, — ну всё, мы пошли. Цзинь Лин, давай сюда вещи и не забудь Фею. Малыш отдал жёлтый рюкзачок в руки омеги и, крепко сжав любимую игрушку, помахал другому: — Пока, Цзюцзю. Цзян Чэн же, улыбнувшись, помахал в ответ. И когда дверь за ними закрылась — улыбка сошла с его лица и он, грузно оперевшись о стенку, тяжело выдохнул, пытаясь совладать со слабостью в теле и дрожью в ногах. Он изо всех сил надеялся, что эта ложная течка до вечера пройдет.

__________

Госпожа Юй была женщиной… сильной. Сильной настолько, что эта сила, к сожалению, давила на всех, кто находится в её присутствии, а в особенности она давила на собственную семью. Каждый раз, когда Вэй Усяню приходилось встречаться с ней — это было то еще испытание, ведь она буквально прожигала в нем дыру своим ядовитым взглядом, всем своим видом показывая, как сильно она ненавидит ребенка перед собой. И будучи тем самым ребенком — ему все еще не по себе, даже если ему уже стукнул двадцатый год. Но сейчас он хотя бы понимает причину такого к себе отношения. Двери особняка открываются и на пороге стоит женщина в строгом пурпурном офисном костюме. Она наблюдает своим хмурым, прямо как у Цзян Чэна, взглядом за тем, как он выходит из машины и высаживает Цзинь Лина из детского кресла. Вэй Усянь берет ладошку малыша и, закинув желтый рюкзачок себе за спину, уверенными шагами направляется прямо к женщине и чем ближе он к ней — тем отчетливее он чувствует этот уже привычный за много лет прожигающий взгляд. Он уверенно смотрит ей в глаза, выдерживая всё это давление, но когда она слышит детский восклик: — Бабушка! — ее взгляд смягчается и она тихо улыбается, чуть наклоняясь, чтобы поймать в объятья Цзинь Лина, что сразу же побежал к ней навстречу. — Здравствуй, А-Лин, — она погладила его по спине и, отстранившись, взяла малыша за подбородок, заглядывая в лицо, — Ты подрос с нашей последней встречи, что это за Молодой Господин передо мной? В ее голосе была привычная сталь и человек, не знающий эту женщину может подумать, что она груба к ребенку, но на самом деле эта была прикрытая за тысячью дверьми нежность. Но ребенок каким-то чудом мог читать её настрой, возможно потому что Цзян Чэн был точно таким же: — Ба, наверное это потому, что Цзюцзю кормил меня той невкусной кашей! Он обещал, что из-за нее я буду больши-и-им! — ребёнок потянулся ручками вверх, вставая на носочки, тем самым показывая свою воображаемую величину. Мадам Юй тут же перевела острый взгляд на Вэй Усяня, а после на пустой салон стоящей позади него машины, словно ища кого-то. Хотя и так всем понятно кого она ждала увидеть. Женщина погладила Цзинь Лина по голове и, выпрямившись в полный рост, произнесла: — И вправду, Цзинь Лин, твой Цзюцзю молодец. А теперь проходи в дом, я сейчас подойду, — она приоткрыла дверь шире для ребенка и тот, забрав из рук Вэй Усяня свой рюкзачок, с радостью проскользнул в холл, сразу направляясь в свою привычную комнату. На крыльце остались лишь Мадам Юй, Вэй Усянь и та самая напряженная атмосфера, что всегда витает между ними. Женщина сразу же становится в свою властную позу, скрещивая руки на груди и произносит: — И где он? — с ходу же начала она, даже не поздоровавшись, на что Вэй Усянь уверенно ответил: — Он сегодня не смог, потому что был немного заня… — Он занят чем-то уже два года, Вэй Усянь, — как всегда строго перебила она его, — и под «чем-то» я это и имею ввиду. Я не помню, когда в последний раз видела лицо собственного сына, не знаю чем он занимается. Но зато постоянно на глаза мне попадаешься ты. Вэй Усянь сразу же внутренне скривился: он понимал о чем она говорит, ведь Цзян Чэн последние два года избегает собственную семью. Всё изменилось после того рокового дня их выпуска из старшей школы. Изменилось всё, и в особенности Цзян Чэн. И как же Мадам Юй этого не понимает? — Что вы хотите от меня услышать? — он заламывает брови, глядя на неё. — Я хочу знать всё, Вэй Усянь, — её голос перешел в шипение, — потому что когда в последний раз я видела А-Чэна — он бездельничал и я настроена… — Бездельничал…? — неверяще выдохнул Вэй Усянь, но тут же его лицо сменилось яростью, — Да как вы можете так говорить, вы хоть представляете что тогда произошло? Женщина сразу же осеклась, но не подала виду, сдержанно слушая мальчишку, что смотрел на неё взглядом, полным боли и разочарования, а не привычной бестолковости. А Вэй Усянь... Вэй Усянь просто устал от того, как Мадам Юй относится к собственному сыну. Даже будучи ребенком он замечал, что что-то не так. Сейчас он видит, что что-то не так. И ему больно от того, что это «что-то не так» заставляет его любимого брата страдать. — Сейчас Цзян Чэн… не в порядке. И даже после того, что произошло два года назад он и правда пытается притворятся, что всё нормально. Я замечаю, что он плохо спит, иногда забывает поесть, но именно я всегда на подхвате, чтобы напомнить ему заботиться о себе, а не вы, — он пристально смотрит в ее глаза, — он так сильно держится за место на какую-то чертову стипендию, что даже вчера, потеряв сознание от изнеможения — он всё равно хотел идти на занятия, — с каждым словом, что он произносил, брови Мадам Юй хмурились сильнее, — и всё это лишь из-за того, чтобы «не бездельничать» и угодить Вам. Её хмурые брови немного дрогнули, но маска строгости продолжала держаться на ее лице. — Это вы хотели услышать? И это — причины, почему вы не видите его, почему я здесь. А теперь, прошу меня простить, но я должен идти. За А-Лином я заеду в понедельник. — Вэй Усянь разворачивается на пятках, направляясь к своей машине. И, сделав несколько шагов, он все же останавливается, чтобы произнести: — Но… знаете, Цзян Чэн снова взял в руки скрипку. С этими словами он всё же сел в машину и, не оборачиваясь, уехал, так и не услышав, как маска на чужом лице всё-таки треснула.

___________

Следующая остановка Вэй Усяня — университет. Хоть он и учится в том же университете, что и Цзян Чэн, но специальности у них разные. Брат поступил на экономику с бизнесом, к сожалению, не по собственной воле, в то же время как сам Вэй Усянь выбрал то, что ему по душе — архитектура. С самого детства он любил что-то рисовать, создавать и только позже он осознал, что лучше всего у него воображение работает в сфере придумывания всяких зданий и сооружений, что всегда поражали всех, кто видел его работы. В университете же — ничего не изменилось. Он одновременно и самый лучший, и самый экстраординарный студент с уникальными работами. И даже сейчас старик Хан, его преподаватель по черчению, как всегда всматривается в лист бумаги, с нарисованным на ней планом будущего здания, и пытается найти к чему придраться. Но в итоге, тяжело выдохнув, он бормочет: — Прекрасно, Вэй Усянь, вам пять. Вэй Усянь же, улыбаясь во все тридцать два, забирает у него из рук бумаги и, неряшливо запихнув их в рюкзак, направляется к выходу из кабинета: — Ох, спасибо, профессор Хан, я никогда не забуду этот ваш добрый жест, — самодовольно ухмыляясь, он закрывает за собой дверь. Омега продолжил идти по коридору солнечного корпуса, наслаждаясь тишиной. Так как сегодня был выходной — в университете почти никого не было, за исключением некоторых преподавателей и студентов, которые, как и он, должны были доказать очередному заносчивому старику, что их работы действительно заслуживают признания. Только Вэй Усянь собирался выйти из главных дверей корпуса, как услышал приятный голос позади себя: — Господин Вэй, добрый день. Не ожидал вас здесь встретить. Обернувшись, омега встретился глазами со своим преподавателем музыки — Лань Сичэнем. Он видимо направлялся в сторону своего кабинета, что тоже находился на первом этаже, но завидев его, позвал. Вэй Усянь кивнул и направился в его сторону: — Доброе утро, Господин Лань. Вэй Усяню нравились такие преподаватели, как он: Лань Сичэнь не был занудным стариком, считающим, что только его предмет и важен, да и преподавал он не как «обычно». Его подход был более мягким и мог действительно заинтересовать человека, что ранее никогда и не держал в руках инструмент. Он даже смог научить такого музыкального неумеху, как он, игре на флейте всего-то за год. По этому мужчине сразу было видно — он всей душой любит это дело. Не в смысле преподавание, а именно музыку. Музыка словно сопровождала каждое движение этого человека, причем мелодия была чистой и аристократической. Этот человек был вежлив, красив и так далее, и тому подобное, что говорят про него все омежки в универе, но… Вэй Усянь действительно благодарен этому человеку за то, что он помог Цзян Чэну снова почувствовать скрипку. Лань Сичэнь приветливо улыбнулся ему и, показав рукой в сторону коридора, произнёс: — Не возражаете, если мы пройдём в мой кабинет? Мне нужно с вами поговорить. Вэй Усянь непонимающе кивнул и пошел рядом с мужчиной, искренне пытаясь вспомнить, где же он накосячил. Просто же так преподаватели его обычно не зовут и... омега чуть ли не хватается за голову, когда понимает: Ах, точно… он же тогда напортачил с Цзян Чэном. И после того раза он ведь обиделся на него и не рассказывал, что же произошло между ним и Лань Сичэнем. А еще и факт того, что Цзян Чэн выстанывал его имя в приступе течки... а вдруг… Мысли Вэй Усяня прервал Лань Сичэнь, что, закрыв дверь кабинета за ними, предложил: — Не хотите чашечку чая? Альфа снял с себя тёмно-синего цвета пиджак и повесил на спинку своего кресла. Омега же неловко топтался у входа и неуверенно произнёс: — Эм… да нет, спасибо. Учитель Лань, а что вы… Но договорить он не успел, так как Лань Сичэнь вручил ему листик бумаги со словами: — Господин Вэй, не могли бы вы оставить мне номер телефона Господина Цзян? Вэй Усянь болванчиком кивнул и взял лист бумаги, а в голове думал… чё за хрень? Зачем ему номер Цзян Чэна? Лань Сичэнь же, словно слыша его мысли, поспешил объясниться: — Вчера мы с ним пересеклись, но он так быстро убежал, что я не успел поговорить с ним. Понимаете, такая ситуация: в конце семестра состоится концерт и я ответственный за отбор лучших учеников. Я хотел бы, чтобы Цзян Ваньинь принял в этом участие. С каждым словом мужчины — глаза Вэй Усяня становились шире. Во-первых он подумал о том, что… Лань Сичэнь сказал, что после встречи с ним Цзян Чэн убежал...? Получается… его брат потёк от Лань Сичэня?... Вэй Усянь конечно хотел шуткануть, но это уже нихрена не смешно. А во-вторых… — Я не думаю, что он согласится, Господин Лань, — Вэй Усянь, дописав номер, протянул мужчине листик и встретился с вопросительным взглядом. — Ну… это немного личное. Я вам когда-то говорил по-секрету, что он уже два года не брал скрипку в руки, но то, что на ваших занятиях он это делает — не значит, что он будет выступать. Думаю вы замечали… — Замечал, — кивнул Лань Сичэнь, но смотрел на него уверенно, — однако, Господин Вэй, знаете ли вы, что все мы живём во власти того, что нас пьянит? У каждого есть свой якорь, что тянет его и… не знаю, что случилось с Цзян Ваньинем тогда, но сейчас в его глазах я вижу ту самую страсть музыканта, что действительно наслаждается каждым натяжением струны и тональностью звука. Смею полагать, что то, как он сейчас играет — он играет только для себя и ни для кого больше. Так почему бы не позволить ему продолжать? Вэй Усянь мог лишь смотреть на мужчину с широко открытыми глазами. Похоже… Лань Сичэнь и вправду знает о чем говорит. И если это и вправду сделает Цзян Чэна счастливее — он сделает для этого все возможное. Омега улыбнулся и развернулся к выходу, со словами: — Хорошо, Господин Лань, попытайте удачу. Мой брат… непростая штучка, — он подмигнул ему и снова вспомнил, что ему стоит сначала думать, а потом говорить, когда встретился с непонимающим взглядом. Вэй Усянь тут же встрепенулся и, резко открыв дверь и собираясь вылететь из кабинета как можно скорее, пролепетал, — Досвида… Но не успел он ретироваться, как со всей силы врезался носом в чью-то стальную грудь. Громко ойкнув, он схватился за нос и когда поднял голову, то встретился с таким же лицом, как и у Лань Сичэня, только… красивее. Вэй Усянь уставился на чужое прекрасное лицо как баран на новые ворота и только когда почувствовал, как чужая рука отпускает его талию, замечает, что она вообще там была. Видимо, когда они столкнулись, этот прекрасный мужчина, одетый в белоснежный костюм и смотрящий на него своими золотыми холодными глазами, поддержал его своей, о боже, сильной рукой, на запястье которой был отчетливо слышен звук наверняка дорогущих часов. Ну что ж, вчера потёк Цзян Чэн, сегодня — его очередь. Не успев насладиться близостью с этим невозможным альфой, он услышал голос Лань Сичэня: — Ох, Ванцзи, Господин Вэй, аккуратнее… — дальнейшее, что говорил преподаватель — не важно. Его глаза смотрели прямо в эти золотые, что были прямо напротив… Ах, значит Ванцзи… Мужчина по имени Ванцзи был намного выше и Вэй Усянь думал о том, что… похоже, чтобы целовать эти губы ему нужно будет очень старательно становиться на носочки… Но тут же встряхнув головой, и шмыгнув носом, он протянул ему руку для рукопожатия: — Привет, я Вэй Ин! Вообще очень приятно познакомиться, ну, типа, очень рад встрече и всё такое… Ты такой красивый, честно! Но мне пора! Его уши неумолимо горели, но на лице сверкала лучезарная улыбка и ему было совсем не стыдно, даже наоборот — он хотел как можно подольше оставаться рядом с этим статным Ванцзи, но ему правда было пора! Поэтому он, так и не пожав чужую руку, еще раз проговорил «до свидания» и, обогнув эту прекрасную белоснежную статую, скрылся за дверью. И только потом, усевшись в собственную машину он сжал руль и, пища от улыбки, думал о том, что... похоже кое-кому придется нелегко, так как он не отступится, пока они не сходят на свидание с одним определенным альфой, в золотых глазах которого он всё же увидел заинтересованность.

__________

— Цзян Чэн, я до-о-ма, — прокричал Вэй Усянь, небрежно скидывая обувь в прихожей, — Ты готов? Ответа не последовало, поэтому омега отправился в глубь квартиры. Находка не заставила себя долго ждать, когда он нашел брата в его же комнате. Цзян Чэн стоял перед тем самым зеркалом, что еще утром было завешано тканью. Омега тщательно наводил марафет, аккуратными движениями кисточки подчёркивая тенями глаза. Он стоял в наушниках, настукивая ногой бит песни, поэтому-то и не слышал его прихода. Вэй Усянь же остался стоять в дверях и, облокотившись о косяк, наблюдал за стараниями брата. Цзян Чэн красился не так уж и часто, но, как говорится «редко, но метко». Его брат и так был красивым, но когда подчёркивал свою красоту косметикой — это было чем-то нереальным. И сейчас, когда Цзян Чэн переводит на него удивлённый взгляд, наконец заметив его в отражении, Вэй Усянь может только любоваться своим прекрасным братом, с которым судьба поступает так жестоко… — Чего ты там встал и смотришь взглядом побитой собаки? — вытянув аирподс из уха, спросил Цзян Чэн, всё еще смотря на него через отражение в зеркале. Вэй Усянь тут же пришел в себя и, оттолкнувшись от стены, направился к брату. Он положил локоть на плечо другого омеги начал пробегаться взглядом по его луку на сегодняшний вечер. На нем была обычная черная футболка, заправленная в те самые чёрные брюки, что подчёркивали всё возможное и невозможное. Из аксессуаров на Цзян Чэне была лишь серебряная цепочка, отчетливо контрастирующая со смуглой кожей и чернотой футболки, а еще пояс, что его брат затянул очень туго, показывая всем невероятную тонкость своей талии. Вэй Усянь поднял глаза в зеркало и, встретившись с ним глазами, улыбнулся: — Выглядишь сногсшибательно, А-Чэн. Цзян Чэн лишь выдохнув, ухмыльнулся в ответ: — Ну конечно, тогда тебя я сшибу с ног первым, если не поторопишься. — Произнеся это, его брат отстранился от зеркала, застегивая косметичку, и кивнул головой в сторону часов, что показывали уже одиннадцать вечера. Они, конечно, никуда не спешили, ведь клуб работает всю ночь, просто кому-то, видимо, было невтерпёж упиться в хлам. И когда омега выходил из комнаты, в след послышался возглас Вэй Усяня с вопросом, на который, конечно, ему и не требовался ответ: — Я одолжу что-то из твоей одежки, а, Чэн-чэн?

___________

У клуба они оказались спустя час, который сопровождался подгонками Цзян Чэна и ехидным смехом Вэй Усяня. И вот, две прекрасные омеги проходят мимо фейсконтроля, поправляя на запястье браслет, выделяющий их как вип-персон и сразу же направляются к барной стойке. Заказывая первые коктейли и выпивая их залпом, оба брата понимали: ночь для них только начинается.