Приёмный сын Императора Небес

Император Небес был одет в простое белое ханьфу, а его волосы украшал только скромный цветок. Лань Цижэнь собирался приветствовать его как полагается, но на плечи опустилась тяжёлая ладонь. Оказалось, позади него стоял Собиратель цветов под кровавым дождём, одетый в красное. Серебряные украшения позвякивали при каждом его движении. — Нет нужды в поклонах, — тихо сказал Император Небес и посмотрел на Цижэня так печально и проникновенно, точно прочёл его душу. — Я опечален, потому не до церемоний. Лань Цижэнь хотел спросить, что могло опечалить небожителя, но понял, что уста запечатаны. Заклятье закрытого рта, что так замечательно удавалось его младшему племяннику, на этот раз досталось не какому-то смутьяну, а ему, Старейшине. Изумление, пронизавшее Лань Цижэня, было такой силы, что даже сердце дрогнуло в груди. — Всё верно, именно вы принесли печаль моему сердцу, — продолжал Император Небес. И тогда только Лань Цижэнь осознал, что сидит в библиотеке, а перед ним на столе писчий прибор. — В Облачных глубинах так много правил, но главные из них не только не были вынесены на стену, но и не соблюдаются тем, кто должен являть собой пример благочестия. Лань Цижэнь поспорил бы — он вёл праведную жизнь, но Император Небес смотрел на него так, что и заклятия закрытого рта не понадобилось бы, дар речи и без того отнялся бы сам собой. — Мой сын говорил о том, какие наказания используют здесь, когда нарушаются правила, — продолжал Император Небес. — И мне нравятся занятия каллиграфией. Даже Сань Лан занимается со мной, не так ли?.. — Всё так, гэгэ, — мягко откликнулся Собиратель цветов под кровавым дождём, — боюсь только, что я плохой ученик. — Каллиграфия — высокое искусство, — улыбнулся ему Император Небес. — Пусть же тот, кто, я уверен, владеет им в совершенстве, сотню раз напишет правила, которые были незаслуженно забыты в Облачных глубинах. — Сотню? — переспросил Собиратель цветов под кровавым дождём. — Слышал, наш сын переписывал раздел этикета не меньше трёх сотен раз. — Что ж, тогда три сотни, — согласился Император Небес. Лань Цижэнь удивлённо взглянул на собственные руки — они будто бы зажили отдельной от остального тела жизнью. Вот растёрли тушь, уложили белоснежный листок, подхватили кисть и принялись писать, а он только и мог, что наблюдать за этим. — Чудесно, — хлопнул в ладоши Император Небес. — Взгляни, Сань Лан, как это красиво, как изысканно… Лань Цижэнь едва не забыл, как дышать, когда прочёл выведенное его почерком: «Дарить объятия и поцелуи»… *** Вздрогнув, он сел на постели. В комнате царил сумрак, и до рассвета было порядочно времени. Палочка благовоний, что должны были подарить ему приятные сны, почти прогорела, а значит, спал он недолго. — Только сон, — Лань Цижэнь дрожащими пальцами коснулся лба, поправил чуть съехавшую ленту. — Лишь сон! Ладонь бессильно упала, и даже в темноте он вдруг заметил на кончике пальца пятно от туши, а запястье так напряжённо заныло, будто бы он написал не меньше трёх сотен страниц... *** Утром Лань Цижэнь, как и обычно, вышел на прогулку. Он дошёл до стены и, собравшись с духом, взглянул на неё. И тут же замер, широко раскрыв глаза. Все правила Облачных глубин были на месте, да ещё и выписанные так изящно, столь изысканно, будто их писал сам Император Небес. Лань Цижэнь приблизился, даже коснулся пальцами одного из иероглифов, но картина не изменилась. Тут не было иллюзии — правила были настоящими. — Удивительно, — качнул он головой и поспешил уйти, чтобы не волноваться более. Он не заметил, что правил стало больше. Ровно на столько, сколько в прошлый раз на этом самом месте оставил Собиратель цветов под кровавым дождём.