***
Данилова выписали из больницы долечиваться дома. Таня спешила к нему каждый вечер, а иногда он сам забирал её и вёз домой, чувствуя, что загнётся без работы. Сойдёт с ума в этих четырёх стенах. Ещё и Таня три дня подряд работала до глубокой ночи. Данилов даже сериал успел посмотреть, хотел на работу, но Рогозина запретила нарушать больничный. Про Амелину он слышал от Белой, но не разделял этих восторгов. Рана до сих пор болела, дома было скучно, а к делам не допускали. Ну что за жизнь пошла? Лёня, бывало, заходил. Жаловался на разбитое сердце, рассказывал о работе. И про Таню докладывал, с кем там она на работе общается, как себя ведёт. Стёпа доверял Белой, но проверял. — До свадьбы Амелиной у тебя всё заживёт. Стёп, я так устала сегодня! — Таня выглядела вымотанной. Она расчесала волосы и легла в кровать. — А я со скуки чуть не сдох. Лёня заходил, рассказывал, что вы жениха Амелиной в чём-то подозреваете? — Данилов включил кондиционер. — Пока Зарецкий просто подозрительный тип. Я схожу за водой. Тебе принести? — Белая зевнула. — Нет, не надо. Я уже и напился, и наелся. Принеси лучше сухариков. Они мне понравились. Таня кивнула и ушла, накинув на плечи халатик. Стёпа прикрыл глаза, чувствуя усталость, только непонятно от чего. Целый день он просидел дома, выходил только на час в магазин и немного прогулялся вокруг дома. Он уже был готов вернуться на работу! И почему Рогозина не разрешает?***
Амелина возвращалась из свадебного салона. Перемерила кучу платьев, очень устала и ничего не выбрала. Возможно, второе платье было приличным, но Оксане не понравился лиф в виде ракушек. Она же не русалка, чтобы выходить в таком замуж? И с обручальными кольцами было всё плохо. Платон купил кольца, но кольцо Амелиной оказалось ей мало, хотя на бирке был указан нужный размер. Оксана успокоила себя, что это просто пальцы отекли из-за жары и беременности, хотя остальные её кольца были ей как раз. Или сами кольца сейчас стали маломерками, как и одежда. Главное, не паниковать и не верить в приметы, а кольцо уже было отдано ювелиру. Оксана чувствовала себя неважно. Жару переносила плохо, ещё постоянно тошнило. Подъезжая к дому, девушка думала только о душе и стакане воды без газа. Внезапно, она заметила преследователя между деревьев и решила его незаметно сфотографировать, чтобы развеять сомнения, что неизвестный ей мерещится. Когда она припарковала машину, преследователя уже не было. Выдохнув, Оксана поднялась в квартиру, приняла душ, пообедала и прилегла. Взял телефон, открыв галерею, она убедилась, что преследователь реален. От этого стало не по себе. Взяв себя в руки, Амелина решила для начала попытаться найти преследователя сама через программу распознавания лиц. Главное — не поддаваться панике! Со служебного компьютера на Оксану смотрел Петр Ломов. Он очень был похож на Платона Зарецкого. И самое главное, они — родственники. И останки неизвестной женщины являются их матерью. Амелина вздрогнула. С кем она живёт под одной крышей? Девушка упала на пол, закрывая лицо руками. Ей стало страшно, а вокруг мерещился Ломов, тянущий к ней свои руки. Оксана закричала, испугавшись происходящего и зажмурилась. — Оксана! С тобой всё хорошо? Мне позвать Антонову? — спрашивал Андрей, придерживая Амелину за плечи. — Почему… почему вы не рассказали мне о Ломове, останках матери Платона, и его родстве с этим Ломовым. Я его видела у своего дома… Неоднократно! — шептала Амелина, вытирая слёзы. — Кого? — Ломова! — Оксана показала фото, которое сделала сегодня. Холодов покачал головой, словно предчувствуя надвигающуюся беду. Досье на Петра Ломова было полностью не готово. Вырос в приёмной семье, а приёмные родители погибли, когда парню исполнилось девятнадцать. После их гибели Петр начал управлять фермой с Олесей — родной дочерью его приёмных родителей. Олеся, предположительно, сбежала за границу. Только Андрей очень сомневался в этом. Нужно было копать ещё глубже…***
Тукаев думал о неопознанных девушках. Почему их нет в базах данных? Хотя бы паспорта они должны были получать? Даже если они были иммигрантками, всё равно их след бы был. А тут — ничего. Висяк… Полный висяк и никаких сдвигов. — Слушай, Тём, я по делу тех девушек неопознанных, — Андрей зашёл в морг. — Ты что-то нашёл? — Возможно. Я нашёл поселение, точнее, заброшенную деревню. Там сейчас обосновалась община, которая отвергает современный мир, живёт, как наши предки. Но самое странное, что Ломов как-то связан с этой общиной. Возможно, он поставлял им мясо или продукты, — рассказывал Холодов. — А ведь у всех девушек в желудках были домашние продукты. А если они отвергают современность, то их дети могли не получать паспорта, а значит их и в базе данных нет. И в полицию они явно бы не стали обращаться, если бы кто-то из них пропал, — задумался Тукаев. — Верно. Нужно съездить в это поселение и разузнать о пропавших. Может, нам повезёт! — Андрей ушёл.***
Мира начала переживать за Оксану. Не зря Зарецкий был таким подозрительно идеальным. Явно либо маньяк, либо из семейки маньяков, либо всё вместе. Майский тоже переживал. А небо было таким чистым, красивым, умиротворённым. Вдалеке пели птички, квакали лягушки. Природа становилась всё богаче, шикарнее, когда за окном замелькали брошенные деревни. Почему люди бросили дома? Старики умерли, молодёжь уехала в город за лучшей жизнью, а дома в деревне стали не нужны. И развалились уже многие давно или разворовали. Вот и стояли дома-призраки, наблюдая за проезжающими машинами, в надежде, что когда-нибудь одна из машин подъедет к ним, выйдут хозяева, растопят печь, приберутся и снова дом оживёт. Из его окон вечером будет литься тёплый свет, а по кухне — суетиться хозяйка в фартуке и печь пирожки. Во дворе будет носиться детвора, а собака гавкать, если кто подойдёт к старой скрипучей калитке. Но, увы. В этих домах будто была душа. Чего только стоили эти резные ставни, вырезанные вручную. Кирпичик клался к кирпичику, окна выкрашивались то в синий, то в белый, то в зелёный. Вон, в нескольких домах даже старые качели были, песочницы, только в убитом состоянии, но всё же были. А воздух каким чистым здесь был! А сколько деревьев с пышной кроной! Грустно стало видеть эти забытые дома, доживающие свой век. Когда-нибудь их снесут, а на их месте вырастут огромные человейники, построенные ради бизнеса из самых дешёвых материалов в кратчайшие сроки. И зваться эти человейники будут гордо Жилищный Комплекс. Инфраструктура будет, будет, скоро-скоро. А когда это «скоро» пройзойдёт? Скоро! Так и умирают деревни, вырастают бездушные хмурые многоэтажки, вырубаются леса, пустеют города, исчезают домашние продукты с прилавков, а химии всё больше и больше. Некому доить коров, некому работать на фермах, когда можно работать продавцом-консультантом в городе. Чистота, красота, все блага мира под боком. — Как думаете, когда здесь начнут строить человейники? — спросила Мира, как-то тяжко вздыхая, будто каждый из этих разваленных домов для неё что-то значил. — Понятия не имею. И не забивай себе этим голову, — Сергей мельком посмотрел на расстроенную стажёрку. Чего она вечно так расстраивается, видя брошенные деревни? Мира — ребёнок каменных джунглей. Она не пила воду с колонки, не бегала по своему двору, не доила коров, не жила в деревне, деревенской жизнью. Какое ей вообще дело до всего этого? — Надеюсь, тут всё же когда-нибудь построят хотя бы коттеджный посёлок. В своём доме так хорошо жить, не то что эти квартиры, с вечным ремонтом у соседей. Когда-нибудь я наберусь смелости продать квартиру и купить дом, чтобы дышать свежим природным воздухом, — вздохнула Одинцова. — В доме много работы, но в целом ты права, — Майский кивнул головой. Хотя бы на выходные можно уезжать в город, отдохнуть от городской суеты. — У меня есть дача, доставшаяся от прабабушки. Там, правда, моя троюродная сестра живёт с семьёй, но думаю, она не будет против, если я приеду к ним на выходные. Как думаете? — А давно вы с сестрой не общались? — Созванивались на выходных… Они раньше жили с моей бабушкой, а потом у их младшего сына астма, что ли обострилась, и они решили за город махнуть. — Значит, хоть с кем-то из семьи ты всё же поддерживаешь хорошие отношения? — Сергей даже был удивлен такому повороту событий. — Кристина просто никогда не давит на меня и не осуждает, а поддерживает во всём, — Мира открыла бутылку с водой. — Нам долго ещё ехать? У меня ноги уже затекли. — Полчаса. — Как долго… Каким бы долгим не был путь, а поселенцы рассказали мало, но информация была ценной. Они узнали всех девушек, сказали, что они уехали с Петром. Он обещал их научить животноводству, а, оказывается, убил. Только весомых улик не было против Ломова. Вряд ли суд будут слушать кучку полоумных сектантов. Нужно всё искать самим. — У меня уже задница болит от сидения и ничего неделания! — ныла Мира, сидя за рулём. — Ничего. Через три часа будем уже в Москве. Главное пробку успеть проскочить. Или, знаешь, заедем в городок и перекусим? Я с утра ничего не ел. Жрать хочется, ужасно! — сказал Сергей. — Я тоже голосую обеими руками за пожрать! — хихикнула Одинцова.***
Амелина заехала во двор, когда уже стемнело. У подъезда молодые люди попивали пиво, а на площадке подростки слушали музыку. Оксана хлопнула дверью машины, смотря на свои окна. В них горел свет. Платон и Арсений её ждут с тёплым ужином, а ей впервые не хочется идти домой. Направляясь к дому, Оксана вдруг ощутила сзади себя кого-то. Она хотела было развернуться, но к её носу прижали влажную ткань. Амелина почувствовала, как её тело тяжелеет, а разум отключается.***
С утра в ФЭС влетел Зарецкий с криками, что Оксану похитили. Он так орал, что Антоновой пришлось вколоть ему успокоительное. Холодов же чувствовал, что Амелину похитил Ломов. Только… Зачем? Начались поиски. Прочёсывали каждый закоулок, Тихонов примчался на работу и целые сутки пересматривал камеры, пытаясь найти машину, похитившую Амелину. Данилов тоже вызвался помочь искать Амелину. Он вместе с Таней обыскивал ферму Ломова, но ничего не давало результатов. Номера Петра и Оксаны были выключены. Иван злился и переживал. Рогозина нервничала. Нужно было незаметно приставить к Амелиной охрану, тогда ничего бы этого и не было. Зарецкий отвёз Сеню к бабушке, а сам вернулся в квартиру Амелиной, взял её халат, прижал к себе и заплакал. Он любил Оксану. Любил по-настоящему, а сейчас не мог найти себе места. Она практически стала Арсению матерью, скоро у них будет совместный ребёнок. Кто посмел её похитить? В дверь раздался звонок. Платон выскочил, надеясь, что его заюшка вернулась, но в подъезде никого не оказалось, а лифт поехал вниз. Зарецкий опустил голову вниз. Под ногой лежал конверт. Сглатывая слюну, кажется, застрявшую в горле из-за нервов, Платон вспотевшими руками мял конверт, пытаясь открыть. Доставая трясущимися руками бумажку, где был написан адрес с подписью:Хочешь увидеть свою суку живой, приезжай без хвоста. Письмо уничтожь!
С любовью, твой старший брат, которого ты не взял на работу!
Брат?! Зарецкий вздрогнул. Он многим отказал о приёме на работу за последний год. Неужели среди них был его родной брат? Он даже не почувствовал родную кровь? По лбу начали стекать капельки пота. Открыв свой блокнот, переписывая корявым почерком адрес с записки, Платон сунул конверт с письмом в унитаз, не зная, как ещё можно уничтожить письмо. Не пожар же устраивать? Выезжая из дома, даже не догадываясь, что за ним следят Майский с Одинцовой, Зарецкий помчался по указанному адресу, чувствуя себя ужасно. Он боялся попасть в аварию и не спасти свою Оксаночку. А ещё он продолжал думать, кто может быть его братом. — Ферма Ломова обанкротилась. Он не смог дальше ей управлять, поэтому продал. Новые хозяева разрешили ему жить в сторожке. Телефон был постоянно выключен, как только он уезжал с фермы, поэтому куда он ездил — не могу понять, — сказал Холодов. — Плохо. Очень плохо! — покачала головой Рогозина. — Майский с Одинцовой поехали за Зарецким. Ещё я на его машину прикрепил маячок, — сказал Тихонов. — По камерам всё глухо. Ломов явно катался по слепым зонам. — Будем надеяться на лучшее, — Галина Николаевна сильно волновалась за Амелину, не зная о её судьбе. Мало ли что с ней может сделать этот псих Ломов, учитывая, как он издевался над жертвами, вырезая их органы? — Ломов учился на ветеринара и не закончил. Он мог провести операцию, потому что ещё во время учёбы подавал большие надежды, пока его не бросила девушка, у него не произошёл нервный срыв и не начались трястись руки, — говорил Андрей. — Отсюда и неровные швы! — покачала головой Рогозина. — Надеюсь, Майский сможет спасти Амелину, — Тихонов пожалел, что тоже не поехал за Зарецким. Амелина пришла в себя. Голова кружилась, во рту всё пересохло и очень сильно тошнило. А ещё она была прикована наручниками к батарее. — Кто ты? Что тебе нужно? — кричала Оксана, чувствуя, как теряет самообладание. Нервы сдавали. — Я братец твоего Платоши. Старший брат, — Петр улыбнулся, сидя на стуле. В руках у него был револьвер. — Зачем ты меня похитил? — Оксана старалась выглядеть смелой, но внутри всё сжималось от страха. — Когда наш отец с Платоном убил нашу мать, а потом повесился в гараже, Платон попал в хорошую семью, которая помогла ему открыть свою автомастерскую, а я попал к чёкнутым фермерам, которые заставляли меня пахать, как проклятого. Но была у этих фермеров красивая дочь — Олеся! Я хотел жениться на ней, а эта шлюха решила сбежать от меня. Но от меня так просто не сбежишь. Вы же находили сидячих девушек? Они навечно замерли в этих позах! — Петр засмеялся, а Амелина поняла, что отсюда нужно выбираться. Она понимала, что Петр — псих, способный на что угодно. Нужно действовать максимально осторожно! Зарецкий приехал на старый завод, осторожно заходя внутрь. Пахло пылью и ржавчиной. На стенах красовались граффити. Платон прошёл немного вперёд, не зная, что ему делать. Он даже не думал, что Ломов мог заманить его в ловушку, чтобы убить. Петр осторожно выглянул из небольшой комнатки, услышав, как подъехала машина. Удостоверившись, что это приехал младший брат, Ломов отстегнул Амелину, прижал к себе и приставил к её виску пистолет. Хищно улыбаясь и хохоча, Ломов направился на встречу с братом. Оксана плакала, не в состоянии взять себя в руки. Она переживала, что Платона убьют и не могла ни о чём другом думать. — Ну привет, братец! — рассмеялся Ломов. — Приехал за своей сукой и потомством? — Прошу, отпусти её. Я тебе нужен, а её не трогай! — Платон поднял руки вверх. Он любил Оксану и очень сильно переживал за неё и их ребёнка. Перед глазами мелькали их счастливые дни на отпуске, Оксана и Сенечка, строившие песочный замок, купающиеся в море. Платону не хотелось терять Амелину, он был готов сам умереть за неё, а она вырастит их детей. Он уверен, она будет хорошей матерью! Она так заботится о Сенечке… — Знаешь, мне нравится причинять женщинам боль. А знаешь почему? Да потому что наша мать посмела разрешить отцу себя убить! А нас она оставила на произвол судьбы! А ты мне не помог! Ты же мой брат! Брат! Брат! Брат! — Петр кричал, плевался слюной от злости, а потом со всей силы отшвырнул Оксану в сторону. Девушка ударилась всем телом о старые металлические листы и прикусила язык. Видя всё происходящее в размытом виде, чувствуя металлический привкус во рту, Оксана пыталась вдохнуть поглубже, но никак не выходило. Платон, воспользовавшись моментом, когда Петр замешкался, проклиная всех и вся, повалил брата, выбив из рук пистолет. Теперь по земле катались двое братьев, избивая друг друга. Понять кто из них кто, было трудно. Оксана облизала губы, пытаясь подняться на ноги, опираясь на что-то грязное и холодное. Голова сильно кружилась, а вокруг всё продолжало размываться. И боль… Такая резкая и сильная, отдающая прямо в позвоночник. Сначала Амелина услышала выстрел. Потом к ней кто-то подбежал, что-то говоря на ухо. Мира дала Оксане воды, а Майский надел наручники на Петра, которому прострелил плечо. Платон лежал на спине. Из груди торчал нож. Оксана, слегка придя к себя, поползла к любимому. Глотая собственную кровь, Платон сжимал руки Оксаны, пытаясь сказать «Я люблю тебя», но не смог. Его глаза закрылись. Навсегда. — Нет! Платон! Нет! — у Амелиной началась истерика, она била тёплое тело любимого по груди, целовала его, умоляла её не покидать, но ничего не помогало. Платон был мёртв, а глаза его плотно закрыты. Губы замерли в полуулыбке, от осознания, что любимая была рядом с ним в самые последние секунды его жизни. У Оксаны началось сильное кровотечение. Её повезли в больницу, а она всё умоляла Платона остаться с ней…***
Петр признался в убийствах. Признался, что убил жену Платона, подменив её парашют на неисправный. Говорил с наслаждением, а Рогозина пожалела, что Сергей не пристрелил этого урода. — Какая падаль! Даже человеком его назвать язык не поворачивается! — с отвращением сказала Мира. Петра уже уводили прочь. — Дело закрыто, а мне тревожно так за Оксану, — говорил Тукаев. — К ней Валюша поехала. Сказала, что побудет с ней, а нам лучше подождать. Оксанке нужно в себя прийти после такого потрясения, — сказал Сергей, качая головой. В палате было светло. Амелина даже зажмурилась, увидев столько света, а потом приподнялась, видя, что Антонова поправляет капельницу. Так на душе стало тяжело. — Валь… — голос был слабым, а тело будто чужим. Язык заплетался из-за лекарств и слабости. — Мне очень жаль… Оксана… — Антонова опустила голову. — Скажи, что хотя бы наш с ним ребёнок жив. Валь, это единственное, что у меня от него осталось! — умоляющим тоном говорила Оксана, начиная плакать, зная, что ответ будет не такой, какой ей хочется. — Тебе потребовалось перелевание крови. Тебя еле спасли. Оксан, у тебя ещё будут дети… — Нет! Не хочу! Не хочу! Нет! Убери от меня эту гадость! Убери! — Амелина вырвала из руки катетер и начала дёргаться. У неё началась истерика, прибежали медсёстры, врач. Вкололи ей успокоительное, и девушка отключилась, а Валентина заплакала. Ей было очень жалко Оксану. Какие у неё были горящие глаза, когда она говорила о будущем ребёнке. А теперь? Теперь и смысла жизни у неё нет. Она всё потеряла.***
Прошёл месяц. Оксана жила у мамы после выписки, пытаясь прийти в себя от пережитого шока. Утро было серым. Обед серым. Вечер серым. Только ночь была тёмной. Ничего в жизни не радовало, на работу не хотелось, а разговоры о море вызывали истерику, вспоминая отдых с Платоном и Сенечкой. Амелина думала об Арсении. Возможно, стоит съездить к нему, помочь его бабушке, которой сейчас тяжело. Возможно, стоит взять Сенечку к себе, чтобы хоть как-то заполнить пустоту в сердце? Антонова звонила часто. Она переживала за Оксану постоянно, особенно, когда та отказалась идти к психотерапевту за помощью. Амелина всегда отвечала грустно, иногда всхлипывая, вспоминая счастливые моменты с Платоном. Как бы то ни было, но однажды, открыв глаза и посмотрев в потолок, Оксана решила, что пора вернуться к жизни. И на работу. Стены ФЭС как-то успокаивали. Амелина погружалась в работу, разглядывала чужие простыни, искала в базах подозреваемых сравнивала ДНК, чувствуя, как утопает в работе.