The Song Remains The Same

Металлическая дверь издала визгливый скрип, когда она отворилась, цепь, которая когда-то удерживала её закрытой, теперь гремела, как выстрелы, о грубую решётку. Мягкий свет факела показался Леви таким же ярким, как солнце в полдень, и он прищурился, защищаясь от нападения. Охранник был освещен сзади, просто чудовище без лица в дверном проеме, но Леви знал, что этот человек может видеть все в маленькой камере. Микаса молча стояла рядом с ним, и по какой-то причине ни один из них не пошевелился несмотря на их предыдущее обещание драться. Тюремщик жадно втянул носом воздух, словно трудолюбивая собака, и, обернувшись, замахал огромными ручищами. Леви услышал лязг цепей. — Руки прочь! — рявкнул мужчина, держа в каждой мясистой лапе по расстегнутому наручнику. Леви колебался, борясь с желанием взглянуть на Микасу. Спрятаться в этом грязном чулане тюремной камеры было негде, а факел на стене не щадил углов. — Эй! Ты что, совсем оглох? — охранник потряс наручниками перед лицом Леви. — И вообще, с кем ты здесь разговариваешь, коротышка? Немного поболтал с самим собой? — прохрипел мужчина, сжимая холодный металл вокруг протянутых Леви запястий. — Просто пытаюсь отключиться от того дерьма, которое ты пытался насвистывать. Мясистая рука мужчины, не смягчила силу удара, и Леви услышал, как Микаса застонала, когда его голову отбросило в сторону. Охранник даже не отреагировал на её возглас, и Леви не мог не ухмыльнуться, несмотря на окровавленный рот. Он не мог ее видеть. — Глупая собака, — проворчал тюремщик, резко дернув цепь, соединяющую наручники. — Сегодня вечером ты опять будешь драться. Босс здесь, чтобы понаблюдать за этим, так что лучше перестань болтать и начинай вытаскивать свою задницу на ринг. Он пошевелил челюстью, морщась от металлического привкуса, покрывающего его зубы, и повернул голову, чтобы дать Микасе многозначительный взгляд, пробормотав: — Обязательно последуй за мной. Он не успел увидеть её реакцию, как тюремщик потянул его вперед. — Хорошая попытка, пёс, но я буду следовать за тобой. Не хочу, чтобы ты накинул мне на шею эти цепи, как дикарь. Иди, иди, ты уже знаешь дорогу. Уже не в первый раз Леви поймал себя на том, что ему хочется принять ванну. Слои становились всё больше, он с бешеным отвращением хотел содрать с себя кожу. Он чуть не сделал это лишь минуту назад перед Микасой. Если бы не вызывающее головокружение ощущение крайнего дискомфорта на затылке, ему было бы стыдно за проявленную слабость. Он отогнал эту мысль и сосредоточился на ритмичном звяканье цепей. Он хотел видеть лицо Микасы, видеть её выражение, когда она шла за ними по огромным подземным катакомбам, которые Искупители называли своей базой. Без сомнения, она будет так же ошарашена, как и он, когда впервые увидит, как они организованы. Это не была разношерстная группа мятежников, прячущихся в заброшенных туннелях; на самом деле, их спарринговые углы и солдаты в полках были удивительно похожи на структуру Корпуса Разведки, самым резким отличием было их малиновое одеяние вместо зеленых накидок с Крыльями Свободы. Ему очень хотелось увидеть её лицо, когда они завернут за угол ринга. Какой бы упорядоченной и воинственной ни казалась остальная часть лагеря, это был образец человеческого насилия и разврата. Бойцовские ринги были обычным делом в Подполье, Кенни часто посещал некоторые из них, так как почти всегда заключались побочные сделки вместе со ставками, но Леви никогда не принимал участия в жестокости. В то время как Кенни считал подобные авантюры частью «образования» Леви, он, к счастью, никогда не выводил его на ринг, просто позволял мальчику впитывать вид людей на войне: зубы, оскаленные в кровавой ярости, разорванные кулаки, поднятые в победе или волочащие в грязи в поражении. Леви отбросил все мысли о дяде и его уроках, когда они остановились перед кольцом. Уже собралась приличная толпа; к этому времени распространился слух о непобедимости Леви, и люди выстроились в очередь, чтобы сделать ставки на самого сильного Искупителя, который считал себя способным сразить коротышку «железными кулаками». — Последний шанс для ставок! Последний шанс для ставок! — проревел кто-то из толпы. Тюремщик положил мясистую руку на плечо Леви и, заставив его остановиться, принявшись снимать наручники. Леви воспользовался моментом, чтобы посмотреть на Микасу, делая вид, что просто наблюдает за толпой. — Леви, — раздался слева её взволнованный голос, и он почувствовал облегчение, что она не исчезла. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, всё ещё сжимая в руках шарф, и ему хотелось что-нибудь сказать ей, не привлекая внимания тюремщика. Наручники были сняты, упав на землю с приглушенным лязгом, и толпа разразилась радостными криками, словно тюремщик только что выпустил на волю какого-то зверя. Подпитывая безумие, мужчина поднял мясистые руки и заревел, как будто шум толпы предназначался ему. Несмотря на грязь, едкую вонь крови, мочи и немытых тел, Леви не мог подавить холодный прилив адреналина, бегущий по венам, когда его толкали на ринг. Микаса последовала за ним в его угол ринга. — Послушай меня, — процедил Леви сквозь зубы, стараясь свести движение губ к минимуму. — Человек вон там, на парапете, — он дернул подбородком в сторону, маскируя движение, расправляя плечи и разминая руки, как будто готовясь к бою. — Это Рикард. Он был там с красной женщиной, когда я впервые встретил её. Он очень важен. Возможно, её наперсник. И они выглядят как близнецы, так что они должно быть родственники. Взгляд Микасы скользнул по низкой балюстраде, вделанной в каменную стену, и остановился на рыжеволосом мужчине, смотревшем на ринг. — А где эта женщина? Она с ним? Леви покачал головой. — Не знаю, — он коротко ответил, когда судья вышел на ринг, и арена снова завопила от возбуждения. Капитан подождал, пока мужчина отвернется, чтобы снова заговорить. — Если ты исчезнешь, то расскажешь всё Эрвину. — Я не оставлю вас, капитан. — Микаса! — его голос был отчаянным шипением, и он практически прижался к ее телу, чтобы она могла слышать его прошептанные слова над массой зрителей. — Доверься мне хоть немного. Он почувствовал странное покалывание в затылке, когда встретился с ней взглядом — осознание всего, и в то же время ничего, кроме неё. На какое-то пугающее мгновение ему показалось, что она может исчезнуть прямо у него на глазах, но тут судья что-то крикнул, и чары рассеялись, покалывание превратилось в глухой гул в глубине его сознания. — Ставки сделаны! Это будет хороший бой, ребята, — проревел коренастый рефери. — Второй раз за вечер посмотрим, из чего сделан Черный Пес! Толпа взорвалась смесью одобрительных возгласов и шипения, когда судья указал рукой на Леви. Он снова повернул шею, но не для вида, а просто, чтобы облегчить боль в плече, было бы чудесно, если бы что эта чертова штука не появилась снова после его сражения. На дальней стороне ринга послышался шум, когда люди расступились в стороне предполагаемого противника. Ещё больше свистков и аплодисментов раздалось со стороны зрителей, когда не один, а два человека вошли в мягкую грязь. Они оба были примерно одинакового телосложения, примерно среднего роста, но они явно не были бойцами-любителями, их обнаженные руки и торсы обнажали худые, жилистые мышцы. — Ты должен сражаться с ними обоими? — недоверчивый голос Микасы прозвучал рядом с его ухом, и он почувствовал, как её рука вцепилась в шарф. Леви не смотрел на неё, просто наблюдал, как двое мужчин заняли свои места на ринге, завершая треугольник вокруг судьи. — Поверь мне хоть немного, — повторил он, слегка обиженный. Эти люди были выше ростом и, следовательно, имели больший размах, но Леви имел преимущество в скорости и компактной мускулатуре. Судья посмотрел на парапет, на Рикарда, властелина на своем насесте, и Леви увидел, как рыжеволосый коротко кивнул. Начинайте. Судья резко свистнул сквозь зубы, взмахнул рукой и отступил от центра ринга. Микаса повторила его движение и отошла к краю ринга, давая ему пространство. У Леви возникло неразумное желание оттащить её подальше от всего этого. Двое мужчин перед ним приняли ортодоксальные позы, живо приподнявшись на цыпочки и придвигаясь к нему, как две уличные кошки, загнавшие в угол мышь. Это будет один из самых тяжелых боев, мрачно подумал Леви. Люди, с которыми он сражался до сих пор, были лентяями — грубыми, но медлительными, и скорость и рост Леви хорошо служили ему в этих боях. Но эти люди были аутсайдерами с худощавым телосложением кого-то вроде Йегера или Кирштайна, и им было бы легче соответствовать его ловкости. Однако, тот, что слева, держал свою заднюю ногу повернутой внутрь под неудобным углом, его поза была превосходной, но его работа ног была ленивой. Леви запомнил информацию и перевел взгляд на другого мужчину. Он был заметно моложе, чем «Ленивая Работа Ног» — на самом деле просто ребенок, моложе Микасы. Его форма была значительно лучше, чем у его союзника, но возраст выдавал его рвение. Он быстро устанет. Он быстро упадёт. Это при условии, что Леви не ослабнет первым; их было двое против одного, и он был не совсем в лучшей форме. Леви сделал ложный выпад влево, поставив свою доминирующую ногу, прежде чем быстро изменить свою позицию и броситься в противоположную сторону к молодому человеку. Его противник был застигнут врасплох его атакующим ударом, защита упала и оставила его лицо полностью открытым для левого кулака Леви. От силы удара голова молодого человека откинулась назад как раз в тот момент, когда «Ленивая Работа Ног» двинулся в атаку. Леви был готов, увернувшись от апперкота противника и схватив его за руку, прежде чем нанести быстрый удар сзади по коленям, заставив того растянуться. Публика была в бешенстве, крики варьировались от ободрения до инструкций и ругательств, заполняя ринг. Леви уловил не одно восклицание «Черный пес!», но было трудно отличить насмешки от приветствий. Он ощетинился, услышав это название, но не из-за самого названия, а скорее из-за неистребимой любви людей к тому, чтобы давать вещам ярлыки. Тем не менее, он полагал, что прозвище «собака» вполне уместно, учитывая его происхождение. — Разве Кенни не гордился бы ею? — с горечью подумал он. На этом ринге не было никаких правил, можно было использовать нечестную игру или слишком грязный трюк. А у Леви было много грязных трюков. Упавший мужчина быстро пришёл в себя, что не было удивительно, несмотря на годы, прожитую юность, он ни в коем случае не был дряхлым, может быть, всего на десять лет старше Леви. Он был мужчиной в расцвете сил, и то, чего ему не хватало в работе ног, он восполнял скоростью своих ударов, локтем следуя за блефующим ударом и почти попадая Леви сбоку в голову. Инстинкт заставил его обернуться, и он сумел увернуться от удара теперь пришедшего в себя молодого человека. Леви пригнулся и выгнул правую ногу вверх, зацепив ногой челюсть юноши. От удара раздался оглушительный треск, и несколько зевак ахнули. — Леви, справа! — Микаса прокричала предупреждение откуда-то сзади, но он не успел среагировать, «Ленивая Работа Ног» со всей силы врезался ему в бок, и оба они упали в грязь, подняв в воздух шлейф пыли. Мужчина попытался оседлать Леви, но был легко обезоружен ударом по ребрам. Прежде чем молодой человек успел присоединиться к их игре, Леви вскочил на ноги и почувствовал, как его плечо запротестовало. Он отпрыгнул от своих противников, стиснув зубы от боли, отступая к краю ринга, пытаясь сохранить свою энергию, которая убывала с пугающей скоростью. Его бока болели от предыдущих раундов, и падение на землю снова напомнило мужчине о вывихнутом плече. Его ослабленное состояние было очевидно его противникам; Черный Пес замедлялся, появился шанс на победу. В этом состоянии Леви мог только нырять и перекатываться, и, наконец, он был сбит с ног, когда ему не удалось уклониться от мощного удара от «Ленивой Работы Ног». Его плечо издало странный щелкающий звук, когда мужчина оторвал его от земли, обвив своими худыми руками Леви и эффективно удерживая его. Выставленные вперёд руки теперь были заложены ему за спину, Леви был открыт для безжалостной атаки парня. Он был не чем иным, как боксерской грушей, куском мяса для юноши. Возраст молодого человека был его самым большим преимуществом, наверное, он мог бы избивать Леви в течение нескольких часов, просто размахивая кулаками, пока его руки не сломались бы. Это было странное время, чтобы думать о ванне, но именно туда направились мысли Леви. Не душ, а ванна. Если он когда-нибудь выберется из этой проклятой ямы, то нальет себе хорошую горячую ванну и будет лежать в ней до тех пор, пока не снимет всё до последнего слоя. И он, вероятно, сделает это снова с пресной водой, а потом и с ещё более горячей. Шум публики нарастал и нарастал каждый раз, когда парень наносил удары Леви в живот, лицо, бока. Его зрение расплывалось, чувства притуплялись, но даже ярость, которую он испытывал из-за своей слабости, не могла заставить его действовать. Но один голос выделялся среди грохота, голос, который мог слышать только он. Её голос. Она кричала на него, выкрикивая его имя в гневе, в отчаянии. Он увидел Микасу из-за плеча юноши, оправившись от второго удара в челюсть. Её лицо было диким, таким же, каким у неё обычно было в бою, глаза пылали, а зубы оскалились, как у адской кошки. — Капитан! — в её голосе явно слышались слёзы, такого тона он никогда не слышал от Микасы Аккерман. Он видел, как она ёрзала и петляла в грязи, как гарцующая лошадь, с шарфом, засунутым в задний карман, что ее руки могли бесполезно сжиматься и биться — она знала, что ничем не может ему помочь, и это сводило её с ума. — Уходи оттуда! Ещё один хук в бок. — Давай, борись! — её голос дрогнул в отчаянии, кулаки сжались в какой-то бессознательной защите, когда юноша снова совершил очередной апперкот. Прошло не так уж много времени, может быть, полминуты, но ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он был пойман в безжалостные тиски этого человека, а юноша продолжал наносить удары. — ЛЕВИ! — теперь она плакала, его имя было разбито, окровавленным звуком на её языке, когда она умоляла. Если ты победишь, то выживешь. Если проиграешь — умрёшь. Если ты не сражаешься, то не можешь победить… — Микаса… — он едва выдохнул её имя, и даже если бы у него хватило сил закричать, шум от зрителей было бы трудно преодолеть. И все же она услышала его. Она так отчетливо слышала его, что он понял это по тому, как приоткрылся её рот и перехватило дыхание. Леви мог слышать это. Покалывающее ощущение в затылке вернулось снова, только на этот раз он не пытался подавить его. Он сосредоточился на глухом гуле, притягивая его к себе, пока тот не завыл громче, чем толпа, и хлынул ему в глаза и под кожу. Исчезли крики с ринга Искупителей, хрюканье ребенка, когда тот замахивался, остался только звук её дыхания, который он слышал в своем ухе, хотя она стояла в нескольких футах от него. И Леви мог бы с облегчением рассмеяться, когда слабость внезапно покинула его кости и сменилась знакомым жжением силы. Теперь, невероятно уверенный в себе, он рассчитывал время, ждал, когда юноша отведёт кулак для очередного удара, открываясь. Он позволил себе обмякнуть в руках «Ленивой Работы Ног», используя небольшую слабость в хватке мужчины, чтобы быстро откинуться назад и поднять ноги, его правая нога сделала выпад вперёд, как стрела, и попала в нос парня. Хруст. Шум толпы мгновенно вернулся к его ушам, оглушительный рёв соперничал только с задыхающимся криком из легких юноши. Руки, удерживающие его, заметно ослабли. Леви не стал дожидаться, пока мужчина оправится от шока, он откинул голову назад и был встречен ещё одним тошнотворным треском. Руки Лентяя совсем упали, когда он зажал свой сломанный нос. Леви действительно не мог вспомнить, как он уложил человека на землю, не помнил точной комбинации движений, которые он использовал, чтобы полностью расплющить его, но человек больше не двигался, и этого было достаточно для Леви. Он мог быть мертв, без сознания, капитан не стал уточнять, что именно с ним случилось, но теперь Леви нацелился на молодого человека. Он сломал им обоим носы, и теперь он уложит их обоих. Он был как огонь — чистый, раскаленный добела гнев и животный голод. Леви оседлал юношу, в его нападении не было пощады, его кулак был как молоток для гвоздей. Он смутно сознавал, что судья тянет его за плечо, но удар локтем по щеке человека быстро избавил его от отвлекающего внимания. Ещё несколько рук схватили его, но они были быстро удалены таким же образом. Потребовалось около четырех Искупителей, чтобы оторвать Леви от их юного товарища, и даже несмотря на это было нелегко прижать его к земле. Капитан уловил вспышку чёрных волос Микасы. Он дёргался и извивался в руках мужчин, отчаянно пытаясь увидеть её, снова услышать её голос. Несмотря на своё безумное, пьяное состояние ярости, Леви сохранил достаточно здравого смысла, чтобы не позвать её. И всё же его горло болело от желания произнести её имя. Однако появившееся перед ним лицо, похожее на чудовищную хищную птицу и загораживающее то, что оставалось от его ограниченного обзора, было явно не Микасой. — Ну и ну, — произнес Рикард, улыбаясь так, словно подлетел и поймал мышь в поле. — Жаль, что Красной Матери не было здесь, чтобы увидеть это. Леви направил всю жгучую ненависть через свой свирепый взгляд, напрягаясь против людей, прижимавших его к земле. Рикард только усмехнулся, издавая скрипучий звук глубоко в горле, явно наслаждаясь зрелищем этой борьбы. Сила медленно покидала тело Леви, утекая, как песок сквозь сито, и оставляя его ещё более измученным, чем раньше. — Однако я думаю, что она будет более чем довольна, когда услышит об этом… развитии событий, — он посмотрел на людей, сгрудившихся рядом с ними, ожидая реакции, и все они упрямо закивали. Довольный ответом, Рикард отошел от Леви и приказал через плечо: — Верните его в камеру. Искупители молча подчинились, двое держали Леви за руки, помогая ему встать. Борьба прекратилась, и когда он встал, то увидел, что большая часть толпы уже ушла. Он не видел ни одного из своих противников. Микасу он тоже не видел. — Да, и искупайте пса. Он чертовски грязный, — добавил Рикард, не оборачиваясь, выходя из ринга. У Леви не было сил, чтобы обидеться, ожидание ванны в любой форме — единственное, что удерживало его от потери сознания. Его отвели в другую камеру, немного большую, чем предыдущая, с приличной дверью, но здесь было так же плохо освещено, а в воздухе стоял знакомый запах плесени и сырости. Кровать в углу была всего лишь тонким тюфяком — не то что бы он жаловался в этот момент, всё было лучше, чем свернуться калачиком в грязи после того, как из тебя вышибли всё дерьмо. Тюремщик отпер камеру, и сопровождающие бесцеремонно втолкнули его внутрь. — Ведро для твоих дел стоит в углу. Мы принесем тебе ещё одно, чтобы ты мог помыться и что-нибудь надеть, — проскрежетал тюремщик, захлопывая зарешеченную дверь и запирая его внутри. — Если ты будешь хорошо себя вести, мы даже можем принести тебе поесть. Леви был не голоден, но он знал, что это, вероятно, изменится, как только он вымоется. Оставшись один в холодной, тихой камере, он понял, что Микаса, должно быть, снова исчезла. Он неловко плюхнулся на жесткий тюфяк, каждая мышца его тела болела, а из носа всё ещё текла кровь. В голове у него стучало, но в затылке отчетливо гудело что-то, что он мог отличить от боли — знакомое напряжение в голове. Будь он сильнее, он потянул бы за ниточку, пытаясь снова открыть эту связь. По крайней мере, теперь он знал, что они связаны. Ему было интересно, чувствует ли это Микаса, чувствует ли она его так же, как он её. Он всё ещё помнил, как у неё перехватило дыхание. Прошло какое-то время, он уснул, всё ещё сидя, слегка обмякнув на согнутых ногах. Тюремщик с громким стуком уронил ведро к его ногам, вода опасно плескалась, заставляя Леви проснуться. Мужчина также принес табуретку, поставив на её поверхность миску с мутным супом и чашку с водой. Он действительно принес одежду и бросил её на ноги Леви. Только рубашка и брюки, но они казались достаточно чистыми. Тюремщик не промолвил ни слова, прежде чем снова уйти. Леви некоторое время не двигался, даже чтобы принять ванну. Он тяжело уперся лбом в кулак, а локтем в колено, зажатый между тонкой гранью сна и бодрствования. Наконец он нашел в себе остатки сил, поднялся на колени, схватился за ведро и обнаружил, что в воде лежали серая потертая тряпка и маленький кусок мыла. Вряд ли это можно было назвать ванной, но сейчас он использует всё, что сможет. Когда Леви принялся намыливать и тереть руки, тщательно следя за синяками и ранами, покрывающими его кожу, он постепенно осознал, что кто-то наблюдает за ним. Какое-то время он не обращал на них внимания, позволяя холодной воде привести себя в чувство. Он зашипел от боли, когда вода залила его поврежденное лицо, с отвращением наблюдая, как жидкость в ведре из прозрачной превратилась в грязно-розовую. Немного придя в себя, Леви наконец повернул голову, чтобы посмотреть в глаза своему наблюдателю. Он понял, что в коридоре было несколько камер. Интересно, сколько пленников держали в них Искупители? В камере напротив было почти совсем темно, но он знал, что она не пуста. Блеснул янтарь, когда пара глаз, которую он искал, наконец-то поймала свет факела в зале. — Деннар.