The Song Remains The Same

Леви слышал её слова так отчетливо, словно она сидела в соседней камере. Он тут же замер. Это безошибочно её голос, и первый признак их связи, который он почувствовал после вчерашнего боя. — Не знала, что вы читаете, капитан. Из соседней камеры за ним с любопытством наблюдала пара янтарных глаз. — В чём дело? Леви поднял руку, прислушиваясь. Деннар не шевелилась, держа в бледных пальцах чёрствый ломоть хлеба, она ждала звука, привлекшего его внимание. Когда она ничего не услышала, девочка сказала это, и он сурово посмотрел на неё. Девушка временами напоминала ему Микасу — вечно нетерпеливую и упрямую. Он огляделся по сторонам, уверенный, что девушка вот-вот появится. Мужчина слышал её голос, ясный, как день, и почти чувствовал её присутствие рядом с собой, слышал её дыхание. Волосы у него на затылке встали дыбом. На задворках его сознания отчётливо, и теперь уже знакомо, что-то шевельнулось. — Деннар, — девушка вскинула голову при звуке своего имени, и он посмотрел на свою пустую кружку. — Если придет охранник, брось это в меня. Беспризорница выгнула бледную бровь. — Прошу прощения? — Ты меня слышала. Не задавай вопросов. Я пока не могу этого объяснить, — он тщательно прицелился, прежде чем швырнуть чашку через проход, разделяющий их клетки. Девушка уронила хлеб на колени как раз вовремя, чтобы поймать приближающийся снаряд, послав ему ещё один смущенный взгляд. Однако она не стала спорить. Может, девочка и была упрямой, но умной. Леви отступил в темный угол своего заточения, сел на койку и положил локти на колени. Сосредоточься. Напряжение в его сознании все еще присутствовало, оно было слабым, но все же. Он закрыл глаза и сосредоточился на ощущении, отгоняя любую мысль о том, как нелепо он выглядит, очищая свой разум. Леви просидел в темноте, как ему показалось, добрых десять минут, но ничего не изменилось. Давление на затылок всё продолжалось. Он разочарованно вздохнул и резко встал, расхаживая взад и вперед по небольшой камере. Он снова почувствовал на себе взгляд желтых глаз Деннар. — Куда ты пытаешься попасть? Сначала он подумал, что она издевается над ним, но ее лицо было слишком серьезным для даже самого сухого юмора. Тем не менее, даже если он и чувствовал себя готовым к этому вопросу, он не был уверен, что знает, как всё это ей объяснить. — Похороны, — невозмутимо произнес он, продолжая свой путь. Деннар не ответила, но он услышал, как она пошевелилась и подошла к решетке своей камеры. Девочка внимательно наблюдала за ним. Это нервировало. — Перестань пялиться, — рявкнул он, возвращаясь в уединение своей койки в попытке убежать от её янтарных глаз. — Сосредоточься, — только и сказала она, и его ещё раз поразило то, насколько старше своих лет она выглядела. Девчонка прошла через многое для своего столь юного возраста, и Леви не понаслышке знал, как быстро может закончиться детство, но в Деннар чувствовалась мудрость, которая была почти такой же тревожной, как и её странные глаза. Куда ты пытаешься попасть? Вообще-то хороший вопрос. Он тянулся в бесформенное пространство, слепо хватаясь за что-то, в чём даже не был уверен. Он мог целыми днями стоять на голове и сосредотачиваться, но это, вероятно, ни черта не изменит. Ему нужен был пункт назначения. Где ты? Странная вещь произошла, когда он представил лицо черноволосой девушки, и его глаза непроизвольно расширились. Напряжение в его сознании усилилось. Воодушевлённый, Леви попытался снова, на этот раз отказавшись уклоняться от ощущения. Воздух вокруг него изменился, он больше не был влажным и душным, а стал более прохладным и приветливым. Леви облокотился на стену, расслабляясь в новой атмосфере, но когда открыл глаза, то с ужасом увидел, что окружение не изменилось. Он всё ещё был в камере. — Сосредоточься. Леви закрыл глаза и попробовал снова. До его носа донесся слабый запах моющего средства и… чего-то еще. Чего-то знакомого. Сосредоточься В голове у него гудело, в ушах звенело, и он едва не потерял концентрацию во второй раз, когда понял, что это за запах. Микаса. Он был там.

***

— Наверное, никто из вас не знает этого о Леви, но у этого ублюдка был ангельский голос, — пробормотал Эфран, подняв чашку, как будто готовился произнести тост. Он был пьян, они все были пьяны, и сейчас Эфран держал всю комнату в восторге, рассказывая некоторые из своих самых теплых воспоминаний о Леви Аккермане. Выпивка и смех с друзьями в столовой были долгожданной передышкой от мрачных событий дня. Похороны никогда не были счастливым моментом. Даже фальшивые. Микаса предположила, что было главной причиной настоящих эмоций в её груди — ложь друзьям. Ей ничего так не хотелось, как открыть правду рыдающей Саше или довериться Жану, чтобы облегчить его опустошение. Она не могла даже взглянуть на Эрена. Во время службы Ханджи плакала от души, и Микаса могла только предположить, что точно по такой же причине, потому что её слезы не были вымученными. Весь день Армин оставался рядом с Эреном, оба с мрачными лицами смотрели, как пустой гроб их капитана исчезает в земле, первый, без сомнения, проведет остаток ночи, разговаривая с последним из-за его вызванной горем ярости. В самих похоронах не было ничего грандиозного или яркого. Всё шло по типичному протоколу воинских похорон, большинство присутствующих были военные и все были одеты в военную форму. Эрвин произнес свою хвалебную речь, которая была трогательной, красноречивой речью, которую бы Леви глубоко презирал. — Но Леви никогда не пел для меняяяя! — заныла Ханджи, так глубоко погрузившись в свою кружку, что закачалась на стуле. — Он никогда ни для кого не пел! — в ответ на её возмущение Эфран опрокинул свою кружку, и мёд выплеснулся через край на стол. — Я же говорю, это было один единственный раз. Несколько человек за столом выразили свое недоверие рассказу Эфрана, но тот пустился в очередную историю о невысоком капитане, которая быстро заставила всех снова улыбнуться и рассмеяться. Микаса поняла, что Ханджи задала ей вопрос, который она пропустила мимо ушей. — Простите? — Всё хорошо, я просто спросила, не было ли у тебя головных болей со вчерашнего дня. Умное кодовое слово, подумала Микаса, и ей стало интересно, насколько пьяна Ханджи. Она покачала головой: — Со вчерашнего дня их не было. Ханджи кивнула и наклонилась, улыбаясь так, словно собиралась рассказать Микасе какую-то шутку. Она определенно не была так пьяна, как казалось. — А ты не пробовала… ну, знаешь… связаться? Ханджи запрокинула голову и от души захохотала, напугав всех, кто находился рядом с ней, включая Микасу, она не знала, что ученая такая хорошая актриса. — Молодец, Микаса! Тебе надо почаще рассказывать анекдоты! Микаса отмахнулась от нескольких любопытных зрителей, которые попросили её повторить для них свою «шутку», и поднялась со своего места, слегка пошатываясь от внезапной смены положения. Прежде чем покинуть комнату она извинилась, сказав, что достигла своего предела и ей нужно отдохнуть. В коридоре снаружи было темно, пустынно и гораздо тише. Микаса вздохнула с облегчением. Она действительно достигла своего предела, протянув руку, чтобы опереться о стену, когда её зрение поплыло. Холодный камень приятно касался её кожи, и она со вздохом прижалась к нему пылающим лбом. Образ Леви, пришпиленного к земле несколькими Спасителями, весь день стоял у неё в голове, и теперь она могла видеть его сквозь закрытые глаза, его дикое и окровавленное лицо жило в её сознании. Микаса не знала, почему связь прервалась, когда это произошло, но она не собиралась этого делать. Она обещала не оставлять его, и что она сделала? Девушка застонала и, оттолкнувшись от камня, заковыляла по тёмному коридору и сделала глоток из бутылки, которую держала в руке… когда она успела её схватить? Она не помнила, чтобы брала её с собой из столовой. У неё не было цели, она довольствовалась тем, что бродила по безмолвным залам наедине со своими мыслями. Только дойдя до знакомой двери, она поняла, что ноги сами понесли её в кабинет Леви. Она немного постояла, раздумывая, не развернуться ли и не отправиться ли обратно в свою комнату. Однако любопытство схватило её за руку, и, прежде чем Микаса это осознала, она толкнула дверь. Она бывала здесь всего несколько раз, то ли для того, чтобы доставить бумаги, даже для того, чтобы выпить чаю, и она не раз получала выговор перед его столом. Комната, как и всегда, была безукоризненно чистой, несмотря на тонкий слой пыли, скопившейся в отсутствие капитана. И всё же в бледном свете луны, льющемся сквозь высокие окна, комната казалась почти неузнаваемой. Микаса сделала ещё один глоток алкоголя, бесшумно бродя по комнате, её юбка шуршала, пока она исследовала помещение. Обычно она чувствовала бы себя невероятно виноватой из-за того, что шпионила, но выпивка притупила её чувства и, следовательно, её угрызения совести. Личных вещей было немного, если не считать чайника и одинаковых чашек на столе, и Микаса предположила, что это из-за дотошной натуры её капитана. Она могла только представить, как он отреагирует на пыль, скопившуюся на его столе. Она отошла от центра комнаты к шкафу в углу. Микаса никогда раньше не замечал его существования, так как он стоял вплотную к стене и лицом к кровати, отвернувшись от основного фокуса комнаты и скрытый от глаз дверного проема. Повернувшись лицом к шкафу, она увидела, что на самом деле это был книжный шкаф, полки которого были аккуратно уставлены томами и одной или двумя странными безделушками. — Не знала, что вы читаете, капитан, — пробормотала она, впечатленная некоторыми названиями. На самом деле у него была целая коллекция — от поэзии до художественной литературы и даже немного философии. Микаса провела несколько минут, просматривая книги, водя пальцем по кожаным корешкам, от алкоголя в голове гудело, а слова то появлялись, то исчезали. Ее внимание привлекло какое-то название, которое она не узнала, и она поставила почти пустую бутылку на одну из нижних полок, чтобы взять с неё увесистый том. Книга была старая и явно изрядно потрепанная, края её страниц скривились и пожелтели от старости. Это был сборник стихов, ни одного из которых Микаса не знала, но все они были написаны одним и тем же автором. Почему она никогда не знала эту сторону капитана? Он был скрытным человеком, это правда, но ни Ханджи, ни Эрвин не упоминали об этом. Тем не менее, хотя высокий книжный шкаф, заполненный томами и историями, определенно удивил её, Микаса нашла его странно подходящим, и внезапно она представила своего капитана, сидящего за столом, пьющего чай, читающего одну из этих книг. — Заблудилась, Аккерман? Это было не что иное, как чудо, что книга не вылетела из рук Микасы, когда она вздрогнула. Сначала она подумала, что выпивка вызвала у неё галлюцинации, но потом Леви подошел к ней, чтобы взять книгу из её рук, и она почувствовала тепло его тела. Реальность. Он был здесь. На этот раз, по какой-то причине, он пришел к ней. Она попыталась сформулировать слова, ответ, но всё, что она могла сделать, это разинуть рот. — Невежливо совать нос в чужие дела, отродье, — даже в полумраке она заметила весёлый блеск в его глазах. От смущения у неё запылали щеки, и это её разозлило. Она наконец обрела голос. — Подкрадываться к людям невежливо, — к ее ужасу, фраза вышла менее связной, чем она хотела, и он странно посмотрел на неё. — Ты что, пила? — Нет, — она говорила как маленький ребенок, и её лицо покраснело ещё сильнее. Леви вернул книгу на место, его взгляд упал на почти пустую бутылку на полке внизу. — Ах ты, воришка и лжец, — он взял бутылку, провел рукой по полке, где она стояла, и протянул ей. Однако прежде чем она успела схватить её, он отдёрнул руку с бутылкой. — Если так подумать, то с тебя хватит. Он резко повернулся и пошёл к своему столу, оставив её таращиться в тени. Она поняла, что он, похоже, не очень на неё сердится, что было довольно удивительно. Его одежда была другой — простой, хотя более новой и чистой, и он больше не был покрыт кровью и грязью. Если не считать чёрных синяков под глазами и порезов на лице и руках, он выглядел лучше, чем когда-либо. Она хотела сказать ему это, сказать, что рада видеть его в безопасности, спросить, как он. Но вышло всё иначе: — Я не знала, что вы читаете. Леви полагал, что ему следовало бы разозлиться, обнаружив, что отродье сует нос в его комнату, но ему было нужно не так уж много скрывать. И было что-то слегка юмористическое в том, чтобы наблюдать, как стоическая по натуре женщина невнятно произносит слова и спотыкается под воздействием выпивки. И всё же, возможно, он должен заставить её прибраться в качестве наказания, ему потребовалось всё его самообладание, чтобы не впасть в неистовство при виде всей пыли, скопившейся в его отсутствие. Отвратительно. Вероятно, это также опасно для здоровья. Кто знает, что будет дальше. Он содрогнулся при мысли о плесени. Ему удалось закатить глаза. — Да, ты это уже это говорила. Её шокированный взгляд стоил того, выражение лица усугублялось отсутствием сдержанности. Оно быстро превратился в гнев. — Как долго ты здесь прячешься, просто наблюдая за мной? — Недолго. И я не прячусь. Я только что пришёл. Мне кажется, я начинаю лучше понимать всю эту связь, — он поставил бутылку на подставку для напитков на своем столе, прежде чем сесть в одно из кресел. — Я слышал тебя в своей голове, вот что заставило меня попытаться прийти к тебе на этот раз, — добавил мужчина, со вздохом опускаясь глубже в кресло. — Ты… слышал, как я это сказала? Не глядя на неё, он кивнул, закрыв глаза. Кресло было гораздо удобнее, чем койка в его камере. Он услышал шорох её юбки, когда она приблизилась, и приоткрыл один глаз, лениво разглядывая её. Она ощетинилась под его пристальным взглядом, явно оскорбленная его безразличием. — Ты выглядишь… чище, — у неё была такая манера, что самые благожелательные замечания звучали как оскорбления. — Да, — он не отступил от её литого взгляда, который сузился ещё больше. — Как прошли похороны? — неожиданно спросил он. Перемена в выражении её лица была поразительной. — Тебе бы это не понравилось, — пробормотала она, но он видел боль в её глазах. Он откашлялся и подался вперед, внезапно пожалев о своем поведении. — Почему ты пила? — он говорил тихо, опустив глаза. Микаса вздохнула, и он почувствовал, как всё напряжение покидает комнату, оставляя его с чувством усталости.  — Все пили. На самом деле это была не игра. На похоронах было тяжело. Даже тем из нас, кто знает, что ты жив.… — она замолчала, странно наморщив лоб, и на какой-то ужасный миг ему показалось, что она сейчас заплачет. Утешение никогда не входило в его компетенцию. Слова вообще всегда сбивали его с толку, гораздо легче было ломать кости или выкрикивать приказы или выполнять приказы, чем подставлять плечо, чтобы поплакаться. — Не беспокойся обо мне. Просто сосредоточься на том, чтобы остановить этих культовых уродов. Теперь у тебя есть кто-то внутри, так что используй это в своих интересах. Её ухмылка удивила его, её брови смягчились, когда она кивнула.  — Да, сэр, — даже не попытавшись, она небрежно изобразила приветствие, прежде чем плюхнуться в кресло рядом с ним. — Почему у вас так много книг? Это не было сказано резко, но он всё ещё чувствовал укол неуверенности. До сих пор ему было всё равно, что о нем думают люди. — Может, я и родился в Подземном городе, Микаса, но я не безграмотный. — Я не это имела в виду, — поспешно сказала она, снова покраснев. — Я никогда не думала об этом, капитан. Это было просто удивительно, вот и всё. Мои родители любили книги, и я всегда любила читать в детстве. Он впервые слышал, чтобы она упоминала о своих родителях. Что-то тёмное и болезненное мелькнуло в её глазах, и он наблюдал, как она собирала свою защитную маску. Даже в нетрезвом состоянии девушка удивительно владела своими эмоциями. — Можешь одолжить одну, — он сам не знал, зачем это сказал. Но он не шутил. Она смущенно посмотрела на него. — Я имею в виду книгу. Это убережет полки от пыли. Слабый румянец залил щеки Микасы. — Простите, что пробралась сюда, сэр. Я даже не знаю, зачем пришла, — она нервно теребила ткань юбки, избегая его взгляда. — И я не могу взять книгу с собой. — Если тебе от этого станет легче, можешь взять тряпку в качестве компенсации, — когда она снова начала качать головой, он добавил: — И швабру. Он не ожидал, что она рассмеется. Но она сделала это, запрокинув голову и обнажив фарфоровое горло. Это был приятный звук, счастливый и усиленный алкоголем, но он совсем не возражал. — Ладно. Я принимаю своё наказание. И я буду очень осторожна с твоими книгами. — Так будет лучше. И никаких опозданий, отродье. Она усмехнулась и решительно кивнула, её рука по привычке рассеянно поигрывала ключицей, как будто её пальцы скучали по шарфу.  — Верни мне мой напиток. Леви посмотрел на неё, прищурившись. — Я думаю, что с вас более чем достаточно, если вы не можете вспомнить, как обращаться к вышестоящему офицеру. Она глубоко вздохнула, едва сдерживая стон. — Пожалуйста? — и затем: — Пожалуйста, капитан? Его глаза сузились ещё больше. — И твоя речь превращается в дерьмо. Ты едва можешь говорить. На этот раз она действительно застонала, закатив глаза к небу, когда поднялась на ноги и потянулась за бутылкой рядом с ним. — Это правда, тебе не послышалось, — голос Микасы был низким, и звучал очень близко к его уху, когда она наклонилась над ним за бутылкой. Он задавался вопросом, делает ли она это специально или она действительно потеряла всякое чувство личного пространства. С призом в руке она откинулась на спинку кресла с выражением триумфа на лице, когда сделала большой глоток алкоголя. — Не плачься мне, когда через несколько часов ты выблюешь всё это дерьмо, — он заметил, как мало осталось от выпивки. — Я искренне надеюсь, что кто-то помог тебе с этим. — Нет, у меня очень хорошая переносимость алкоголя. — Ясно. — Большинство людей уже были бы в отключке! — она допила оставшееся вино, словно в доказательство своих слов, подняв пустую бутылку в воздух, как трофей. Леви цокнул, прежде чем она успела поставить его обратно на стол без подставки. Затем девушка пробормотала что-то неразборчивое, вероятно, оскорбление, но продолжила держать бутылку на коленях. Леви наблюдал за ней, пока она теребила ткань своей юбки с выражением ужаса на лице. — Что, тебе не нравится? — спросил он, кивнув подбородком на её платье. Она нахмурилась еще больше, когда собрала синюю материю в руку, скомкала её и позволила упасть на колени, прежде чем повторить процесс снова. — Просто здесь так много… юбки, — она бросила ткань ещё раз, прежде чем сложить руки на коленях, пальцы начали отбивать ритм на стеклянной бутылке. — Слишком много? — Леви не собирался утверждать, что знает, что такое слишком много или слишком мало юбки. Однако она выглядела довольно неуютно в этом наряде, что показалось ему странным, не то что бы он никогда раньше не видел её в платьях. Микаса ухмыльнулась, скользнув по нему взглядом. — Я могла бы спрятать тебя в этой штуке. Даже будучи пьяной, она была ребенком. Наверное, еще хуже — раскованным отродьем. — Это была шутка о росте? — монотонно произнес он. — Нет, это была шутка про юбку. — Девчонка, стоящая сотни солдат, шутит про юбки. Возможно, тебе следует присвоить звание Самого Пьяного Человека в мире, потому что это было грустно. Микаса некрасиво фыркнула и пробормотала: — Ну, тогда ты Самый Неправильный из Людей. Леви моргнул, приподняв угол левой брови. –… Неправильный? Ты… ты слышишь себя прямо сейчас? — он никогда раньше не видел её такой. Насколько она была пьяна? — Это даже не слово, отродье. — Ну, теперь это так, капитан Неправильный. Она рассмеялась, согнувшись пополам в хриплом хихиканье. Тут брови Леви приподнялись. — Ты говоришь как идиотка. Просто перестань болтать, — он говорил серьезно, но это было не так; вид Микасы Аккерман, пьяной в стельку и хихикающей, как школьница, был отличной пищей для шантажа, если оно понадобится ему позже. Кроме того, это было немного юмористически. — Правда причиняет боль, да? — её щеки порозовели, глаза остекленели от веселья и действия вина. — Не понимаю, о чем ты, — он действительно не знал, её слова не имели большого смысла в этот момент, но он понимал, что его упрямство выведет её из себя. — Да, ты знаешь! — пропела она. — Ты пьяна. — Может быть. — Так и есть, не спорь, — он скрестил руки на груди и отвернулся, словно ему было скучно. Но это было не так. — С тобой не весело, — она копировала его, но это только делало её более раздражительной. — Я думал, пьяниц легко развлечь. — Я не пьяница! — Значит, ребёнок. Она резко повернулась к нему, чуть не упав с кресла. — И я не ребёнок. Он посмотрел на нее краем глаза. О, он определенно наслаждался этим. — Ты обманываешь меня. Она снова встала, нависая над ним, как Титан, нахмурив брови в ужасе. — Так вот как ты меня видишь? — её голосе звучало искреннее беспокойство. — Ты считаешь меня подростком, Леви? Что-то в её тоне привлекло его внимание, или, возможно, это было отсутствие её почтительности. Он внимательно посмотрел на неё сбоку. Она, казалось, поняла, что нависает над ним, и откинулась на спинку кресла с удивительным самообладанием, учитывая её состояние. — Я думаю, что ты отродье. Но это ведь не правда. — Я не об этом спрашивала, — голос Микасы утратил всю свою прежнюю легкомысленность, её глаза, два темных камня, прожигали его. — Я хочу знать, что ты видишь, когда смотришь на меня. Леви был совершенно уверен, что она никогда не станет задавать ему подобные вопросы трезвой. Он отвел взгляд от её горящих глаз, внезапно почувствовав неприятное тепло, словно сам выпил немного спиртного. Он мог продолжать намеренно казаться тупым, но игра потеряла свой смысл где-то на этом пути. Однако прежде чем он успел заговорить, Микаса снова рассмеялась, переходя на новую тему. — Эрен женится, — сказала она со странной улыбкой на лице. — Что? — Не думаю, что вы с ней знакомы… То есть с Руби. Она очень милая. Дочь доктора из какой-то деревни близ Яркела, — в её голосе не было ни тени враждебности, ни горечи. Странно. Леви был поражен тем, как много изменилось за время его отсутствия. Не с тех пор, как его заперли в грязной подземной камере, а задолго до того, как они с Микасой рискнули туда спуститься. Его миссия по сбору информации об Искупителя была возложена на него некоторое время назад, и единственное время, когда он возвращался в штаб — это инструктаж Эрвина или сбор припасов для следующей вылазки. Тайная жизнь стала его реальностью. За то время, что он провел вдали от дома, многое изменилось, но кое-что осталось прежним. Но, глядя на темноволосую девушку перед собой — нет, уже не девушку, он очень ясно видел перемены в ней. Может быть, все дело в алкоголе. — И что? — наконец спросил он, когда она не стала вдаваться в подробности. — И что? Он помолчал, пристально глядя ей в глаза. Леви, как правило, был не из тех, кто бережет чувства других, но в данном случае чувствовал необходимость действовать очень осторожно. — Ты не… это уже не… — Мы с Эреном недавно помирились, — пробормотала она на удивление трезвым голосом, и он был рад, что она сумела понять его бессвязную речь. Между ними повисло молчание. На этот раз Леви почувствовал необходимость заполнить его, но он не нашёл, о чём поговорить, и продолжить тему Эрена казалось неразумным. Но они заключили мир? Он обнаружил, что ему очень любопытно, что это значит, и он не знал почему. Межличностная жизнь его солдат, сплетни сверстников — всё это никогда не привлекало его. — Я собираюсь вытащить тебя оттуда, — её голос был тихим, почти шёпотом, но он всё равно вырвал его из его мыслей. Она не смотрела на него, проводя большим пальцем по отслаивающейся этикетке бутылки. — Я исполню свой долг, выполню приказ, но не оставлю тебя там. Она посмотрела на него, и Леви почувствовал, как его желудок сжался, когда он увидел, что ее глаза остекленели. Он открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, что угодно, но она снова заговорила, заставляя себя произносить слова, опережая эмоции. — Ты ставишь долг превыше собственной жизни, вот кто ты. Ты сильный. Возможно, слишком сильный для твоего блага, — она судорожно вдохнула, костяшки пальцев побелели, когда она схватилась за горлышко бутылки. — Но и я тоже, и я не позволю тебе… не позволю… Микаса резко встала, отвернувшись от него. Леви не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел её такой. Злой, страстной — да, он видел, как Микаса Аккерман проявляет эти эмоции, даже по отношению к нему. Но сейчас всё было по-другому. Что-то хрупкое, неизведанное и потому пугающее. Леви осторожно поднялся с кресла, боясь издать слишком много звуков, чтобы не разрушить чары, повисшие в воздухе. Её плечи были напряжены, руки напряжены, и со спины казалось, что она сердится. Он хотел произнести её имя, но голос застрял у него в горле. Он протянул руку. В затылке у него гудело. Она вздохнула, когда его пальцы коснулись кожи её запястья. Её глаза метнулись к нему, уже не слезящиеся, а горящие и непоколебимые, и он понял, что она чувствует это странное жужжание. Её плоть была горячей, живой и обжигающей, как присутствие в его черепе. Её рот приоткрылся, но не для того, чтобы заговорить, а просто от явной странности пережитого. — Ты это чувствуешь? — пробормотал Леви, его сердце бешено колотилось в груди. Она кивнула, глаза её были круглыми и бездонными. Он сжал её руку в ладони, сжимая пальцы, пока они не пересеклись. Его поразило, как такая хрупкая конечность может причинить столько ущерба. Её пульс бился под его указательным пальцем, диким потоком, который бился в такт его собственному, и ему вдруг захотелось почувствовать его ещё сильнее. — Как будто что-то тянет, — он поднял другую руку, скользнул ей под волосы и коснулся основания черепа, нежно надавливая пальцами. — Вот здесь. От неё пахло мылом, вином и чем-то теплым, женственным. Леви хотел полностью прижать её к себе и вдохнуть. Ее запястье повернулось в его руке, её предплечье прижалось к его собственному, когда её пальцы обхватили его. Её глаза опустились к его шее, к подбородку, избегая его взгляда. Она всё ещё была пьяна, рассуждал он, но это не было причиной её раскрасневшихся щек. Я хочу знать, что ты видишь, когда смотришь на меня. Жужжание превратилось в приятный, ровный гул, пробегающий между ними, усиливаясь по мере того, как он медленно приближался к ней. — Посмотри на меня, — приказал он, но голос его звучал скорее отчаянно, чем повелительно. Волосы Микасы были густыми и мягкими в его руке, чёрные пряди рассыпались, как шелк, когда он провел пальцами по её затылку. Стон вырвался из её горла, когда он крепче сжал тёмные пряди. Или это он сам издал этот звук? Больше он ничего не мог сказать. Посмотри на меня. Её ресницы затрепетали, когда её ониксовый взгляд встретился с его, её зрачки были расширенными и тёмными. Он мог разглядеть каждую деталь шрама под её глазом. Одновременно произошло несколько событий, от которых кровь у него закипела, а по спине пробежал электрический разряд. Сначала из-за двери донесся знакомый и слишком громкий рёв Ханджи; глаза Микасы встретились с его глазами. Последнее, что он услышал перед тем, как исчезнуть, был скрип двери и звон разбившейся о пол стеклянной бутылки.