Honey, I hate you

      Главная трагедия в жизни любого выпускника — быть переведённым в другую школу в выпускном классе. Так помимо семейного благополучия и покоя Хёнджин потерял ещё и одноклассников, занятия в баскетбольной секции, знакомых уже учителей и стабильность. Очень хочется сказать, что в определённый период своей жизни он промахал всё, только погрубее.       Новая школа — это ад. Главным чёртом в ней является Ян Чонин, с которым приходится вместе добираться туда каждое утро, а иногда и возвращаться домой, потому что их подвозит либо отец Хвана, либо Чонина. И, конечно же, последний вариант — отдельная пытка, когда тебя всеми силами пытаются разговорить, а ты лишний раз рот стараешься держать закрытым, чтобы (упаси господь!) не поймать так называемый гейский вирус.       Новые друзья появляться не хотят, ведь здесь уже все давным-давно ходят по своим группкам, обсуждая всё подряд: от школьных сплетен до глобальных планов на будущее. Первые дни Хёнджина вообще избегают, как будто его в принципе не существует, а потом с ним хотя бы здороваться начинают, что уже приятно. Новая стадия ада началась через пару недель после перевода — откуда-то внезапно все узнали о том, что он — сводный брат Ян Чонина, который оказался местной знаменитостью в школе, и Хван пока ещё не совсем понимает из-за чего. И ладно бы все судачили только об этом, нет. Каким-то образом все узнали про связь их отцов. И вообще-то Хёнджин догадывается, что обо всём этом всей школе рассказал сам Ян.       А вот то, что сделал Хёнджин в первые несколько часов после донесённых до него слухов, стало большой ошибкой.       Чонин оказывается практически прижат старшим к стене, который тут же бьёт рукой куда-то совсем рядом с чужим лицом, на котором ярко выражен испуг, потому что на тот момент Ян ещё не успел привыкнуть к таким яростным выбросам от только недавно приобретённого брата. — Это ты всем растрепал?! Кто-то тебя просил говорить о семье и обо мне? Не мог помолчать до тех пор, пока я не свалю?! — рычит Хван.       Младший может первые несколько минут только глазками хлопать перепугано, затем опускает взгляд, будто бы как-то пристыженно. — Хён, — скулит побитым щенком парень. — Не смей… — Просто мы на виду у всей школы.       И тогда же Чонин впервые начал проявлять свой характер, решая, что не стоит прогибаться под гневом брата. Когда Хёнджин озирается с ошарашенным видом, замечает заинтересованные взгляды на себе и отступает на два шага назад, Ян делает шаг вперёд, чуть наклоняясь. — Ты понимаешь, что сейчас буквально подтвердил, что ты гей? Попал в гейскую семью и стал геем, хён. — Я не… — Хван отступает, путаясь в своих же ногах. — Я не гей, ясно тебе? Я нормальный в отличие от тебя… от тебя и… — И наших отцов? — Заткнись. — Молодые люди, что у вас здесь происходит? — голос учителя обрывает всю перепалку, первую и последнюю в стенах школы, потому что этот урок Хёнджин уяснил. — Извините, учитель Юн. Просто братское недопонимание. Случайно съел его обед, — на одном дыхании врёт младший, чтобы избежать возможных проблем и дисциплинарных наказаний.       Стоит только учителю скептически взглянуть на них и равнодушно отвернуться, как Хвана уже и след простыл. Теперь у него практически развилась паранойя, ибо он постоянно шарахается от всех, а особенно Ян Чонина, который к нему целенаправленно не подходит, но ему этого и не требуется — он может просто появиться в одном коридоре со старшим, как тот старается спрятаться в ближайшем кабинете или пройти другим путём. Ещё он боится травли со стороны одноклассников. Если в прежней школе он был одним из популярных учеников и только с хорошей стороны, потому что играл в баскетбол и представлял школу на танцевальных конкурсах, то здесь вместе с его появлением образовались очерняющие былую репутацию слухи. Каждый раз подходя к своей парте, он страшится увидеть какие-нибудь записки, в которых будут надписи типа «грязный геюга». Это будет его клеймо, несмотря на то, что он гомофоб. Как вообще можно это доказать, если живёшь с геями и все вокруг об этом знают?       Сегодня же день, когда возможно всё станет лучше лишь на несколько часов, потому что Хёнджин впервые за долгое время, занятое переездом и адаптацией, возвращается к своей танцевальной команде. Он знает, что там его друзья, знает, что те не будут сплетничать о нём, какие бы слухи о нём не распускали. В честь этого его настроение улучшается, несмотря на то, что он едет в машине со своим отцом, который беззаботно болтает с Чонином, тщетно пытаясь втянуть в разговор и родного сына. Хван-младший также прекрасно знает, что стоит им выйти из машины, как отец уедет на работу, а у него появится возможность спокойно собраться и уехать в танцевальную студию. Возможно он даже останется там допоздна, лишь бы не видеть своих новых родственников.       Бодрым шагом, даже не взглянув в сторону отъезжающей машины, Хёнджин идёт к дому, проскакивая мимо радушного господина Яна, забегает в комнату, ища свою лучшую одежду для репетиции и перекладывает кроссовки в портфель, скидывая учебники на незаправленную постель. — Хён, — Чонин появляется рядом с краем шкафа, заглядывая к старшему. — Ты уходишь? Снова сбегаешь? — Я тебе не «хён». Когда ты это уже запомнишь? И какое твоё собачье дело, чем я занимаюсь? — не отрываясь от сборов, ворчит он. — А, ты на танцы, да, хён? Папа говорил, что ты возможно поедешь сегодня на репетицию. Тебе куда ехать? Просто может быть мы вместе поедем, а то мне на занятия по вокалу нужно. — А, — хмыкает Хёнджин. — Певичка, которую никто не слушает? — Я могу тебе спеть, послушаешь как раз, — улыбается Ян, не выражая ни капли раздражения. — Даже рта не смей открывать. И вообще, — Хван всё-таки смотрит на него. — Ты на моей территории, так что убирайся. — Вообще-то, хён, это изначально моя комната, так что… — А, ну тогда сегодня я не вернусь, — ухмыляется старший, закидывая собранный портфель на спину и направляясь на выход. — Живи счастливо в одиночестве, маленький геюга! — Я же не серьёзно, хён. — А я серьёзно. И прекрати называть меня хёном, сколько можно уже говорить об этом? — Тогда я могу обращаться к тебе по имени? Или как насчёт «Джини»? Могу ещё принцем назвать.       Хван застывает в дверях, оборачиваясь на младшего. Всё его относительно хорошее настроение мгновенно пропало, а в глазах разгорается пламя ненависти и ярости. — Что ты сказал? — Ты слышал. — Не смей вообще ко мне обращаться. Не говори со мной, если не хочешь снова получить, как вчера. А то к папочке опять побежишь жаловаться, как маленький ребёнок. — Может быть тогда хочешь стать моим папочкой? — хохоча, спрашивает Ян, едва не хватаясь за живот, потому что знает, что так полностью выведет из себя своего сводного брата.       Пока Чонин надрывается от смеха, самого Хёнджина перекашивает от такого заявления. Его бесит бесстрашие мелкого, но это его не останавливает, только распаляет сильнее, поэтому он пользуется некой дезориентацией парня, хватает за ворот идеально выглаженной белой рубахи и толкает, заставляя удариться затылком о шкаф. Правда того, как Ян скривился от боли, Хван уже не видит, бросает лишь «мерзкий геюга» на ходу и уносится из дома как можно скорее.       Младшему обидно. Он потирает ударенный затылок в надежде, что крови не будет, скатывается на пол и чувствует, как непонятно по какой причине скатываются слёзы по щекам. Он же старается каждый раз нормально поговорить с Хёнджином, хочет подружиться с ним, чтобы такие шутки, как неудачная сегодняшняя, стали нормой и не было бы риска получить за такое. Чонину в самом деле хочется сблизиться со старшим, ведь тот просто… просто что? Просто попал в новую семью? Просто оказался в некомфортных условиях? Но ведь с каждым может такое случиться, только многие стараются свыкнуться и сродниться, чтобы дискомфорт быстрее прошёл, а Хван как будто пытается сделать всё наоборот.       Как бы то ни было, Чонин принимает два решения: 1) если Хёнджин не вернётся этим вечером, то он пойдёт его искать и вернёт домой; 2) любыми путями он сделает так, чтобы Хван изменил своё мнение и отношение к нему.