Honey, I hate you

      На самом деле, всё проходит не так уж и плохо. Хёнджину импонирует этот клуб и его атмосфера. В нём нет ничего, связанного с ЛГБТ, по крайней мере на первый взгляд, есть возрастные ограничения, продажа алкоголя строго с предъявлением документов и так называемый комендантский час. Около половины десятого вечера всех несовершеннолетних посетителей просят покинуть заведение, чтобы была возможность добраться до дома до десяти.       Чонин, кстати, не обманул ни разу, так как Хван помимо картошки решил заказать ещё и десерт, ни разу не разочаровавшись в своём выборе. Также младший довольно быстро выступил, исполнив всего две песни со своими друзьями, и звучало это очень приятно, хорошо вписываясь в атмосферу клуба. Ян держится на сцене с уверенностью, умело управляя своим всё ещё ломающимся голосом, кажется, ему самая дорога в айдолы. Когда его выступление заканчивается, то он подходит к старшему, с довольной улыбкой оповещая, что они могут возвращаться домой, на что просто получает холодный взгляд и кивок.       Парни принимают решение идти обратно пешком, так как вечерний воздух приятно освежает после немного душного и жаркого помещения. Они идут молча, правда Хёнджин на этот раз обходится без наушников, проигрывая в голове одну из песен, звучавших в клубе. А вот Чонину наоборот очень хочется поговорить, потому что из-за удачного выступления у него приподнятое настроение, он всё также чувствует большую благодарность к старшему за то, что тот сопровождает его, а ещё он уверен, что Хван слушал его пение, он видел со сцены сквозь бьющие в глаза софиты то, с каким сосредоточенным лицом тот смотрел на него. — Хён, как я спел? — всё же не выдерживает младший, едва не подпрыгивая при каждом шаге. — Ты говорил, что не будешь доставать меня, — ворчит Хёнджин, хотя у самого настроение очень даже неплохое. — Ну правда, хён, скажи! Ты ведь слышал! — С чего ты взял? — Я тебя со сцены видел. — Я рад, что ты не ослеп от яркого света. — Ну хён, — тянет Ян, готовясь дёргать старшего за рукав джинсовки, но останавливает себя, потому что знает, что так может испортить ему настроение, так ещё и сам огребёт. — Как я пел? Тебе понравилось? — Бывает и хуже. — Так я хорошо справился? — Слушай, иди молча, я тебя уже наслушался. — Тебе так сложно похвалить меня? — Чонин всё-таки не удерживается и хватается за хёнджинов рукав, надувая губки. — Было бы за что, — фыркает тот, пытаясь избавиться от цепких ручек. — Я вот уверен, что ты круто танцуешь. — Не ты ли называл меня стриптизёром? — Хён, мне без разницы, что ты танцуешь. Просто я уверен, что ты в этом очень хорош. — Кайф, — Хван хотел бы сказать ещё что-нибудь в ядовитом тоне, да только его прерывают, и делает это даже не младший. — Эй, смотрите-ка! Это ли не наш новый одноклассник? Хван Хёнджин!       Переводя взгляд на галдящую компанию людей, старший через вечернюю темноту узнаёт в них ребят из новой школы, которые с ним даже не всегда здороваются в классе. Зато сейчас кажется, что они навеселе, у некоторых в руках заметны бутылки с сомнительным содержимым — вот и причина их сегодняшней общительности. — Привет, — бросает на ходу Хёнджин, решая не останавливаться, чтобы не влипнуть в проблемы. — Ой-ой, куда ты так спешишь? Или так хочется уединиться с братом? — Вау, ребята! И правда, это же Ян Чонин! — Мм, это же человек, который буквально на каждом углу кричит, что он не гей и избегает братца. — Что вы хотите? — спокойно спрашивает Хван, когда одноклассники плотной кучкой тормозят в паре метров от них, заставляя тоже остановиться. — Ничего, ведь инцест — дело семейное, да, Хван? — Ребят, — встревает Чонин, правда не слишком громко, и не факт, что так его все слышат вообще. — Можно мы пойдём? — Что, гейские делишки не заставляют ждать? — Давайте проясним, — твёрдо, но без излишней агрессии произносит Хёнджин. — Я не гей. У нас с ним нет никаких, как вы сказали, гейских делишек. И уже поздно, давайте расходиться. — Тогда куда вы так спешите? — Это не ваше дело, — не вовремя бросает Ян, что и стало главной ошибкой. — Уу, как грубо, — присвистывает компания друзей. — Надо научить их культуре общения.       Для своего опьянённого состояния, ребята двигаются довольно быстро, надвигаясь вперёд с подготовленными кулаками для ударов. Благодаря стабильным занятиям танцами, реакция у Хвана хорошая, так что он успевает с силой оттолкнуть назад младшего с тихим писком, а вот обратная сторона постоянных нагрузок — тело истощено, поэтому он умудряется защититься от пары ударов и несколько раз пройтись кому-то сжатой рукой по лицу. А вот дальше сил не остаётся, поэтому приходится с крепко сцепленными зубами сдерживать крики от боли, доставляемой многочисленными ударами по всему телу. Что происходит со сводным братом — он не знает, просто надеется, что у того хватило ума не лезть в гущу не самых приятных событий. Не хотелось бы потом ещё и отчитываться перед обоими отцами за него, выслушивать очередные лекции на тему семьи и братской любви.       Когда одноклассникам надоедает избивать уже никак не реагирующее на удары тело, они что-то ещё шутят на тему того, что стало на одного гея меньше, а с его братцем можно разобраться в следующий раз. Громкие голоса и гогот стихают постепенно, тем временем Хёнджин пытается приподняться и понять насколько плохо его положение, потому что в какой-то момент он просто перестал понимать, что происходит. Тело болит нещадно, как будто это один сплошной синяк, на лице чувствуется как скапливается кровь, губу жжёт, на виске очевидно ссадина, но есть надежда, что удастся избежать сотрясение мозга, колени сильно разбиты, джинсы порваны и испачканы кровью. — Хён! — голос Чонина звучит слишком громко, из-за чего Хван морщится и тут же жалеет об этом, потому что увечья на лице напоминают о себе. — Хён, ты в порядке? Слышишь меня? — Не ори. Я тебя слышу. — Вызвать скорую? — Нет. Иди домой. — А ты? — Дойду позже. — Я тебя тут так не оставлю. Давай, я помогу тебе, — у Яна паника в глазах плещется, он осматривает торопливо старшего, сглатывает, но вдыхает вечерний воздух и заставляет себя не поддаваться эмоциям ради брата.       Одну руку Хёнджина он закидывает себе на плечо, а сам обхватывает его за талию, утягивая наверх. — Отвали, я и сам справлюсь. — Давай хотя бы сейчас ты не будешь выпендриваться, хён, — он не позволяет отстраниться от себя, крепче сжимая руку, но слышит болезненный хрип и ослабляет хватку. — Прости. — Ты ни хрена не помогаешь! — Прости-прости, хён! Пойдём, я знаю путь покороче.       Хёнджин больше не пытается ничего говорить, потому что саднит лицо при попытке что-нибудь сказать или даже вообще рот открыть. Хотя на самом деле младший оказывается хорошей опорой, Хван понимает это, ибо сам бы наверное ковылял раза в три дольше до дома и хорошо, если ни на кого больше не наткнулся.       В квартиру они заходят, с облегчением обнаруживая, что отцы ещё не пришли, так что это упрощает ситуацию, ибо не нужно ни перед кем оправдываться. Чонин проводит старшего в его часть комнаты, правда тот не садится на кровать, а практически падает на пол, теряя опору в виде сводного брата. — Чёрт! — коротко ругается он, обнимая самого себя, потому что боль отдаётся куда-то в рёбра. — Извини, — бормочет Ян, скидывая с себя кожанку, попутно забрасывая на свою кровать, и скрывается из комнаты на несколько минут, возвращаясь с мисочкой воды и полотенцем в руках. — Сними джинсы. — Пошёл нахрен! — Успокойся, я просто хочу обработать твои травмы. — Отстань от меня, ты… — Хёнджину хочется замахнуться чем-нибудь, и он даже тянется, лишь бы дотянуться за каким-нибудь предметом, но приходится только шипеть. — Хотя бы раз ты можешь помолчать и не двигаться? Я не собираюсь бить тебя. Сиди и не шевелись, — Чонин выразительно смотрит на своего сводного брата, заставляя всё-таки заткнуться, затем обмакивает полотенце, с опаской оглядывает окровавленные колени, делает глубокий вдох и старается не дышать, пока осторожно касается кожи и вытирая начинающую потихоньку сворачиваться багровую жидкость.       Несколько минут он честно держится, прежде чем выдохнуть и вдохнуть, отворачивается, прикрывая глаза, затем снова возвращается к Хвану, промакивая раны. Однако лёгкие не выдерживают долго такой пытки с экономией воздуха, впуская запах крови, и вот тут уже Ян не выдерживает, быстро ставит миску с полотенцем на пол, прикрывая ладонью рот, и вскакивает с места, вновь скрываясь с глаз. Когда он возвращается, Хёнджин встречает его озадаченным взглядом. — И что это было? Решил заблевать мне комнату? — Прости. — Боишься крови или что такое? — Не твоё дело. — Моё это дело, блин! Если такая непереносимость вида крови, зачем брался за это? — Всё нормально, я сейчас быстро закончу, хён.       Хвану хочется ещё поспорить, но он решает, что не следует ещё больше тянуть время, так что позволяет младшему завершить начатое. Внезапно, когда Ян уже собирался отнести миску и постирать полотенце, слышится звук проворачивающегося ключа, и ребята дёргаются, переглядываясь в замешательстве. — Быстро ложись в кровать, — шёпотом командует Чонин. — Что? И запачкать постель? — Быстрее, хён, пожалуйста!       Младший помогает лечь на кровать и накидывает на него одеяло, игнорируя чужое шипение и полностью накрывая парня, сам делает то же самое, на ходу выключая свет в комнате и пряча под свою кровать миску, укрываясь почти что с головой. Оба родителя явно ничего не заметили, поверив в то, что их сыновья уже уснули, поэтому прикрывают к ним дверь и уходят к себе. Выждав около пяти минут, Чонин прокрадывается к брату. — Хён, ты как? — Иди уже. — Хён, просто скажи, как ты себя чувствуешь, и я уйду. — Жить буду. — Ладно.       Вздохнув, Ян возвращается к себе, переодевается и укладывается обратно, в надежде перебороть тревожные чувства. Последняя мысль перед сном оказывается невероятным осознанием: Хёнджин защитил его этим вечером, он совсем не такой плохой, каким хочет казаться.