Honey, I hate you

      Чонину кажется, что в доме как будто траур навис, потому что если раньше по квартире раздавались споры и даже крики с ругательствами, то теперь этого практически нет. Оба отца почти что сутками пропадают на работе, уезжают утром, после того как отвезут сыновей в школу, а возвращаются уже поздней ночью, когда думают, что дети уже спят. Хёнджин холоден, но старается избегать разговоров со всеми, даже с Чонином, который может подойти раз в день, и он не ругается, просто смотрит в глаза младшего, рукой машет, мол, проваливай, и почему-то его беспрекословно слушаются. Яну не хочется напрягать сводного брата, ибо изнурительная усталость так и не прошла из его глаз. Казалось бы, что после его возвращения в танцевальную студию всё должно было бы наладиться, но это не так. Хвану становится легче лишь на те несколько часов, которые он проводит в движении со своими друзьями, но стоит ему вернуться домой, как усталость также возвращается, а ведь его ещё ждёт домашняя работа и подготовка к выпускным экзаменам.       Времени проходит очень много, Чонин даёт себе в этом отчёт, и он также понимает, что ему очень жаль Хёнджина, жаль, что он тоже является причиной его нервотрёпки, и жаль, что не может ничем ему помочь. А очень хотелось бы. Хочется обнять его. Очень крепко. Так, чтобы через эти объятия можно было бы выкачать все отрицательные эмоции, впитать их в себя, ведь Ян знает, что он с ними справится намного лучше и быстрее.       Чонину очень нравится старший. Как человек, как парень, даже несмотря на его обращение и не восприятие его как брата, он всё равно кажется очень хорошим. Ещё больше он начал его ценить после того, как Хван спас его тогда на улице, а потом ещё и перед отцами. Он невероятно выручил младшего своими словами, ведь теперь можно продолжать заниматься любимым делом, готовясь к следующему выступлению. — Хён, — Чонин заглядывает на половину комнаты старшего, которую всё-таки отделили ещё и ширмой. — Сходишь со мной кое-куда?       Ян явно решил рискнуть всерьёз потревожить своего сводного брата, потому что в этот раз он не намерен отступать, даже если его пошлют или ударят. — Нет. Я занят. — Пойдём, хён! — Так, я уже сказал, что занят, — Хван смиряет его убийственным взглядом, возвращаясь к своим заданиям.       Чонин сегодня непреклонен, поэтому проходит внутрь, подходя вплотную к небольшому рабочему столу и закрывая перед чужим носом учебник. — Какого чёрта?! — Либо ты соглашаешься и у тебя есть время на переодевание, либо ты продолжаешь беситься, но всё равно идёшь со мной, только уже в домашнем, — твёрдо произносит младший, хватая Хвана за запястье, а тот резко отдёргивает руку, выражая свою очевидную брезгливость. — Проваливай и не смей меня трогать. Если так осмелел, то могу врезать для прочистки мозгов. — Я не боюсь тебя. Можешь меня бить, мне всё равно. Собирайся, — командует Чонин, понимая, что если сам сейчас не уйдёт, то действительно отхватит, а смелость-то потихоньку пропадает. — Зайду за тобой через пару минут. Если попробуешь сбежать через окно, то перехвачу тебя на улице.       С этими словами младший быстрым шагом идёт на свою часть комнаты, садится на кровать и пытается глубоко дышать, чтобы успокоиться. Как можно быть смелым, если ты боишься человека? И ведь боишься не того, что тебя ударят и причинят боль, а того, что ты ещё сильнее настроишь человека против себя, навсегда перекрывая возможность поладить с ним.       Хёнджин же ещё с минуту сидит неподвижно, размышляя о том, что вообще сейчас произошло. Мысль о том, что можно просто забить на эту выходку, а если брат ещё раз заявится, то можно всё-таки врезать ему хорошенько, чтобы даже идея побеспокоить его больше не приходила в голову. С другой стороны… может быть оторваться от учёбы не такая уж плохая затея? Он устаёт даже от одного только осознания, что нужно прорешать целый список уравнений повышенной сложности. Возможно если он согласится пойти с младшим, то тот отстанет от него и будет молчать всё это время? Есть же такой шанс? Что ж, тогда можно рискнуть. Так он и решает, сменяя домашнее трико и растянутую футболку на новые джинсы и невзрачную серую толстовку. Волосы собирает в хвост, выпуская пару прядей у лица. Телефон, наушники и пару купюр прячет по карманам, и в этот момент как раз снова заглядывает Чонин, только в этот раз более робко. — Идём? — спрашивает он, теребя пуговицу на своей джинсовке.       Хван коротко кивает в ответ, и они выходят в коридор, чтобы обуться, закрывают дверь на ключ и выходят на улицу. Ян просто идёт чуть впереди, а старший следует на расстоянии от него, чтобы уж точно избежать ненужных разговоров, хотя самому очень хочется спросить, куда же они идут. Район ведь сам по себе небольшой, тем не менее Хёнджин ещё не слишком разбирается, где и что находится, кроме автобусной остановки и пары магазинов неподалёку, так что даже если младший ему ответит, то вряд ли он поймёт. Поэтому и остаётся просто плестись куда-то, вставив один наушник в ухо и слушая спокойную музыку, наблюдая за тем, как солнце постепенно склоняется к горизонту.       Прислушиваясь каждые пару минут к шагам за собой, чтобы они внезапно не пропали, Чонин чувствует радость от своей маленькой победы. Хёнджин согласился пойти с ним, даже не спрашивая, куда именно они идут. Пусть он молчит, пусть злится, но он всё равно хотя бы чуть-чуть доверился и пошёл с ним.       Так они идут около получаса, в то время как небо заливается разными оттенками красного, пока не покидают жилой район, приближаясь к какому-то недостроенному зданию. Хёнджину хочется надеяться, что им просто нужно пройти мимо него, чтобы немного выйти за черту города, оказываясь где-нибудь на природе, но нет, Чонин заходит именно в эту заброшку, уверенным шагом поднимаясь по лестнице. — Ты зачем меня привёл сюда? Решил убить, а труп спрятать здесь, чтобы точно никто не нашёл? — всё-таки не выдерживает Хван, замирая в одном из пролётов. — А ты боишься? — хмыкает Ян, оглядываясь на старшего. — Кого? Тебя? Мне правда есть чего бояться? — Тогда просто иди за мной. Тут немного осталось.       Поджав недовольно губы, Хёнджин всё же идёт дальше, и уже через пару минут он оказывается на открытой площадке под небом. Здание не слишком высокое, но с крыши всё равно открывается чудесный вид на город, заметны поочерёдно зажигающиеся огоньки, и отражение заката на панельных домах. Невероятно красиво, и Хван просто не может не признать этого. Здесь так спокойно, можно поразмыслить о чём угодно в тишине и покое, почувствовать себя частью чего-то большего, ощутить свободу. — Нравится? — тихо спрашивает Чонин. — Недурно. — На самом деле тебе очень нравится. — Не делай вид, что ты научился читать мысли, — не глядя на младшего, упрекает Хван. — Мне это не нужно, я просто вижу твоё лицо, на нём всё написано.       Ян улыбается и проходит к толстой кирпичной ограде, расстилая на ней свою джинсовку, предлагая старшему сесть рядом. Они устраиваются, свешивая ноги с края крыши, правда Хёнджину не очень комфортно, ведь Чонин слишком близко к нему находится, но джинсовка не позволяет сидеть дальше, если не хочешь отморозить своё добро. Пытаясь к этому привыкнуть, он смотрит снова на город, просматривает район, в котором они живут, пытается понять, где что находится, запоминает потихоньку. — Ты прав, — тихо говорит он. — Мне здесь нравится.       Яну кажется, что от этих негромких слов всё внутри сжимается, и приходится несколько раз глубоко вдыхать и выдыхать, чтобы всё стало поспокойнее. — Видишь? Я был прав. Знаю, что ты бы хотел сейчас наверное помолчать и расслабиться, но… хочешь, я расскажу, как нашёл это место?       Хёнджин хранит тишину, смотрит вдаль, и складывается впечатление, что он ничего не слушает, просто любуется пейзажем, но на самом деле он не знает, что ответить. Хочется резко и грубо сказать «нет», но он боится открыть рот и вместо этого прозвучит «да». Здесь слишком лёгкая и спокойная атмосфера, не хочется ругаться и перепираться, наверное, от одного мирного дня ничего не изменится. Наверное… — Валяй.       Хмыкнув, Ян мельком смотрит на хёна, чувствуя внутреннее удовлетворение, затем тоже переводит взгляд на цветной горизонт. — Когда мои родители развелись, мать решила сама оставить меня с отцом, а ему это не нужно было. Он был разбит, а когда видел меня, то срывался, кричал, — он хмурится от воспоминаний, но всё равно продолжает. — Я думал, что больше не нужен, что без меня будет лучше, у отца не будет болезненных воспоминаний о матери. Честно говоря, я не помню, как пришёл сюда тогда… — Ты хотел спрыгнуть? — шёпотом спрашивает Хван. — У тебя не было такого? Когда родители развелись, ты не чувствовал себя так, будто ты оказался меж двух огней? — Нет. Я сам был в бешенстве. Особенно когда папа рассказал про твоего отца. — А я наоборот был рад. У него есть хоть кто-то, кто не будет причинять боль. Мне было всё равно, что это мужчина, главное, что ему хорошо. — Так ты всё-таки не прыгнул? — Плохо, что не сделал этого, да? — усмехается Ян, качая головой и болтая ногами. — Я этого не говорил. — Тебе и не нужно. Вообще, довольно комичная ситуация. Я ведь боюсь крови, ну, ты знаешь. Тогда я был готов прыгнуть, но тут ведь не многоэтажка, и я подумал: что, если я не умру? Я просто покалечусь, буду лежать в луже крови и от этого мне будет ещё хуже. Именно это меня и остановило. — Прикольно. — Это всё, что ты скажешь?       Хван на это лишь плечами жмёт, подмечая, как быстро сейчас темнеет, ведь теперь кажется, что огоньки горят намного ярче, чем это было, когда они только пришли. — Хён. — Чего тебе? — Почему ты так ненавидишь геев? — сглотнув, спрашивает Чонин. — Потому что это неправильно, — не задумываясь, отвечает Хёнджин. — Это не ответ. Это просто навязанное тебе обществом мнение, хён. Об этом можно долго спорить, но тебе нужно самому это понять. Любовь — не имеет границ. Если ты однажды полюбишь парня, то тебя уже ничто не остановит. — Я не полюблю парня. Это мерзко. — Мерзкий сейчас ты, Хёнджин-хён, когда так говоришь о человеческой сущности. Откуда ты знаешь, что с тобой случится через месяц? — Я не поменяю ориентацию из-за каких-то чувств, если они появятся. — Не будь так категоричен, — в этих словах звучит смешок. — Ориентацию не меняют. Просто возможно ты ещё не осознал себя. Я ни в коем случае не утверждаю, что ты гей, просто… — И правильно, а то сейчас бы полетел вниз с крыши. — Просто время ещё не пришло разобраться в себе. — Ты заткнёшься сегодня или тебя правда нужно сбросить? — Я помолчу, — в этот раз он смеётся полноценно, но не слишком громко, поднимая взгляд на небо. — Но вообще… это идеальное место, чтобы разобраться в себе. Не важно, о чем ты думаешь, но здесь тебе станет легче.       «И снова ты чертовски прав, я уже это чувствую» — думает Хёнджин, однако решает не произносить этого вслух, отдаваясь вечерней благодати и разгрузке мыслей, и даже Чонин этому не мешает, ибо занимается тем же самым.