Honey, I hate you

      Для Хёнджина в последнее время тишина и покой — лучшие союзники. Пока в доме зачастую нет отцов и Чонин не лезет, в его душе обитает мир, но стоит чуть пошатнуть баланс, как он впадает в безумие. Однако младший, что было довольно неожиданно для Хвана, дал ему ещё один способ обретать внутренний покой.       Та самая крыша заброшки на краю города стала чем-то вроде прибежища для него. Теперь он спасается не только тем, что после уроков уходит в танцевальную студию, но и ещё после занятий едет до конечной рейсового автобуса, затем десять минут бредёт к давным-давно недостроенному и заброшенному зданию, поднимается на крышу и проводит там ещё несколько часов. Он может даже делать там частично домашние задания, пока ещё не совсем стемнеет и похолодает, а потом идёт неспешно домой, стараясь оттянуть время так, чтобы вернуться, когда папа и господин Ян ещё не приехали, а Чонин уже спит.       Что касается младшего, то его нервировало такое долговременное исчезновение Хёнджина, ведь они тогда видятся только утром по пути в школу, а вечером он замечает только его тень, когда старший проскальзывает в свою часть комнаты, задёргивая плотно ширму за собой. Это его тревожило. Поначалу. Но потом до Чонина дошло, что он сам неосознанно дал причину появляться дома так поздно.       Спустя пару недель, когда осознание заполняет мозг и мотивирует на подтверждение собственных догадок, Ян ближе к заходу солнца выходит из квартиры, не забыв запереть дверь, и шагает в сторону того самого здания, где с большой вероятностью сейчас пребывает его сводный брат. Он кутается плотнее в джинсовку, потому что ветер сегодня неприятный и не хотелось бы простудиться. Осматриваясь мельком, чтобы чисто случайно не наткнуться на Хвана по пути, он ускоряется, боясь опоздать или столкнуться с ним. Хотя, что в этом плохого — даже он сам не понимает, просто боится почему-то.       Чонин старается подниматься по ступенькам как можно тише, а ещё лучше совсем беззвучно, но раскрошившийся бетон всё равно шуршит под ногами. Дыхание тоже затаивается неосознанно, когда парень выглядывает на крышу, готовясь бежать при любой возможности и угрозе, но видит только спину старшего, который сидит немного сгорблено, вроде как смотрит вдаль и слушает музыку. Однако проверять свои догадки Ян не собирается, опускаясь на корточки и просто наблюдая за Хваном.       И в таком распорядке проходит ещё больше недели. Чонин ходит следом за братом, смотрит внимательно за тем, что тот делает, но не смеет приближаться, заговорить. Ему нравится всё это. Как будто герой романа, который может только наблюдать, но если коснётся, то всё разрушит. Поэтому он сидит на порожке, не сводя взгляда, и уходит, когда только Хёнджин дёрнется, чтобы начать собираться домой. — И долго ты ещё выслеживать меня будешь? — однажды громко произносит Хван, поднимая голову и выпрямляя спину. — Или ты всё выжидаешь удобного момента, чтобы скинуть меня отсюда? Ну так смотри, ты упустил этот момент.       Чонин осматривается, чтобы убедиться, что обращение было именно к нему, затем поднимается и проходит к старшему, стягивая с себя джинсовку, чтобы сесть рядом. Он переживает сильно вообще-то, но всё равно смотрит сначала на закат, а потом на брата. — Я бы никогда этого не сделал, хён. Ты это знаешь. — Откуда мне знать? — фыркает тот, захлопывая учебник и глядя в глаза младшего. — Зато теперь ты точно знаешь, что я не хочу навредить тебе и стараюсь этого не делать. — Если бы ты действительно старался, то не доставал меня. — Я не трогаю тебя ведь, хён, даже не заговариваю с тобой, когда есть возможность. Не выгоняй меня. — Я не гоню тебя. Просто сам могу уйти, — Хёнджин хмыкает, пряча учебник в портфель. — Не уходи, — просит Чонин, сводя брови к переносице. — Я буду молчать, если ты скажешь.       Старший удивлённо смотрит на него, не понимая, почему его так упрашивают, ответов не находит, а спрашивать у самого Яна не собирается, поэтому просто неопределённо кивает, вставляет один наушник в ухо и снова переводит взгляд на алеющий горизонт. — Завтра будет ветрено, — неожиданно для обоих произносит Хван. — Я оденусь потеплее, — тихо, но с улыбкой отвечает младший, ожидая в ответ что-то вроде «я был бы рад, если бы ты заболел и умер», но ему ничего не говорят, только звук в наушниках усиливают так, что теперь даже со стороны можно узнать песню, которая там звучит.       Чонин прислушивается к музыке, улавливает знакомую мелодию и улыбается шире. Он знает эту песню наизусть, поэтому принимается напевать её вслух, ловит на себе очередной удивлённый взгляд от брата, но всё равно продолжает петь. Его не перебивают, позволяя закончить песню, а потом Хёнджин хмурится. — Ты испортил всю песню. — Я так не думаю, — улыбается Ян ему в ответ. — Слушай, если я не сказал тебе молчать, это не значит, что я хочу тебя слышать. — Прости, хён.       Правда петь он из-за этого не перестаёт, когда в очередной раз слышит какую-нибудь знакомую песню из наушников хёна. На обратном пути до дома они молчат, как бы ни хотел Чонин поговорить, но сдерживает себя, чтобы не портить относительно мирную обстановку.       И теперь это постепенно становится нормой. Чонин приходит на крышу во время заката, когда Хёнджин уже сидит там, читая очередной учебник или прорешивая задания для экзамена. Хван свыкся с тем, что его личное пространство нарушается, но, как и обещал младший, он молчит, а это однозначно облегчает жизнь. — Хёнджин-хён, — в один из таких вечеров произносит Ян. — Почему ты никогда не называешь меня по имени? — Почему я вообще должен с тобой разговаривать? — Потому что я твой брат. — Ты сейчас познакомишься с асфальтом и наверняка узнаешь, умрёшь ты или просто покалечишься, — спокойно произносит Хван. — Нет, ну правда. Ты сказал, что знаешь моё имя, и всё равно. — Что ты хочешь? — устало спрашивает он, глядя на младшего. — Назови меня по имени. Что угодно скажи, просто обратись ко мне по имени, — немного нервничая, просит парень, ожидая, что его в очередной раз пошлют или же всё-таки сразу скинут с крыши. — Ян Чонин, ты задолбал иметь мне мозги. Заткнись и даже не дыши в мою сторону.       В ответ Чонин смеётся, откидывая голову назад и упираясь руками в холодное покрытие. Он чувствует, что брат смотрит на него, как на умалишенного, но ничего не говорит, лишь плечами жмёт и возвращает своё внимание на меняющее цвета небо. А у паренька в голове звучит его имя хёнджиновым голосом, он мысленно пытается управлять интонацией, чтобы это не звучало так грубо и раздражённо как есть на самом деле, но всё равно звучит приятно, если его не называют мерзким геем или чем-то вроде этого.       В этот раз они возвращаются немного позже чем обычно, потому что их взгляды к себе приковали постепенно появляющиеся звёзды. Однако, что больше всего удивляет обоих парней, так это то, что их отцы вернулись раньше. Они встречают ребят изучающими взглядами прямо с порога, и Хёнджину кажется, будто на нём ищут новые следы драки. По-любому ведь думают, что они связались с плохой компанией. — Где вы были? — любопытствует папа Хвана. — Гуляли, — коротко отвечает сын, готовясь сразу же влезть в спор. — Где? — Какая разница? — Вдвоём? — Что за допрос? — взрывается Хёнджин. — Извините, но я, пожалуй, пойду. — Подожди-ка, сынок, — его успевают схватить за плечо и вернуть в прихожую, где по факту собралась вся семья. — У нас есть одно предложение, — говорит господин Ян. — Мы в последнее время даже не ужинаем вместе, так что решили, что завтра мы все вместе пойдём в какое-нибудь кафе и проведём семейный ужин. — Ну, что скажете? — отцы буквально сияют от своей собственной идеи, чего не скажешь о старшем сыне. — Не знаю, как мелкий, но я не смогу. У меня репетиция. — Неужели нельзя отменить хотя бы раз свою репетицию? — Нет, — с вызовом в голосе отвечает Хван-младший. — Мы готовимся к выступлению. А сейчас — спокойной ночи!       Так он и уходит к себе в комнату, понимая, что его внутренний баланс не просто нарушен, а полностью перевёрнут кверху ногами. Сегодня он к себе больше никого не подпустит.