Honey, I hate you

      Ничего удивительного нет в том, что Чонин не разговаривает с Хёнджином, да и старший не стремится идти первым на контакт, хотя чувствует себя немного неловко из-за той ссоры, но всё равно продолжает убеждать себя, что ничего неправильного он не сказал. У него всё также остаются принципы, которым он не хочет изменять и не собирается этого делать. Именно поэтому он всеми силами старается насладиться тем, что дома теперь царит полнейшая тишина, когда отцов нет, а на крышу Ян больше не приходит, вероятно проводя время с Феликсом.       В школе, как Хван и собирался, он старательно избегает любого возможного столкновения и пересечения со сводным братом, прислушивается ко всему, что говорят его одноклассники, чтобы быть если что готовым к любым сплетням. Однако никто не говорит о Чонине, будто бы его не существует. Девчонки обсуждают новые дорамы, парни планируют то, как они хотят проводить выходные, забив на горы домашки и подготовку к экзаменам. Это успокаивает Хёнджина, позволяя расслабиться на пару недель.       Но ничто не вечно под луной. Также и внутреннее спокойствие Хвана пошатнулось однажды в школе, когда он только-только начал передвигаться по коридорам более-менее спокойно.       Голод по пути в столовую пропадает, стоит лишь заметить в тёмном углу Чонина и ярко-выкрашенную макушку Феликса. Если бы они стояли и разговаривали просто, Хёнджин бы и слова не сказал, прошёл бы мимо, но очевидно же, что они целуются, даже не пытаясь делать это более скрытно. Старший быстро оглядывается, радуясь, что только начало перемены, и ещё никто толком не успел выйти после уроков, поэтому есть шанс прекратить всё до того, как это увидит вся школа.       Ему хватает всего пары секунд, чтобы оказаться рядом с парнями, схватить Чонина за шиворот рубашки и рывком оттащить того на полтора метра от шокированного Феликса. Дальше Хван теряет над собой контроль, потому что кулак сначала вдавливается в живот младшего, заставляя согнуться пополам, а потом смачно проезжается по щеке. — Ты какого хрена творишь, геюга мелкий? Ты совсем уже мозг растратил?! Ещё потрахайтесь тут при всех! — рычит он так, чтобы оба парня его слышали.       На лице Чонина поблёскивают слёзы, одной рукой он держится за живот, а другой за щёку, хотя ни разу он ещё не показывал того, насколько ему больно от ударов брата. Феликс боится шевельнуться, на его лице испуг большими буквами написан, надо бы Яну чем-то помочь, да только не хочется лезть под горячую руку, потому что потом даже Чан не отмажет и не защитит. — Если ты привык, что про тебя болтают, то подумай хотя бы обо мне и… — Хван Хёнджин! — учительский голос со спины звучит громко и угрожающе. — Вы отстранены от занятий на неделю! Покиньте школу, пожалуйста. — Чёрт! — сквозь зубы цедит он и снова обращается к младшему. — Отношения в школе запрещены, не подставляйся снова. — Хван Хёнджин, — снова зовёт учитель, и тут уже игнорировать нельзя, иначе отстранят ещё на больший срок, и Хёнджин оборачивается, кивает и уходит из школы, даже не пытаясь справиться со своими эмоциями.       Он пинает по пути камни, агрессивно наступает на лужи, забрызгивая водой свои же брюки и туфли, наплевав на то, что всё моментально промокает. Из него брызжут эмоции, которые он тут же выливает в свои необдуманные действия, пиная бордюр и забивая на боль в ноге. Хван бесится из-за младшего, потому что предупреждал его, говорил ведь, что хочет избежать слухов, но тот как будто нарочно всё выставляет напоказ. О том, что надо идти домой, нет даже мысли. — Привет, Чанбин-хён, занят? — на звонок отвечают почти мгновенно. — Когда тебя это волновало? — притворно ворчит тот. — Что ты хочешь? — Ты дома сейчас? — Пока да, но хотел пойти в зал, думал немного над сольником поработать. Ты кстати чего так рано звонишь? Ты же в школе должен быть. — Я поэтому и хотел прийти к тебе. — Поэтому? Ладно, останусь дома, — не слишком довольно говорит Со, но он явно заинтересован происходящим, так что соглашается принять у себя друга. — Ага, спасибо, я скоро буду.       Хван знает, что если не может сам с чем-то справиться, то можно перекинуть всё на своих друзей, и они разберутся со всем за него, либо хотя бы помогут сделать это Хёнджину, так что выбор был очевиден. Надевая наушники, он запрыгивает в автобус, все двадцать минут поездки пытается заставить себя не думать о случившемся, пропевая мысленно слова песни, буквально крича их, продолжает этим заниматься и пока бредёт от остановки к старшему. Это вроде бы немного разгружает эмоции, хотя стоит снять наушники, и всё возвращается на прежние места, хочется крушить, пинать, разбивать всё вокруг, вот только друг этому точно не обрадуется. — Проходи, — радушно произносит Чанбин, пропуская младшего к себе. — Чай, кофе? — Я бы не отказался от чего-нибудь покрепче, — ворчит Хван, бросая портфель у стенки и буквально падая на пол возле дивана. — Ну, самое крепкое, что у меня есть, это всё-таки кофе. — Тогда ничего. — Что произошло-то? Опять будешь жаловаться на ни в чём не повинного Чонина? — Со проходит следом и садится напротив. — Если бы он был действительно ни в чём не виноват, я бы не жаловался. Меня выгнали из-за него. — В смысле тебя выгнали? — Он целовался в школе с Феликсом, понимаешь? С младшим братом Чана. — Я в курсе про их отношения, — он кривится и хмурится немного. — И что с того? Когда ты в отношениях, целоваться — это нормально. — Да, но не в стенах школы, хён, — злится Хван. — Он же практически у всех на виду, все знают про нашу семейку, а я устал убеждать всех, что я не гей. — Чем больше ты это делаешь, тем меньше тебе верят. — Бред. — Так что ты такого сделал, что тебя выгнали? — Ударил мелкого. И это видел кто-то из учителей, так что мне теперь неделю в школу путь заказан. — Ты дурак, в курсе? Чан-хён убьёт тебя. — Да за что?! Феликса я и пальцем не тронул. — Ну хоть тут ума хватило, — Чанбин руки на груди скрещивает. — Чего ты вообще полез к ним? Ну пусть встречаются сколько хотят, тебе-то что? Ты от этого геем не становишься. — Однажды я уже подрался из-за этого с одноклассниками, потому что они сказали про инцест, после этого ты тоже скажешь, что я геем не становлюсь? Для всей школы я гей из-за этого мелкого идиота.       Старший вздыхает. — Вот мне теперь просто интересно, Джини. Если бы ты узнал, что кто-то в нашей команде гей, чтобы ты сделал? Отказался бы от общения с нами, потому что тоже становишься потенциальным геем? — Я не… — Хван внимательно смотрит на друга и зависает. — Но ведь это не так. — Откуда ты знаешь? Может быть кто-то боится сказать тебе об этом, потому что не хочет задеть твои чувства и потерять дружбу с тобой. — Ты про себя говоришь? — Господи, дай мне сил… Джини, просто ответь мне. Тебя так волнует общественное мнение, боишься, что тебя осудят, что твой друг или брат — гей? Почему ты так реагируешь на это всё? — Потому что это неправильно, — повторяет свой неизменный ответ Хёнджин, опуская взгляд и почему-то впервые ставя эти слова под сомнение. — Неправильно говорить, как ты. А быть геем…       Чанбина перебивает резко начавший вибрировать телефон Хвана, на экране которого высвечивается неизвестный номер. — Чего не берёшь? — спрашивает Со, замечая, что друг медлит. — Я не знаю, кто это. — И что? — Это может быть мелкий. — У тебя нет его номера? — Нет.       Пока они недоумённо смотрят друг на друга, вибрация прекращается, но через пол минуты начинается снова, и теперь уже Хёнджин набирается смелости, чтобы ответить на звонок. — Да? — Хён, ты где? Ты уже дома? Нам нужно поговорить. Я могу купить что-нибудь поесть, я скоро приду, — тараторит Чонин, через каждое предложение хлюпая носом, будто и не переставал плакать с того момента, как пересёкся со старшим в школе. — Блять, отвали! — взрывается Хван и ловит на себе осуждающий взгляд Чанбина, правда не понятно, за что его осуждают — за маты или за резкость. — Хёнджин-хён, я прошу тебя, пожалуйста, давай поговорим, я не… — Нам не о чем говорить. — Хён, умоляю, давай поговорим. Я больше ничего не прошу, просто дай возможность поговорить с тобой. — Поговори с собой в зеркале. — Чёрт, хён! — Чонину явно стоило больших усилий, чтобы не заматериться. — Я буду ждать тебя дома, ладно? Надеюсь, что ты мне дашь хотя бы пару минут, чтобы сказать то, что я хочу. — Иди нахрен, — произносит он и сбрасывает вызов, сразу же убирая даже вибрацию, потому что догадывается, что Ян будет звонить ещё не раз. — Что он сказал? — осторожно спрашивает Чанбин, видя, что друг всё ещё на взводе. — Хочет поговорить. — И ты отказал? — Сам слышал. — Почему бы тебе не дать возможность ему… — Потому что он придурок, и у меня вечно из-за него проблемы!       Чанбин молчит, раздумывая над тем, как бы склонить младшего от его упрямства в сторону здравых мыслей и поступков, затем смотрит на перевернутый экраном вниз смартфон друга. — Дай свой телефон. — Зачем? — Я скажу Чонину, чтобы он приходил сюда, потому что ты у меня. — Нафига? — Ты же сам домой идти не хочешь, вот я ему и дам возможность поговорить с тобой тут. — Почему ты его защищаешь? — сильнее злится Хёнджин, глядя в глаза старшего. — Я его не защищаю. На твоём месте мне было бы как минимум интересно, что он хочет сказать. Он имеет право хотя бы попытаться восстановиться в твоих глазах. Так что либо ты идёшь домой, либо я его зову сюда. — Издеваешься? — Нет. Я серьёзно.       Хван пилит Со взглядом, хотя знает, что это бесполезно, в итоге сдаётся. — Ладно. Можно будет вечером к тебе прийти? — При условии, что до этого вы поговорите, — Чанбин кивает, поднимается с пола, и младший следует его примеру, затем направляясь на выход. — Либо приходи на репетицию, а оттуда пойдём ко мне. — Точно! Репетиция! Я и забыл, что она будет сегодня. — Да, и знаешь что? Судя по тому, что ты делаешь, это похоже на ревность. Так по крайней мере это в фильмах бывает. — Что за бред?       Чанбин жмёт плечами, мол, думай, что хочешь. Попрощавшись, Хёнджин максимально неспешно идёт на остановку, правда автобус как на зло приходит сразу же и едет довольно быстро, позволяя оказаться дома скорее, чем хотелось бы. Он проходит в квартиру, замечая, что Ян кружит по прихожей в ожидании его, но Хван просто игнорирует, широкими шагами оказываясь в своей части комнаты. А вот у Чонина желание поговорить настолько сильное, что он не видит преград, не боится получить сильнее, поэтому идёт за сводным братом останавливаясь всего в полутора метрах от него. — Хён, пожалуйста… — Что тебе от меня нужно? — Хёнджин поворачивается так резко, что младший аж вздрагивает. — Мало ты начудил, хочешь теперь ещё больше меня вывести? — Нет, всё не так, пожалуйста, послушай. — Назови хоть одну причину, почему я должен тебя слушать. — Я… просто… не знаю, я знаю, что должен извиниться. Я виноват, хён, из-за моей безрассудности тебя отстранили от занятий, — снова тараторит Ян, опуская глаза. — Да плевать я на это хотел! Ты начал встречаться с братом моего друга, целуешься на виду у всех с ним. Это нормально по-твоему? — Я имею право встречаться с тем, с кем захочу, хён. Парень или девушка — какая разница? Даже если это был бы твой одноклассник — тебя это волновать не должно, — как-то резко смелеет Чонин, потому что его слишком раздражает упрямое поведение Хёнджина, и подступает к нему на несколько шагов. — Я могу целоваться с ним, потому что это только мои отношения, только моё дело, с кем мне целоваться! — Ты не можешь целоваться с ним… — Где? В школе? Потому что правила запрещают? И что с того? Это мои проблемы, если бы нас застукали, тебя это не должно волновать. Ты всегда говорил, что тебе плевать на меня, что я тебе не брат, а теперь что? Почему так резко тебя начало это заботить? — Это и мои проблемы тоже. — Нет, хён, это не твои проблемы. А знаешь, что я думаю? — Не знаю и не хочу знать. — Я всё равно скажу, хён, — Чонин решительно смотрит на него, подходя почти вплотную, и Хёнджину даже некуда больше отступать, ибо он оказывается прижатым к столу. — Я думаю, что ты просто завидуешь. — Что за бред? — Хван лихорадочно ищет пути отступления, потому что ему категорически не нравится эта близость. — Ты не встречаешься ни с кем, не целуешься, у тебя нет отношений. Боишься осуждения, ты боишься всех и всего, хоть и пытаешься показаться смелым и даже грубым. Может быть ты тоже хочешь целоваться? Так я устрою, хён. — Охуел?! Отвали от меня! — практически орёт Хёнджин, когда его хватают за плечи, не давая сопротивляться. — Нет уж.       Чонин рывком подаётся вперёд, впечатываясь в плотно сжатые губы, пытается заставить старшего отвечать на поцелуй, сжимает пальцы на его руках до боли, встряхивает и добивается того, что рот Хвана приоткрывается, и теперь Ян пропускает свой язык внутрь, продолжает грубо целовать, ему даже на пару секунд показалось, что ему отвечают, но потом Хёнджин резко смыкает зубы, прикусывая чужой язык до крови, заставляя младшего вскрикнуть и отойти на несколько шагов назад, накрыв рот ладонями. — Совсем из ума выжил?! — орёт Хван, чувствуя, как подступает тошнота. — Я ненавижу тебя, понятно?       Подхватив свои вещи, Хёнджин снова покидает дом, даже не дожидаясь репетиции.