Honey, I hate you

      Если на неделю отстранили от занятий в школе, то этим нужно пользоваться. Так по крайней мере решил Хёнджин.       Сразу после той репетиции, куда он сбежал от Чонина, Хван отправился к Чанбину и провёл у него все те дни, когда не нужно было ходить в школу, просыпаться рано утром, терпеть своих родственников. Он просто спал столько, сколько хотел, играл по полночи с другом в компьютерные игры, а потом заваливался на диван в гостиной и вырубался, как говорится, ещё в полёте, даже не слыша, как утром Чанбин спешит в колледж. Вечером же они вместе идут на репетицию, где уже все в курсе ситуации Хёнджина.       Чан, конечно, попытался было, как и Со, высказать парню, объяснить, что он ошибается, но тот лишь рукой махнул, не желая тратить ещё больше своих нервов на обдумывание всей ситуации в очередной раз. Потом Бан ещё узнавал новости про Чонина от Феликса, пытался передать слова сводного брата Хвану, но как только он слышал упоминание о младшем, тут же уходил к зеркалу, принимаясь делать растяжку. Чан злится от такой упрямости, хочет заставить его слушать, но чувствует, как Чанбин удерживает его на месте, качая головой, чтобы тот оставил их друга в покое.       Казалось бы, всё наладилось хотя бы на эту неделю. Телефон постоянно отключён, так что не приходится слушать вопли отца и нытьё Чонина, так что всё ведь спокойно. Вот только спокойно Хёнджину только в часы бодрствования. Во снах его преследует сводный брат. Он не умеет управлять снами, не может проснуться тогда, когда захочет, как бывает с кошмарами, поэтому приходится досматривать всё до конца. Вот только досматривать не хочется, от таких картин хочется два пальца в рот вставить и губы стереть до крови, чтобы не было даже воспоминаний о поцелуе с парнем.       Да, всё верно, Хёнджину снится тот самый момент, когда Чонин набрался наглости и смелости (непонятно, чего больше). Во сне он всё также сопротивляется, кусает язык и уходит. Так по крайней мере было первые две ночи. На третью ночь поцелуй длится немного дольше, и Хван снова сопротивляется, только в этот раз не уходит, а просто отталкивает от себя и смотрит на младшего, заглядывает в его глаза, будто бы силится увидеть в них что-то, зацепиться за какую-то определённую эмоцию. На четвёртую ночь он терпит поцелуй, пытаясь вырваться из захвата рук, но не кусается, ждёт, когда Ян отпустит его сам, потом видит смесь испуга и смущения на лице. На пятую и шестую ночь происходит что-то совсем невероятное во сне, потому что Хёнджин знает, что его поцелуют, даже почему-то ждёт этого момента, но не для того, чтобы оттолкнуть или ударить, а чтобы почувствовать чужие губы на своих, ощутить на себе попытки расшевелить его, но самое странное и нереальное по мнению Хвана происходит за какое-то время до пробуждения: он немного сгибает руки в локтях, правда вместо того, чтобы драться, он обнимает паренька за худую талию и удерживает так рядом с собой. Взгляд Чонина в этих снах блестящий, без испуга, он просто легко и чуть смущённо улыбается.       Не выдерживая такого напора снов, Хёнджин делится ими с Чанбином, надеясь, что тот сможет сказать, что это просто глупые сны и они ничего не значат, однако старший ухмыляется, смотрит на друга и отворачивается, так ничего и не говоря. — Может быть ты всё-таки скажешь что-то? Почему ты смеёшься? — недоумевает Хван. — Даже если я скажу, ты не воспримешь это всерьёз, либо вообще прибьёшь меня, а жить я ещё хочу, — тихонько посмеиваясь, Со собирает рюкзак к репетиции.       Ещё минут десять Хёнджин то ноет, то требует от друга правду, но тот только улыбается и качает головой, так что ответа добиться не удаётся.       После сегодняшней репетиции парень решает вернуться домой. Ему кажется, что его отсутствия отцы уж точно не заметили, так бы уже весь город на уши поставили, если, конечно, Чонин не рассказал им всю правду. И если с родителями проблем ещё можно избежать, то вот от мелкого будет трудно отвертеться. По крайней мере теперь Хван точно знает, что ему нужно избегать максимально Яна, даже дома, чтобы упаси господь не повторить тот треклятый поцелуй, от которого в голове какие-то неполадки. В принципе, если восстановить прежний режим, когда Хёнджин дома появляется только чтобы поспать, то количество общения с Чонином будет не слишком большим, учитывая то, что он встречается с Феликсом, значит, им обоим друг до друга не будет никакого дела.       И всё же почему-то, когда парень поздно вечером подходит к квартире, у него на душе тяжело. Он не знает, чего ему ожидать от младшего, потому что отцов он не заботит, зато Чонин может устроить весёлую жизнь. Есть два варианта развития событий, которые рисует в своей голове Хван: либо Ян уже совсем смирился и оставит его в покое, либо будет ещё больше пытаться поговорить, извиниться и так далее. Первый вариант, конечно же, больше всего устраивает старшего, но он всё равно не знает, чего ему ожидать.       Чонин же в последнее время старается быть чаще дома, чтобы знать, когда вернётся его сводный брат, чтобы успокоиться наконец-то, убедившись, что с ним всё нормально. Под конец недели он уже отчаивается, не надеется, что тот вскоре придёт домой, поэтому всеми силами убеждает самого себя не ждать и не трепать себе нервы. Он хочет проводить больше времени с отцами, чтобы так отвлекаться хотя бы немного, но их работа позволяет общаться с ними только утром за завтраком и поздно вечером после их работы.       Сегодня он слышит, что дверь открывается немного раньше, чем обычно, но всё равно радуется, потому что скорее всего можно будет подольше посидеть с отцами на кухне. От прилива положительных эмоций, он выбегает в прихожую, натягивая самую счастливую улыбку на лицо. — Папы, вы сегодня раньше, я… — и тут он осекается, стоит ему увидеть в дверях старшего брата, который удивлённо смотрит на него всего пару секунд. — Хён… ты вернулся…       Почему-то голос начинает дрожать, а в глазах появляются слёзы, мешая получше разглядеть лицо Хвана, чтобы убедиться, что хотя бы визуально у него всё в порядке. Это подтверждается тем, что Хёнджин проходит в свою часть комнаты, сильно задев плечом Яна, а затем скрывается на своей половине комнаты, плотно закрывая ширму.       Чонин знает, что ему не следует лезть сейчас к старшему, но слишком не верится, что он вернулся, хотя его не было всего неделю, а кажется, что месяц. Он стоит где-то с минуту перед плотно задёрнутой тканью, затем всё-таки решается немного отодвинуть краешек, заглядывая внутрь. Хёнджин сидит на кровати, уткнувшись в телефон и даже никак не реагируя на то, что кто-то вторгся в его личное пространство. Немного помявшись, парнишка делает несколько шагов, оказываясь в метре от кровати. Он вновь осматривает Хвана, замечая, что он просто выглядит уставшим и замученным, его прекрасные длинные волосы стали чуть темнее, будто бы он их немного затонировал, спина ровная, будто готов вскочить немедленно и сделать что-то, что явно навредит Яну. — Хён, скажи… — он запинается, следя за реакцией старшего. — У тебя всё нормально? У тебя был выключен телефон, я переживал…       Вместо того, чтобы в очередной раз наорать или же ударить, Хёнджин достаёт наушники из кармана, затыкает ими оба уха и включает музыку на максимальной громкости так, что даже Чонин может различить довольно агрессивные слова в песне. Младший понимает — с ним говорить не будут, теперь наступает время, когда будут делать вид, что его вовсе нет. Это больнее, чем если бы Хван материл его и бил. И со слезами на глазах парнишка уходит к себе, обещая не отступаться и вывести сводного брата на разговор.       Как Хёнджин и ожидал, его возвращению никто не удивился. Ни один из отцов ни слова не сказал, когда увидели парня на следующий день за завтраком, только пожелали доброго утра и приятного аппетита, но даже не спросили, где он был и почему до него невозможно было дозвониться. Он предполагает, что возможно Ян попытался прикрыть его, соврал что-нибудь, поэтому теперь его и не трогают, ведь Чонину всегда больше доверяют. Он послушный, вежливый, любящий и не огрызается на каждое слово.       Несколько недель они так и живут. Чонин подходит к старшему каждый день по несколько раз, начинает говорить, но Хван тут же ограждается от него громкой музыкой, полностью игнорируя каждое слово. Хёнджин не будет говорить. Он готов избегать младшего до тех пор, пока сам не покинет этот дом.       Что оказалось действительно удивительным для Хвана, так это то, что сны с участием сводного брата прекратились, хотя он ожидал обратного действия. Возможно это из-за того, что он и так наяву его теперь каждый божий день видит, но у него всё ещё много вопросов к этим снам. Почему вообще ему это снилось целую неделю? И ладно, если бы всего одну ночь, потому что для него это было сильным эмоциональным ударом, но неделю… Другой же вопрос состоит в том, почему под конец происходящее начало меняться. Почему внезапно тот Хёнджин во сне перестал сопротивляться, ему даже показалось, что это не ощущается таким мерзким и неприятным? Хотя он уверен, что в реальности не допустил бы этого, он бы скорее каждый раз бил младшего до тех пор, пока тот не осознает своей ошибки. Как поцелуй с парнем может понравиться? Хотя если подумать, то поцелуй с парнем не сильно отличается от поцелуя с девушкой, если не думать в этот момент о поле человека… нет, стоп, о чём это он? Не думать о поле человека? Не сильно отличается от поцелуя с девушкой? Хёнджин бьёт себя рукой по лицу, чтобы привести мысли в порядок, избавив себя от этого бреда. Его тут же начинает привычно тошнить, когда внезапно он ощущает тот насильственный поцелуй Чонина на своих губах, и приходится отвлекаться на всё подряд.       Как и говорил сам себе Чонин, он не успокоится, пока не поговорит со старшим. Для него теперь любой способ хорош, ведь тот сто процентов не согласится спокойно поговорить, так что даже если он будет орать и хотя бы немного сможет выслушать, то это будет уже великим достижением.       Сегодня суббота. И этот день Чонин точно запомнит, потому что спустя долгое время он решается переступить черту. Он заходит в спрятанную за ширмой часть комнаты, замечает, что Хван привычно сидит за рабочим столом, а как только улавливает чужое присутствие, то отработанным движением затыкает наушниками уши, возвращаясь к своей домашней работе. Яна это, конечно же, не устраивает, и сегодня он мириться с этим не собирается, поэтому подходит практически впритык к старшему, дёргая за провода, буквально заставляя слушать себя, но не успевает и слова произнести, как получает довольно сильную пощёчину, от которой почти целая половина лица горит, а влага сама по себе скапливается в глазах. — Не смей, — коротко говорит Хван, глядя на младшего взглядом, в котором полыхает пламя. — Поговори со мной. Или хотя бы выслушай меня, — скулит Чонин, потому что решимость куда-то пропадает, будто бы её выбили той самой пощёчиной. — Я не собираюсь этого делать. Всё, что ты можешь услышать от меня — я тебя ненавижу! А теперь проваливай. — Хён, я… — Да, ты, мелкий геюга, который постоянно рушит мою жизнь, лезет туда, куда его не просят, просто существует и уже этим портит мне настроение, — вскипает Хёнджин, затем его лицо искривляется от ярости, но он больше ничего не говорит, только выхватывает свои наушники, встаёт и выходит из комнаты.       Он думает о том, что хочет побыть один, но для этого нужно уйти из квартиры, поэтому достаёт из стирки джинсы и худи, не желая возвращаться в комнату и обещая себе постирать всё в следующий раз, переодевается, собирает волосы в хвост и спешит вон из дома. Идти сразу на крышу как-то не хочется, тем более, что погода сегодня пасмурная, хочется для начала зайти в магазин, например. Денег хватает на средний стаканчик ванильного капучино, и этого вполне достаточно, чтобы согреться и расслабиться. Стоя под небольшим навесом с кофе в руках и наблюдая за тем, как капли дождя поочерёдно разбиваются о землю, гнев из Хвана уходит. Вообще-то ему даже показалось, что сегодня он не так сильно злился на то, что Чонин пришёл к нему, больше разозлило только то, что он выдернул наушники. Теперь даже хочется вернуться домой, но делать он этого, конечно, не будет, ждёт лишь, когда дождь прекратится, и медленными шагами направляется в сторону заброшки.       Через полчаса Хёнджин уже пересекает последний пролёт перед выходом на крышу и только тогда замечает на сером бетоне тёмные, потихоньку исчезающие следы обуви, ведущие туда же, куда и идёт парень. Неужели Чонин решил его достать и здесь? Хотя в этот раз есть шанс на менее эмоциональный разговор, ведь по какой-то причине именно здесь они не ссорятся особо, только спорят немного, но не дерутся и не орут друг на друга.       Хван ожидал увидеть плачущего мелкого, вновь согнувшимся и прижавшим к себе колени, но картина того, что Ян стоит на краю крыши, покачиваясь и как будто балуясь с равновесием, заставляет старшего замереть. Он не знает, что делать, потому что любое его резкое действие или звук могут напугать сводного брата, а от этого он может не удержаться и всё же свалиться. Почему-то сейчас в голове Хёнджина даже ни одной ехидной мысли не мелькает о том, что он может лишиться младшего и жизнь точно станет спокойнее и тише без него. Этих мыслей будто бы вообще не существует. В голове лишь проходит просчитывание своих действий, чтобы не дать в итоге парню упасть. — Чонин, — как можно спокойнее и не слишком громко зовёт Хван, медленно и бесшумно переставляя ноги по крыше, приближаясь к Яну. — Чонин, ты ведь этого не сделаешь.       Тот всё же мелко вздрагивает, но удерживается, осторожно оборачиваясь на голос. Его глаза красные от слёз, по телу бегает крупная дрожь, а на лице пустота. — Почему ты так уверен? — Один раз ты уже пытался и не сделал этого. Ты же помнишь, да? Спрыгнув с такой высоты ты не факт, что разобьёшься насмерть. — Предложишь мне другую крышу? — Предлагаю тебе просто спуститься, Чонин.       Мрачная ухмылка появляется на лице младшего, чем он пугает Хвана, потому что в этой ухмылке мелькает какое-то подобие безумия. — Так вот, что нужно сделать, чтобы ты назвал меня по имени. Вот, что нужно сделать, чтобы ты поговорил со мной. — Давай поговорим. — Уже не нужно. Ты всё сказал, — Ян отворачивается обратно, пронизывая закат невидящим взглядом. — Не делай этого! — Не переживай, хён. Теперь это небо станет моей могилой.       И равновесие нарушается.