Изабелла Каллен и Эдвард Свон. Другие Сумерки.

      POV Эдвард Боль была безумная. Всё именно так и было: я словно обезумел, ничего не соображал и не мог понять, что происходит. Моё тело пыталось отгородиться от боли, и меня снова и снова будто засасывало во тьму бесконечного космоса. Длилось это минуты или даже секунды, но боль всё равно возвращалась. Зато эта боль не давала мне воспринимать реальность. Создавалось ощущение того, что меня переехал автобус или тысячи острых лезвий вонзались в мою кожу, причиняю жуткую боль, разрывающую меня на части. Пытаясь отделить реальность от небытия, я понял, что моё тело в той самой реальности билось и извивалось, хотя от боли сам пошевелиться не мог. Кроме того, я осознавал, что в реальности есть то, что очень важно для меня, но вспомнить ничего не мог. И всё же, сосредоточившись, я вспомнил недавние события. Я вспомнил, как Белла подарила мне дочь, которую я успел полюбить ещё до её рождения. Вспомнилась и сама Ренесми. Она была прекрасна, словно маленький ангел: карие глаза, доставшиеся ей от матери, и забавные ямочки на щеках. Помнил я и Джейка, помогавшего успокаивать Беллу и ушедшего после этого на битву с бывшей стаей. Очень хотелось верить в то, что он не пострадал. Не хотелось бы потерять лучшего друга, которого я считал за брата. - Ещё долго? - услышал я голос Беллы. Потянувшись к ней сквозь небытие, я постепенно начал привыкать к боли, будто сжигавшей каждую клетку и ломавшую меня изнутри. - Яд ещё не достиг сердца. - ответил рядом стоявший Карлайл. - Ему повезло даже больше, чем Эммету. Перед обращением Белла настояла на обезболивающем, на что я был согласен, помня свои ощущения после укуса Джеймса. Я знал, что она может не устоять перед соблазном и убить меня, но мне смерть, на чьём пороге я уже не раз бывал, мне не была страшна. Но если бы со мной что-то случилось, Белла не смогла бы жить дальше и пошла к Вольтури, чтобы попросить их о смерти. Первым, на ком Карлайл испытал морфий, был Эммет. Но ему не так сильно повезло, как мне: яд распространялся быстрее морфия, и боль полностью чувствовалась. Я знал, что именно из-за обезболивающего наступило онемение. Однако яду это вовсе не мешало жечь вены. В этом я бы ни за что не признался. Не хотелось ещё больше расстраивать Беллу. В этом случае она бы ещё меньше прежнего перестала бы хотеть сделать меня вампиром. Будучи пришпиленым к столу, что произошло из-за морфия, я боролся с желанием закричать от боли. Вспомнились истории о процессе обращения. Карлайл, как только мог, старался не шуметь, чтобв его не раскрыли. Розали же говорила, что кричать бесполезно, ведь от этого легче всё равно не станет. И я надеялся на то, что подобно Карлайлу смогу продержаться и что к Розали тоже стоит прислушаться. Она ведь тоже права: криком ты себе не поможешь. Наоборот, усугубишь своё положение. Да и если бы крик всё-таки сорвался с моих губ, Белла бы подверглась новой пытке. Власть над собственным телом не сразу ко мне вернулась. Теперь, начав чувствовать ход времени, я смог наконец пошевелить пальцами, хотя давалось это с большим трудом. Постепнно и огонь, что жёг моё тело, почти сошёл на нет. Я ощущал лёгкое покалывание на кончиках пальцев. Белла, всё это время пытавшаяся достучатьсядо меня, снова позвала Карлайла, когда огонь дошёл до моего сердца. - Ты права, Белла, - сказал он, - сердцебиение стремительно замедляется и вскоре совсем исчезнет. Я его и сам почти не слышу. Они говорили ещё о чём-то, но я не стал вникать в суть их разговора, хотя это, наверное, и не представляется возможным с обострившимся слухом. Вскоре удары собственного сердца я перестал слышать. Вместе с этим действия морфия закончилось, боль ушла окончательно, и я открыл глаза, заметив, что и зрение стало очень чётким. Я получил, что хотел. Я стал вампиром.