О верности говорят вполголоса

Чуя нёс её на руках, перелетая через выломанные куски земли и трупы якудза. И будь это сценой из аниме, картинка вышла бы невероятно красивой. Мари каким-то образом точно чувствовала, что делает и говорит Чуя, хотя в ушах шумело от тока собственной крови. Девочка знала, что это странное чувство синхронизации с Чуей скоро пройдёт, как знала и то, что какая-то связь навсегда сохранится. Это и радовало, и огорчало, потому что, если придётся уходить из Овец, как она планировала, рвать придётся по живому. «Я подумаю об этом завтра», – сказала она себе так твёрдо, как могла. Вернувшись в штаб, Чуя принялся раздавать указания: собрать раненых, организовать носилки, вытащить из руин всё самое важное, без чего не обойтись в ближайшее время, и организованными группами отправиться в новый штаб. То самое место, которое он показывал Мари, лучше укреплённое, но гораздо менее удобное для проживания. Отдельным приказом: если кто-то из посланного по их душу отряда остался в живых, добить без жалости. И всё это время Мари оставалась у него. Чуя выглядел как человек, которому нисколько не мешает ребёнок, занимающий руки: раненые взлетали и плавно опускались на носилки под его взглядом, завалы разбирались как будто сами собой – поэтому Овцы не осмелились напоминать Накахаре о Мари. Они все ещё были шокированы случившимся, ещё пытались принять мысль, что даже близко не видели пределов силы Чуи, и Мари, для которой чужие эмоции сейчас были как касания к обгоревшей коже или тыканье пальцем в свежую рану, чувствовала, как наряду с уважением зарождается тень страха. Она не умела читать мысли, но практически слышала их сейчас: «Что если однажды эта сила обратится против нас?» А потом они начинали убеждать сами себя: «Не может быть! Чуя никогда нас не предаст! Овцы – его семья». Мари слегка кривила уголок губ. Неприятно. Хотелось остаться одной, а желательно – с Чуей рядом, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать никого, кроме него. Раствориться в этой мрачной решимости, отчего-то придающей сил. На этой мысли Мари вздохнула и задала себе резонный вопрос: «А ты-то почему не боишься?» Поискала в себе страх, воскресила в памяти вид переломанных трупов, но не нашла ничего, кроме усталости и смирения. То, что сегодня Чуя совершил массовое убийство, не пугало ни фактом, ни масштабами. Не после устроенного террора. Ей, пережившей этот ужас, добровольно сунувшейся под руку разъярённому Накахаре, оставалось лишь скромно порадоваться, что она осталась жива. В полубредовом состоянии эти ленивые и не очень связные размышления принесли облегчение. Так ощущают себя пережившие катастрофу? У Мари не было сил чувствовать вину за то, что её не ужасает то, что раньше напугало бы. За то, что её не пугает Чуя. За то, что всеобщая мораль и нормы общества, о которых она знала побольше Овец, уже не кажутся столь незыблемо верными. «Возможно, так и катятся на дно. Но тогда я буду человеком, спустившимся туда самостоятельно. По ступенькам». Если бы были силы, она бы даже рассмеялась. – Малая? – встревоженно спросили над головой и похлопали по щекам. – Малая, если ты не откроешь глаза, мне придётся вылить на тебя эту бутылку, – на лоб положили что-то холодное. «Ай», – подумала Мари вяло, но не нашла в себе сил подать знак, что всё слышит. – Малая, блин! – очередной хлопок по щеке вышел звонче, чем предыдущий. – Чуя так громко кричит. Я просто чуть-чуть задремала, – пробормотала она заплетающимся языком. – Ага, – согласился Накахара почему-то очень спокойно. – Давай, малая, выпей хотя бы воды и можешь спать дальше. Её приподняли, подсунув что-то мягкое под спину, и прислонили ко рту бутылку. От первого глотка Мари чуть не захлебнулась, но Чуя быстро сориентировался. Пить, на удивление, хотелось невероятно сильно. Девочка жадно сглатывала, а когда вода закончилась, облизала губы и даже нашла в себе силы открыть один глаз, чтобы проверить, нет ли там ещё хоть капли. – Ещё? – тут же спросил Чуя. – Да, – всё ещё слегка хрипя. Парень без вопросов достал ещё одну бутылку. Уже чувствуя, что от количества выпитого похлюпывает не только в животе, но и в ушах, Мари задумалась о странности происходящего. Чуя выглядел уставшим, но не пропылённым после боя. Помылся? Ну, допустим. Тогда он точно должен был не с Мари здесь сидеть, а руководить остальными. А кстати, где это самое “здесь”? Не похоже на подобие полевого госпиталя, который организовывали в таких случаях Овцы. И на общую комнату – с Йоро ли, с остальными девочками – помещение похоже не было. Наконец, она обратила внимание на себя: на груди футболка с широким воротом, каких у неё не было, на ногах… ничего. Ноги прикрывало неожиданно сносное одеяло. Мари нахмурилась. Подняла взгляд на молча разглядывающего её Чую. Чую, который умел заботиться о своих ребятах, но никогда не сюсюкал с ними. В его стиле было помочь зашить рану или кинуть аптечкой в сторону болезного, но никак не отыгрывать сиделку. Даже с Ширасе. Даже с Юан. Рот открылся сам по себе, и хотя Мари по-прежнему чувствовала невероятную слабость, она была намерена узнать всё, что так её смущало. Но вместо этого широко и душераздирающе зевнула. Чуя усмехнулся: – Кажется, тебе нужно ещё немного поспать, – от этих слов Мари нахмурилась и попыталась возразить, но парень не дал ей ни шанса: – Давай, малая, нечего тут спорить. Считай это приказом лидера. Под его взглядом Мари из положения полусидя съехала вниз. Глаза закрывались сами. Она вдохнула. Может быть, не так уж и страшно всё, если Чуя говорит, что она может поспать? Узнает всё завтра. Чуя хмыкнул, услышав едва внятное бормотание девочки: «Завтра я всё-о выясню». Он тоже очень хотел кое-что у малой узнать. Но приходилось ждать. Может, и к лучшему, что маленький эмпат проспала разбор завалов и похороны трёх их ребят. Остальные были ранены, но чудом выжили. Чуя сжал кулак. За это… боссу Портовой мафии и всем этим якудза… они всем им отомстят.