О верности говорят вполголоса

Операция закончилась захватом заложников. При этом Мари упустила причину, почему вместе с той, группой, что пытала их с Дазаем, оказался захвачен и их наниматель. Это было что-то из гениальных планов главы Исполкома, которые никто не собирался объяснять ей лично, а сама она и не спрашивала. Мари и так неудачно засветилась там, где не требовалось. Повезло, что Дазай посчитал её достаточно наказанной, и всё ограничилось выговором и штрафом. Та самая Мацухира, что из ревности к её положению отправила Мари к Дазаю, вообще лишилась жизни. Причём, показательно. Дазай пришёл в их отдел, когда перебинтованная Мари после пары дней больничного появилась на работе. В отличие от девочки, до сих пор выглядевшей болезненно и берегущей руку, глава Исполкома выглядел удивительно официально в хорошо сидящем брючном костюме. Никаких следов травм, скованности движений, хотя Мари помнила, что парню досталось. А ведь Дазай себе, в отличие от Мари, больничный не дал. Крепкие ребята в костюмах выволокли для него Мацухиру и бросили на пол. Под холодным взглядом карего глаза женщина была вынуждена отвечать на вопросы о том, кто натолкнул её на мысль испортить план Дазая, кто велел подставлять под удар сотрудников Порта и, в частности, отдела аналитики, сотрудники которого вообще не должны были появляться на поле военных действий, сколько ей за это заплатили... Сам глава Исполкома при этом сидел на стуле, выкаченном на середину офиса, и поигрывал пистолетом. Мари смотрела, как красивое лицо Мацухиры исказилось от ужаса, как тряслись бледные губы, и думала, что страх любого человека сделает уродливым. Под конец женщина пыталась обнимать Дазая за ноги, умоляя поверить, что это было только её инициативой. К тому моменту от завистливой гордячки осталась бледная тень. Мацухира уже понимала, что не останется в живых, но тут Дазай пообещал пристрастно допросить всю её семью и особенно брата, служившего одним из офицеров, раз она не хочет сотрудничать и признаваться, кому помогала своим саботажем. И именно это заставило уже обреченную женщину так унижаться. Мари смотрела на это и не чувствовала того злорадства, что должна была. Не было ничего приятного в том, чтобы наблюдать за психологическими пытками человека. Но и жалости в ней не было тоже. Если бы не Мацухира, ей не пришлось бы рисковать жизнью и проходить через пытки. Самое отвратительное здесь было в том, что она действительно сделала это из зависти. В конце концов, Дазай встал, оттолкнув цепляющуюся за его ноги женщину, видимо, устав от этого концерта. – Всё ясно, – негромко сказал он и обвёл взглядом остальных сотрудников отдела, ставших невольными зрителями этого малоприятного представления. – Полагаю, все здесь присутствующие должны усвоить один урок: я ненавижу, когда из-за нелепых внутренних разборок мои стратегии идут под откос. Если ещё один человек посчитает, что его личные мотивы и амбиции могут послужить для этого оправданием или что глава Исполкома – хороший инструмент для реализации собственных планов, он закончит как эта женщина. Как предатель. Дальше последовала весьма предсказуемая сцена, от которой Мари всё равно пробила внутренняя дрожь. Мацухире сломали челюсть и три раза выстрелили в голову. Дазай, доверивший это дело шестёрке и даже не ставший пачкать руки, удовлетворённо улыбнулся, словно и не заметив, как капли чужой крови попали на лицо. Уходил он в абсолютной тишине. После этого сотрудники отдела также молча разошлись по местам и до тех пор, пока тело Мацухиры не убрали, в помещении стоял только шорох бумаги и щёлканье клавиатур. Здесь все умели делать правильные выводы.