Keep the nightmares out Отгороди меня от кошмаров, Give me mouth to mouth Поцелуй меня в губы, I can't live without you Я не могу жить без тебя, Take me to your house Отвези меня к себе домой. ©Daughter — Home
Он удивленно воззрился на приближающийся тощий силуэт, что, заметив его, остановился на месте, склонив слабое тело к стволу молодого деревца. Воспаленные глаза, — когда-то ярко-синие, сейчас же блеклые, точно старческие, — заплыли в печали и смирении, а смотреть в них, по законам морали, должно б быть совестно. Но ни у кого из этих двоих совести не было в помине, — по-видимому, забыли добавить в их заводские настройки. Как реагировать на сей поворот событий, когда пропащая жертва вернулась обратно? Полный контраст его ожиданиям. Но для нее это был единственный правильный вариант. Так она могла смягчить своё будущее наказание, уважить его гордость. И волки сыты, и овцы целы. Ибо она наивная дура, а он продуманный садист, не готовый жалеть кого-то ради их совместного будущего. Плевать на ощутимую разницу в возрасте, Тсукури это только заводило, — не раз Дейдара называл ее грязной развратницей, что совратила его еще в детстве. И уж точно начхать на то, что они не должны были встретиться вовсе. Не было у нее шанса уйти. Не живой. — Куда идёшь, хм? — спросил насмешливо, едко, зная ответ. Но глупо отрицать: он всё же очарован таким ее поведением. Словно на стук в дверь прозвучал щелчок отпертого замка — впервые за последние года она покорно шла ему навстречу. — Обратно, — сиплым голосом ответила та, едва ли не на последнем издыхании. Злость окончательно затихла. Акацуки передумал ломать ей ноги, хотя еще во время поиска получил немалое наслаждение от фантазии, где раздавался звонкий хруст, а после — истошный крик. Куноичи бы цеплялась за него в мольбах прекратить, спрашивала, что может сделать для него. Столь приятно обманываться, что у Хисы взаправду был подобный план: прогуляться и вернуться. Такое ведь часто практикуют обычные пары. Человек ругается, проветривает мозги и продолжает быть со своим партнёром. Это нормально. Пусть эта прогулка завела ее за дохуя миль от их гнезда. Пусть он действительно перепугался, когда не нашёл ее на первых километрах от хижины. Она впервые сделала то, о чем он мечтал. Вернулась. Самостоятельно. Он простит ей свою тревогу. По-своему. — Тогда возрадуйся. Я здесь, хм! — тонкие губы растянулись в самодовольной ухмылке. Всё это казалось настолько картонным, что сделай неверный шаг или произнеси слово не в той интонации: мир заволочет дымом глиняных бомб. Нукенин призывно развел руки в стороны. Грязный, вонючий, видно, только с работы. Хиса уже выплакала своё. Поэтому шагнула к нему в объятия без истерик, стараясь не касаться коричневых пятен на плаще. Даже если бы она ушла, принадлежность ему можно вычислить по горелому запаху. Забивающему нос и легкие, как феромоны какого-то зверя, что оставил на своей самке. Тсукури уткнулся в шею, обливающуюся холодным потом, и сжал беглянку до хруста в хрупкой спине: — Так сильно соскучилась по мне, что пошла на мои поиски? — оставил мокрый поцелуй за ухом. — Надо бы бросать тебя так почаще, хм.***
Пленница судорожно пыталась успокоить дребезжащее сердце: это лучше, чем если бы он сломал ей что-то или подрезал сухожилия. Это можно исправить, например, срезав пласт кожи. Большой пласт кожи. Твою мать. Он загорелся желанием выжечь свое имя на ее груди, — всякие краски не могли держаться вечно, а вот шрамы прекрасно справятся с такой задачей. Макусуоки его женщина, почему бы и да? Первая и последняя. Другие на фоне этой чертовки казались пресными, неинтересными, и Дейдара не мог позволить кому-либо забрать ее себе. Кому будет нужна та, у которой чужое имя на теле? Только ему. — Как часто ты задумываешься о том, что делаешь? — спросила она, покорно скидывая топ. Два упругих холма с розовыми жемчужинами так и манили впиться в них губами, вылизать, как леденцы. Но нукенин займется этим позже. Макусуоки переборола нужду прикрыться: что не сделаешь, когда эти чертовы фигурки смотрели на тебя прямо с полки. Специально их там поставил, мол, смотри, я при оружии. Действительно, ничего не оставалось, кроме как подчиниться и дрожать. — Хочешь опять поиграть в задушевные разговоры? — он провел смоченной спиртом тряпкой по нужному участку. Белые плечи дернулись, волоски на руках встали. Повисло молчание, нарушаемое треском брёвен в печи. Из головы не выходила страшная картина мертвых домов: черных, будто вокруг них ютилась ночная темень; скрюченных, точно скелеты древних животных. Зияли пустыми глазницами окон, вопили от ужаса. Там были и тела. Обугленные, безобразные, разорванные, словно старые тряпичные куклы. — Всё время, — неожиданно ровным тоном отчеканил Акацуки. Не было ни дня, когда голоса в его голове затаивались. Каждый будто имел свой отдельный разум, высказывался, спорил. Они путали, заставляли метаться из угла в угол. Их было три: детский, юношеский и её. Первые двое принадлежали ему из разных периодов жизни. Хиса отвела взгляд на печь, полностью уверенная в неадекватности мыслей Тсукури, которые он якобы «всё время» перебирал у себя в гнилом сознании. — Скажи, Дейдара, — еще один вопрос не давал куноичи покоя. — Как ты относишься к Учихам? Он поднял голову. Их носы соприкоснулись. Голубые глаза, — челку он заправил за ухо, — вперились в ее, а светлые брови свелись к переносице. Ревностный огонек заставил Макусуоки немного отпрянуть назад. — А как я к ним должен относиться? — взаправду не понимал нукенин. Женщина удивлённо вытаращилась на него: — И-итачи же затащил тебя в Акацуки, ну и… Он рассмеялся. — Чего? Этот Учиха? Меня? — возмущенно сложил руки на груди. — Я сам вступил в Акацуки, хм!