Repentance

Путешествие в горы в поисках человека, который может сомнительными методами помочь узнать природу возрождения Итэра не задалось для самого «виновника торжества» с самого начала. Палящее солнце прошибло тело знойными лучами даже сквозь плащ, который Сяо накинул на него ещё в номере. Тень от капюшона удушала своей тяжестью вопреки своему изначальному назначению. Оно давило горло, заставляя блондина неистово выделять слюну, чтобы увлажнить стенки полости рта, как если бы издыхающие от жары люди, превозмогая свои возможности, орашали иссушенные поля с урожаем последними запасами воды. Он постоянно сглатывал даже воздух, который казался малость прохладным, но все, что он получал – сухость и горечь на языке. Сяо шел впереди, не оборачиваясь на тяжёлое дыхание путешественника. Итэр мог бы подумать, что адепт задумался о чем-то своем, решив как некстати окунуться в червоточину вязких мыслей с головой солдатиком, но судя по тому, как брюнет озирался по сторонам каждую минуту, было понятно, что он держал ухо востро, а хвост пистолетом. Как бы смешно это ни звучало, но Итэр посчитал свои базовые потребности мелочными и решил придержать свои порывы нытья, которые встали комом поперек горла, до лучших времён. Избрать смерть от изнеможения организма ещё до того, как они хотя бы ступят на земли Мондштадта, было крайне глупо, но измученный пеклом мозг не мог нормально функционировать и выдавать хозяину здравые идеи. Поэтому блондин плелся молчаливой амебой позади Яксы, молясь всем, кого только знал, чтобы Сяо наконец устроил привал. Разница в их выносливости ощущалась, как небо и земля. Натренированное тысячелетиями тело не собиралось сдавать своих позиций, да и к тому же, Сяо сам по себе не являлся человеком, а это равно тому, что базовые потребности обычного обывателя земель Тейвата являлись для него не более, чем побочным эффектом из-за близости по строению. В сравнении с ним Итэр вымученно и вынужденно считал себя калекой, не способной и шагу сделать без надзора кого-то свыше, но может так даже и лучше. В конце концов, Сяо спокойно устранял мелкие препятствия в лице парочки хилличурлов или группы похитителей сокровищ на пути. В принципе, если брать во внимание аспекты этого путешествия и рассматривать позитивные стороны, то не все так уж и плохо. В конце концов, Итэр может попить воды из простой лужи, не осмеливаясь выпрашивать запасы воды (которых было итак мало) у адепта. Решение о привале было принято ближе к ночи. Солнце давно играло где-то за горизонтом размытыми в глазах блондина бликами, расплываясь на темно-синем небе яркими оранжевыми мазками. Приятная прохлада легла на плечи лёгким ветерком, трепая взмокшую от пота челку. Итэр сощурил медовые глаза, когда резкий порыв ударил ему в лицо. Они остановились в золотистой лесополосе под песчаным деревом. Сяо отстегнул подсумок, в котором находились необходимые для организма Итэра лекарства, с пояса и осторожно положил его между корнями увесистого ствола прямо в желтоватую траву, отливающую зелёным цветом в лунном свете. Путешественник как-то слабо и отстранённо наблюдал за всеми этими действиями со стороны, будто находясь по другую сторону портала. В этой местности было темно, прохладно и почему-то мокро, поэтому воспринимал он все сигналы внешней среды как из-под толщи воды океана. Он заглотил его разум полностью, омывая тело холодными потоками. Почему-то в сознании всплыли глаза Чайльда, в чьих омутах и ощущался этот самый океан. Эта бездна. – Ты меня слушаешь? – А?..– парень легонько совсем незаметно вздрогнул и вскинул взгляд с сумки на стоящего напротив Сяо. Якса слегка нахмурился, но, выдавив какой-то сдавленный вздох, повторил ещё раз: – Оставайся здесь. Я наберу хвороста и тут же вернусь. – Итэр проморгался, но рассеянно кивнул, с сильными задержками, но все же воспринимая информацию, которую донес до него Сяо. В следующую секунду вместо Сяо в воздухе плыла изумрудная дымка, уносимая потоками ночного ветра куда-то далеко в горы. Блондину оставалось что-то просипеть, держась за ствол дерева. Ногти неприятно сдирали кору ствола. Она впивалась мелкими заносами в подушечки саднящих припухших от жары пальцев, но боль эта не ощущалась так остро. Сознание все никак не желало найти тот самый выключатель и переместить рычаг с «быть безвольной амебой» вверх на «мыслить, как здравый в своем уме человек». Медленно осев на земле, блондин припал спиной к опоре, вскинул голову к усыпанному белыми точками-звёздами небу. Он провел слабой рукой по шелковистой траве, слыша, как где-то недалеко шуршит запасами в дупле белка, маленький зверёк выкапывает плод закатника из тайника, листва так лениво и тихо шелестит в потоках ветра успокаивающей симфонией одаренного композитора. Луна медленно плыла по небосводу одиноким белым диском, следуя своей траектории. Почему-то она всегда полная и не меняет своей фазы, оставаясь всегда такой белоснежно красивой и постоянной. Взор зацепился за горы, утопающих в дымке тумана, который уже вот совсем скоро нагрянет и сюда, даруя пространству тишину, молчаливый стойкий покой, прохладу и влагу. После него на траве радугой будут переливаться росинки в лучах утреннего солнца. Итэр любил утро. За нежное голубое небо, за прохладу, за росу, за влагу. Что-то в его душе торжествующе пело и ликовало каждый раз, когда солнце начинало маячить на горизонте нежными лучами, а не изнывающей жарой и духотой. Итэр дёрнул носиком, вдыхая полной грудью аромат ночного лета. Он освежающий, бодрый, успокаивающий. Но затем он уловил что-то ещё. Что-то более тяжёлое. Более тревожащее. Что-то гниющее. Веки мгновенно дрогнули, позволяя ему в шоке уставиться перед собой и оглянуться в сторону, с которой истонченной струёй тянулся этот смрад. Он был слегка сладковат и щекотал нервные окончания парня неприятным осадком тяжёлых воспоминаний. Разряд тока прошёлся вдоль позвоночника и ударил вспышкой в мозгу. Все смешалось внутри в один ком копошащихся червей – темное помещение, сырость, гниль, слизь, рвота. Как одна сплошная лавина оно накрыло его с головой, заставляя задыхаться под толщей жгучего снега, сковывающего руки и ноги ледяными оковами. Тело неспокойно тормошило из стороны в сторону, как Итэр, хватаясь крепкой хваткой за дерево, медленно поднялся и осторожно двинулся на тонкий запах, который ещё чуть-чуть и растворился бы в ночи богом забытого места, но он все ещё играл чертиками в сознании блондина, недобрыми искрами осыпаясь на плечи, плавя одежду, обжигая кожу грузом воспоминаний. Слишком ярко картина играла перед плывущим взглядом, когда он шел тихой поступью, шурша травой. Вот тот холмик, за которым будет груда камней. Пройди чуть дальше, обязательно наткнешься на заросшую с годами ловушку, которую когда-то вырыл детёныш геовишапа. Пройдешь чуть дальше, будешь невнимательным из-за большой потери крови, обязательно провалишься в эту пустоту. Будешь невнимательным, сломаешь окончательно все, что было не сломано, а уже сломанное добьешь окончательно. Будешь невнимательным, ты сгниешь в этой дыре, теряя последние литры крови и задыхаясь от пыли и груза ответственности, который возложил на тебя целый мир. Так пахнет каждый организм на своей последней стадии. Так пахнет умирающая под лавкой торговца собака. Так пахнет умирающая от неизлечимого заболевания женщина. Так пахнет та девочка с сиреневыми волосами из лавки Бубу. Этот запах приносил с собой Сяо каждый раз, как возвращался в номер и тщетно пытался смыть, как просочившуюся под кожу рук несколько тысяч лет назад чужую кровь и свою вину. Итэр брел, схватившись за под дых рукой, как будто туда только что пришелся мощный удар, дробящий ребра на маленькие осколки. Он глотал интенсивно выделяющуюся слюну так часто, что снова начал чувствовать изнеможение. Снова чувство пекла. Снова жар. Снова пот обильно стекал холодными каплями по лбу, по вискам, прямо вниз. Он мелко дрожал, чувствуя, как копошащиеся черви склизким липким комом ползли вверх, скользя по сокращающимся влажным теплым стенкам пищевода, желая найти выход наружу, но вставший поперек горла приступ ужаса не позволял этой гнили вырваться тошнотворной массой на темную траву, которую уже орошили каплями давно впитавшейся крови. Что-то под ногами хлюпало. Итэр никогда не чувствовал консистенции органов голой кожей. Не чувствовал, как они мягко и влажно скользят сквозь пальцы ступней. Но когда парень вступил во что-то, то дал себе в ужасе волю согнуться пополам и выдавить из себя то, что так жадно желал отторгнуть организм. Внутри все буквально вывернулось наизнанку от холодного ужаса, когда что-то рядом свалилось с ветки голого дерева и плюхнулось наземь гнилой субстанцией так мерзко хлюпая, как если бы мясник расщедрился и раскидывался кусками говяжьей печени на площади. Лицо исказилось в гримасе животного ужаса, когда взгляд скользнул с какой-то части органа, которая только что свалилась буквально с небес прямо перед ним на картину чуть дальше. Она была расфокусирована, размыта, будто мозг не желал воспринимать этот ужас в реальности. То кровавое месиво, фарш, из которого торчали пожелтевшие кости. Гнилое, потемневшее, в котором копошились мелкие личинки, жадно набивая свое ненасытное брюхо. Это месиво было мало различимым, но блондин готов был поклясться, что увидел во всей этой смеси ужаса женские ноги, опухшие от жары, на которых ярким контрастом играли трупные пятна. Ноги Итэра подкосились в коленях, от чего он отшатнулся назад и плюхнулся пятой точкой на измазанную в мерзости траву. Липкое и влажное, оно играло на горячих ладонях контрастом холода. Перебирая конечностями, путешественник начал отползать, окунувшись в пучину черного ужаса, как ребенок, который радостно прыгает с моста вниз головой в омут реки, желая искупаться и насытиться в прохладе воды жарким днём. Только вместо воды Итэр окунулся в клокочущий первобытный страх, скопидомно глотая ртом воздух. Тейват хочет убить тебя. Он, как один большой живой организм, требует пищи, словно голодный до добычи хищник. Он убивает безжалостно, ломает твои кости, перемалывает их в порошок, отрывает от них куски свежего, пропитанного сладкой кровью мяса, и глотает. Ненасытная тварь, готовая похоронить тебя в недрах земель, в местах, где не ступит ни одна нога здравомыслящего человека. Здесь храбрецов провожают в последний путь и по умолчанию хоронят с почестями. А тех, кто вернулся, отправляют далеко в горы, где доживают последние дни старики в заброшенных деревушках, как глубоко раненного психически неуравновешенного калеку. Парня выворачивает наизнанку прямо сейчас, когда он смотрит на результат голодного истошного порыва этого мира забрать ещё одну жизнь. Кем она была раньше? Чем она занималась? Как попала сюда? Может быть, она была храброй путешественницей, выполняющей задания гильдии? Может быть, она была простой целительницей, которая отправилась собирать целебные травы? Может быть, ее утащили сюда те самые похитители сокровищ, которых так безжалостно устранял Сяо, чтобы утолить свои животные плотские потребности? На глаза накатывали горячие соленые слезы, неприятно щипая и размывая зрение, вынуждая Итэра интенсивно моргать, чтобы смахнуть это наваждение и заблокировать воспоминание, будто все это сплошной кошмар. Будто это бред его воспалённого сознания. Но они обжигающим потоком хлынули вниз, от чего он начал их глотать и осознавать, что все это никакой не сон. Что перед ним лежит распотрошённое на составные части тело безымянной девушки. Руки подогнулись в локтях, от чего он вымученно простонал и, находя силы в онемевшем от пережитого теле, сорвался с места, уползая на свое законное место, где уже должен был появиться Сяо. Но когда блондин буквально дополз до места их привала, то с ещё большим шоком и ужасом обнаружил, что адепта на месте не было. Сколько прошло времени? Итэр метнул измученный взгляд, наполненный морем слез, к небу. Луна медленно плыла уже высоко в небе, а Сяо так и не было. Хлюпая носом и жалобно постанывая, Итэр побрел по тропинке в поисках лужи, чтобы смыть последствия своего маленького исследования. Руки были измазаны в зловонной бурой, местами почти черной жиже, от которой хотелось выблевать остатки содержимого желудка, но Итэр старательно, собирая по осколкам свою чудом живую выдержку, терпел, цепляясь испуганным взглядом за любую выделяющуюся отбликом света белого диска деталь, хоть как-то напоминающую лужу или маленький прудик. И вот совсем недалеко он нашел озерко, в которое не поскупился окунуться всем телом. Нырнул с выступа, окунаясь в ровную зеркальную гладь и нарушая покой воды неспокойными рябыми кольцами. Золотая коса подобно растущим на илистом дне водорослям медленно трепыхалась, пока томная оглушенная голова шла ко дну. Он скривился в маленький эмбрион, пуская мелкие пузырьки из надутых щек. Жмурился, как испуганный зверёк, искажая лицо болью и страхом. Теперь, когда Сяо нет рядом, все кажется ужасно враждебным. Шебуршание белки в дупле напоминало скребущееся в полости дерева существо, которое только и поджидало особого момента, чтобы напасть на беззащитное тело и впиться в яремную вену своими черными клыками. Шуршащая неподалеку трава – это наверняка хищник притаился, изгибая переломанное тело в подобии кошки, хрустит костями, по которым узорами разошлись трещины, и суставами, щелкает извернутой наоборот челюстью и глоткой, предвкушая сладкую кровь и мягкую плоть во рту. Проплывающая напротив испуганная рыба теперь являла собой нечто, которое вывалило мешок с органами наружу и неприятно им хлюпало, заполняя пространство темной толщи воды своей отравленной кровью, чтобы обездвижить его, парализовать нервную систему и заглотить одним движением. Парень вздрогнул, открыл рот, испуская рой пузырьков с кислородом и, чертыхнувшись в пустоте телом, вынырнул наружу, в панике гребя прямо к берегу. Всплески воды отражались в сознании больным эхом, за которым слышалось щёлканье этого существа, которое желало откусить от его тела хотя бы половину, ведь терять такую добычу будет очень горько. Он вкусный, свежий, его плоть эластичная, молодая и такая поддатливая. Она будет прекрасно рваться в пиле из острых гнилых зубов, оседая сладостью горячей крови на языке. Но Итэр обессиленно выполз на сушу, чертыхаясь, как только что пойманная рыба. Он, нервно дергаясь, сорвался с места, перебирая ватными ногами и видя проблеск огонька на горизонте, который являл собой спасительный островок тепла объятий Сяо и огня, который точно отпугнёт всех этих демонов Тейвата и не позволит сожрать его заживо. Тяжело хрипло дыша и срываясь на слабые крики, он наконец добрался до финиша живой и здоровый, цепляясь за плечи шокированного адепта так крепко, что плоть под ногтями невольно начала сходить, оставляя после них лёгкие кровточащие царапинки. Итэр в панике, срываясь на слезы, посмотрел в глаза Сяо, который явно недоумевал от такого шоу одного актера и пытался выяснить из неразборчивого утопающего в хлюпанье носа и потоке слез бреда, который нес спятивший Путешественник, но со временем до брюнета дошло, в чем дело. В конце концов, винить блондина в том, что его сознание отравляется этим миром нельзя. Никто в этом не виноват. И та мертвая девушка, и Архонты, и даже сама Селестия. – Все хорошо, я здесь. Я защищу тебя. – спокойно повторял эти слова Сяо, как мантру, держа зареванное лицо Итэра в руках. Пронзительный взгляд кошачьих глаз был непоколебим и тверд, от чего блондин ещё больше убеждал себя в том, что только Сяо может защитить его от всех напастей этого безумного мира, который хочет тебя похоронить, как без вести пропавшего. Который хочет сожрать тебя, как лакомый кусок. Почему-то до Итэра только сейчас дошла эта простая истина, которая понятна каждому ребенку, который родился в Тейвате. Он не понимал этого в первый раз, как умер. Он не понимал этого, когда очнулся и бесцельно бродил потерянной душой по просторам Ли Юэ. Он не понимал этого, когда решил отправиться на свою собственную могилу, желая узнать правду о том, что же с ним случилось. Но он это понял только сейчас, когда загнанным в угол зверьком увидел то, что может сотворить с тобой этот мир. Когда увидел труп, который не восстановится в цельный организм, который не соберётся обратно по частям и продолжит свое путешествие. Он понял это тогда, когда безнадежно утопал в тёплых объятиях своей надежды в лице Сяо, цепляясь за него такой крепкой хваткой, что у Яксы на время перехватило дыхание. Но руки блондина дрожали, будто охваченные тремором. – По…п…пожал-луйста, не…ух-ход…ди…больше…– набирая в лёгкие побольше воздуха до того, что их разрывало от обжигающей боли и задыхаясь, бормотал Итэр куда-то в шею Сяо, на что тот лишь спокойно гладил его по голове так несвойственно его образу нежно, что мышцы сводило немой дрожью. – Я буду рядом. Всегда. Все хорошо. – он прикрыл глаза, осторожно опуская дрожащее тело на землю, пригретую разведённым костром. Успокоить Итэра это ещё половина беды. Стереть тот образ распотрошенного тела из воспалённого сознания блондина будет адски трудно, даже если заручиться самыми действенными средствами Тейвата. В расширенных до состояния блюдец зрачках ясно читался потерянный ужас и шок, которой Итэр познал с помощью настигшей чужую неосторожную шкуру опасности. Сяо в некоторой степени находил это ироничным, но продолжал заботливо стирать слезы с бледных щек зверька напротив. Такое маленькое и хрупкое создание, которое нуждается в постоянной защите. Сяо питался этими кошмарами и ужасами в далёком прошлом, но страх Итэра был особенный. Такой тонкий и эфемерный, чистый, что хотелось впиться в него зубами и поглотить вместе с обладателем полностью, чтобы стать единым целым и больше никогда не расставаться, чтобы никто не посмел посягнуть на жизнь этого невинного создания. – Если будешь чувствовать, что тебе угрожает опасность, назови мое имя. Я приду на первый же твой зов. Якса пристально следил за малейшими невербальными знаками тела путешественника, который все ещё подрагивал уже от пробивающего до хрупких костей холода. Итэр рассеянно кивнул. Его все ещё выворачивало наизнанку от постоянных приступов тошноты и увиденного. Перед глазами все плыло, он чувствовал себя главным клоуном в цирке, который балансирует на канате, подгоняемый щекочущими пятки языками пламени. Сорваться вниз значит проиграть. Сорваться вниз значит потерять себя и окунуться в обжигающую нутро истерику, которая испепелит плоть и спарит кровь в одно мгновение. Но Сяо поймает его. Обязательно. Схватит и не отпустит больше никогда прямо как сейчас, держа в своих объятиях. Все, что было в силах адепта, он уже сделал. С великим трудом, но напичкал Итэра маленькой порцией еды. Дал какое-то успокоительное, пару лекарств, прямо в той последовательности, в которой наказал Чжун Ли, и завернул в плотный кокон покрывала, словно гусеницу. Итэр что-то бурчал из под плотной ткани спальника, но через некоторое время под успокаивающее поглаживание по спине, начал подавать признаки сна – тихо посапывал и видел первые картины сна. Сяо оставалось выдохнуть и устремить свой взор куда-то далеко, будто высматривая невидимого врага. Сяо оставалось проклинать этот мир. Этот жестокий мир.