ID работы: 10695037

Repentance

Джен
NC-17
Заморожен
290
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
117 страниц, 16 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
290 Нравится 102 Отзывы 41 В сборник Скачать

Цели и средства.

Настройки текста
Примечания:
      Время течет потоком лавы, сжигает надежды и оставляет глубокие раны. Невыносимо больно осознавать, что где-то совсем рядом, только протяни руку, может быть он, но Люмин хватается и ощущает пальцами сгустки пустоты. Он плывет маревом в ночных кошмарах, как исчезающий спасительный островок в удушающей пустыне, оставляя после себя абсолютное ничего. Ни голоса, ни запаха, никакого следа.              Его образ нарисован ядовитыми росчерками, которые отравляют сознание и заставляют ее дрожать от всепоглощающего ужаса. Она начинает забывать. Страх стягивается тугой шипастой проволокой на ее шее, душит, режет и скребёт нежную кожу до того, как она попытается выкрикнуть имя брата. Девушка сдерживает удушающий крик и глотает его обратно, морщась от обжигающей боли в груди.              Люмин ненавидит. Слово слишком мягкое, безвкусное, безликое. Оно не может описать того, как ее поглощает концентрированный гнев, кипит высоким градусом по венам, ломает кости буреломом боли, страхов и отчаяния. Она задыхается от своей собственной беспомощности и утопает в жидком горе, позволяя черни своего разума захлестнуть с головой.              Перед глазами пелена, застилает взор, как снежная буря, которая воет в ушах сотнями тысячами криков погибших 500 лет назад людей. Ее рвет на две половины смачным хрустом суставов пальцев от собственного противоречия и в очередной раз беспомощности, когда осознание простой истины звенит в голове тысячами осколков разбитой надежды на что-то лучшее.              Оно отдается лязгом металла, когда в очередной раз под руку подвернулся Дайнслейф. В его глазах глубокая печаль и отчаяние, которые не позволяют сказать простые слова, которые девушка хотела бы услышать. Поддержка. Люмин путается в этом безумном вальсе собственных мыслей и пытается уцепиться хоть за какую-то ниточку, чтобы стало легче дышать. Чтобы вынырнуть из этой пучины, когда она уже опустилась на самое дно. Здесь холод зудит кожу, пробирается в подсознание червивым комом, ломает позвоночник и бьёт по вискам тупой пульсацией, как обухом топора. Ее тошнит. Она хочет найти хоть что-то, что поможет ей вернуться обратно и уйти отсюда навсегда, стереть все пути к этому миру засаленным ластиком, размазать вторящие штрихи, вышедшие из-под ее дрожащей руки, по затхлому холсту. Там поселилось бессилие.              Она отчаянно думала, что Дайнслейф поможет ей выплыть из этого вязкого дурмана, который оказался бельмом на глазу. Она верила, что тот что-то придумает, как это было раньше. Что он обнимет ее, а она будет захлёбываться в его быстром сердцебиении и ворошить пальцами теплую кровь, но вместо этого роется во внутренностях своего брата под аккомпанемент треска догорающего в ночной глуши костра. Ярость солью оседает на горячем языке. Вместо слов – рычание во время боя. Вместо дыхания – дрожащие всхлипывания.              Ей ненавистна эта концепция спокойной жизни. Она недостижима в своем прямом понимании. Люмин живёт так, будто никогда не умрет, и умирает так, будто никогда не жила. Она с тревогой думает о будущем, забывая о настоящем, и живёт ни в настоящем, ни в будущем. Гонится за дымкой призрачной надежды и цепляется за прозрачный воздух, который наполняет лёгкие скрипучим и колючим морозом, прорастает метастазами до самого сердца и оставляет после себя горящие куски льда.              Она знает, где находится Итэр. Она знает, что должна убить его. Она знает, что вернёт его, чтобы стереть эти воспоминания и забрать к себе. Если жизнь не хочет идти ей навстречу, то она сломает эту чёртову грань и сама станет судьей, который вынесет приговор для Итэра. Она заберёт свою надежду. Она заберёт Итэра.              

***

             Итэр потерял счёт времени с того момента, как он оказался в глуши этой бури среди склянок творения алхимика. Он – живой экспонат, который всецело захватил внимание любопытного ученого, дотошного до любого микроизменения в его организме. Любое незначительное изменение заносится в заметки личного дневника. Альбедо что-то черкал размашистым почерком на листе бумаги и шустро носился от места к месту, осматривая испещренное глубокими ранами тело юноши. Глотка, разодранная гнилыми клыками неизвестной твари, начинала потихоньку заживать, покрылась коркой и неприятно чесалась. Как и рана на животе, откуда совсем недавно наружу вываливались внутренности. Он восстанавливался слишком медленно. Чесался нос и дрожали пальцы рук от раздражения. И от гробового молчания.              Итэру было неудобно в обществе алхимика Ордо Фавониус. Молчаливый и спокойный, своей внешностью он должен был дарить тепло и спокойствие, но вызывал лишь непонятную растерянность. От такой нельзя задать вопрос в повседневном стиле «Как дела? Как жизнь в целом?». Между ними – вязкая пропасть, которая бурлила в венах разбитым стеклом и вызывала толпы мурашек по спине. Льды Антарктиды и то теплее, чем общество Альбедо, будем честны. Кроме рядовых вопросов об общем состоянии юноша не слышал в свой адрес ничего более. Никаких вопросов о жизни после и никаких подробностей о жизни до. Лишь сухая формальность и учтивая забота. Блондину не было никакого резона вытаскивать крепкими клещами какие-то разговоры из закрытого алхимика и выдавливать из себя доброжелательные ответы, которые застревали острой костью поперек горла. Поэтому он так жаждал возвращения Сяо, который смылся непонятно куда непонятно в какой промежуток времени.              Из короткого диалога «между делом» парень узнал, что адепт отправился на разведку местности и добычу пропитания, хотя Альбедо уверял его в том, что нет никакой необходимости в побочных ресурсах. Здесь было все благодаря поставкам, назначенным Магистром Ордо Фавониус для дальнейшего исследования заснеженной местности. Некоторые продукты вышли в плюс, а выкидывать несколько килограммов мяса на ветер – чистое кощунство, поэтому пользоваться такими запасами можно было смело. Но Охотник на Демонов как обычно непреклонен в своих решениях, поэтому, проигнорировав все разумные доводы ученого, отправился по определенному намеченному маршруту. Альбедо ничего не оставалось, кроме как попросить некоторые материалы про запас, чтобы избежать дальнейших казусов в связи с неожиданным появлением Итэра, как объекта скрупулёзных исследований. Держать в тайне такое – крайне сложно и объяснять начальству о незапланированных расходах, которые по бумагам уходят в глухую пустоту, желания особо не возникало.              – Сейчас нужно будет выпить это, – Альбедо подошёл слишком неожиданно и буквально за шкирку вытащил Итэра из собственных мыслей, от чего «объект» вздрогнул и практически подпрыгнул на месте.              – Что? Выпить? – медовые глаза в панике от непонимания забегали туда-сюда, пытаясь сконцентрировать внимание на чем-то, но Альбедо спокойно закончил этот секундное представление «Что? Где? Когда?» лёгким смешком.              – Да. Зелье. Оно должно повлиять на твою регенерацию, точнее – на ее скорость, но с учётом твоей особенности могут возникнуть побочные эффекты, – его лицо – мраморная плита, выражение спокойное, голос монотонный и вызывает сонливость. Итэр медленно кивает, протягивает руку к склянке и замирает, изучая содержимое. Тепло стекла приятно обжигает холодные пальцы рук, а жидкость переливается золотом в сочной зелени, сияя в свете огня. На вид красиво, на вкус – отвратительно. Только один глоток заставил блондина прикрыть лицо ладонью и согнуться в три погибели, чтобы не сплюнуть все то, что он отпил. Горькая жидкость медленно стекала по пищеводу, как концентрированный сироп и отдавалась в нос какой-то тухлятиной, оставляя после себя солёную горечь и ещё что-то. Итэр не мог собраться с мыслями, чтобы точнее описать весь тот спектр отвратных вкусов, которые вобрала в себя эта склянка, пока скукоженный язык терял чувствительность. Но понимание того, что нужно выпить все до последней капли ворошило его секундное спокойствие.              – Отвратительно, да? – посмеялся Альбедо, наблюдая за реакцией путешественника. Тот слишком быстро начал кивать до такого, что где-то в шее послышался хруст, а затем тихий скулеж. – Спокойнее, а то может ведь и голова отвалиться, – блондин лишь откашлялся, когда почувствовал, что может говорить.              – Как именно работает эта дрянь? – с отвращением спросил парень, морща носик и кривясь, как ребенок. Невкусное лекарство всегда действенно, но черт возьми, чтобы выпить это – нужна дюжинная выдержка, даже Сяо не устоял бы перед таким.              – Если я начну объяснять все в доскональных подробностях, то ты запутаешься ещё больше. Если проще – препарат стимулирует работу клеток, поэтому регенерация работает быстрее. Конечно, от такого могут быть и побочные эффекты, например, мой прошлый эксперимент обернулся тем, что Кэйа помолодел лет на 10 точно, – задумчиво протянул Альбедо. Итэр сглотнул. – Но думаю с тобой все будет в порядке. После такого тебе и молодеть некуда. Твои клетки работают в каком-то хаотичном порядке и не поддаются стороннему воздействую, поэтому работать с ними сущая морока. Твой организм будто бы игнорирует меня, – глаза цвета морской волны вцепились в медовые напротив, так пристально и внимательно, что холод пробрал тело Итэра до мурашек. И это отнюдь не тот холод, что властвовал снаружи.              – Игнорирует?..– переспросил парень, чтобы узнать ещё что-то интересное касательно того, что с ним происходит вообще.              – Да. Я не могу точно сказать, в чем дело, но есть ещё одна интересная деталь. Ты ведь переродился в Ли Юэ, верно?              – Да, все так, – кивнул в подтверждение Итэр, на что Альбедо как-то странно усмехнулся и почесал подбородок.              – Дело в том, что твои клетки спокойно взаимодействуют с настойками из трав, которые были поставлены из этого региона. Похоже, что твой организм идёт на контакт с местностью, в которой он восстановился. Это очень интересно и непонятно, в самом деле.              – Почему непонятно? – Альбедо посмотрел на нахмуренное личико Итэра, который все ещё не понимал всей этой связи и концепции в целом. Мороз влиял не только на кожу, он заморозил его внутренности всецело, поэтому процесс мышления явно был заторможен. Даже если какие-то отрывки воспоминаний периодически всплывали в его голове или во снах, он все равно не мог со стопроцентной вероятностью гарантировать того, что он все объяснит.              – Это похоже на какой-то своеобразный ритуал.              – То есть, ты хочешь сказать, что…              – Ты умираешь, чтобы возрождать земли, а может и миры, – кивнул Альбедо, а затем метнулся к своим бумагам, делая эту самую важную пометку, а также отдельные мысли, которые тот сопоставил, как 2+2 и обвел одно общее решение в огромный круг. – Тейват поделён на регионы и представляет собой раздробленный на части мир, возможно, поэтому ты реагируешь только на тот регион, в котором тебе посчастливилось вернуться к жизни.              Алхимика в какой-то степени забавляла эта схема. Ирония, злая шутка судьбы, какое-то стечение обстоятельств. Убивать себя, чтобы воскрешать сгнивший мир, сгнивших людей, сожженную до тла природу. Слишком…смешно. Да, хотелось смеяться. Но он уверен, что если не ограничится только подрагивающими губами, пытаясь сдержать приступ, а разразится ярым смехом, то Итэр точно сочтет его за сумасшедшего ученого. Вот бы здесь была Сахароза, которая учтиво протянула бы кружку молока с растворенным концентрированным кофе.              А ещё лучше обратиться к Барбаре, ты скоро с катушек полетишь – с лёгким свистом повертели пальцем у виска, ехидно подмечая эту маленькую деталь. Нужно будет чуть позже взять отпуск на некоторое время.              Но его безумный учёный радовался, как маленький ребенок такому неожиданному открытию.              – Как…думаешь, если бы я умер здесь, я бы смог восстановить былое величие этого места?..– с какой-то горечью, совсем тихо и неуверенно произнес Итэр, на что Альбедо оторвался от дневника и повернулся к объекту исследования.              – С огромной вероятностью, – кивнул алхимик в ответ на вопрос блондина. – Но не забывай, что это только догадки, поэтому…– он резко замолчал, переведя взгляд на бушующую по ту сторону бурю, слушая колыбель ее воя. – «В один день ты бы смог спасти и меня…»              – Поэтому?..– продолжил Итэр незаконченную мысль за Альбедо, который как-то резко дернулся и помотал головой.              – Поэтому не будем давать этому предположению так много надежд и задавать много лишних вопросов.              Итэр послушно кивнул и свернулся комочком возле потрескавшейся от холода и времени печи, как забитый зверёк, что ищет спасения в любых мелочах и деталях. Сироп давно выпит, язык отходил от «наркоза», возвращая способность чувствовать вкусы. Парень впадал в какое-то безумие, когда молчание учтиво без приглашения заявлялось к ним в гости, гудя в стенах «лаборатории» воем бури и каким-то писком, смешиваясь с песнью огня. Это то самое состояние, как в том проклятом номере, где под аккомпанемент стрелок настенных часов Итэр уже машинально считал шаги – от двери до стола ровно 5, до ванной комнаты 3, а потом до кровати 6.              Говорят, что это признак того, что ты постепенно, медленно, но верно сходишь с ума. За этими мыслями Итэр и не заметил, что отсчитал от алхимического верстака до выхода из лаборатории ровно 30 шагов.              

***

             Это место проклято всеми богами мира. Оно застыло в своем забвении на века, окутанная маревом холода и вечной бурей. Ветер свистел в ушах без вести пропавшей в себе душе, которая пробиралась сквозь сугробы надгробной плитой, сохраняя такое же гробовое молчание. Этот холод был ей ни по чем, он роднился и искал успокоение во льду, сковавшим ее нутро так плотно, что это место не казалось ей таким уж и мертвым. Оно было таким, каким и должно было быть. Ветер трепал короткие локоны светлых волос, снежинки резали розовые щеки и шли на таран прямо в медовые глаза.              Люмин вяло думала, что здесь нет виноватых. Она пошла на все это не только ради благополучия мира, но и ради благополучия самого Итэра. Она оставила этого ребенка в руках судьбы и пустила все на самотёк, наивно полагая, что тот сможет принять это все, как должное или на крайний случай, как очередное испытание. Здесь нет виноватых. Здесь только раскачивающиеся.              Сквозь туман снега она отчётливо ощущала на себе стальной взгляд чего-то инородного. Сквозь вой вихрей она слышала клацанье когтей и чавканье челюстей, думая, что ей просто кажется. Слышится. Мерещится. Что-то следовало за ней по пятам, пока что прячась среди белых покрывал и тоски этого гиблого места. Пока что. С каждым разом оно подбиралось все ближе, слышалось громче, выдавало себя с потрохами. Люмин понимала суть вещей, она всегда могла похвастаться своим четким рациональным взглядом на мир. И точно знала, что этот холод следует за ней, чтобы заморозить окончательно. Чтобы окоченевшие бледные руки, плотно сжимающие рукоять меча до побеления в пальцах, застыли во льду навечно. Густые ресницы покрылись инеем, чуть подрагивая на морозном ветру, шапочка снега на макушке остужала мозг. Сумасшествие не может передаваться по воздуху. А их сумасшествие передается по тонкой нити связи, что за гранью понимания любого существа – будь то человек, полубог или сам бог в своей сути.              Итэр медленно, но верно, сходил с ума. И ведь здесь нет виноватых. Здесь только те, что принимают это, как что-то должное.              Сквозь крик ветра она наконец-то ощутила слабый элементальный след своего близнеца. Он проходил здесь несколько дней назад и, видимо, с ним был кто-то ещё. В груди что-то непозволительно остро кольнуло, сжалось и свернулось в тугую спираль. Клетка ребер полыхала, пульсируя и отдавала жар по всему телу, пока девушка пыталась прийти в себя и отдаться мерзлоте, что окружала ее и рвала острые плечи своими ледяными клыками. Она присела на одно колено, сгребая в руку пушистый снег, который немного запоздало, но начал таять в ее плену. Ощущается странно. На запах, как притворные воздушные сны и скованный черный ветер, жёсткий и до того холодный, что Драконий Хребет может позавидовать этой личности. Пальцы скользили друг по другу теплой влагой, запах постепенно выветрился, оставляя блондинку в некоторых раздумьях, пока она не вскинула голову ввысь, устремляя взгляд, полный гнева, на скалистые выступы и покрытые льдом склоны. Куда эта тварь завела ее брата? И для каких целей?              Ты смешная. Ты ведь прекрасно знаешь, для каких, – позади прямо в затылок что-то громко рассмеялось, вороша волосы ледяным дыханием, так надменно и надрывно, что желудок сковало в тугой узел. Противно, до тошноты.              Они хотят изучить. Осмотреть. Понять его природу, его суть. Разрезать на кусочки, вывернуть наизнанку и понять, что же это за пришелец такой? Нормальные люди не путешествуют по мирам. Нормальные люди не спят 500 лет. Нормальные люди не сталкиваются с Асмодей, не возглавляют орден бездны и не ведут за собой ораву сгнившего изуродованного народа против Селестии, чтобы свергнуть богов к чертям собачьим. Как водится, нормальные люди обычно пьют чай по вечерам за столом со своей семьёй, воспитывают детей и ведут свои обычные мирные дела, чтобы умереть в мире и спокойствии, в кровати, в окружении родных душ. Нормальные люди строят планы на будущее и не сходят с ума ежесекундно.              Люмин отучила себя от такой привычки. Она не строила эти самые планы, потому что они разрушались, как песочный замок с неожиданным приливом. Но в этот раз она нарушила свою клятву и пошла на сделку с самой с собой. У нее был план – вернуть брата во что бы то ни стало.              Девушка отвернула голову и на автомате провела кончиком пальца под носом, вытирая невидимые сопли. Она выждала пару секунд и двинулась дальше, игнорируя голос за спиной и песнь бури. Снег хрупкий и глубокий, ноги утопали в нем по колено, подол платья, как ошалелый безумец в приступе, бился о бедра. Вставки на одежде неприятно обжигали кожу хлёсткими ударами, но потерпеть для нее не проблема. Когда живёшь тысячелетиями, терпение – всего лишь небольшая формальность, так, для галочки. Она умеет ждать и терпеть, этот случай – не исключение.              

***

             Итэр наблюдал за всем вяло со стороны, решив прикинуться одним из череды каких-то алхимических приборов. Так, на секундочку. Или на час, пока ужасающая обнесенная снегом и инеем, но такая родная, фигура Сяо не покажется в его поле зрения. Если бы кто-то пришел сюда поучаствовать в викторине «найдите 1 отличие», то с вероятностью 100% проиграл бы, потому что притворяться неодушевленным предметом у Итэра получалось куда лучше, чем целое ничего, пока Альбедо ворошился где-то в сторонке и пугающе долго молчал. Ни одного слова, ни одного хмыка или другого звука. Этот человек вообще дышит?              С полчаса точно блондин сверлил верстак взглядом, пытаясь найти хоть какие-то ответы на вселенские вопросы, решив помимо овоща прикинуться и философом. Но верстак молчал, как партизан, как это подобает любой мебели, и не выдавал каких-либо ответов на его немые вопросы, потому что отвечал Итэр сам себе. Импровизированный диалог получался ломанным и каким-то сухим до такого, что язык к нёбу прилипал. Жжение и покалывание в глазах не давали ему покоя из-за нахлынувшей мигрени. А вот и те самые побочные эффекты, о которых ранее упомнил Альбедо. Хотелось рассмеяться во всю силу своих голосовых связок, но из горла вырвалось только сдавленное сиплое дыхание, напоминающее больше свист. Вся обстановка почему-то кричала сама по себе о чём-то странном и ужасном, что должно было вот-вот случиться. Итэр ощущал себя как в тех самых дешёвых ужастиках про сумасшедших психопатов, которые во имя науки пускают людей в расход и эксперименты. В таких обычно море трупов, но из всех трупов здесь только почившие друг за другом нервные клетки путешественника, который продолжал сидеть в ступоре и гипнотизировать взглядом несчастный верстак. А он все не отвечал на его пытливый уставший взгляд.              – Все нормально? – как будто голос из потустороннего мира пришел по его душу, но это был всего лишь Альбедо, который учтиво поинтересовался о состоянии «пациента». Итэра будто водой окатили – юноша вжал голову в тонкие плечи и буквально подпрыгнул на месте, словно его прибили к стене прицельным выстрелом, и вот пропитанный ядом наконечник рвет сердечную мышцу, оставляя сквозную дыру.              – Да, я в порядке, – нихрена не в порядке. Итэр ощущал себя покрытым слизью овощем, у которого в ушах стоял такой писк оглушающей тишины, что хотелось реветь и рвать на себе волосы. Ля комедия, но актер из него получался ничего себе такой – выпускники института сценических искусств или померли от того, что пробили дыру во лбу ладонью, или вздернулись на лампочке от осознания своей же бездарности в своем же мастерстве. Как вишенка на торте – лёгкий ветерок просвистел в помещении, как завершающий жест, как звон треугольника в конце выступления оркестра.              Альбедо скосил голову вправо, непослушные светлые пряди, торчащие во все стороны, спадали ему на лицо, и только сейчас Итэр почему-то увидел, что под глазами алхимика залегли немаленьких размеров мешки. Альбедо сам по себе напоминал какую-то куклу не хуже тех же стражей руин, какой-то механизм, который выполняет свои функции. Замечательно, теперь к сомнениям насчёт того, умеет ли учёный вообще дышать, прибавился ещё пунктик – он вообще спит? О бессоннице ничего больше не свидетельствовало, кроме этих самых мешков. Принц мела был до такого тих и спокоен, что его нахождение в этой неспокойной обстановке Драконьего Хребта казалось чем-то несуразным и из ряда вон выходящим. Это вызывало диссонанс и недоумение в полном своем понимании. Такие парни обычно работают в теплом кабинете, у них под рукой ассистенты, а не зудящий холод и леденящий душу вой бури. Это пугало.              – Прости, конечно, Итэр, но ты не умеешь врать, – вырвалось быстрее, чем Альбедо успел прикусить свой язык, чтобы остановить колкое замечание. Он мог и любил отпускать саркастичные выражения, подмечая какие-то маленькие, но значительные детали от глаз собеседника, но сейчас был явно не тот случай. Итэр стушевался и опустил голову. Мостик доверия между ними был из хрусталя и таким эфемерным, что рушился прямо на глазах со смачным хрустом. Путешественник пил и принимал препараты просто потому что должен был. Потому что верил Чжун Ли, Сяо, Гань Юй и, на удивление, Тарталье, но не потому что знал Альбедо. А теперь осознание огрело его по затылку тяжёлым обухом топора – они одни в этой снежной буре, Альбедо прекрасно знает местность, а Сяо не наблюдается на горизонте уже добрую половину дня. Поэтому вязкий и липкий ком сдавил горло, резко расширившись в размерах до такого, что Итэр и забыл как дышать на больше, чем минуту-две.              Он бы и дальше молча держал в себе воздух, пока лёгкие не взвыли отрезвляющим жаром и тяжестью, полыхая, как Ад по Данте. Юноша выдохнул, расслабился. Ровно три вдоха. Первый – понять, второй – принять, третий – успокоиться. Только чистый холодный разум, а внутренние демоны пусть пищат полудохлыми червями и царапают брюхо тонкими коготками, Итэру плевать.              – Мигрень, писк в ушах и вялость, – выпалил парень так, будто зачитывал эту фразу ежедневно, как мантру. Как молитву на завтрак, обед и ужин. Чисто, с расстановкой, лёгкими паузами. Так рутинно, будто это обычное дело. Это показалось ему забавным и смешным, как-то странно и несуразно он перешел от состояния отрешенного овоща к активному собеседнику, который не очень-то беседовать и хотел. Слишком быстро, непривычно, но строго, без запинки, как накинуть кофту на плечи или повертеть в руках меч.              – Что насчёт ран? – Альбедо продолжил вытаптывать…нет, втаптывать, безжалостно и так жестоко, тропинку к закрытому путешественнику. Это уже начинало выводить из себя. Учёный слишком резко переходил от «Мне все равно, делай, что хочешь, главное не разнесли тут все в щепки, мне ещё отчёты отправлять» до «Ты как? Голова не болит? Температуру ниже пояса мерил?». Такое непостоянство выводило из равновесия, выкидывало из колеи тупыми ударами кулаков под дых, оставляло неприятное послевкусие металла на языке. Но Альбедо стоит с лицом надзирателя психбольных, будто ничего из ряда вон выходящего и не происходило.              Может у него пунктик на этот счёт или он совершенно ничего за собой не замечает? Как известно, в тихом омуте черти водятся.              Итэр приложил пальцы к шее, вторую руку запустил под одежды, и готов был ахнуть от того, что он буквально ощущал, как стягиваются края разодранной кожи и срастаются в мгновение Ока. Яремная вена отдавалась в пальцах сладкой пульсацией, разливало тепло по окоченевшей руке. Как бы он не верил в то, что сейчас ощущал, но факт оставался фактом – организм буквально за минуту срастался и восстанавливал былую выносливость, как пить дать. По щелчку пальцев. По мановению волшебной палочки. Этот алхимик точно обычный человек?              Шокированные глаза медового цвета растерянно мазнули по лицу ученого и зацепились за самодовольную ухмылку. Альбедо был явно доволен результатом своих трудов, даже слишком сильно. Он стоял в расслабленной позе, скрестив руки на груди. Плечи опущены, голова немного накренилась в бок, демонстрируя интерес парня к сложившейся обстановке. А Итэр сидел, скрючившись, как горгулья, и напоминал собой застывшую на века статую. Каменную или же ледяную – просто неважно.              – Хорошо, вижу, что все в порядке. Скоро ты можешь вырубиться на пару часов, поэтому скажи о своем состоянии заранее, – кивнув скорее самому себе, чем путешественнику, юноша отвернулся и вновь что-то хаотично зачеркал-зарисовал в блокноте. Итэр некоторое время цепко и рвано наблюдал за его движениями – рука размашисто скользила по листу бумаги, пальцы легко сжимали ручку, а плечи были все также опущены и не выдавали совершенно никаких эмоций. Ни напряжения, ни радости, будто Альбедо только что просто всучил Итэру в руки обычный седативный препарат, чтобы сбить температуру, а не целое, блять, средство для регенерации.              Итэр окаменело подвигал шеей, переводя взгляд со спины ученого обратно на свою руку, которую убрал от шеи, как будто обжёгся. И действительно, при каждом движении теперь не щипало, не рвало леской кожу, не пульсировало жаром. Просто обычные ощущения, а не вечная ноющая боль, которая не давала ему видеть сладкие сны по ночам. Просто тело. Целое. Спокойные ощущения. От этого хотелось выдохнуть, но воздух в лёгких снова застыл, как цемент, пока блондин тупо прожигал в ладони две дыры своим уж слишком пронзительным взглядом. Даже там царапины исчезли. И видеть кожу руки такой гладкой, чистой, невредимой было слишком непривычно. Обычно покрытая занозами, порезами, мозолями, сейчас она выглядела, как рука новорожденного. Поэтому, не теряя ни секунды, Итэр приложился ладонью к щеке, осторожно проводя от скулы и вниз к подбородку, очерчивая кривую линию по дуге контура лица.              По ощущениям – чистый бархат, мятное облако, нежнейшая текстура суфле, такое сладкое и лёгкое прикосновение, как взмах крыла кристальной анемо бабочки. Сухие губы дрогнули в лёгкой улыбке. Слишком волшебно, слишком необычно.              Минутное молчание казалось вечным. Секунды превратились в часы, миллисекунды в минуты. Теперь взгляд Итэра сковал бурю за пределами укрытия, в которой медленно, но верно, прояснился силуэт. До истошного и трещин в рёбрах знакомый и такой родной, что с такого расстояния Итэр повел носом, ловя запах миндального тофу и свободного ветра. Сяо. Сердце ещё шустрее начало отплясывать кульбиты, переходя от вальса к дабстепу, радость кишела червями в нервах, заставляя парня легонько подпрыгивать на месте, как от ударов тока, подобно ребенку, которого забирают из детского садика. Понадобилась дюжинная выдержка для этих нескольких секунд, пока стан адепта не пересек границу тепла и холода. Он облегчённо выдохнул и скинул с головы обитый мехом капюшон, трепая темные волосы. Ткань слишком сильно и непривычно прижимала волосы к макушке, поэтому оставалось ощущение какой-то скованности, будто мозги мариновались в черепушке продолжительное время.              Адепт не успел и слова сказать, как нечто теплое и радостное накинулось на его шею, заставляя оторопеть и пошатнуться на несколько шагов назад. Итэр, как маленький ребенок, висел на его шее, пряча нос в изгибе шеи. Якша неловко улыбнулся и похлопал-погладил родную душу по спине.              – Как самочувствие? – Сяо отстранился и слегка потрепал Итэра по голове. С той самой ночи физическая близость для адепта не казалась какой-то дикостью, которая нарушает все правила и нормы поведения. Но это только с блондином. Он входил в какой-то список исключений и являлся пока что единственным пунктом. Добавлять туда ещё что-либо или кого-либо Сяо не собирался и нужным не считал. Ему хватало с головой этого чуда в перьях, который умудрялся быть и успокоением, и головной болью одновременно. Итэр весело улыбался напротив, улыбка грела лучше всякого костра. Вечная мерзлота по ощущениям просто таяла от этой улыбки. Какое очарование. Жаль адепт не умеет выражать свои чувства никаким способом, кроме как показать. Что-то вроде: нет, что ты, всего лишь минус сорок, держи мой плащ. Да, я в простой майке, но это ничего страшного, мне не привыкать, а вот ты окочуришься в следующую секунду, если не выполнишь мои указания. И даже не смей спорить, я все сказал.              – Я вполне нормально, только в сон клонит, – широко зевнул Итэр, прикрыв рот ладошкой, а затем уткнулся сонным взглядом куда-то вниз. Сяо держал за хвосты двух пойманных лисиц. Выслеживать какую-то дичь в такой местности – сущее наказание богов. Как тут хилличурлы умудряются выживать – та ещё загадка Жака Фреско, которая учтиво молчит и посмеивается с такого космического подъеба вселенной. Сяо вообще был не уверен, обитает ли тут ну хоть какая-нибудь живность, кроме Фатуи и тех же хилличурлов, поэтому две маленькие лисички показались ему скорее игрой больного воображения, чем обычной реальностью. Мозги тогда знатно подмерзли, уши скручивались в трубочки от лютого мороза, но нет же. Он поймал и притащил этих лисичек, на поиск которых угрохал добрую часть дня.              Если бы несколько месяцев назад Сяо сказали, что он вот так просто на добровольной основе, как наивный волонтер организации по защите прав вернувшихся с того света, попрется на Драконий Хребет и будет несколько часов к ряду шастать по округе в поисках животных, то покрутил бы пальцем у виска. А сейчас, когда перед глазами ярким пятном мелькают пшеничные волосы, Сяо явно понял, что в какой-то момент повернул явно не туда, но жалеть об этом не собирался. Он слишком много сделал и вложил себя в Итэра, чтобы вот так просто взять и сожалеть о выборе.              В воздухе повисло тяжёлое молчание. Сяо не мог точно сказать, для чего Итэр смотрит вниз на добычу так пристально, будто увидел что-то сверхъестественное, что не поддается простому рациональному объяснению. Поэтому адепт чуть по поднял руку с тушками, тыкая в них пальцем свободной руки и с вполне серьезным видом поясняет, что же это такое интересное он притащил.              – Это лисички, – тупо. Доходчиво. Понятно. Яснее некуда. Как 1+1. Как «небо голубое, а трава зелёная». Итэр в ступоре кивнул, слегка шокировано глядя на Сяо.              – Я вижу. А это что?..– он ткнул пальцем снова вниз, на что Сяо все же выдохнул рвано и проследил взглядом за жестом блондина. Когда взгляд зацепился за кровавое пятно на плаще, из которого вызывающе торчала коряга, стало слегка дурно. От холода ноги так сильно онемели, что он и не заметил этой…оплошности.              – Это…небольшое отклонение от намеченного плана, – адепт как-то слишком сухо объяснил появление чертовой коряги в собственному боку. Да, действительно, просто отклонение от плана и не более. Он действительно Итэра за идиота считает или так, прикалывается на своей волне, по-адептовски? И ведь не объяснишь нормально, что в такую бурю льды как будто специально необычайно скользкими становятся, а монстры агрессивнее самой бешеной псины на этом свете.              Хотелось разораться на Сяо за такую беспечность, требовать объяснений и в сотый раз по кругу разжёвывать технику безопасности, но Итэр лишь бессильно кусал губы, подавляя в себе клокочущий пузырями лавы гнев, чтобы не устраивать здесь ребяческие истерики лишний раз. Сяо и сам-то не заметил, что коряга вообще находилась в его теле, пока Итэр на это не указал – всплеск адреналина в крови ещё не прошел. А с учётом ещё и адского холода анестезия была отменная.              – Сейчас будет больно. Альбедо, можешь помочь? – юноша чуть повернул голову к ученому, который, казалось, вообще выпал из этой реальности и старательно игнорировал все раздражающие внешние факторы, но блондин окликнул его ещё раз, стараясь добиться желанного результата. Вообще ноль.              Итэр вдыхает и выдыхает. Находиться в обществе беспечного адепта-камикадзе с отшибленными напрочь инстинктами самосохранения и вроде бы живой статуи с профессиональной направленностью алхимика становится все труднее и труднее с каждой секундой, а дыхательные упражнения теряют свою эффективность. От беспомощности горло сдавило в тисках.              – Все нормально, – махнул рукой Сяо, но уже сотни раз проклятая особенность путешественника трещать по швам от боли при виде раненного дает о себе знать не в обыденном порядке, а в утроенном.              – Прости, хоть твоя регенерация и работает, я не могу на это так смотреть, ладно? Я хочу помочь.              – Итэр, мы уже говорили об этом. Мне этого не нужно, – Охотник на Демонов устало качает головой. Юношу действительно так сильно задевают его ранения – он заметил это, ещё когда они были знакомы некоторое время и, как считал сам якша, такие беспокойства были не то что бы бессмысленны, а смехотворны. Чего путешественнику так сильно заботиться о чьих-то ранах, тем более, если вы знакомы несколько дней от силы? Но медовые глаза напротив горели какой-то злобой. Заботливой.              Препираться с адептом можно вечность. Конечно, он мог бы продолжать весь этот спектакль, но какой смысл это делать, если предмет твоего воздыхания – упрямый осел и своенравный одиночка, который не понимает тонкостей отношений и беспокойства по таким «мелочам»? Поэтому парень решает брать все в свои руки, осторожно усаживает Сяо на какой-то стол и, виновато извиняясь, рывком вытаскивает эту гребанную корягу к чертям. Сяо вскрикнул, кровь брызнула багровыми струями, продолжая ритмично выливаться на пол. Крик адепта напоминал громкое рычание дикого животного, хриплое и пробирающее до мурашек настолько, что Итэр почувствовал лёгкое…возбуждение.              Повадки садиста были обнаружены, можно прикрывать лавочку невинных ангелов. И не сказать бы, что это было ожидаемо, но блондин запнулся в собственных мыслях и слегка покраснел.              Пока Сяо жевал губы в попытке сдержать дальнейшие крики и ругательства в сторону Итэра, тот секунду стоял с открытым ртом. Наблюдать в янтарных глазах смесь удивления и отвращения – тот ещё театр, программа составлена исключительно на одного зрителя, который не то что бы наслаждался, скорее упивался этим представлением в полной мере.              Выступление скрюченного в три погибели адепта не ограничилось только визуальным аспектом – сзади раздался мощный хлопок, от которого оба чуть ли не вознеслись до Селестии. В груди парочки сердца устроили тройное сальто, отплясывая кульбиты, а затем бултыхнулись и ухнули куда-то в пятки. Оба так медленно повернули головы в сторону взрыва, что в какофонии звуков лёгкого мата и треска дерева, действительно слышался механический скрип шестерёнок организма.              Сегодня у Итэра не день, а выходной в цирке, где главными клоунами были Сяо и Альбедо. Растрёпанный алхимик с таким тяжёлым вздохом опустил плечи, качнув головой вниз, что сердце Итэра после небольшого упражнения на стойкость перенесения инфаркта Миокарда, болезненно сжалось. Все вокруг покрылось копотью, неся за собой шлейф лёгкого смрада по помещению. Блондинистая макушка, переживая секундное осознание, точно также медленно поднялась в прямое положение, а затем развернулась к Сяо и Итэру, одаривая таким смертоносным взглядом, с каким бы не сравнились Боги Селестии. Итэр неловко посмеялся. Будет больно.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.