Она была из стали

— Мне больно, черт подери. — Я не могу нести вас без боли, мистер Шелби. Они пытались кое — как доковылять до дома, пока Артур мучался от нестерпимой боли. У них не было оружия и защиты, Шелби был ранен, поэтому, в случае столкновения, максимум, что могло произойти — это ее побег. Сама бы она не отбилась и не отбила бы Артура, тем более, без тренировок. — Они хотели вас убить или напугать? — спросила Анна, заглядывая ему в глаза. — Напугать. — тихо произнес он, сморщиваясь от очередного шага. — И вы теперь боитесь? — тихий вопрос сорвался с уст раньше, чем она могла обдумать его смысл. Морщинистое лицо было освещено луной и искажено болью. Грубая рука сжала плече сильнее, опираясь на спасительницу. — Шелби никого не боятся. Короткие русые волосы развивались на ветру и попадали в глаза, поэтому женская рука заправила пряди за уши, остановившись на мгновение. Они мешали ей настолько сильно, что хотелось вновь обрезать их под корень. — Где ваш дом? — задала вопрос Анна. — Еще семь шагов налево и потом направо, третья дверь. Томас стоял со стаканом в руке, выдыхая дым очередной сигареты. — Ты понимаешь, что они слишком сильны? — Полли делала глоток виски, чувствуя, как алкоголь обжигает, давно привыкшее к этому, горло. Горло Полли привыкло к крепким напиткам и постоянно преставленному к нему ножу. Этот нож был за мгновение до надреза. Он надавливал на ее артерию, словно побеждающий воин надавливает ногой на побежденного врага. Этот нож еще не порезал кожу, но она чувствовала, как сталь вот — вот войдет в плоть, чувствовала это мгновение перед смертью. Ее горло привыкло к крикам, а, более всего, к молитвам. — Раньше, когда ты и твои братья были во Франции, я часто молилась, — она зажгла сигарету, наполняя легкие едким дымом, — я надеялась, что больше молиться не прийдеться, но нет же! — она крикнула, стукнув ладонями по столу, — великий, мать его, Томас Шелби решил устроить свою войну! Решил развязать свой бой! — в ее глазах Томми видел лишь боль. В них начали собираться слезы, а дрожащую руку она поднесла ко рту, пытаясь совладать с взявшими над ней верх эмоциями, — зачем тебе он? Томас никак не отреагировал на ее гнев, на ее боль и панический страх. Он лишь прокрутил стакан в руки, опустив синие, словно чистый океан, глаза. Он думал. Томас Шелби всегда думает, чтобы не пришлось думать другим: Артуру, Джону, Финну, Денни — пуле, дяде, но эта женщина делала так, что ему приходилось думать в два раза больше. Он обдумывал слова, сказанные ею, ее поступки и неприступную, словно крепость, душу. — Раньше я тоже молился, — он сделал глоток, не пытаясь оправдоваться и повиноваться, — довольно часто, — легкий смешок сорвался с его губ, — но потом понял, что самое главное — действовать. Мы ели сало и хлеб, Полли! Мы были никем, а сейчас нас уважают. — Нас боятся. — Именно, — он присел рядом с женщиной, — ты помогала нам, ты мне как мать, — нижняя губа Полли задрожала, — я хочу, чтобы мы больше не ели то сраное сало и не молились. — Ты не хочешь молиться Богу, Томми, — глаза ее округлились, — ты хочешь им стать. — последние слова она прошептала тихо, совсем неразброчиво и Томми кивнул, откинувшись на спинку дивана. Она смотрела своими широко — открытыми глазами на Томаса и ее лицо все больше и больше искажалось от понимания. — Это наш город. Я хочу, чтобы и эта страна стала нашей. Тенбрис — это один из самых главных врагов. Свергним его — откроем все иные двери. И двери открылись, только в их дом. Томас поднялся, резко схватившись за оружие, а Полли попыталась дотянуться до лежащего ножа. — Дерьмо собачье. — знакомый голос брата помог Томасу расслабиться, а нервная тетушка выбросила нож. — Он снова напился? Голубые глаза заглянули в душу Анны. Казалось, он не смотрел на нее, а рылся в воспоминаниях девушки и в ее голове, словно перебирая ловкими пальцами старые бланки, заполненные почти — стертым простым карандашом. Полли шумно вдохнула, поднимаясь с кресла и замечая кровь. — В него стреляли. Я достала пулю и зашила, но кровотечение было сильным. Артур упал на соседнее кресло, незамедлительно потребовав виски. — Вам нельзя виски! — неожиданно для самой себя она повысила голос. Она не в полку. Здесь ее не уважают так, как там. Здесь она лишь женщина, которая наливает, а не солдат, чье мнение важно для сослуживцев. Здесь она не мужчина, а женщина. — Если вы хотите, я могу налить, но кровотечение может усилиться. — Ты сама доставала пулю? — переспросил Томас. Он стоял в метре от нее и его брови подозрительно сошлись на переносице, образовав морщину. — Да. — Анна заправила прядь коротких волос за ухо. — И тебе никто не помог, ты сделала все верно? — необьяснимое опасение и настороженость послышались в голосе Шелби, который смотрел на нее недоверчивым взглядом. — Если он не умрет, то — да. Я сделала все правильно. Ей хотелось уйти из их дома, в котором она чувствовала себя маленькой мышкой в клетке. В доме пахло выпивкой и сигаретами. Пахло сталью и страхом. Анне показалось, что все они постоянно жили в страхе, а возможно, страх просто стал частью их самих. Шелби было все равно на цену, которую прийдеться заплатить — они просто делали то, что должны. — Я расскажу тебе историю, — тихо прошептала тетушка Полли, переводя взгляд с племянника на гостью. Ее глаза были теплого оттенка, но в них Анна видела холод, который закалил душу. — Историю, про мышку, которая решила играть с кошками, — Полли выдохнула серый дым, — она, эта мышка, решила помочь кошке, но, вот беда, кошки ее сожрали. Не оставив даже костей. Понимаешь о чем я? Анна сглотнула желчь и не отводила взгляда, пытаясь выровнять дыхание. — Нет. — Как ты нашла Артура? — спросил Томас. — Вы подозреваете меня в чем — то? — А может и не нашла, — тетушка откинулась на спинку кресла, — а может, знала, где он будет. Они подозревают, что я специально втираюсь в доверие. Она услышала щелчок сбоку и увидела дуло пистолета, приставленное к ее голове.