Стена чудес

Его выписали через полторы недели. К тому времени Клаус нашёл себе квартиру в Сент-Поле, и перегнал машину Пятого к больнице. Пятый отказался от помощи и переодевался из больничной рубашки в купленную Куратором одежду сам. Это заняло долгих полчаса, и закончил он красным от злости. Он убеждал себя, что ему пора привыкать к такой жизни. Делать всё левой рукой: одеваться, готовить, убирать. Повезло ещё, что не понадобилось переучиваться пользоваться телефоном левой рукой. Всё-таки его пальцы были достаточно подвижными, и владел он ими превосходно, чтобы набирать гневные сообщения с такой же скоростью. — Я соболезную вашей потере, — сказала ему напоследок доктор. Она говорила о чём-то с медсестрой в регистратуре, и заметив краем глаза Пятого, развернулась. — Но я должна сказать… что вы справитесь. Пятый поднял на неё взгляд. Натянул куртку и посмотрел на болтающийся правый рукав, а потом качнул головой: — Это уже не важно. И, не прощаясь, вышел из больницы. У машины — его машины, которую он ещё не скоро сможет начать водить так же хорошо, как раньше — уже ждал Клаус в леопардовом пальто. Рыжие волосы растрепались и были как огненный ареал вокруг его головы, и Пятый не смог сдержать ухмылку. — Ты знаешь, папарацци тебя любят, и могут слухи пойти, — Пятый выгнул брови. Клаус скачками обогнул машину и открыл Пятому дверь. — Страшнее, чем слухи про вас с Куратором, всё равно не будет — Тогда они не касались тебя, — Пятый хмыкнул. Забрался в машину, потянулся к ремню безопасности и потянул его на себя. Не с первого раза, но ему всё же удалось пристегнуть его без помощи Клауса и участия правой руки. — Ой, подумаешь, решат, что я с тобой снова сплю. Напишут, что из чувства вины. Может, денег на этом заработаем, — Клаус захлопнул его дверь и, снова вприпрыжку, побежал к водительскому месту. — Я бы не очень хотел, чтобы меня сейчас полоскали в прессе, Клаус. — То есть, ты всё-таки боишься, что слухи пойдут, потому что за свою жопу переживаешь, а не за мою. — Уверен, твоя жопа и не такое выдерживала. — Даже тебя, — Клаус рассмеялся и завёл машину. — Ладно, Пятый. Следующая остановка — дайнер с вишнёвыми пирогами по дороге в Сент-Пол! Пятый кивнул и отвёл взгляд. Не улыбался и не мог расслабиться до конца. Машина была забита вещами Клауса: целый багажник сумок и ещё пара баулов на заднем сиденье. Сверху всё это приправляла его болтовня обо всём на свете. Он умело избегал разговоров о творчестве, и рассказывал, чего ему будет не хватать в Сент-Поле. Расспрашивал Пятого о его любимых местах, где лучшие веганские магазины, и в каком месяце можно выбираться на балкон загорать. Пятый отвечал односложно, с каждым часом путешествия, кажется, скисая всё сильнее. Даже вишнёвый пирог и чашка прекрасного чёрного кофе — первая за эти недели — его не оживили. — Ты не против, если я у тебя остановлюсь на пару дней? — вдруг спросил Клаус, поглядывая на Пятого. Пятый повернул голову и нахмурился: — Я по-твоему настолько плох? Клаус выдержал короткую паузу, а потом кивнул. — Откровенно говоря, да. И чем ближе мы к Сент-Полу, тем хуже ты выглядишь. Я немного побаиваюсь, что ты войдёшь в квартиру и повесишься на дверной ручке. — Все бы вздохнули с облегчением. Даже я. — Ты бы не вздохнул. Пятый осёкся, а потом скривился: — И это меня называют бесчувственным говнюком. — Ты бы тоже не удержался, признай! Пятый, всё же, выдавил улыбку.  — Мне не нужна сиделка, Клаус. Тем более что через три дня у меня самолёт в Детройт. — Ну, до него тебе ещё нужно дожить. — Я в порядке, Клаус, — повысил голос Пятый. Клаус помолчал немного, а потом покачал головой: — Нет, не в порядке. Пятый запнулся и не ответил. Может Клаус был прав. И хотя бы первые дни в собственной квартире ему стоило провести с кем-то ещё. — Ладно. Но никакой назойливой помощи. — Да тебе поможешь, пффф, — фыркнул Клаус и снова заговорил о чём-то отвлечённом. Из-за остановок, которые из-за Пятого иногда длились минут на пятнадцать-двадцать дольше, в Сент-Пол они приехали затемно. Пятый долго рылся в бардачке, пока не нашёл там связку ключей, подкинул её в левой руке и не поймал, выругался и подобрал её с коврика. — Привыкнешь ещё, — сказал Клаус. Заправил прядь за ухо и пропел: — Но не могу поверить, что ты хранишь ключи от квартиры в бардачке. — Обычно не храню. Видимо, предчувствовал, что мне правую руку и половину пальто размажет ровным слоем по стене, — Пятый отстегнулся и открыл дверь. Выбрался, всё ещё сжимая в руке ключи, и замер, глядя на подъездную дверь. Всего несколько метров отделяли его от дома. Полного музыки и напоминаний о прошлом. Может, стоило отправить Клауса сюда первым, чтобы он мог разобрать хотя бы бумаги. Хлопнула дверь, и через время Клаус обнял его за плечи. — Хочешь подождать? — Нет, — Пятый мотнул головой. Стряхнул руку Клауса и первым взбежал по ступенькам в подъезд. — Лучше сделать это сразу, а не готовиться три часа и всё равно сломаться в итоге. Его квартира была на третьем этаже. Пятый преодолел лестничные пролёты так быстро, как никогда, сунул ключ в замочную скважину и провернул. Дверь скрипнула, как только Пятый толкнул её внутрь. Он перешагнул через порог и замер, всматриваясь в полумрак. В темноте казалось, всё не так и плохо, и он вполне сможет жить и в своей старой квартире в окружении всего, что любил. Может, он и правда справится. Пятый нащупал на стене включатель и щёлкнул. Коридор и кусок гостиной залило светом, и Пятый тут же отступил. Врезался в Клауса, шагнул в сторону и вписался в вешалку. Схватился за куртки, чтобы удержать равновесие, и только теперь всхлипнул. Луч света освещал не всё, но был направлен на пианино и кусок пробковой стены над ним, как в какой-то дурацкой трагичной сцене в кино. Пятый вдохнул и не смог выдохнуть. Всё это время он как-то справлялся: нигде рядом не было инструмента, не было его заметок. Даже блокнот с написанной им музыкой перекочевал к Клаусу. Но теперь — только теперь — он в полной мере осознал, что всё действительно кончено. Его рука не отрастёт чудесным образом, он не овладеет протезом в достаточной мере. Пятый начал задыхаться. Рухнул на пол, утянув за собой куртки и вешалку. Клаус снова обхватил его за плечи и забормотал на ухо: — Успокойся. Успокойся, Пятый, — потом отпрянул и, видимо, сообразив в чём дело, зашарил рукой по стене. Свет погас, Пятый наконец-то сделал полноценный вдох — судорожный и рваный, но всё-таки вдох. Клаус прижал его к себе, уже ничего не говоря. Пятого колотило. Ни слёз, ни криков, просто отчаяние, такое сильное, что темнота казалась ещё темнее. Он не знал, сколько они так просидели, прежде чем Пятый смог выговорить: — Можно… я лучше останусь у тебя? На пару дней. — Конечно, — Клаус помог ему встать и, всё ещё придерживая за плечи, вывел из квартиры. Уже в машине, когда Пятый перестал дрожать, Клаус, постучав пальцами по рулю, вдруг спросил: — А что потом, Пятый? — Не знаю, — Пятый поджал губы и зажмурился. — Не знаю, Клаус. — Ладно, — удивительно спокойно ответил Клаус. — Тебе просто нужно время. Дорогу в квартиру Клауса Пятый почти не помнил. Знал, что она будет пустой — и она была пустой — и его это совершенно устраивало. Сейчас он предпочёл бы пустоту переполненности, так что пустые комнаты казались ему безопасными. Ничего не могло зацепить его взгляд и ничего не могло заставить его чувствовать отчаяние снова. Всё это, конечно же, было самообманом. Они легли спать: Клаус в спальне на голом матрасе, завернувшись в любимый плед, а Пятый на кушетке в гостиной. Он не спал. Смотрел в потолок, считая секунды. Счёт помогал не думать. Отгонял демонов непоправимости, скрывающихся в ночной тьме и только и ждущих момента, когда он проявит слабость. Но противостоять сну долго он не мог. Он устал с дороги, да и выпитые на ночь обезболивающее и антидепрессанты, заботливо выписанные психиатром в Чикаго, никак не способствовали бодрствованию. И Пятый то и дело проваливался в липкую дрёму, полную старых снов и желаний. Просыпаться было тяжело. Тяжелее, чем в дни предшествующие, тяжелее, чем когда-либо в его жизни. Но проснуться пришлось — у него заболела культя, да и Клаус начал шуршать пакетом с продуктами. Пятый с трудом разлепил глаза и перевернулся со спины на бок. — Утро, — тут же сказал Клаус. — Прости, что разбудил. Но уже типа… — он посмотрел на часы. — Десять утра. А у меня встреча в одиннадцать. — Меня не ты разбудил, — Пятый поморщился, сел и прижал руку к культе. — Просто… всё ещё болит иногда. — Типа… как фантомная боль? — Нет, я и моё плечо прекрасно понимаем, что у нас нет локтя, предплечья и кисти. Сам, — он осторожно надавил пальцами на место, где теперь заканчивалась правая рука. — Сам обрубок болит. — Тупой вопрос, я же знаю, что ты обезбол горстями пьёшь. Прости. — Всё нормально, — Пятый мотнул головой и замер, рассматривая пустые стены. — Кофе хочешь? Тостов с джемом. Помнишь же, что я готовлю лучшие тосты с джемом? — Клаус поманил его пальцем на кухню. Пятый поднялся и пошёл за ним, как был в одной футболке и свободных боксёрах, по-прежнему прижимая ладонь к культе. Клаус пританцовывал на кухне. Четверть вещей он уже перетащил наверх, и, похоже, успел сбегать в ближайший комиссионный магазин за гейзерной кофеваркой и тостером. Теперь он шумел ручной кофемолкой, перемалывая кофе в песок и ловко поджаривал хлеб. Пятый сонно моргал, стараясь отвлечься на него и не думать о боли. — За эти десять лет я уже и позабыл, какой ты славный, когда взъерошенный и сонный. — И лучше бы не вспоминал, да? — Ну, почему же, — Клаус пересыпал кофе в кофеварку, закрутил её и поставил на огонь. — Тем более что мне придётся теперь это часто видеть. Пятый тихо фыркнул и снова затих. Даже проснувшись не до конца и постоянно возвращаясь мыслями к культе, он прекрасно понимал, что имеет в виду Клаус. Пятый ещё долго не вернётся домой, а это значит, что Клаусу придётся привыкать к нему на диване. Но здесь он тоже долго пробыть не сможет. Не только потому, что зазорно так нагло и долго пользоваться чужим гостеприимством, но и потому что Клаусу тоже нужно работать. И его работа — как и работа Пятого совсем недавно — заключалась в музыке. Пятый будем ему только мешать. — Когда тебе привезут твоё пианино? — он склонил голову набок, разглядывая Клауса намазывающего абрикосовый джем на тосты. — Я же не совсем конченный, я его продал. А здесь куплю новое, как раз собираюсь на встречу по этому поводу. — Забери моё, — сказал Пятый. Голос дрогнул, хотя он и старался говорить как можно равнодушнее. — Что? — Клаус резко обернулся. — Ты уверен? Тебе не… — Не жаль? — Пятый поджал губы и выдержал паузу. — Жаль, конечно. И уж точно не хочется его отдавать, но давай смотреть правде в глаза. Клаус сощурился. — Я никогда больше им не воспользуюсь. Чуда не произойдёт, и мне не пришьют чью-то руку, так же как не изобретут идеальный протез как в Звёздных Войнах. — Пятый… — Пожалуйста, Клаус, — Пятый поднялся и посмотрел ему в глаза. — Забери его. И синтезатор. Метроном, мелочи для письма. Пожалуйста. Клаус молчал. Пятый надеялся — он мог только надеяться — что Клаус его поймёт. — Я хочу, чтобы всё это досталось кому-то, кто не продаст это на иБей, пользуясь моим положением. — Ты же удалил свои социальные сети ещё в больнице. Откуда ты знаешь, что… — Не переводи тему, Клаус. Я прошу тебя о помощи. — Я просто… Ты уверен? — Не уверен, — Пятый закатил глаза. — Но у меня нет выбора. И у тебя сейчас убежит кофе. Клаус охнул, перехватил кофеварку и снял её с огня. Упёрся руками в столешницу, и по его напряжённой спине Пятый понял, что он никак не может вот так вот с ходу согласиться. И Пятого это удивляло. Даже злило в какой-то мере. Неужели так сложно сказать «да»? Клаусу нужен инструмент, Пятому нужно от инструмента избавиться. — Почему ты не можешь просто согласиться? — процедил Пятый, глядя перед собой. — Потому что… Потому что я всё ещё надеюсь, что ты снова сможешь играть, Пятый, — выдохнул Клаус не оборачиваясь. — Потому что я отказываюсь верить, что это конец. Пятый застыл. Уставился Клаусу в спину, прямо между лопаток. Всё это время он ни на минуту не задумывался о других. Он смирился и страдал из-за своей потери. Они не смирились. — Мы не в сказке, Клаус. Так что или ты заберёшь у меня пианино и остальное оборудование, или я выброшу его с балкона. Балкона у Пятого не было. Клаус снова посмотрел на него. Присел на стойку, промокнул глаза рукавом и вымученно улыбнулся: — Да ты его в таком виде с места сдвинуть не сможешь. — Серьёзно? — Пятый вскинул брови. — Хочешь проверить? Клаус смерил его взглядом. — Не, не хочу, — он потянулся к кофеварке и перелил кофе в чашку. Поставил её перед Пятым. — Я заберу всё, что ты сказал, пока ты будешь в Детройте. Устроит? Пятый улыбнулся. — Более чем.