Стена чудес

Последний месяц они почти не прекращали общаться. В один вечер Долорес даже познакомила его со своими друзьями позвонив по видеосвязи. Пятый как раз валялся на диване в растянутых старых джинсах, футболке с рваным воротником и ноутбуком на животе и выбирал, что посмотреть на Нетфликсе. Ему решительно не хотелось ни разговаривать с кем-то ни куда-то идти, но Долорес застала его врасплох. И он ей подыграл. Долорес в ответ поладила с Клаусом. Пятый не успел оглянуться, как они начали обмениваться голосовыми сообщениями о романтических комедиях, блестящими открытками со щеночками и жалобами на его тяжёлый характер. Ему по-прежнему было плохо. Он подолгу не мог заснуть, злился на себя, на ноющую культю, на руку, которая даже спустя полгода не всегда его слушалась. Но теперь он, по крайней мере, не лежал целыми днями в темноте. Выходил гулять, навещал Клауса и много фотографировал. Пятый встретил Долорес в аэропорту. Она была в летящей юбке на резинке и футболке с вышитым на кармашке котёнком. Бионические руки подкрашены розовым, а походка такая летящая и пружинистая, что казалось, она идёт по облакам. А может, это была игра света. — Очень мило, Пятая Симфония, — Долорес остановилась рядом с ним, сложила руки на животе и расплылась в улыбке. Пятый криво улыбнулся в ответ. — Но не обязательно было это делать. — Да, ведь мне было так сложно найти на это время в своём загруженном расписании, — Пятый хмыкнул и указал на стеклянные двери из аэропорта. Долорес кивнула и поправила лямки рюкзака. — А в твоём ужасно загруженном расписании найдётся время, чтобы восстановить инстаграм? — Никаких социальных сетей, — Пятый скосил на неё взгляд. — Мне ведь только белого шума из вопросов про руку не хватает для счастья, правда? — Ты же можешь быть инкогнито, — Долорес потянулась, как только они вышли на улицу. Вдохнула полной грудью и довольно повела плечами. — Как повезло с погодой. И всё небо будто в облачных барашках. — Да, специально для тебя попросил Клауса сплясать древний датский танец на вызов «облачных барашков», — выгнул бровь Пятый. Их Убер как раз припарковался у тротуара. — Правда? — Долорес остановилась у машины. — Нет, — Пятый открыл ей дверь. Долорес подобрала юбку и забралась на заднее сиденье. — Что вообще такое «облачные барашки»? — спросил он, влезая в машину следом. Она тут же перегнулась через него и постучала бионическими пальцами по оконному стеклу: — Видишь, как облака клубятся? — Возможно, — Пятый сощурился. Подвинулся, чтобы ей было удобнее, и придержал за плечо. — Моя мама называла такие облака «облачными барашками», потому что они закручиваются как кудряшки у овец. — Ого, — Пятый поджал губы. — Красиво. — Ты как будто с сарказмом говоришь, — Долорес села на место и сощурилась, не сводя с него взгляда. — Нет, — Пятый покачал головой. — Нет. Просто я никогда ничего такого не слышал. — И про пыльных кроликов тоже? — «Пыльных кроликов», — Пятый моргнул. — О них я тоже слышу впервые, да. — Мне столько тебе нужно рассказать, — Долорес прижала руки к груди. — Все сказки про пыльных кроликов, которые тебе никогда не рассказывали. — Многообещающе звучит, — Пятый поджал губы и пристегнулся. И всю дорогу до его дома она говорила только об облачных барашках, пыльных кроликах и других волшебных сущностях, которые мама для неё придумывала. Долорес в детстве часто болела, и историй ей рассказывали несчётное множество. Сказки эти не заканчивались у Долорес всю дорогу, и ни разу не повторились. — Кажется, — Пятый выбрался из машины и придержал ей дверь, — твоей маме стоило книжки детские писать. — Она и писала, — Долорес вылезла следом, закинула рюкзак на плечо и улыбнулась. — Не про пыльных кроликов, про пибблов. — Про… — Пятый осёкся. — Серьёзно? — Что, их тебе в детстве читали? — Нет, но у Вани был домик на дереве и там была целая коллекция этих книг, — Пятый толкнул подъездную дверь вперёд. — Она будет в восторге, если окажется, что твоя мама ещё и пиббломама. — Буду у твоих друзей популярнее, чем ты, — Долорес хмыкнула. — Это несложно, — Пятый хмыкнул. Они поднялись в его квартиру. Долорес стянула босоножки и тут же плюхнулась на его любимые подушки у стены, вытянула ноги и посмотрела на Пятого снизу вверх: — А тебе какие сказки читали в детстве? — Никаких. Колд-брю? — Да, пожалуйста, — Долорес кивнула. Пятый прикусил губу, разглядывая её в лучах солнца. Она будто всегда здесь была. Такая расслабленная и довольная. Сотканная из света. — Ты кофе обещал, — она склонила голову набок. — Я жду. — Иду я, иду, — он сдержал улыбку и ушёл на кухню. Лето было жарким, и гейзерная кофеварка теперь ждала осени на полке. Вместо этого Пятый каждый день заваривал новый кувшин колд-брю, и сейчас он бросил по паре кубиков льда в стаканы и разлил по ним кофе. К его возвращению Долорес уже стояла у стены. Сложила руки за спиной и привстала на цыпочки, рассматривая его заметки и свои рисунки. Пятый прокашлялся. Долорес развернулась, взметнув ткань юбки, и склонила голову набок: — У тебя здесь моя фотография. — Да, — Пятый повёл плечом и протянул ей один из стаканов. — Ты против? — Я? — Долорес сделала несколько глотков кофе, облизнула и потянулась к Пятому. Поцеловала его в скулу и тихо добавила: — У меня твоя фотка на экране блокировки. И тут же вернулась к подушкам. Пятый осторожно коснулся скулы, поднял уголки губ в полуулыбке и сел рядом. Он волновался немного — он так привык быть один, что боялся, как бы присутствие Долорес не поломало его хрупкое равновесие и не оттолкнуло их друг от друга. Он боялся, что она будет здесь чужим, лишним элементом, и что-то кружевное и тонкое, что-то, чего он никак не мог понять и что он к ней чувствовал, вспыхнет и сгорит. Но Долорес будто бы всегда сидела с ним бок о бок, потягивая колд-брю и рассказывая детские истории. — А тебе правда не читали сказки в детстве? — Рассказывали истории про маленького Моцарта и всякое такое. Предполагалось, что я вырасту в музыкального гения — Ох, — Долорес поджала губы и кивнула. — Это многое объясняет. — Я знаю, да, — Пятый хмыкнул. — Послушай. Есть кое-что важное, о чём я хочу тебя спросить. — Ого. Жутко, — Долорес выгнула бровь. — Такой официальный. — Слушай, — Пятый поставил стакан на пол и коснулся её локтя. — Ты всё ещё хочешь оформить… мою новую пластинку? Долорес открыла рот, сделала глубокий вдох и закрыла рот. Облизнула нижнюю губу, посмотрел на Пятого из-под ресниц и тихо сказала: — Ты согласился. — Да, я позвонил Миранде перед тем, как поехал за тобой. Она говорит, что мы начнём где-то в августе. И я помню, что ты рисовала, пока мы сочиняли и… — Пятый, — Долорес положила руку ему на колено. — Я согласна. Но при одном условии. Пятый вскинул брови. — Ты заведёшь Инстаграм. Хотя бы только его. — Ты издеваешься, — Пятый закатил глаза. — Инкогнито. Никто не узнает, что это ты, если ты это не анонсируешь. Даже все эти гении с Реддита тебя не вычислят. Ты, кстати, читал свою ветку на Реддите? Пятый помотал головой. Он не интересовался теориями и рассуждениями фанатов и до аварии. Клаус, бывало, кидал ему какие-то особенно забавные цитаты, но не больше. Порой ему было интересно, конечно, что в его музыке слышат другие люди. Находит ли она в них отклик, чувствуют ли то, что должны. — Ты многое теряешь, — Долорес толкнула его плечом. — У неё ещё такое красивое название: «Что случилось с Пятым Сати», будто это не реальная трагедия, а комикс про супергероя. — Может, я и сам в каком-то роде супергерой, — хмыкнул Пятый. — Не уверен, что хочу знать, что они напридумывали. — Ничего такого, — Долорес устроила голову у него на плече. — Волнуются за тебя. И уже несколько недель спорят, ты или не ты на фотографии, которую кто-то сделал в Детройте. И если ты, то с кем. — Так. И кто же на ней? — Мы с тобой. Но фотография размытая, я даже не знаю, почему кто-то предположил, что это ты.  — Когда я был помоложе, у меня было много очень юных фанаток, которые следили за каждым моим шагом. Не буду исключать вероятности, что это был кто-то из них. Они меня вычисляли по походке. — Вау, — Долорес моргнула. — Расскажи мне больше. — А если я заведу Инстаграм, можно будет не рассказывать? — Если так, то можно. Пятый хмыкнул, качнул головой и достал телефон. Вечером они отправились к Клаусу. Долорес приехала в Сент-Пол по делам, но сделала это на день раньше, чтобы провести больше времени с Пятым и успеть на задуманную Клаусом вечеринку с настольными играми. Назвать это вечеринкой, правда, было сложно. Скорее двойное свидание, на котором по-настоящему в отношениях были только двое. Клаус, в гавайской рубашке и чёрных джинсах, распахнул дверь, как только Пятый убрал руку с дверного звонка, и почти повис на дверном косяке, улыбаясь от уха до уха: — Вы пришли! Я немного опасался, что вы не сможете друг от друга отлипнуть, и мы вас не увидим, — пропел он. Пятый тяжело вздохнул. — У меня был небольшой соблазн уговорить его остаться, — Долорес протянула Клаусу коробку с пирожными. — Но небольшой. Потому что очень уж мне горело нормально пообщаться с тобой вживую. — И это взаимно, славная Долли, — Клаус взял коробку и тут же сунул её Пятому, а сам заключил Долорес в крепкие объятия. Долорес похлопала его по спине, а отпрянув сказала: — Не называй меня так, иначе мне придётся тебя убить. — Что, это какое-то твоё шпионское имя, которое никто не должен знать? — Нет, оно ассоциируется у неё с клонированной овечкой, — Пятый протиснулся мимо Клауса в квартиру. — Так что никакой «Долли», иначе мы будем называть тебя «Никки». — Неееет, — Клаус резко развернулся. — Это даже для тебя низко, Пятый. — Что не так с Никки? — Долорес приобняла Клауса за плечи. — Тебе очень идёт. — Помнишь Клуб Микки Мауса? — бросил на неё взгляд Пятый. — Да, мне очень нравилось. — И кто был твоим любимцем? — Там кудрявый такой был. С красивыми мечтательными глазами, — Долорес выпустила Клауса и задумчиво уставилась в потолок. — Как же его… Пятый поджал губы и затих, чтобы не мешать работе мысли. — Никки? — Долорес моргнула и махнула рукой в сторону Пятого, будто хотела ткнуть в него пальцем. — Погоди. Нееет, — протянула она. Обернулась на Клауса и сощурилась. — Ого. Это реально ты. — Это реально я, — Клаус закрыл дверь и махнул в сторону гостиной. — И теперь это мне и тебя, и Пятого придётся убить, чтобы никто из вас не проболтался об этом Дейву. — Ну, значит больше никакой Долли, — довольно улыбнулся Пятый. Доктор Кац уже был в гостиной. Перебирал пластинки, сидя на полу возле фортепиано, когда-то принадлежавшего Пятому. — Здравствуйте, доктор Кац, — Пятый приветственно качнул рукой и поджал губы. — О, — доктор Кац вытянул одну из пластинок, обернулся и посмотрел на него. — Думаю, можно уже не так официально. И на ты. — Это будет странно после всех этих лет, — Пятый качнул головой. — Но ладно. — По-хорошему мы вообще видеться теперь не должны. Если тебе некомфортно, я могу уйти. — Всё нормально, — Пятый улыбнулся. — Меня больше тревожит, что я не могу нового психиатра найти, чем факт того, что вы… ты слишком много знаешь. — Неужели никто из моего списка не подошёл? — доктор Кац встал и отвернулся. Завозился с проигрывателем. Пятый отступил к журнальному столику и поставил на него коробку с пирожными. — Всё время что-то… не то. После стольких недель с психиатром, который каждую твою травму знает, всё заново начинать, — он поморщился. — Это неприятно. Поиски нового психиатра и правда упирались в дискомфорт. Пятому не нравились вопросы, которые ему задавали, и злило, что порой ему приходилось объяснять то, что знал доктор Кац. Не говоря уже о том, что один из психиатров порекомендовал ему обратиться за помощью для лечения фригидности. — Очень жаль, — ответил доктор Кац. Опустил иглу на пластинку, и по квартире разнеслись первые ноты Space Oddity Дэвида Боуи. — Обожаю эту песню, — Долорес вышла из коридора, мягко ступая босыми ногами по ковру. Обошла Пятого и мягко толкнула его плечом. — Тебе бы стоило её слушать почаще. — Я, по-твоему, недостаточно смелый? — Пятый выгнул бровь. Долорес погладила его по спине и широко улыбнулась. — Ты упрямый, — отозвался Клаус. Он успел заскочить на кухню и теперь держал в руках поднос с веганскими мини-бургерами. — Упрямый и постоянно выкобениваешься, отказываешься что-то делать, ведь ты якобы точно знаешь, что это бессмысленно. И переубедить тебя нереально. Пятый поджал губы и повёл плечом. — Вы просто не умеете работать с его упрямством, — не дала ему и слова вставить Долорес. — А во что мы сегодня будем играть? — Сначала мы поедим, и вы попробуете мою домашнюю комбучу, а потом поиграем в Диксит. Или Элиас. Нас как раз четверо, можно на пары разбиться, — Клаус хлопнул в ладоши и улыбнулся. — Давайте, падайте на подушки. Вечеринки у Клауса всегда отличались особой уютностью. Приглушённый свет, пластинки, вкусная еда, ароматические палочки и мягкие пледы. У него был дар к гостеприимству и созданию комфорта. Любое новое место немедленно обрастало подушками, плотными занавесками тёплых цветов, свечами и лампами. С ним рядом можно было почувствовать себя как дома даже в самых неподходящих для этого обстоятельствах. Так было и в этот раз. Клаус сделал музыку потише, убрал пустые тарелки и смахнул крошки со стола, расстелил узорчатую скатерть и вытащил коробки с настольными играми — только карточные, и ни одна из них не на скорость. Предусмотрел, чтобы Пятый с Долорес не испытывали трудностей. Вечер получился полным смеха и трогательных историй, сочинённых Долорес и Клаусом на основе красочных карточек из Диксита. — Кстати, — Долорес сощурилась, глядя как Клаус передвигает её деревянного кролика по полю. Она выигрывала уже третью партию подряд. Пятый третью партию подряд плёлся в хвосте. — Пятый снова завёл Инстаграм. Я взяла его на слабо. — Ого, — Клаус потянулся по телефону. — Под старым именем? — Нет, — Пятый качнул головой. — Просто проверь оповещения. Клаус фыркнул и, прикусив губу, уткнулся в телефон. Долорес рядом с Пятым потянулась, разминая мышцы, потом вытянула ноги и упёрлась спиной ему в плечо. — Мистер Пенникрамб? — Клаус выгнул брови. — Твой новый аккаунт назван в честь твоего мопса? — Что я могу сказать, — Пятый склонил голову набок. — Я по нему скучаю. — Без шуток. Я тоже, кстати. — Клаус, у тебя на него была аллергия, и каждый раз, когда я брал его с собой, он пытался что-нибудь тебе отгрызть. — Зато он, в отличие от тебя, всегда носил вещи, которые я для него вязал. — А фотографии у вас есть? — Долорес склонила голову и посмотрела на Клауса. — Где-то в родительском доме, наверное, — Клаус задумчиво потёр подбородок. — Пятый? — Большая часть фотоальбомов в контейнере с вещами мамы, — Пятый поджал губы. Нахмурился, припоминая, какие из них он привёз с собой. — Может, что-то здесь есть. Нужно будет порыться. — Ммм, ночь сегодня будет полна пыльных кроликов и приключений, — Долорес зажмурилась. — Хотя бы не темна и полна ужасов, — хмыкнул доктор Кац, и когда Пятый перевёл на него взгляд, подмигнул. — И кстати, как насчёт десерта? — Я поставлю кофе, — Клаус тут же выбрался из его объятий и поднялся. — Уберите пока Диксит, думаю, пора пободаться уровнем взаимопонимания. — А только что мы что делали? — Пятый придержал Долорес, когда она начала соскальзывать с его плеча, неуверенно улыбнулся и проводил Клауса взглядом. — Мы же каждый за себя играли. А теперь поиграем в команде, — доктор Кац привстал, чтобы собрать фишки и карточки. — Некоторые считают, что это хорошая проверка на взаимопонимание в паре. — Серьёзно? — Пятый сощурился бровь. — Это твоё профессиональное мнение? — Взаимопонимание намного сложнее, но у устоявшихся пар, которые друг друга как облупленных знают, игра в Элиас идёт намного легче, чем у тех, кто только познакомился. — Получается, я знаю Пятого столько же, сколько ты Клауса, — Долорес села нормально, выпрямила спину и улыбнулась доктору Кацу. — Будем играть на равных. Доктор Кац тихо фыркнул, затолкал карты в тряпичный мешочек и убрал в коробку. Пятый первый раз видел его вне работы и не мог отделаться от когнитивного диссонанса. Никакой сдержанности и ровного тона, зато громкий смех и сильная тактильность — он обнимал Клауса, как только тот оказывался рядом. Высокий и мускулистый, он будто бы пытался защитить Клауса и его хрупкий внутренний мир. И тем более Пятый никогда не слышал в его голосе сомнения, возмущений и сарказма. Клаус, пританцовывая, вынес из кухни чашки и френч-пресс с таймером. Поставил их на стол и отошёл к проигрывателю, чтобы поменять пластинку. Долорес, придвинувшись поближе к столу, осторожно и очень медленно принялась открывать коробку с пирожными. Лицо у неё было таким же сосредоточенным, как когда она рисовала, а Пятый всё равно не мог отвести от неё глаза. Проигрыватель заиграл Bohemian Rhapsody, и Клаус вернулся к столу, подпевая и уже не просто пританцовывая, а в открытую танцуя. Рухнул на подушки рядом с доктором Кацем, тут же закинул его руку себе на плечи и с широкой улыбкой посмотрел на Пятого с Долорес. — Кстати, Пятый, — осторожно начал доктор Кац. — Я давно хотел спросить, но профессионализм мне не позволял. Да и как-то невежливо… — Просто спроси, — Клаус боднул его головой. — Свалишь всю нетактичность на меня. Пятый отвёл взгляд от Долорес и настороженно сощурился. — Я точно хочу отвечать на этот вопрос? — Ничего страшного он спрашивать не будет, — отозвался Клаус, двигая плечами под музыку. — Я ему даже отвечал уже за тебя, но он не верит. — Ты еврей? — наконец спросил доктор Кац. Пятый никогда не видел его таким нерешительным. Осторожным — да, потому что терапия предполагала осторожность. Но неловко потупившим взгляд Пятый его и представить не мог. — Нет, — он мотнул головой. — С чего ты взял? Долорес тихо рассмеялась, с жужжанием сложила одну из рук в указательный жест и коснулась бионическим пальцем горбинки у Пятого на носу. — Наверное, у тебя в роду евреи были, да? — сказала она. Пятый задумчиво сощурился, а потом кивнул: — По папиной линии, да. Что, в общем-то, не считается. Да и родители всегда были категорически против религии, так что я атеист во втором поколении. Если можно так сказать. — Я же говорил, — Клаус устроился в объятиях доктора Каца поудобнее. — Он никогда в жизни даже мысли не допускал, что на небе есть боженька. Или много боженек. Звякнул таймер. Пятый первым потянулся к френч-прессу и опустил поршень. Разлил кофе по чашкам и сразу же протянул Долорес одну. — Спасибо, Пятая Симфония, — Долорес взяла чашку и улыбнулась с ямочками. Пятый не удержался и улыбнулся в ответ. И тут же вздрогнул — Клаус звонко хлопнул в ладоши: — Пирожные. И Элиас. Вечер снова пошёл своим чередом. Они сыграли несколько партий, а потом просто сидели и тихо разговаривали обо всём на свете, и Пятый в кои-то веки не боялся, что в разговоре всплывёт что-то, о чём он не хочет говорить: его зависимость от других, их отношения с Долорес, его тоска по музыке. Иногда он краем глаза замечал своё старое пианино, иногда смотрел на него прямо. И каждый раз Долорес, будто случайно, обращала его внимание на себя: задевала локтем, касалась его плеча, начинала повторять ему в ухо «Пятая Симфония» снова и снова, пока он не поворачивался к ней. Они разошлись сильно после полуночи. Долорес уже начала клевать носом, и Пятый вызвал Убер. — Вы можете у нас остаться. Диван разбирается, я бы вам постелил. — Не думаю, что хочу спать в одной комнате с инструментом, который когда-то принадлежал мне. Как бы странно это ни звучало. К тому же Долорес рано вставать на встречу. Будет не круто, если мы вас разбудим, — Пятый присел на корточки. Долорес опёрлась о стену и широко зевнула. Приподняла ногу, и Пятый натянул на неё босоножку. Повторил то же со второй. — Я прямо Золушка, — Долорес сонно моргнула и посмотрела на Клауса. — Спасибо за прекрасный вечер. Ты такой замечательный, — она встала на обе ноги и протянула руки к Клаусу. Они обнялись и стояли так, пока обувался Пятый. — Напиши обязательно, как доберётесь, — Клаус высвободился из хватки Долорес и ткнул Пятого пальцем в грудь. — А то вдруг ты её уронишь где-то по дороге и лишишь меня потрясающей подруги. — Ни за что, — Пятый приобнял Долорес за талию и кивнул Клаусу. — Вечер был потрясающий. Я скучал по твоим домашним посиделкам. Жалко, что сангрия к нам ещё не скоро вернётся. — Идите уже, — Клаус подтолкнул их на выход. — В отличие от вас, у нас с Дейвом огромные планы на ночь. — Понял, — Пятый фыркнул. — Хорошего остатка ночи. Не делайте ничего такого, чего я бы не делал. — О, мы будем делать много того, что ты бы не делал, — устало рассмеялся Клаус и захлопнул за ними дверь. В такси Долорес устроила голову у него на плече, сжала его бионическую руку в своих, и тихо пропела: — Тебе так повезло, ужасно повезло со мной. — О да, — Пятый потёрся щекой о её макушку. — Только ты мне наврала. — Что? — сонно протянула Долорес. — Когда? — Ты обещала всю ночь мне рассказывать сказки твоей мамы, а потом всю ночь со мной смотреть старые фотографии, — сказал Пятый. Скулы свело от улыбки. — Знаешь что, Пятая Симфония, — Долорес даже не приоткрыла глаза. — У нас с тобой ещё столько ночей вместе, что ты взмолишься, чтобы сказки про пыльных кроликов закончились. Пятый опустил взгляд. Ему было так спокойно и хорошо. — Не будет такого, Долорес. Я никогда не попрошу тебя прекратить. Я бы только их и слушал. В конце концов Долорес уснула у него на плече. Пятый донёс её до квартиры на руках. Она даже не вздрогнула, когда он её разул и переодел в свою старую футболку и пижамные штаны, когда снял осторожно протезы и поставил их на подзарядку. Только сложила культи под голову и улыбнулась во сне, стоило Пятому накрыть её одеялом. Сам Пятый ещё какое-то время не спал — вымыл френч-пресс, помолол кофе и заварил колд-брю. Повесил платье и футболку Долорес на стул, сходил в душ, поставил на зарядку и свою руку тоже и наконец-то лёг на другом краю кровати, под вторым одеялом. Он заснул, как только голова коснулась подушки. Будильник Долорес зазвонил в восемь утра. Пятый вздрогнул, просыпаясь, и тут же вздрогнул ещё раз — Долорес ткнулась носом ему в спину. Закинула на него ногу и обхватила руками. — Не шевелись, — буркнула она. — У тебя будильник звонит, — Пятый сонно моргнул. — Тебе разве не нужно куда-то там… — Да помолчи ты, — Долорес надавила лбом ему на затылок. — Я пытаюсь наслаждаться утром. Пятый замер, сонно моргнул и помолчал пару мгновений. Долорес у него за спиной несколько раз втянула носом воздух. — Ты меня что… понюхала? Долорес выдержала драматическую паузу. — Возможно. — Что… зачем? — Ты вкусно пахнешь. У тебя клубничный гель для душа? Так необычно, — Долорес напоследок поводила лицом у него между лопаток, а потом резко села, потянулась и размяла шею. По-утренему зевнула и, кажется, только теперь заметила, во что одета. — Ты меня переодел? — Не в юбке же тебя спать укладывать. Неудобно, негигиенично, — Пятый перевернулся на спину, сел, поправил подушку и откинулся обратно. — Хотя меня и удивило, что ты бровью не повела. — Ну, — Долорес спустила ноги с кровати и сгорбилась, задумчиво глядя перед собой. — Весь вчерашний вечер был для меня в новинку, Пятая Симфония. Я давно уже в гостях не засыпала. И уж тем более не давала никому себя раздевать, — она качнула головой. Пятый нахмурился и прикусил губу. Помолчал немного, нервно потирая культю, и поднял взгляд на Долорес: — Я только сейчас понял, как неэтично с моей стороны было… — Я тебе при первой же встрече сказала, что нарисовала картину задницей, — Долорес фыркнула. — Не извиняйся. Я знаю, что ты не сделаешь мне больно. — Но что если… ты не права? — Пятый прикусил щёку. — Я права. Я тебе доверяю, а ты не сделаешь мне больно, — она встала с кровати и снова потянулась, вытянув руки вверх. — Откуда ты знаешь? — Просто знаю, — Долорес посмотрела на него через плечо. — И всё. Пятый хмыкнул, покачал головой и откинул одеяло. Долорес нужно было собираться, и он мог сделать её утро немного лучше. Долорес пробыла у него до конца недели. По утрам она убегала на рабочие встречи с коллекционерами, жаждущими прикупить пару её картин, а Пятый часами проводил на телефоне с Куратором. Она нашла подходящую студию в Сент-Поле и уже забронировала себе квартиру на следующие несколько месяцев. Теперь Куратор уговаривала Пятого раскрутить новый альбом через Кикстартер вместо того, чтобы искать звукозаписывающую компанию, которая захочет протолкнуть свои правки. Вечером, когда возвращалась Долорес, они с Пятым шли гулять и до темноты бродили по городу, наслаждаясь летним теплом. Пили лимонад, ели мороженое и пережидали дожди в книжных магазинах. Долорес купила себе дешёвые резиновые сапоги пронзительно-синего цвета и запрыгивала в каждую лужу, которая попадалась им на пути. В четверг вечером, когда они сидели в пустой беседке в парке, прислушиваясь к шуму голосов гуляющих людей, и доедали хот-доги, вкусом больше всего напоминающие бумагу, Долорес уже привычно устроила голову у него на плече и тихо, едва слышно спела ему песню Fix You группы Coldplay. В тот день тёплые жёлтые огоньки фонарей вокруг них и звёзды в небе сияли ярче. И добравшись домой, пока Долорес была в душе, Пятый набросал новую короткую пьесу. О том, как один человек может противостоять непроницаемой тьме и в конце концов её победить. На следующее утро он проводил её обратно в Детройт. Помахал рукой на прощание и поехал домой не в силах совладать с тревогой. Он боялся, что теперь, когда они пожили под одной крышей, он поймёт, что снова стал зависим от чужого общества. От кого-то, кто постоянно рядом и кто развеивает его страхи простыми словами. Боялся, что он вернётся в квартиру и окажется, что он привязался к Долорес слишком сильно и больше не может быть один. Что пуста не только его квартира, но весь город, а может и весь мир. Он только проводил её, а уже ждал встречи, хотя понятия не имел, когда они встретятся снова. Это его тоже пугало. Он слишком привык быть один и давно смирился, что его асексуальность ведёт к одиночеству. С Долорес всё было не так. Он приехал домой и оказалось, что даже квартира, в которой её больше не было, не казалась теперь пустой. Здесь были забытые ей вещи и рисунки. Предметы стояли не там, где их оставил он, а где оставила она. В раковине была пустая чашка с отпечатком бледно-розовой помады. Постельное бельё пахло ей. Будто бы она никуда и не уезжала, и стоит ему зажмуриться и подождать, она снова объявится. Засмеётся, обзовёт его Пятой Симфонией и дурачком, а потом потащит запускать бумажные фонарики в небо. Её не было всего несколько часов, а ему её уже не хватало. И за этой тоской он совсем забыл, что ещё несколько месяцев назад даже думать боялся о будущем. Что верил, что никогда больше не сможет писать музыку, и что его жизнь будет пуста и бессмысленна. Но — этого он, конечно, по-прежнему не понимал — слова Куратора были правдой. Он был больше, чем его музыка. И у него впереди была слепящая неизвестность — яркая, как солнечный свет и манящая, как море. Без Долорес он бы этого никогда не увидел. Она действительно смогла его починить.