Пять раз, когда Кроули не мог попрощаться, и один, когда все же сумел

«Я знаю одну песню, летит не касаясь земли; Лето не сожжет ее, январь не остудит; Хочешь ругай ее, хочешь хвали – Но не было такой и не будет. Я знаю одну песню На вкус, как пожар Попробовавший раз Не забудет Хватило б только сил Самому возвратить этот дар Не было такой и не будет.» Б. Гребенщиков, Не было такой

— …наладить поставки сигар и тогда… — Дьявол! — восклицает Кроули, перебивая говорящего полного мужчину в зеленом сюртуке; вскакивает с места, отбрасывая свой стул. Тот с грохотом падает на пол. В груди разгорается горячая тянущая боль. — Что… Мистер Кроули?! — его деловой партнер, Франц, обсуждающий с ним условия контрабанды на фронт, пытается схватиться за его локоть. Кроули легко уворачивается, бросается вниз по лестнице, бегом, перепрыгивая ступеньки. Он не утруждает себя даже изменением памяти людей — потом, все потом, сейчас нет времени. Всей его выдержки хватает лишь на то, чтобы не вылететь в окно, демонстрируя людям свои крылья. Он распахивает дверь, нечаянно срывая ее с петель, не глядя отбрасывает в сторону. Потом разберется, потом, ничего страшного. Спишет на бомбардировку или на ржавые петли, неважно. Он бежит по улице, практически задыхаясь, ему хочется кричать от ужаса. Только не снова. Это не может случиться снова. В фантастических книгах разные магические существа имеют обыкновение возникать на неприметных маленьких улочках или тупиках, там, где их никто не увидит. Конечно же в реальной жизни это не работает. Кроули видит Его прямо посередине Оксфорд-стрит, стоящим на коленях. Гигантские белые крылья распахнуты за спиной, правое крыло выглядит неестественно развернутым, изломанным, да еще и сочится белым светом. На груди кровь, слишком много крови. Все намного хуже, чем Кроули предполагал, если Он не в состоянии даже спрятать крылья. И вокруг люди, стоят, показывают на Него, перешептываются. Пожилая леди в сером пальто крестится. Кроули щелкает пальцами, не глядя, и не останавливаясь. Люди начинают расходиться, глядя сквозь Него. Сквозь них обоих, Кроули они тоже больше не замечают. — Сегодня ничего странного не произошло, — говорит Кроули мягко продолжающей крестится леди. Упрямая. От ее движений Кроули ощущает покалывание, легкое, но не слишком приятное. Леди встряхивает головой, оборачивается недоуменно по сторонам, не понимая, почему она вообще остановилась здесь. — Лучше бы вам поискать укрытие, — продолжает Кроули, — был сигнал о бомбардировке. Кроули снова щелкает пальцами и включаются сирены. Людей вокруг не остается, они разбегаются, прячутся. Кроули опускается на колени перед Ним, мягко проводит ладонью над грудью, наблюдая, как медленно затягивается рана под его прикосновениями. — Кажется, мне нужна помощь, — говорят ему слабо. — Неужели? — Кроули снова проводит по Его груди, ощущая сопротивление. Это явно было необычное оружие. Даже не ангельское, — а я и не заметил, что что-то не так. Плотник смеется над его словами, но тихо, слишком тихо, и Кроули всерьез начинает беспокоиться. Снова включаются сирены. — Почему ты не отпустишь это тело? — спрашивает Кроули обеспокоенно, — оно из тебя всю энергию заберет. Думаешь новое будет не таким красивым? — Гавриил меня на сто лет оставит без тела, когда узнает, что я сделал, — Плотник подтверждает его худшие подозрения. — Значит нужно убираться отсюда, — решает Кроули, — тебя сейчас и в аду было слышно. Скоро ангелы появятся, выяснить, откуда такая утечка света. Плотник кивает ему, похоже не способный говорить. Кроули подхватывает его на руки, испытывая кошмарное чувство дежавю (он не сможет больше Его похоронить. Только не снова). Его собственные крылья, выпущенные в физический мир, разрывают ткань нового пиджака. И он перемещается туда, где совершенно точно не могли построить что-то новое, и где точно не будет людей. В их старый дом. **** Здесь тихо и очень-очень пыльно. Кроули оставляет Плотника спать, раздумывая, как бы на постоянной основе избавиться от пыли. Странно, ведь в прежних его жилищах пыль никогда не задерживалась. А здесь… все слишком человеческое… Он выходит во двор, садится на качели. Качели, прежние, Плотник вырезал собственноручно, из старого дуба. Украсил резными листьями и желудями, вкопал толстые, надежные столбики, сам повесил их. Кроули помнит, как Он волновался, показывая свой сюрприз, дело нескольких месяцев. Как тщательно скрывал над чем именно работает. Каким Он был тогда… человечным. Живым. Как умел искренне смеяться. Как сопереживал другим людям. Тот, кто спит сейчас наверху, давным-давно не человек. Иногда Кроули кажется, что он обманывает сам себя, и Тот, кто вернулся на землю, не имеет ничего общего с Тем, кто умер за грехи людские на кресте. В такие моменты он предпочитает напиваться до беспамятства. Или просто проспать несколько месяцев. Он проводит на качелях всю ночь, стараясь не вспоминать и не думать ни о чем. Не сказать, что из этого что-то получается. Рассматривает собственные окровавленные ладони и почему-то никак не может решиться, и очистить их чудом. В итоге Кроули вытирает руки носовым платком, бережно складывает его и убирает в нагрудный карман. Внушает себе, что даже капля Его крови представляет ценность для сил зла. Притворяется, что верит себе. А потом долго-долго смотрит в темное небо, расчерченное метеорами. Он ощущает себя совершенно пустым и слишком старым, ни на что не годным. А утром, войдя внутрь, встречает Его. Рана затянулась и больше не сочится светом. Он выглядит посвежевшим, отдохнувшим даже сияет немного. И улыбается ему, такой знакомой печальной улыбкой, что Кроули завыть готов. Но вместо этого сам улыбается в ответ. — Ты перенес нас в наш старый дом. Это не вопрос, но Кроули все равно Ему отвечает. — Да. Это место, где никто не живет. У меня есть пара таких… убежищ. Люди думают: оно проклято. Никто не станет здесь селиться или строить что-то. Удобно, когда нужно где-то спрятаться или переждать. Этот дом пользуется дурной славой, говорят, что тут есть призраки. — Ты же говорил, что сжег это место, — Плотник касается стен кончиками пальцев, задумчиво, словно погружаясь в воспоминания. — Я сжег, — подтверждает Кроули. — И тем не менее, мы здесь. Кроули пожимает плечами — Тебе следовало проверить мои слова. — Я был здесь, — Плотник все еще умеет его удивить, — хотел… неважно. И тогда здесь ничего не было. Все сгорело. — Ладно, верно. Не было. Но все можно восстановить, — немного нервно отвечает Кроули. — Ты его воссоздал? Магически? — Нет, — Кроули отворачивается, не желая смотреть в Его глаза, — вещи, созданные магией… нестабильны. Я построил его. Заново. И проклял несколько раз для верности. — Но зачем? — Не хочу, чтобы тут были люди. Обычный эгоизм, ничего удивительного. — Я не это имел в виду… — начинает было Плотник. — Я знаю, — перебивает его Кроули и быстро меняет тему разговора, — что ты здесь искал? Он не ждет, что ему дадут ответ, сам бы он не за что не признался. Но ему отвечают быстро и легко. — Хотел забрать себе что-то на память. — Что-нибудь на память? — Твой платок. Кроули вздыхает, понимая, что прямо сейчас сделает глупость. Но его вечная проблема в том, что даже понимая, что поступает глупо, он не в состоянии остановиться. Кроули достает из воздуха свою старую черную шейлу(1), которую зачем-то сохранил. Ткань мягкая и пахнет ярким израильским солнцем, морским ветром и немного цветами. Он протягивает ее Плотнику, не глядя. — Спасибо, — мягко говорят ему. Кроули благодарен уже за то, что ему не задают никаких вопросов. Впрочем, разве есть что-то странное в том, чтобы хранить старую одежду? — Что с тобой случилось? — начинает Кроули, не желая ни минуты больше говорить о том, что прошло. — Война, — отвечает Плотник коротко, — я надеялся поговорить с ней. Но она ужасно зла на меня за тысяча девятьсот четырнадцатый год. И слушать ничего не стала, сразу пошла в атаку. Я… не ожидал такого, честно говоря. — Но ведь это был не ты… — поражается Кроули, — ты же не причем… ты… — Это был отличный подарок, — Плотник говорит очень быстро, словно понимая, что Кроули будет себя винить. Он и винит. Это его вина. Он должен был ангелу одно дельце, а еще наступало Рождество. Никто, кроме Кроули не помнил, или не хотел помнить, чей это праздник. Никто больше не поздравлял Его лично, и это было ужасно неправильно по мнению Кроули. Поэтому раз в год, он забывал о том, что демон, о том, что им нельзя, и поздравлял Его с днем рождения. Иногда это была какая-то мелочь, типа хрустального шара, иногда что-то дорогое, иногда какой-то символ. В тысяча девятьсот четырнадцатом году он просто хотел подарить Плотнику нечто значимое. Была война. Первая мировая война — достаточно ужасно, чтобы Кроули захотел как-то сгладить все. Захотел, чтобы Плотник забыл о войне, пусть на день. Кроме того, ему показалось, что это будет забавно. И он отдаст свой долг ангелу. Сплошные плюсы. — С днем рожденья, дорогой, — Кроули практически пел, найдя Плотника, крайне довольный собой, — шутка удалась. — Что происходит? — Плотник выглядел усталым, несчастным и совсем немного удивленным. — Рождественское перемирие(2). Солдаты поздравляют друг друга, обмениваются подарками и вместе поют, при том, что большинство даже не понимает язык друг друга. И все это во славу твою, — смеется Кроули, — сегодня никто не умрет и никто не будет ни в кого стрелять. Как тебе подарок? — Но как ты это сделал? — поражается Плотник. — Легко. Все они верят в единого Бога. В тебя. — Но… что если ад узнает… это же… — Прекрати, — Кроули отмахивается, — никто ничего не узнает. И вообще, по документам это сделал Азирафаэль. Я ни при чем. — Почему она решила, что это был ты? — Кроули искренне не понимает. — Азирафаэль включил это в свой отчет и… — Азирафаэля там и близко не было. Он был в Греции, Война прекрасно знала об этом. Кроме того, он уже приписывал себе мои деяния, — Плотник пожимает плечами, — она и об этом знала. Ей все равно, что именно он включает в свои отчеты. Она просто знала, что к перемирию он не имеет отношения. И сделала логичный вывод. — Но почему ты не сказал, что это был я? — поражается Кроули, — зачем тебе такой враг? Плотник смотрит на него, склонив голову, молча. — Если ты переживаешь за меня, не стоит, — продолжает Кроули, — она ничего не сказала про Азирафаэля, не скажет и про меня. Всадники не слишком общительны. Максимум — развоплотит. Зато к тебе никаких претензий не будет. — Ты сделал это для меня, — говорит Плотник тихо, — солдаты пели рождественские гимны во славу мою. И ты думаешь, что после такого, можно считать, что я не при чем? Кроули пожимает плечами: — Ну это же была не твоя идея. — Какая разница. Я не позволю ей к тебе прикоснуться, — говорит ему Плотник тихо. И, неожиданно, спустя столько веков, Кроули верит, что это действительно Он, Он, воскрес и спустился на землю, к людям. К нему. И это одновременно и сладко и жутко, и Кроули молчит и смотрит на Него. А потом говорит: — Я пойду с тобой. Ты не будешь сражаться с ней в одиночку. — Я собираюсь ее убить, — говорит ему Плотник, — лишить ее физического тела. Эту войну пора заканчивать. Твоим это может не понравится. — Мне плевать, что им понравится, а что нет. Навру что-нибудь, — Кроули легкомысленно пожимает плечами, — но одного я тебя не отпущу. У Плотника сине-зеленые глаза и длинные, пушистые ресницы. Он смотрит так, будто Кроули его ударил. Он молчит. — С чего мы начнем? — Кроули говорит так, будто совместное дело — вопрос решенный. — Где мы будем ее искать? — Она обычно в центре, — отвечают ему, — в эпицентре событий. — Ясно. Значит направляемся в центр. Центров событий сейчас много, но Кроули настроен оптимистично. Он уверен, что они найдут всадника минимум за месяц. — С этим есть проблемы, — Плотник морщится, словно стесняясь того, что какие-то вещи для него недоступны, — я сейчас несколько ограничен в путешествиях. — Проблемы? Имеешь в виду с телепортацией? — уточняет Кроули, — понимаю, теперь это опасно. Все вечно взрывается, постоянно меняется местами… Ох я как-то еще до войны умудрился попасть в доменную печь, а каких-то четыре века назад там и близко не было человеческого жилья… — Через небеса я тоже пройти не смогу, — перебивает его Плотник, — Гавриил уже сто семь лет требует от меня отчет по крестоносцам, а у меня совершенно нет на это времени. Кроме того, он явно спросит у меня, что именно вчера произошло. — Можно полететь, — замечает Кроули, — не так быстро, как телепортация, и довольно прохладно, но тут достаточно верно настроить температуру тела. Ничего сложного. — Настроить температуру тела? — удивляется Плотник. — Ты что… ты не умеешь? О, я думал только у нас так. Тело выдали, а никаких тебе инструкций или каких-никаких чертежей… Я три века постоянно умирал от каких-то глупостей, пока не научился его лечить. — Лечить я умею, — замечает Плотник. — Ну значит и терморегуляцию освоишь, — беспечно улыбается ему Кроули. — Но я не могу летать, — добавляет Он, немного застенчиво, — я даже не знал, что кто-то вообще может. — Шутишь? У тебя же отличная рабочая пара крыльев и что, ты не умеешь ими пользоваться? — Я пытался, — отвечает Плотник несколько смущенно, — но стоит их развернуть, и меня практически сносит с места. Это не слишком приятно и практически неконтролируемо. Кроули растирает виски, скрывая собственное недоумение. Они там совсем спятили на своих небесах? Как можно было выдать кому-то крылья и не убедится, что ими умеют пользоваться? Ладно еще тело, в конце концов, Плотник был человеком, должен был что-то запомнить, но крылья… — Так. Ладно. Послушай. Воздух, которым мы дышим, это не единая масса. Он образует некие потоки. Слои. Птицы способны планировать, правильно поймав воздух и воздушный слой. Правильно взмахнув крылом, мы создаем воздушный поток, который поднимает нас. Именно этот поток, сбивает тебя с ног, когда ты разворачиваешь крылья. Тебе нужен достаточно сильный взмах и ветер сделает свое дело. — Звучит довольно просто, — замечает Плотник, — но? — Но нужно держаться четко в потоке. Тебя может перевернуть или сбить ветром. Оба крыла должны работать симметрично, на одном уровне. И желательно сделать свое тело максимально легким, но не слишком, иначе не сможешь контролировать ветер. — Так, ясно. И когда мы начнем? — Сейчас, — отвечает Кроули, совершенно спокойно, — мы начнем сейчас. Они поднимаются на холм, покрытый только травой. Здесь нет ни высоких деревьев, ни кустов, где можно было бы запутать крыло. — Встань ко мне лицом, — командует Кроули, крепко сжимает Его руки, — и не бойся. Я не дам тебе упасть. Конечно же у них не получается ни с первого раза, ни с седьмого. Ни даже за один день. Трижды их переворачивает в воздухе, дважды Кроули прилетает по лицу тяжелым крылом, от перьев которого почему-то сладко пахнет леденцами. Будь они людьми, Кроули как минимум четырежды мог сломать себе шею и раз двадцать — остальные кости. Но он не отпускает Его руки, и не позволяет Плотнику упасть. На пятнадцатый раз и второй день Кроули уверенно маневрирует в воздухе, с учетом дополнительных габаритов и пары крыльев своего пассажира. Где-то далеко отсюда, вторая мировая война. Всадник гордо шествует по Европе, тысячи людей гибнут на фронте, сотни гибнут в тылу, и сотни в лагерях. Им нужно спешить, но что может решить один день? На двадцать первый раз Кроули разжимает руки и планирует вниз, страхуя, но больше не прикасаясь. На тридцать четвертый раз и пятый день, Плотник практически уверенно пролетает рядом с ним, всего дважды заваливаясь на правое крыло. Кроули испытывает абсолютно иррациональное чувство гордости. Они планируют над Босфором, практически бок о бок, закрепляя успех. Восходящее солнце окрашивает белые перья розовым и золотым. — Это потрясающе, — говорит ему Плотник, дыхание немного сбивается, и Кроули подлетает ближе, готовый поймать, если что-то пойдет не так. Их крылья, хоть и находятся в другой реальности большую часть времени, по сути похожи на крылья птиц. Чем реже летаешь — тем хуже развита мускулатура, тем хуже навыки, — жаль люди на такое неспособны. — Люди придумали кучу альтернатив, — привычно спорит с ним Кроули, — посмотри, — он кивает на летящий над линией горизонта небольшой бомбардировщик, — отлично справляются без крыльев. Плотник не отвечает, и Кроули начинает беспокоиться. Не слишком ли тот устал? Такое расстояние для первого раза, да еще и после травмы. — Давай-ка спускаться, — просит он, и, не дав возразить, добавляет, — тяжело одновременно следить за тобой и отводить людям глаза. Они опускаются на турецкий пляж, Кроули ежится под утренним ветром и убирает крылья. — Ты отводил людям глаза? — Плотник обеспокоенно смотрит на него, будто ожидая, что Кроули может свалится в обморок прямо сейчас, — все это время? — О, прекрати, я начал этим заниматься задолго до твоего рождения. Для меня это — как дышать, ничего сложного. Плотник смотрит на него несколько неверяще, но не спорит. — Отдохнем несколько часов — и назад, — сообщает ему Кроули, отмечая про себя и сбившееся дыхание своего собеседника, и тремор в руках, и дрожащие перья на другом уровне реальности. Сверхъестественные существа тоже устают. Пусть и не так быстро, как люди, да и времени на восстановление им нужно меньше. — А ты? Кто учил летать тебя? — неожиданно спрашивает его Плотник, усаживаясь прямо на мокрый песок. — Меня? Я… мне пришлось учиться ходить. Летать… мы всегда летали. Когда мы были созданы, земли еще не было. Вообще не было никаких поверхностей, только космос вокруг, и мы парили в нем. Нам тогда не нужны были крылья, у нас и тела-то никакого не было… Мы были всем вместе и ничем одновременно, а потом вдруг стали осознавать себя по отдельности. А потом мы увидели Ее и ощутили Ее любовь. И мы тоже любили Ее в ответ и прекрасней этого… — Кроули останавливается, понимая, что только что перешел черту, рассказал слишком много. — Почему ты снова меня избегаешь? — вдруг спрашивает Плотник, совершенно невпопад. — Я просто был занят, — объясняет Ему Кроули, даже не пытаясь спорить, — ужасно занят. Помогаю дезертирам. Продаю продуктовые карточки. Война — это куча дел для демона. — Ты соблазнишь Его. И Он падет, — говорит Вельзевул и её голос холоднее арктических льдов, — а здесь, внизу, мы о нем позаботимся, — в ее голосе звучит сталь кинжалов и пламя ада. — Да, мой лорд, — отвечает Кроули. — Я это сделаю. Ему никого не нужно соблазнять. Ему вообще не нужно прилагать никаких усилий. Ему нужно лишь позвать и его услышат. Его человек делает все из любви. И не ощущает вины. Очевидно, что этого достаточно, чтобы не попасть в ад. Но демоны об этом не знают. И не узнают никогда. — Почему ты меня избегал? — снова спрашивает его Плотник. И тогда Кроули говорит Ему правду: — У меня есть задание, связанное с тобой. Добиться твоего падения. — Ничего нового, — замечает Плотник, — у тебя уже было именно такое задание. Из этого ничего не вышло. — Да, — соглашается Кроули, — но что, если выйдет сейчас? — Не выйдет, — не соглашаются с ним. Кроули смотрит в сине-зеленые глаза, слушает шум прибоя. — Что, если все-таки выйдет? — спрашивает он хрипло. — Нет, — отвечает ему Плотник твердо и уверенно. А потом конечно же целует. — Этого я и хотел избежать, — признается Ему Кроули. А затем целует в ответ. ***** (1) — Шейла — Длинный прямоугольный шарф, который свободно оборачивают вокруг головы и кладут на плечи. Именно такой платок можно увидеть на Кроули в сцене распятия Христа. (2) — Рождественское перемирие — реальное историческое событие. «На Западном фронте Первой мировой войны в сочельник и на Рождество в 1914 году некоторые английские и германские солдаты начали обмениваться рождественскими поздравлениями и песнями через окопы; в отдельных случаях напряжённость была снижена до такой степени, что солдаты переходили линию фронта, чтобы поговорить со своими противниками и обменяться с ними подарками».