нюансы (об)вязки

      Бумажный самолётик опустился прямо на учебник, перекрыв иллюстрацию превращения древней феи. Недоумённо моргнув, Блум подняла голову и глянула по сторонам в попытке понять, кто его запустил, но даже если отправитель был рядом, то он — или она — ничем себя не выдавал среди остальных студентов в библиотеке. В мире магии слабо верилось в возможность ошибки, поэтому, задумчиво посмотрев на самолётик несколько секунд, Блум взяла его и повертела в руках, развернув, когда заметила на одном из крылышек окончание надписи.       «Буду ждать тебя в амбаре после занятий. Скай».       Улыбка сама собой полезла на лицо — Блум прикусила щёки, стараясь сдержать её, но вышло провально. Она перечитала записку пару раз, напоследок даже сделала это вполголоса, прислушиваясь к тому, как всё внутри отзывается радостным «тудум», и после разгладила бумажку, пряча её между листами ежедневника. Внимание со стороны Ская по-прежнему вызывало настороженное ожидание резкой реакции от Стеллы, и вместе с тем от него сладко тянуло под сердцем.       Высидеть последние две пары превратилось в настоящее испытание: погружённая в фантазии о предстоящем свидании (она не знала, можно ли действительно называть назначенную встречу свиданием, но очень хотела так думать), Блум была рассеянная и на вопросы преподавателей отвечала невпопад — настолько, что пару раз вызвала откровенные смешки у однокурсниц.       — Куда-то уходишь? — уже после занятий вскинула брови Аиша, заходя в их комнату и наблюдая, как Блум сосредоточенно смотрит на свои алеющие, словно накаляющийся металл, ладони и крайне осторожно зажимает между ними пряди только вымытых волос — повалил густой пар, но ничего не загорелось. Попытка заменить фен огненной магией прошла успешно.       — Ага. Я ненадолго, есть одно дело… В оранжереях, — Блум сама не знала, почему соврала. Сделала это легко, почти не задумываясь, и выдохнула с облегчением, когда Аиша, наконец-то, вышла из комнаты, не задавая лишних уточняющих вопросов. Показалось, что многозначительно хмыкнула напоследок. С ней всегда становилось немного не по себе и будто бы виновато за любую мелочь. Это столкновение выбило из колеи — полувысушенные волосы перехотелось укладывать, и Блум оставила их как есть, чертыхнувшись на время — отвлеклась и теперь опаздывала.       По дороге к амбару она успела пожалеть, что не задержалась и не довела дело до конца — в конце концов, можно было написать Скаю и предупредить о задержке, а теперь волосы закучерявились и упрямо торчали вихрами на макушке, сколько ни пытайся пригладить или распутать пальцами. У дверей амбара Блум остановилась и, прикрыв глаза, сделала медленный глубокий вдох, успокаиваясь. Заранее отрепетированные фразы внезапно стали казаться громоздкими и неуклюжими, застряв в горле, а язык намертво прилип к нёбу. Блум ужасно злилась на Аишу, которая своим совершенно невовремя появлением вырвала её из состояния эйфории.       — Соберись, — пробормотала, прислонившись лбом к дверям. От них сладковато пахло мягкой сырой древесиной, напоминая о детских занятиях на конюшнях в дождливые дни, когда тренера по множеству раз повторяли, чтобы лошадей вели как можно осторожнее и ни в коем случае не подгоняли. Шумно выдохнув и кивнув самой себе, собираясь с силами, Блум толкнула двери амбара: — Привет, извини, что опозд…       Договорить она не успела — в затылке резко зазвенело, перед глазами рассыпались снопом искры и дальше не было ничего.       Сознание возвращалось кусочками: сперва темнота наполнилась чьим-то напевающим мурлыканьем, слов которого было не разобрать, затем в ней проступили отблески света и обозначилась пляска теней на стене. Поморщившись, Блум хотела перекатиться с затёкшего бока на спину, но сделать этого не смогла: её ноги крепко держали.       — Быстро ты в себя пришла, — хмыкнули рядом. Попытка вывернуться и посмотреть, кто это — гудящая после потери сознания голова плохо соображала и никак не могла определить голос — не увенчалась успехом, и тогда Блум обнаружила, что её руки крепко связаны. — Извини, что обманула. Ко мне на свидание ты вряд ли прибежала бы, — на бедро надавили, переворачивая Блум на спину, и затылок ушиблено отозвался. Над ней склонилась Беатрикс, бегло осматривая, и вновь исчезла из поля зрения. Зато вернулось сдавливающее ощущение в области лодыжек.       — Что ты делаешь?! — связанные руки сковывали подвижность, однако Блум таки удалось извернуться, чтобы посмотреть на Беатрикс. Та размеренно обматывала верёвку вокруг её ног.       — Поверь, ничего личного. Мне просто нужна гарантия безопасности. Видишь ли, никто точно не знает, что у Розалинды в голове, зато она щелчком пальцев может уничтожить того, кто ей не понравится. А впасть у неё в немилость очень и очень легко, — скорчив выразительную гримасу, Беатрикс щёлкнула языком и подёргала верёвку, проверяя, как туго затянута.       — А я тут при чём? — Блум попробовала брыкнуться. В ответ моментально навалилась тяжесть — Беатрикс перекинула через неё ногу, усаживаясь сверху, и сжала коленями бёдра Блум, а пальцы жёстко сомкнулись на её челюсти, удерживая голову.       — Дело в твоём Драконьем пламени, — Беатрикс говорила ласково, растягивая губы в приторной широкой улыбке, а взгляд оставался ледяным и давил на Блум, которая не могла даже отвернуться, уходя от него. — Обожжённые были созданы при помощи него, следовательно, они должны ему подчиняться. Ну, или подчиняться тому, кто его в себе носит. А раз это не я, то придётся управлять пламенем через тебя, — на этих словах Беатрикс снисходительно похлопала Блум по щеке и отдёрнула руку прежде, чем та успела укусить — зубы лишь звонко клацнули в считанных дюймах. Вскинув изумлённо брови, Беатрикс запустила ладонь в волосы Блум и сжала их, притягивая её к себе. — Побудь немного лапочкой, договорились? А то подобного ритуала нет ни в одной книге, и я потратила много времени, чтобы его разработать, — их лбы практически соприкоснулись, дыхание Беатрикс жарко задевало кожу, а взгляд тем более некуда было отвести, да Блум и не собиралась этого делать, чтобы не выказать слабость. Сердце громко билось, разгоняя яростный жар по телу. Казалось, что кровь накаляется и вязнет, превращаясь в лаву, готовую в любую секунду вспучить кожу и хлынуть во все стороны всепожирающим потоком. — От тебя не нужно ничего больше, кроме как смирно полежать, пока я провожу ритуал, — пальцы сжали волосы сильнее, стягивая их до надрывной болезненности, и Блум пришлось стиснуть зубы, чтобы не издать ни единого предательского звука. Зато Беатрикс усмехнулась, после чего наиграно-любезное выражение сошло с лица Беатрикс, обнажая жёсткие черты лица, обычно скрытые за флиртующими улыбками. — Так что лежи и не дёргайся, если не хочешь приобрести вторую шишку на своей хорошенькой головке. Поверь мне, ты даже получишь удовольствие от этого ритуала, — усмехнувшись, она склонила голову к плечу и медленно надавила на затылок Блум, напоминая об ушибе.       От боли всё перед глазами вновь засыпало звёздами, в ушах зашумело.       А в груди, наоборот, внезапно наступил штиль, и весь огонь, пульсирующий вдоль мышц, затих. Полностью не потух, лишь умерил пыл до вкрадчивого тления.       И Блум растерялась. Растерялась из-за того, что её своевольная магия, на приручение которой ей самой понадобилось множество недель, охотно подчинилась одним только словам Беатрикс.       — Какая послушная девочка, — съязвила та, по-своему интерпретировав поведение Блум, и встала. Верёвка на лодыжках зашевелилась — Беатрикс просунула под неё пальцы и чуть оттянула, проверяя натяжение, а затем верёвка скользнула вверх по ногам, сперва легко шурша, а затем, ощутимо даже через плотную ткань джинсов, врезаясь в бёдра. Смиренность собственной магии перед Беатрикс выводила Блум из себя, и невозможность даже эту злость использовать для управления магией подбешивала только сильнее. Прикрыв глаза, Блум прерывисто выдохнула, прогоняя все мысли и сосредотачиваясь исключительно на движении верёвок по телу: раз — подтягивание, два — оборот вокруг ноги, три — затягивание. Раз — подтягивание, два — оборот вокруг ноги, три — затягивание. Круг за кругом, вдох и выдох на каждом движении верёвки вверх по телу, задержать дыхание, когда пальцы Беатрикс проверяюще поддевают верёвку.       Время потеряло границы, и через неопределённый его отрезок Блум поймала себя на том, что перестала считать обороты и только внимательно вслушивалась в каждый из них, замирая и напрягаясь каждым дюймом тела и в ожидании очередного затягивания, а когда верёвка обхватывала бедро, то прерывисто выдыхала, сама не замечая, как млела от этого ощущения. Верёвка поднималась всё выше и выше, окольцовывая пах — Беатрикс продолжала напевно мурлыкать — слова по-прежнему было не разобрать, потому что они были на другом языке — себе под нос, размеренно обвязывая Блум целиком, а та, полностью погрузившись в реакции тела, не обратила внимание на то, как вместе с каждым витком всё отчётливее беззвучно шевелила губами, пока не зажмурилась и не выдохнула неосознанно, ведомая дрожащим под кожей трепетом: «Пожалуйста…»       Беатрикс моментально остановилась. Повисла физически ощущаемая тишина. Блум распахнула глаза в запоздалом понимании, что именно произошло, и бешено забившееся сердце подпрыгнуло прямиком в горло, перекрывая воздух.       — Что?.. — часто заморгав, Беатрикс дёргано, как-то нервно улыбнулась, а затем выгнула бровь и напрямую посмотрела на Блум. — Прости, что ты сказала? — и тон открыто подсказывал, что на самом деле она прекрасно всё расслышала. В одну секунду Блум захотелось исчезнуть, раствориться прямо в воздухе или растечься тонким слоем пыли по земле, лишь бы не видеть, как лёгкое недоумение на лице Беатрикс сменяется откровенным самодовольством. — Ты завелась, — она даже не спрашивала. — Обожжёный меня подери, ты взаправду завелась, — кончики пальцев Беатрикс опустились на ремень Блум и, обведя его по самому краю, скользнули выше, через футболку прочерчивая путь к предательски часто вздымающейся груди. — Кто бы мог подумать, а? Что тебя так взволновало, Блум? Верёвки задели эрогенную зону? — рука вернулась вниз, всей ладонью ложась на бедро, и плавно погладила его, поддев верёвку большим пальцем, чтобы оттянуть, а потом резко отпустить. — Или быть связанной и подчинённой уже достаточно? — не сдержавшись, Беатрикс издала смешок и отстранилась, окидывая Блум оценивающим взглядом. Было заметно, что у неё с языка так и рвалось очередное язвительное замечание, но почему-то Беатрикс не спешила его озвучить, и молчание затягивалось. Вместо насмешек она скользила глазами по Блум, и с каждым мгновением выражение её лица становилось всё более задумчивым.       — Не мели чушь, — Блум не сразу нашлась, что ответить, и внутренне чертыхнулась от досадного понимания, что запоздалый ответ звучал глупо. А ещё выдавал с потрохами, потому что она и правда покрылась мурашками от того, как уверенно Беатрикс прикасалась к ней, зная, что связанные руки и ноги не дадут увернуться.       — А разве это чушь? — рассмеялась Беатрикс, и в следующую же секунду у неё в руках оказались увесистые ножницы, заметно оттягивающие руку и которыми было как раз удобно разрезать верёвку. — Давай проверим?       Прежде, чем Блум успела возражающе вскрикнуть, ножницы тронули край футболки и провели по ней вверх, разрезая напополам. От ощущения холодного металла, стремительно проехавшегося по коже, перехватило дыхание и потемнело в глазах, создавая иллюзию, что саму Блум сейчас вскрыли, рассекли не ткань, а её тело от живота до ключиц, и когда Беатрикс разводила в стороны разрезанную футболку, то казалось, что раздвигает края кожи и обнажает внутренности Блум. Постепенно сердцебиение, пульсирующее прямо в висках, вернулось в норму, и Блум обнаружила, что остервенело зажала зубами костяшку пальца, сдерживая испуганный крик. Или стон, потому что вкрадчивые прикосновения Беатрикс напрямую к её коже — щекотно самыми подушечками пальцев — пускали новые мурашки вдоль позвоночника и не давали ровно дышать.       — Считаю язык тела самым искренним, — негромко произнесла Беатрикс. — В ней что-то неуловимо изменилось: то ли интонации опустились и стали более бархатистыми, то ли взгляд стал не насмешливым и глумливым, а заворожённым. И Блум передалось это наваждение: взволнованно прерывисто выдыхая, она не отрывала глаз от Беатрикс, которая, склонив голову к плечу, провела ладонью вверх по её телу, растопырив пальцы, словно пытаясь охватить как можно больше поверхности белоснежной кожи, наверняка крайне чувствительной к солнечному свету и мгновенно сгорающей на нём. Ладонь остановилась на небольшой груди, обводя по контуру бирюзовое кружево бюстгальтера — мягкого, полупрозрачного, беззастенчиво выдающего возбуждённое напряжение сосков. — Красиво. Ждала продолжения у свидания со Скаем?       — Заткнись, — огрызнулась Блум, жмурясь и отчаянно повторяя самой себе не думать о том, как сводяще с ума горячо ощущаются через бюстгальтер ладони Беатрикс. А та будто мысли читала: медленно огладила груди, словно ненароком провела ногтями по особо чувствительной у края белья коже и задела через кружевную тонкость соски — на последнее Блум оказалась особенно отзывчивой и аж выгнулась, судорожно хватая ртом воздух, лишь бы не издать ни единого стона или какого-то похожего звука. Беатрикс с лёгкостью считывала эти мучительные старания совладать с собой, и они только подогревали её желание сломить сопротивление Блум и овладеть ею полностью.       Овладеть самой Блум, а не только Драконьим пламенем внутри неё.       — У тебя красивое тело, — отодвинувшись, Беатрикс осмотрела её, беспомощно извивающуюся в тщетных попытках ослабить давление верёвок, и сглотнула, потому что сказанное было абсолютно искренним. Остатки безнадёжно испорченной футболки смотрелись жалко, и Беатрикс разрезала рукава, полностью освобождая от них тело Блум, а затем, коснувшись ножницами перемычки между чашечками бюстгальтера, одним движением перерезала и её. — Надеюсь, не слишком дорогая вещица? — ехидно посмеивающиеся интонации сохранялись в голосе Беатрикс, но её лицо, взгляд, движения — всё выдавало вовлечённость в происходящее, всамделишное желание продолжать. Концом ножниц она спихнула бюстгальтер, оставляя Блум наполовину обнажённой. Та отвернула голову в сторону, тяжело дыша, и Беатрикс видела лишь остервенело кусаемые губы, поэтому, внутренне посмеиваясь этой застенчивости, перевела взгляд ниже, на судорожно приподнимающуюся и опускающуюся в прерывистых вздохах грудь — в таком разложенном положении ещё более маленькую, почти плоскую. Сверху левого соска, у самой-самой ареолы, было крохотное пятнышко родинки, и смотрелось это удивительно… трогательно. Как и вся прочая мягкость и тонкость линий её тела: даже на один взгляд, не прикасаясь, подрагивающий в фантомном ощущении этого касания бледный живот казался запредельно-нежным, как у перевёрнутого на спину ежа, а бретельки бюстгальтера, потерявшие опору, съехали немного вниз по узким плечам, добавляя виду Блум беззащитной растрёпанности. — Тебя бы сливками покрыть с ног до головы и облизать, — хмыкнула Беатрикс, очевидно, в красках всё это представляя. — Подними-ка руки, — и не стала дожидаться исполнения команды — перехватила связанные запястья и резко подняла их над головой Блум, заставляя её вытянуться всем телом, беспомощно открытым перед любым касанием. Их лица оказались максимально близко друг ко другу. Настолько, что можно было чётко различить каждый вздох и запах, исходящий от кожи.       Беатрикс не удержалась и размашисто провела языком от подбородка до виска Блум, жарко выдыхая ей на ухо.       На мгновение задержав дыхание (и наверняка распахнув ошарашенно глаза или, наоборот, мучительно зажмурившись), Блум сдалась и замычала. Повела головой в сторону, больше открывая шею, и Беатрикс охотно перешла на неё приоткрытыми губами, дразня горячим дыханием и влажными причмоками. Ладонь накрыла грудь Блум и мягко сжала, чтобы после захватить маленький бледно-розовый сосок пальцами, потирая меж них и оттягивая. Незамедлительная реакция — всхлипывающий стон.       — Здесь ты такая же чувствительная? — Беатрикс приподнялась и парой резких движений расстегнула джинсы Блум, втискивая в них руку. Тесно, туго, неудобно — Беатрикс прильнула губами обратно к чужой шее, неспеша и смакующе втягивая кожу, что, когда оторвалась, по ней растёкся алый след, через пару часов обязательно нальющийся багровым. А пальцы спустились ниже, между упрямо сжимаемых бёдер, где через тёплую влажность белья чувствовалась лёгкая колючесть. По губам Беатрикс растеклась торжествующая ухмылка: — Вижу, тебе нравится, — Блум резко согнула ноги, шаркнув ими по земле, когда пальцы Беатрикс хлюпающе надавили на промежность прямо через ткань.       Раскалённо.       И напрямую ещё раскалённее.       Беатрикс спустилась ниже и, прикусив нежную кожу внизу живота Блум и тут же зализав это место, одним пальцем сдвинула бельё в сторону, а другим провела меж половых губ, сама ахая от того, насколько было горячо и влажно, и чувствуя, как рефлекторно вздрагивают под давлением мышцы влагалища.       Когда Беатрикс убрала руку, Блум — раньше, чем успела осознать, что делает — разочарованно хныкнула, неосознанно подаваясь бёдрами вверх, словно стараясь продлить момент, пока пальцы Беатрикс касаются её. Кожа зудела, требуя новых прикосновений, и Блум вцепилась зубами в верёвку, перетягивающую запястья, сдавленно скуля — она почти наплевала на гордость и неправильность происходящего, думая только о том, как сильно ей нужно, чтобы пальцы, ладони, губы, язык Беатрикс притрагивались к ней вновь и вновь, уменьшая жгучее и ноющее горение между ног. И когда та рваными, нетерпеливыми движениями разрезала джинсы Блум, то она ни капли не возражала. Следом за ними без малейшей заминки пошло бельё, разрезаемое с боков — Беатрикс мельком усмехнулась, обратив внимание на очаровательный бантик — и нарочно спихиваемое, как и бюстгальтер, концом ножниц, чтобы вновь опасно и будоражаще задеть разогретую кожу. Ножницы небрежно отбросили в сторону, а Блум в своей обнажённости осталась практически распятой перед взглядом Беатрикс — пронзительным, алчно ощупывающим её смущённо полуразведённые бёдра, две родинки немного сбоку паха, рельефные следы отпечатавшихся на коже полозьев белья и медные завитки волосков на вульве. Судорожно облизнув губы и не отводя глаз от Блум, Беатрикс скинула с себя пиджак и закатала рукава блузки, а Блум следила за этим также неотрывно, внутренне содрогаясь от совсем свежего воспоминания о пальцах Беатрикс на её промежности. И от желания почувствовать это как можно скорее снова.       — Раз тебе так понравилось быть связанной, то почему бы нам не продолжить с этим? — дёрнув уголком губ в усмешке, Беатрикс развязала ноги Блум и переместила верёвку выше, пропуская под мышками — Блум, точно соединённая с руками Беатрикс невидимой нитью, моментально выгнулась, позволяя это, и закусила губу, следя за тем, как первый оборот верёвки лёг над грудью, сплёлся в узел на спине, и второй оборот прошёл уже под. Третья линия протянулась через середину грудной клетки, и каждый раз, когда Беатрикс наклонялась, чтобы провести верёвку вниз и связать в новый узел, она утыкалась носом Блум в плечо, тяжело дыша в него. На третьем узле, прежде чем вывести его оборотом на талию, она накрыла ртом сосок Блум, посасывая его и прихватывая игриво зубами, чтобы тут же облизнуть и с нарочитым причмоком отпустить. Ей доставляло удовольствие слышать, как у Блум от этого вырывается тонкий, схожий с хныканьем стон. Концы верёвки пересеклись у неё на животе, вновь ушли за спину, а затем скользнули между ног, ложась прямиком на промежность. Намотав оставшийся конец на руку, Беатрикс потянула за него — верёвка врезалась в покрасневшие от прилившей крови половые губы, давя на них, и Блум поперхнулась стоном, запрокидывая голову и упираясь затылком в землю. Перед глазами у неё был потолок, на котором как ни в чём не бывало плясали тени, и мельком она задалась вопросом того, сколько времени прошло. Казалось, что целая вечность, и она всё удлинялась, пока Беатрикс ослабляла натяжение верёвки, позволяя выдохнуть, и тянула её вновь, вынуждая вертеться во все стороны, скуля от того, насколько невыносимо хорошо это было.       — Р… раздвинь, пожалуйста… — жмурясь в начинающие неметь руки и крепко переплетая между собой пальцы, чтобы сохранить хоть какую-то связь с реальностью и трезвость, прошептала Блум. Она сама не знала, обращается ли к Беатрикс или выстанывает в пространство, но исход один: артистично приставив ладонь к уху, Беатрикс медово-приторным голосом переспросила:       — Что-что?       — Передвинь верёвку на клитор!.. — мысленно чертыхнувшись и посылав ко всем чертям попытки сохранить лицо, сорвалась Блум. Подводящее низ живота возбуждение от секунды к секунде становилось всё сильнее, оттого отдавая болезненностью. Сдерживать жадные судороги требующих разрядки мышц становилось всё труднее. Желание секса никогда прежде не было таким сильным и теперь сводило с ума.       Будь что будет.       Губы Беатрикс разомкнулись, словно она собиралась в который раз съязвить, однако не было произнесено ни слова. Они смотрели друг на друга пару секунд — пристально и пронзительно. В глазах Блум полыхал яростный вызов и требование. В глазах Беатрикс ясно читались любопытство и чувство собственного превосходства.       Видимо, она тоже подумала, что будь что будет.       Губы Беатрикс порывисто накрыли губы Блум, язык властно толкнулся ей в рот, а пальцы одновременно раздвинули половые губы, прежде проведя снизу вверх по коротко подстриженным волоскам, и верёвка надавила прямо на клитор — почти измученно сведя брови, Блум застонала в рот Беатрикс, отираясь о её язык своим и несдержанно прикусывая нижнюю губу. Отстранившись, Беатрикс несколько секунд смотрела на Блум, после чего шепнула: «Высунь язык».       Ждать долго на этот раз не пришлось: Блум вскинула связанные руки, ловя в их кольцо Беатрикс и устраивая кисти у неё на загривке, и послушно высунула язык, смотря глаза в глаза. Как воплощение чистой собачьей преданности.       Беатрикс скользнула по её языку своим, с хлюпаньем вылизывая, и одновременно потянула ослабленную верёвку, вновь проезжаясь ею по клитору Блум, после чего отпущенный конец съехал куда-то в сторону, а его место на промежности заняли указательный и средний пальцы Беатрикс, зажимая клитор между и двигаясь сперва размеренно, а потом всё быстрее вверх и вниз. Поцелуй разорвался — Блум уткнулась носом в сгиб шеи Беатрикс, глухо простанывая и коротко вскрикивая, когда подушечки пальцев двигались особенно правильно, что по ногам простреливали сладкие судороги. Язык Беатрикс прошёлся по уху Блум, и она бархатисто выдохнула:       — Ты настолько мокрая, что я могла бы войти без подготовки. Как думаешь?       Зубы сомкнулись на плече Беатрикс, а нога рефлекторно закинулась ей на пояс, открывая Блум больше.       — Буду считать это за «да», — прикрыв глаза и замычав от укуса, тихо засмеялась Беатрикс.       Первый палец и правда вошёл легко — Блум приняла его на выдохе, сжав плечо Беатрикс зубами так, что наверняка останется синяк, не сходящий несколько дней.       — Ещё, — отрывисто потребовала, чувствуя, как жжёт слезами глаза. Плакалось само по себе, не от боли, а от зашкаливающего чувства восторга, что спустя томительные часы — кажется, часы — ожидания её наконец-то трахали, раздразнив до зуда на каждом дюйме тела, наконец-то разрешили упасть в накатывающее волнами удовольствие, а не изнывать на самом краю от желаемого. И Беатрикс, на удивление без ехидства и новых измывательств, послушно ввела в неё второй палец, свободной рукой хватая за волосы, как было в самом начале, и оттягивая их. Кусачий поцелуй пришёлся под подбородок, туда, где кожа чувствительнее всего — её пощекотало невнятное бормотание, перемежающее короткие поцелуи, переходящие на ключицы. Нашёптывания Беатрикс постепенно становились всё громче — видимо, ей также тяжело было держать себя в руках, и контроль так или иначе по крупице терялся. Когда губы Беатрикс задели ухо Блум, она различила в бормотаниях тот самый чужой язык, на котором Беатрикс напевала в самом начале, но расползающиеся во все стороны размякшие мысли не могли сосредоточиться на этом, раз за разом перескакивая на ласки, которыми Беатрикс одаривала. На краю сознания мелькнула досадная мысль о том, насколько проблематично будет прятать засосы, и тут же исчезла — пальцы Беатрикс толкнулись особенно правильно, а нашёптывания, не сходящие с её губ и волнообразно то приподнимающиеся до полноты голоса, то спускающиеся в практически беззвучность, в этот момент сорвались в рычание, и незнакомость языка показалась агрессивной. Вскрик застрял у Блум в горле, а ноги свело в противоречивом желании сдвинуть их как можно теснее и развести как можно шире одновременно. И оттягивание волос оказалось как нельзя кстати, фиксируя Блум в одном положении и вынуждая неизбежно прожить похожую на агонию сотрясающую волну оргазма.       У Блум остаточно подрагивало всё тело. Отпустив Беатрикс, она уронила руки на взмокший лоб, пытаясь вспомнить, что такое дышать в спокойном ритме и дышать вообще.       Только это было бесполезно, потому что Беатрикс спустилась ниже, устраиваясь у Блум между ног.       — Стой… Пожалуйста, подожди… — рывком сообразив, к чему это, и задыхаясь, выпалила Блум, а в следующую секунду её голос сорвался, потому что Беатрикс напрочь проигнорировала просьбу и, не убирая пальцев, повела языком вверх от входа во влагалище к заметно припухшему клитору, обводя его напряжённым кончиком языка. Предельно чувствительное после недавно случившегося оргазма тело аж передёрнуло. Хотелось разрыдаться от того, насколько хорошо было, и сила этого «хорошо» пугала.       Блум отчаянно не хотелось терять контроль настолько.       И вместе с тем эта перспектива была такой соблазнительной.       Беатрикс размеренно провела по её клитору большим пальцем, после чего лизнула и вновь обвела его языком по кругу. Всё внутри от этого поджималось, а потом становилось слаще, потому что мышцы влагалища содрогались вокруг её пальцев, горячо и полно ощущавшихся внутри.       — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — язык заплетался в сбивчивых полуосознанных мольбах. Став беспрекословно послушной, Беатрикс подхватила Блум под ногу, отлизывая ей так старательно, что хотелось выть во весь голос, и не то чтобы Блум себя сдерживала. Горячо, упруго, влажно, пульсирующе, господи, господи, господи. Второй оргазм не был таким оглушительным, но расплавил каждую мышцу в ничто, и было бесконечно великолепно.       Выпрямившаяся Беатрикс откинула волосы с лица — несколько прядок прилипли к покрытому испариной лбу, а помада на губах была окончательно и бесповоротно размазана, и Беатрикс, словно для большего эффекта, соблазнительно облизнула их, причмокнув и приоткрыв, влажно блестящие. Они не сказали друг другу ни слова. Только смотрели, не разрывая взглядов, и загнанно дышали.       — Честно говоря, по плану должно было быть немного иначе, но не думаю, что такое маленькое отклонение сделает хуже, — пробормотала Беатрикс — непонятно, Блум или самой себе, — подняв руки и расстёгивая пуговицы на блузке, а на губах её играла улыбка.