***
Рани по своему обыкновению ушла в джунгли охотиться, оставив двух девушек в одиночестве. Теперь была очередь Хазры усадить сестру на циновку и ловко расплетать одинокие косы. — Вы же всегда друг другу заплетаете, что случилось? — Хазра смотрит и видит, что косы плел не брат. — Да я ж говорю, он в кузне ночами сидит, — Хазре кажется, что она слышит обиду в голосе сестры. — Равази нарадоваться не может, теперь сидят там на пару вдвоем. А у него, между прочим, жена беременная. Эта новость обрадовала Хазру. Последний раз, когда Арджани приходила несколько месяцев назад, в ней явно что-то изменилось, но отсутствие опыта не дало девушке понять причину. — Он просто отдыхает от жены, — отвечает Хазра, — может брат тоже сбежал и вам стоит поговорить? Зали прерывисто дышит. — Ма сказала то же самое, — наконец сказала она, опуская голову. Хазра продолжает перебирать красивые волосы сестры. Даже в сумерках они, словно зеркало, отражали настоящее пламя маленького костерка. Цвет завораживал, гипнотизируя. Мир Хазры состоял всего из семи троллей и её это вполне устраивало. "Зачем мне больше? Так можно захлебнуться от любви", — с нежностью думает она, ловко сплетая плоские косы, открывая висок. Закончив, Хазра устало валится в объемное гнездо из нескольких одеял. — Ты что, настолько сильно мерзнешь? — дивится Джинзали, присоединяясь к ней. — Угу, — весело мычит в ответ сестра. — Бхагру поначалу это тоже бесило, но потом она смирилась. Плотно завернувшись в объемный кокон и оставив снаружи только кончики ушей и макушку, Хазра доверительно рассказывает о причине того, что они остались караулить, как выразилась Зали, "вонючие прелые веники". — Они помогают задобрить низших духов, а чтобы им понравился запах, надо вложить неосязаемое, понимаешь? Они всегда голодны, и если предложить им пищу, они выполнят то, о чем попросишь. — Эти сложные вещи не для меня, подружка, — Зали отмахивается от объяснений сестры. — Работает и ладно, надо чего от меня - сделаю, а так...Мне видеть важно и потрогать. Хазра вздыхает, принимая доводы сестры. — Ты так говоришь, а они и обидеться могут, — Хазра сильнее кутается в мягкую ткань. — Утром соображу тебе и брату по гри-гри. Это было первое, чем научила её Бхагра. В тканевый мешочек нужно положить все, что угодно, главное слушать чутье - и с почтением просить Агароу наполнить силой сделанный оберег. — Хорошо, спи давай уже, — сонно бормочет сестра. Хазра улыбается - щепотка, которую она ненароком обронила в небольшой костерок, сработала на славу. Складка между бровями наконец-то разгладилась, освобождая мирно спящую от накопленной тревоги. В полудрёме девушка ощущает, как к спине пристроился теплый бок Рани. Хазра чувствует, что за долгое время ей становится по-настоящему тепло.***
— Я ждал тебя, — Гадрин тянет жрицу в жилище, завешанное рекордным количеством амулетов и подношений духам. — Мы не беспокоились, пока они не представляли нам прямой угрозы, — продолжает знахарь. — Но сейчас их слишком много. — Темные охотники уже расставили ловушки? — деловито спрашивает Бхагра. Знахарь кивает. Конечно, племя предприняло все необходимые меры для обеспечения безопасности - но какой в этом прок, если их просто задавят числом? — Ну, пока это все, что мы можем, — жрица крутит маленький мешочек, первый сделанный Хазрой амулет. — Это работа твоей че'де? — Ага, для первого вообще отличный, — жрица даёт знахарю рассмотреть аккуратно вышитый оберег. — Лоа любят её. — Ты долго учишь её пути знахаря, — замечает Гадрин, вернув работу. — Когда начнёшь вести её путем жреца? Бхагра устало прикрывает глаза. Ей ясно дали понять, что время ещё не пришло. — Я не знаю. Мои обеты играют со мной не в первый раз злую шутку, Гадрин. Он понимает. Жречество слишком глубоко увязло в непостижимом и невидимом, немного глубже темных охотников и тем более знахарей. Три копья в символике племени - три силы. Острия копий, олицетворяющее знахарей и темных охотников, направлены в противоположные стороны в одной плоскости. Разные стороны одного, дополняющие друг друга. А третье, копьё жрецов - без висящих костей и бусин, голое и направленое строго вниз. Равновесие, поддерживающее жизнь племени, сила, которая объединила когда-то дикие семьи в одну. — Не лезу в твои дела, — вяло смеётся знахарь. — Тебе, вообщем-то, видней. — Духи любят её, тянутся сами. Как ящерицы побитые вьются у её ног, — говорит жрица. — Я строго запретила платить кровью. А она танцует с ними, а они помогают, представляешь? Гадрин прищуривает глаза, внимательно глядя на чуть растерянную жрицу. Видимо, такое было редкостью даже для них. Знахарь решил не представлять, что будет, если духам достанется пара капель её крови. — Интересно, — хмыкает он, — её сборы отлично работают, наравне с моими. Теперь понятно, почему. Знахарю приходилось щедро платить кровью, чтобы сделать подобное. — Лучше бы не работали, — мрачно замечает жрица. Чем больше силы, тем сильнее будет расплата. Бабка Йола чуток переборщила. — Все или ничего - явно про неё, - соглашается Гадрин. - Поживем и увидим. — Поживем и увидим, — эхом вторит Бхагра.***
Раннее утро рассыпало холодную росу на мягкую зелень леса. Зали мирно спит, улыбаясь во сне. Лучшая смесь, сделанная вместе с Ма'дой, работала просто отлично. Хазра развесила влажные травяные веники вокруг огня, завершая их подготовку. Она сидит, ловко вышивая своим собственным волосом защитный узор на внутренней стороне ткани. Оберег выходил что надо - всё существо возбуждённо подрагивало с каждым стежком. Несколько мелких духов, сопровождающих девушку уже несколько дней, крутились у ног разметывая нити, перья и кости по циновке. — Хазра не может танцевать сейчас, — тихонько шепчет троллийка, снова и снова терпеливо собирая материалы в пёструю кучу. Неуловимое перешептывание духов настраивало её на нужный лад. Закончив два таких похожих и одновременно разных оберега, Хазра обратилась к лоа талисманов. Мягкое, неуловимое покалывание в пальцах означало, что молчаливый лоа и в этот раз пришел на помощь, поместив свое дыхание в её работу. "Спасибо, владыка символов". Теперь у брата и сестры будет защита.***
Лакоу сосредоточена, как никогда. Вокруг лежит ворох из множества соцветий всевозможных оттенков. Даже мягкой целительнице было сложно собрать такое количество святых бутонов. Пьянящий запах смешивался с запахом благовоний, которые посвящали ей преданные. Тонкая, почти невидимая игла пронзает очередной цветок, собирая их на невидимую нить. Благоухание свежих цветов успокаивает даже божественный ум. Мелодичный звон тонких браслетов сопровождает каждый резкий стежок, разлетаясь над бескрайней водной гладью. Вода, которая и вовсе не была водой, мягко обтекала божество, и терпеливо собирающее объемную гирлянду. Лакоу думает, напряжённо, хмуря гладкий лоб. Она обошла всех, кроме него, и сейчас досадная оплошность мешает ей продолжить кропотливую и долгую работу. В белый цветочный ансамбль слишком явно просятся ликорисы. — Не это ищешь, Гаури*? — пепел погребальных костров взвивается мерцающим облаком, влекомый течением озера. Костлявые пальцы сжимают красивые изящные цветы, чьи лепестки так причудливо закручиваются, обнажая тонкие многочисленные тычинки. Лоа смерти принес красные паучьи цветы, окутанные скорбью и скрытой надеждой встретиться вновь, уже на Той стороне. Дрожащие лепестки завораживали своим обещающим многое незаметным танцем. — Почему красные, владыка мертвых? — Лакоу качает головой, звеня многочисленными колечками в ушах. — Белые подошли бы лучше. — Самди лучше знать, какие из путей подходит тут, — возражает лоа смерти. — Красные сложнее достать, я сам редко бываю там. Он разжимает пальцы, отпуская кровавые цветы парить в невидимой исцеляющей воде. Свет проходит сквозь тонкие лепестки, создавая вокруг них красное свечение. Лакоу принимает парящие цветы. Ловкие пальцы тянут иглу, связывая красный цветок с белыми. Ворох красных лепестков похож на кровоточащую рану на фоне белых гвоздик и хризантем. Острая и опасная красота рождается руками лоа лечения. — Так намного лучше, признай, — довольно тянет лоа смерти. Та молчит, продолжая кропотливую работу. — Ты вложил вечное сожаление, — Лакоу с грустью миновала следующий виток. — Не считаешь, что это несправделиво? Гнев лоа смерти взрывается прахом и темной энергией. Течения меняют свое направление, беспокойно крутятся в страхе водные духи, стараясь подальше уйти от эпицентра хаоса. — В этом мире нет справедливости, Гаури, — глубокий голос искрится от гнева, трещит, рвет призрачную реальность обители Матери рек и озёр. Над толщей воды слышатся отдаленные раскаты грома - Шанго готов обрушить свою ярость на любого, кто обидит его сестру. Рука лоа смерти сжимает кости давно умерших существ, превращая их в бесполезную пыль. Он жалеет, что пришел: его гнев всегда был слишком разрушительным, и сейчас он чувствует, как рвется ткань светлого и уютного мира Лакоу. Божество спешно уходит, стараясь не навредить больше, - Та сторона, ставшая отражением своего хозяина, переживает редкие моменты гнева с меньшими потерями. Лакоу была готова к такому повороту событий. Под маской охочего до сделок своевольного и бузудержного лоа смерти всегда крылось сожаление. Он просто принес то, что всегда было частью его силы. Рука выхватывает белую лилию из моря разбросанных цветов вокруг. "Пожалуй, стоит добавить парочку", — думает она, погружаясь в работу.