***
— Как я выгляжу? — беспокойно спрашивает Залазан у Вол'джина. На правах воина племени грудь покрывали многочисленные низки из зубов и когтей убитых животных. Черная ткань без узоров тщательным образом обернута вокруг узких бедер. — Отлично, — хмыкает тролль. — Ты спрашиваешь это уже пятый раз за последние десять минут. — Ладно, больше не буду, — Залазан сдается, нервно теребит низку зубов на самом длинном и тонком ремешке. Он убил первого ящера два года назад, на свои семнадцать лет. Правда, зверюга чуть не прикончила его, едва не отправив на Ту сторону. Согласно правилам, добыча отошла вождю и племени, а себе тролль оставил лишь зубы. Теперь же он вспомнил про эти забытые трофеи и они, все до единого, теперь покоились на его груди. — Прежде своего внешнего вида, лучше бы побеспокоился обо мне, — ухмыляется Вол'джин. — Зали точно ввяжется в драку, я уверен. — Она же нравится тебе, — говорит Залазан, — а её внимание тоже говорит само за себя. Почему бы тебе просто не сделать то, что избавит всех от ваших стычек? — Тебе совсем не жалко меня, да? — Вол'джин смеётся, согнувшись пополам. — Она очень неплохо дерётся, какой толк умирать, если ей не зайдет? Смех парня затихает, а глаза задумчиво смотрят куда-то. — Хотя когда, как не сегодня делать безнадёжные вещи, — хлопнув друга по плечу, он хитро щурится. — Переживи эту ночь и мне будет, что рассказать. — Надеюсь, мне тоже, — шепчет в ответ Залазан, но Вол'джин уже не слушает, погрузившись в раздумья.***
Рук касалась лёгкая щекотка - уже ставшее привычным ощущение духа, жаждущего пообщаться. Все трое, преданно следуя за ней, были частью приливов этого острова. Удивительно любопытные, сейчас они мягко вились вокруг её пальцев, которыми Хазра наносила на себя ритуальный рисунок. Тщательно перетертая куркума с шафраном, смешанная с маслом, медленно высыхала на коже затейливым узором из линий и точек. Особенной частью этого процесса было то, что весь рисунок наносился по наитию, - здесь не было строгих правил и требований. "Рисуй, как хочешь, главное - думай о том, что хочешь показать", — на ум пришли слова наставницы. Закончив наносить узор, девушка задумалась. Лакоу была самой милосердной по отношению к троллям, но её гнев был настолько разрушителен, насколько были живительны её благословения. Кивнув своим мыслям, девушка решительно ставит крупную точку посередине лба, быстрым мазком очерчивает полукруг снизу, который словно обнимает небольшой круг, и резко перечёркивает полученный символ тонкой вертикальной линией до середины носа. — О, ты уже закончила, — одобрительно кивает Бхагра, рассматривая работу Хазры. — После первого танца на Беа'ли в качестве взрослого ты сможешь носить полный комплект украшений, помнишь? — Это обязательно? — стонет Хазра. Полный комплект имел достаточно длинный список того, что следовало носить взрослой женщине и мужчине. — Мы это уже обсуждали, — устало хмурится Бхагра. — Хотя бы минимум. Это необходимо для тебя. Хазра прикрывает веки, сдаваясь. — В кого ты такая упрямая, ума не приложу, — ворчит старшая. — Крови попьешь больше моего! — Арджани сказала, что ты тоже споешь, — девушка ловко меняет тему, перебирая в воздухе пальцами. Толстый слой краски высыхая трескался и спадал засохшей корочкой, оставляя на месте яркий пигмент. На серой коже въевшийся алый выглядел, как засохшая кровь - именно этого эффекта девушка и добивалась. — Да, — Бхагра кивает, рассматривая узоры в близи. — Оно того стоит, поверь. Дождавшись, когда последние корочки спадут с рук, Хазра заключает женщину в мягкие объятия. Та ворчит, мол, краску сотрешь, но отвечает на них. "Дитя выросло", — с лёгкой тоской думает Бхагра. Отстранившись, она несколько долгих мгновений смотрит на образ своей подопечной. Рассказывать предания и легенды - одна из ролей женщин. Мужчина может уйти на охоту или войну и не вернуться, и задача матери - передать суть и душу рода следующим поколениям и научить этому своих дочерей. — Пора, — Бхагра легонько подталкивает Хазру вперед, но она уже сделала первый шаг сама.***
Бвонсамди тихо наблюдает за алтарем из тени. На нем сиротливо лежит небольшой пучок знахарских трав да связка ещё хранящих кровь акульих зубов. Только два тролля были смелы настолько, чтобы прийти до того, как пьянящая тело вода и веселящий дух дым полностью смоют страх с сердец перед смертью. — Молю Господина присоединиться сегодня к нам, — Миншина сгибается в глубоком поклоне, прорывая массивными клыками сочную плоть растений на земле. Густой сок пачкает лицо тролля, смешиваясь с толстым слоем золы. Лоа молчит, также, как и всегда - зачем отвечать, если он и так уже здесь? Услышав звук барабанов, Миншина торопится обратно в круг соплеменников. Пропустить эту историю он не может - влекомый нетерпением, он ловко лавирует между телами соплеменников. Его дело - обратить свои мольбы и просить, все остальное зависит не от него. В широком полукруге на циновках сидят жрицы, знахари и охотники. Племя на против них гудит, как улей, в ожидании начала. — Ваша задача - дёрнуть за нить в нужный момент, — тихо шепчет Хазра. Лёгкая щекотка, поднимающаяся от пальцев к локтям явно выражала согласие. Залазан нервно переспрашивает, теребя черную штанину. — Это так, забудь, — улыбается девушка. Зал не может смотреть на неё - слишком выразительные синие глаза ловили его взгляд, когда он украдкой рассматривал её. То, что обдумывал молодой тролль, щекотало его внутренности изнутри подобно паразиту. Бвонсамди было совсем не обязательно наблюдать вблизи. Большинству лоа было тяжело находиться вдали от своей колыбели, но подобные проблемы не касались лоа могил. Во владении одной из ключевых энергий в мире смертных давали свои плюсы. Ему не требовались прямые молитвы для путешествий по Азероту; другое дело, что он совершенно не имел в этом нужды. Вот когда вопль смертного молил о сделке - совсем другое дело, тут и проявиться не жалко, а можно даже временно утянуть отчаянную душу на порог своей обители. Теперь же, расположившись за алтарём, Бвонсамди лениво наблюдал за смертными.***
Тишина сама воцаряется там. Легкое потрескивание огня - единственный звук, который плывёт над этим местом. После легкого кивка девушки знахари наконец-то начинают отбивать бодрый ритм, а тролли ободряюще кричат в превкушении. Хазра и Залазан, на которых сейчас направлены взгляды всех присутствующих, начали двигаться, почти синхронно вскидывая руки и двигаясь в быстром танце. Движения танцующих отчётливо видны в гаснущих лучах солнца: все движения четкие, не позволяющие появиться и малейшему разночтению. Женские голоса вторят слова, восхваляющие Мать рек и озёр, - многие присутствующие, поняв мотив, стали присоединяться к двум поющим женщинам. "Горькая ирония", — думает Бвонсамди. — "Восхваление смерти через Благую Лакоу". Он прекрасно знает эту древнюю историю, которую собирается рассказывать новая женщина из племени Черного копья. Теперь он с удовольствием смотрит на разворачивающееся действие. Древняя легенда содержит в себе единственное поражение Отца снов, что приносит Бвонсамди редкое чувство абсолютного торжества. Миниатюрное по меркам троллей девичье тело легко сплетает слова в предложения и абзацы. Собранные в толстый перекрученный жгут волосы тяжёло следуют за каждым резким поворотом девушки. На небольшом отдалении парень плел свою собственную историю. Музыка ускоряется, и движения становится едва уловимыми для глаз. Внезапно музыка обрывается и девушка ловит баланс в сложной позе. Волосы рассыпаются по плечам, шевелясь от лёгкого, не пойми откуда взявшегося ветра. Теперь настала любимая часть рассказа для лоа смерти - та, где Милосердная Лакоу почти убивает Отца снов. Образы, выбранные девушкой, удивительно хороши: богиня, гневно сжимающая острогу́, неумолимо движется на поверженного друга ночи. Сцена замирает, и музыка резко заканчивается. Девушка моментально выходит из образа: движения становятся более плавными, исчезает гневное безумие, мелкнувшее на лица несколько мгновений назад. Она падает руку парню, лежавшему на земле, помогая ему подняться. Ничто не напоминает теперь о том, что происходило тут. Интригующе. Лоа смерти перебрасывает свое внимание обратно - дальнейшие ритуалы его мало интересуют. Теперь он дождется подношений и рассмотрит всех поближе.***
— Ну как? — Не знал, что ты так умеешь, — отвечает брат. — У меня волосы встали дыбом, когда ты, — Зали изображает зажатое древко в руках,— подошла к Залу. Хазра довольна. О сложности получившегося танца говорит только часто вздымающаяся грудь. — А теперь украшения,— Мвена мягко обнимает дочь за плечи. Хазра внутренне сжимается. Ей не нравилось, как большая часть девушек и женщин рассыпали у себя на плечах, груди и бедрах многочисленные тяжёлые ожерелья. По поверьям, они давали своим обладательницам защиту. Первый комплект по традиции делался старшими женщинами в роду - тролли верили, что так часть удачи предыдущих поколений переходит к молодой женщине. Девушка покорно позволила матери отвести себя в сторону. — Не хмурься так, — с нежностью пожурила её Ма. — Придумала себе невесть что и теперь сидишь в углу. Только самое необходимое. Руки бережно тянут из небольшого мешочка украшения. Сейчас мирное время, поэтому в нем находятся все основные атрибуты зрелой девушки: хаар, вторая баджу, каме́р и пая́л. Хазра закрывает глаза и ждёт, когда Ма облачит её во все это. Бежевой ткани касается трехъярусное ожерелье из кожаных шнурков. Выдержанное в стиле чуть потрепанного баджу на правой руке, оно усыпано мелкими створками ракушек. Мелкие прозрачные капли поблескивают в свете костра. — Капли делал Ли, — Хазра слышит гордость в голосе матери. — Получилось очень красиво. Девушка расслабилась, не ощутив груза на шее. Пока она анализировала внезапно появившуюся лёгкость, Мвена нежно проводит по трем бледным шрамам. — Так и не зажили, — тихо вздыхает Мвена. Царапины, полученные во время её испытания, светлыми линями перечеркивают левое плечо. Прямо на них Ма завязывает баджу. Хазре непривычно ощущения связанной руки. Правая рука кажется свободной - годы, которые первый оберег провел у нее на руке, стёрли все ощущения и теперь он сидел как влитой. "Так будет и с этим", — думает она, борясь с желанием почесать связанную теперь руку. Ма тянет тонкий шнурок с редкими каплями и несколькими раковинами, опоясывая Хазру. Свободный конец от узла свободно висит, тихо стуча подвешенными на них выбеленными створками. Наконец, Мвена завязывает шнурки ножных браслетов, на каждом из которых виднелась одинокая ракушка и множество прозрачных стеклянных капель. Каждое движение девушки теперь издавало лёгкий шелест. — Мне понадобилось два года, чтобы научиться не шуметь ими когда не надо, — улыбается Ма. — Так что готовься к тому, что поначалу все будут знать о твоих передвижениях. — Это сложно, но с твоими умениями танца ты справишься быстрее меня, — Зали чуть тянет сестру за прядь распущенных волос. Капли на браслетах приятно ходили разгоряченные танцем ноги. Пока Ма тщательно проверяла свою работу, Хазра с удивлением обнаружила, что бисер не нагревался, а оставался прохладным. — Что ты с ними сделал,Ли? — ей было любопытно, что такого надумал брат. — я очень долго варил стекло, сестричка, — парень довольно щурится. — Хорошо, что и на твои обереги хватило. — Я теперь выгляжу как настоящая пляжная жрица, — улыбается Хазра, вызывая смех у близнецов. — Бойтесь меня, а то засыплю песком. Шутки так и сыпятся, и теперь троица громко смеется. Мвена тихо смахивает непрошенную слезу. Урзан, тихой тенью следящий за процессом, обнял жену. — А ну марш праздновать, живо! — прикрикнул он на молодежь, которая продолжая веселиться, смешалась с остальными. — Ну и ну, — тянет воин, наблюдая за своими детьми. — Кто ж знал, что её танцы пробирают до мурашек?***
После ритуальных танцев остальных знахарей и охотников, разгоряченные тролли наконец-то предались самой цели всего празднества. Тихо, стараясь не привлекать внимание, они один за другим стремились поднести свои дары к алтарю. Остальные же предавались бурным и немного развратным танцам. "То ли ещё будет", — угрожающе шепчет Джинзали, отыскав взглядом приметную красную копну кос. Хазра видит предмет интереса сестры и тихо вздыхает. — Он же тебе нравится, да? — она хватает сестру за руку, не давая ей рвануть в сторону. — Зачем тебе драться с ним если можно заняться менее разрушительными делами? Джинзали удивлённо смотрит на сестру. Вот тебе и сюрприз - почему ей самой не пришла эта идея? Хазра откровенно хохочет, рассматривая озадаченное лицо троллийки. — Песочная жрица дала тебе прямое указание к действию, — веселится девушка, отпуская руку, — марш выполнять! Потом расскажешь. Рыжие волосы мелькнули над танцующими, направляясь к алым. — Что, она наконец-то сообразила подоить своего красавца, да? — брат подошёл, с интересом наблюдая за перемещениями своего близнеца. — Ну не сама же, — застенчиво улыбается Хазра. — А сам что, не приглянулся кто-нибудь? — Нет, мое сердце никто не ел, — брат машет головой, смеётся. — Зато дружок Вол'джина явно точит на тебя клыки. Теперь настал черед Хазры озадаченно хлопать ресницами. — Но мне это не нужно, Ли, — девушка немного испуганно хватает брата за руку. — Ну так подожди, пока он посмотрит и скажи. Ты же знаешь, — тролль неопределенно крутит кистями рук, — жесты помогают не только в ритуалах, сестрёнка. Предложение брата кажется логичным. Не отпуская руку брата, девушка ждёт. Жёлтые глаза на мгновение встречаются с синими. Хазра медленно закрывает глаза, намеренно теряя контакт и качает головой. Тролли почти синхронно отварачиваются друг от друга. — Видишь, ничего сложного, — ободряющее кивает Литуго. — Обычное дело. Хазра неуверенно кивает. Нехорошее предчувствие холодным узлом поселилось в животе. Как назло рядом нет успокаивающей черноты Рани, в которую можно зарыться носом и не знать никаких тревог. Глаз цепляется за Миншину, и девушка ловко движется к нему. — Тебе понравилось, дядя? — Хазра и не думает сменить детское обращение к темному охотнику. Он всегда был добр к, как он сам выражался, "мелким бесенятам Урзана". — Вышло отлично, — хмыкает он. "Теперь образ стал целостным" — думает Миншина. Он с интересом разглядывает новоприобретенные украшения. — Хороши получились, — цокает он язык, рассмотривая. — Не снимай их, лучше чтоб вообще никогда. Поняла? Хазра соглашается, кивая. Длинные отросшие пряди детской челки лезут в лицо, и девушка в очередной раз откидывает их назад. Сегодня она потерпит лёгкие неудобства распущенных волос, а завтра соорудит что-нибудь более практичное. — Не забудь про подношения, девочка. Не заставляй его ждать. Хазра кивает ещё раз. Сейчас она выжидает время - желания пересекаться с "отвергнутым" не было никакого желания. То, что он ушел именно для этого, не было никаких сомнений. Теперь Хазра врывается в широкий круг и танцует так, как ей хочется от себя - духи, её вечные спутники, получают свою плату за содействие. Время течет, как вода - толпа танцующих постепенно редеет. У почти затухшего кострища остаются только жрицы и несколько знахарей с барабанами, которые создают быструю текучую мелодию почти всю ночь. Сейчас мыслей в голове девушки нет: ножные браслеты сопровождают её то плавные, то яростные движения тихим шелестом. Напряжение от насыщенного дня и ночи Хазра выпускает именно так: ткань широких штанин вьется в воздухе мягкими складками. Но сладкое забытие в глубине омрачается тем, что надо идти в лес, к алтарю. Солнечный диск вот-вот вынырнет из теплого моря, а это значит, что время почти на исходе. Заканчивая связку под усталый вздох двух жриц, Хазра устремляется к их дому - именно там она оставила свою часть подношений. Решительно взяв два стебля, девушка в раздумьях крутит в руках мешочек с ценными горошинами. Приняв решение, она зажимает в потной ладони несколько штук. "Здесь и так слишком много", — думает она, торопливо спеша. В джунглях тихо. Только в далеке слышны тихие лесные шорохи, но они не пугают. Хазра легко находит алтарь. Тропинка скрыта, но сегодня по ней ходили часто и долго, так что гудящие ноги сами несут в нужном направлении. Он завален всевозможными цветами - девушка в кипе цветов видит цветы белокрыльника, принесенные её семьёй. Ноздри ловят металлический запах: кто-то явно очень хотел общения с лоа, раз сдобрил алтарь своей кровью. Хазра бережно кладет цветы на щербатый край каменной плиты. Туда же через пару секунд отправляются чуть влажные горошины. Сидя перед алтарем Повелителя смерти, она складывает ладони и шепчет привычные слова, сопровождающие любые подношения. Утром сюда придет вождь и все дары будут преданы огню, чтобы пеплом в смертном мире возродиться в обители лоа, кому они посвящены. Тяжёлым и сытым грузом насытившиемя духи тянули руки вниз. Веки смыкались под тяжестью мягких ресниц. "Танцевать всю ночь было явно не самой лучшей идеей", — это была последняя мысль Хазры, прежде чем она уронила голову на другой край алтарной плиты.***
Ему было откровенно скучно. Следующие ритуальные танцы не несли никакого интереса: все те же мотивы победы над самыми злыми духами и благословениями изначальных лоа. Таково было наказание для Мве'залы за палки, вставленные в колеса Матери рек и озер, - никакого прямого поклонения. Бвонсамди всегда было интересно, почему его этот запрет не коснулся. Он в какой-то степени был частью Отца снов, но и не являлся ею. Тролли не знали всех тонкостей "родственных" отношений между лоа, однако все равно избегали прямого поклонения. Отбросив размышления об основах божественного, он лениво вернулся к созерцанию тролльского праздника. Когда первые парочки стали удаляться в дома и хижины, скука совсем заполнила все существо лоа могил. Зарождать новую жизнь - это, конечно, прекрасно, - больше душ попадет в свое отведенное время попадет на Ту сторону... Как только тролли стали разбредаться от кострища, часть плавно потекла предлагать дары. Цветочная гора все росла, пока один молодой тролль не полоснул ладонь чуть изогнутым кинжалом. Он окропил цветастую кучу свой кровью, яростно сжимая челюсть. "Я хочу, чтобы она была моей", — зло шепчет он. — "Позволь мне..." Крови маловато, да и сегодня у лоа смерти нет настроения заключать сделки. Он молчит, наблюдая за пришедшим. Как появился, так и уйдет, но тролль упрямо продолжает сидеть на коленях. Не получив ответа, он сердито вскакивает и уходит - если бы тут была дверь, Залазан бы с удовольствием хлопнул ею. Бвонсамди позволяет себе лёгкий смешок. Смертные в своих желаниях такие забавные...Отпечаток просьбы все ещё витает в воздухе, и лоа решает посмотреть, кто же съел сердце этого бедного тролля. За всю ночь почти все побывали тут. Камень завален едой, фруктами и цветами. Тролли стали удручающие однообразными в подношениях, и лоа с нетерпением ждал окончания ночи, чтобы наконец уйти восвояси. Сначала Бвонсамди видит сытых и довольных водных духов. За ними с тихим шелестом идёт девушка и бережно кладет белые цветы. Теперь всё встало на свои места - её лёгкий след отпечатался на каждом принесенном сегодня белокрыльнике. Следом за ними идут и несколько его семян. Слишком ценные, чтобы их принесли на алтарь смерти, но тем не менее сейчас они находились именно здесь. Младшие духи беспокойно крутятся, касаясь сложенных в мольбе рук. Веки тихо закрылись и девушка, медленно осев, опустила голову на край алтаря. Его алтаря. Бвонсамди чувствует чудовищную усталость. "Всю ночь отплясывать атманаку - сильно, и по большому счету, бесполезно" Но сознание так сильно измучено напряжением тела, что девушка не слышит голоса лоа у себя в голове. Далеко же провалилась... Велик соблазн взять и выдернуть её сознание, где бы оно не было, - но нельзя, тотчас прибегут изначальные и испортят всё веселье. Все сильнее зрело раздражение на Лакоу, которая послала его сюда, на что тут, собственно, нужно было смотреть, непонятно. Интересно, сколько женщин сегодня зачали?..Пожалуй, эта информация славно потешила бы эго лоа смерти, если бы хоть иногда отличалась от самых первых Беа'ли - тогда он еще расстраивался каждый раз, когда лоно женщин раз за разом отвергали любое вошедшее в них семя. Но сейчас его это не волновало - куда больше эмоций вызывала мирно сопящая на краю ритульной плиты троллийка, отвергнувшая того желтоглазого парня.