***
Смерть непросто удивить, и маленькой ещё-не-совсем-жрице это удается. По правилам, все что предложено алтарю - принадлежит ему. Но тут не было никаких ритуалов. Любая троллья душа уже его, это вопрос времени, когда он её получит...А что делать с ней? Сегодня одна спит на алтаре, кто знает, что придет на ум кому-нибудь в следующий раз? С другой стороны, каллы действительно заслуживают его внимания. Красивые и смертоносные, плоды - необходимое в знахарском деле снотворное, стебли и листья - страшный яд. Бвонсамди не любит неопределенности, она словно маленькая рыбья косточка, застрявшая в горле: слишком мала, чтобы убить, но крупновата, чтобы проигнорировать. — Я же говорила, что будет интересно, — рука касается предплечья. Если бы у Бвонсамди были бы глаза, он бы их сейчас закатил. — Ты знала? — он машет рукой на необычное подношение. — Мне пару тысяч лет назад так младенцев приносили, помнишь? — Самди, я не знаю будущего, — богиня неподвижно стоит, но ветер играет металлом в волосах, порождая легкий звон, — Но признаться, я не ожидала, что жадные водные духи отпустят её так быстро. Значит, духи, вьющиеся у девчонки, принадлежат Лакоу. — И что мне делать с ней? — Лоа смерти начинал сердиться. — Младенцев я оставлял на Пороге, а кто возвращался, служил мне. Я не собираюсь закидывать туда взрослую девушку раньше срока. Досадно. С младенцами это срабатывало, потому что они ещё помнят Грань и Порог. Из двадцати детей возвращался один, да и желающих отправить своё только что родившееся дитя на почти верную смерть было немного. Душа потерянных возвращалась в только недавно покинутый дом, оставляя скорбящим родителям пустое безжизненное тело. Те, кто смог вернуться, не могли напрямую общаться с духами, но всегда получали особое расположение лоа мертвых. Удача сопутствовала таким троллям, потому что они, едва родившись, смогли убежать от смерти. Взрослый же не может пережить подобное: тело забыло, откуда пришла душа, и будет тянуть ко дну, а у девочки ещё есть неотработанный долг, радикально решить проблему он всегда успеет... Гаури молча наблюдает. Она ждёт вердикта и не имеет права вмешиваться в дела смертного и другого лоа. Были негласные правила, которые было необходимо соблюдать, и это было одним из них. Небо начинает медленно светлеть на горизонте. Времени для решения остаётся немного, и это ещё больше злит лоа могил. Белесые огни в глубоких глазницах рассматривают девушку. По тролльим меркам она красива, даже слишком. Это подтверждает одержимое желание того парня владеть ею. А что она принесла...Костяные пальцы задумчиво мнут белую воронку цветка. Красота...Идея зажигается в голове тысячей фейверков, заставляя Бвонсамди буквально захлёбываться от восторга. — Придумал, придумал! — торжествующе тянет лоа.— Она принесла мне каллы, понимаешь? Бесполезные цветочки, лежащие здесь, принесены ею. Рука цепко хватает нежный цветок с алтаря. Ещё немного, и сорванные бутоны начнут увядать - безупречное творение природы так или иначе перестанет существовать. — Они красивы, но хрупки, — костяная ладонь сжимается в тугой кулак, сминая цветок, — а ещё он ядовит, очень-очень ядовит, а значит может принести хоть немного пользы. Между фалангами пальцев лениво проступает бесцветная жидкость. Одной капли хватит, чтобы убить шестерых взрослых мужчин. — Меня бесят твои младшие духи, Лакоу, - вечно крутятся вокруг живых, ищут подачек...Так что не вини меня, дорогая, — злое торжество мелькает на лице лоа, - Я дам этой девочке дар... — Твои дары всегда оборачиваются для смертных проклятием, ты знаешь это. — Лакоу с неприкрытой неприязнью смотрит в ярко вспыхнувшие глаза лоа могил. — Так и есть, — ухмыляется божество. — Это подарок за красивые и смертоносные каллы, которые она принесла мне. Он молчит, рассматривая расстроенную Лакоу. Ему доставляет удовольствие то, что сейчас она и её унылый брат не могут сделать абсолютно ничего. Никто не может... — Теперь каждый раз её танцы будут нести смерть, Гаури, — мечтательно тянет лоа смерти. — Пройдет много времени, прежде чем она осознает связь... — Этот ребенок не заслуживает такого наказания, — прозрачные слезы выступили на подведенных каялом глазах. — Нет-нет, посмотрим, сколько народу она принесет ко мне на Ту сторону, — смех лоа гулко разносится под покровом деревьев. — Мне даже жаль, что ты ничего не можешь сделать, Гаури. — Я могу дать ей свое благословение, — печаль матери рек и озёр переходит в упрямство, которое имеет ту же природу, что и упрямство её брата. — Никто не может снять дар или проклятие, данное другим божеством, и ты знаешь это. Тем более, что ты не можешь благословить её, пока она сама не обратится к тебе. Безвыходность положения нравится Бвонсамди куда больше неопределенности. Прокля́тые правила Хозяина перекрестков хоть раз сыграли ему на руку. — Будет совсем не весело, если старушка найдет её на камне, — в тишине рассуждает лоа смерти, — она сразу всё поймет... Водные духи испуганно бросились врассыпную. Глубоко спящая Хазра никак не реагирует на холодные прикосновения божества, когда он сталкивает её с края алтаря в мягкую траву. Липкие от сока каллы пальцы сжимают небольшую женскую ладонь, скрепляя смертоносный дар. — То, что она оказалась здесь, не её вина, — Лакоу предпринимает жалкие попытки переубедить саму смерть. Она знает, что водные духи любят смертных женщин. Да, они заигрались и взяли больше, чем должны были. Молодая и ещё совсем неопытная жрица не может знать тонкостей общения с ними. Как только разум выходит из равновесия, а эмоции начинают бить через край, нужно быть осторожным. Лакоу с надеждой заглядывает в пустые глазницы хозяина Той стороны. — Жизнь несправедливая штука, — глубокомысленно отвечает лоа смерти. Теперь действительно будет интересно.***
Бхагра устало смыкает веки, чтобы через несколько минут раздражённо из открыть. Девочка славно станцевала, ничего не скажешь, но буйная, непрекращающаяся пляска была не в её стиле. Хитрые духи славно пожрали в эту ночь, и как только поселение очнётся от болезненного сна, она запретит че'де хотя бы несколько дней не подкармливать вечно голодных духов. Почему они вообще прибились к ней, непонятно...Это была часть духовного мира, отведенная темным охотникам, и жрецы благоразумно держались подальше от этого плана. Слишком много бессознательных голодных тварей обитало там, а защитить себя там могли единицы. Первые лучи солнца золотят волосы жрицы. Рядом клубочком свернулась Арджани, инстинктивно держась за округлый живот. Старшая жрица медленно идёт по казалось бы, вымершему поселению. Чуткие уши ловят движение в доме вождя. На пороге сидит Сен'джин, раскуривая трубку. — Пойдем сделаем необходимое и дальше спать, — морщится Бхагра. — Ладно, только не ори тут, молодежь разбудишь, — хитро прищуривает глаза знахарь. В глубине, за бисерной занавеской, в ворохе одеял виднеется рыжая копна волос. Жрица кивает, и они медленно идут в лес. В предрассветной тишине слышится только лёгкий стук деревянных бусин. Прежде, чем зажечь ритуальный огонь, зоркие глаза жрицы замечает в траве тело. — Да что ж это, — в сердцах восклицает жрица. Подойдя поближе, она узнает в "теле" свою че'де. Рука быстро щупает место, где на шее должна биться тонкая жилка. Жива, но что-то тут не так... — Сначала обязанности, — напоминает Сен'джин. Она понимает, что он прав, да и вроде опасности сердце не чувствует. Тихо шепчет обращение к лоа вождь, единственный раз с почтением произнося имя хозяина Той стороны. Специальным огнивом жрица высекает сноп искр, который неестественно быстро занимается едва видным пламенем. Ждать, когда подношение догорит до конца, не нужно - древняя, но действенная магия медленно, но верно выполнит свою работу. — Да что тут происходит? — Внезапно вскакивает Хазра. — Это ты мне расскажешь, — вздыхает Бхагра. Потрепанный вид девушки не сулил ничего хорошего. Жрица за руку уводит её от алтаря, не встречая сопротивления. Мысли Хазры сейчас далеко, и Бхагра беспокоится: вынужденная изоляция могла сделать её наивной, а общество троллей всегда было немного жестоким. Бхагра ведёт че'де в "жреческий уголок", стараясь идти быстро и не шуметь. Хазру сопровождает шелест ножных браслетов - за одну ночь выучиться ходить с ними бесшумно нельзя. Безупречное владение своим телом дело не одной ночи, - это известно всем. У хижины сидит погруженная в дремоту Зоти. Поддернутые дымкой невидящие глаза виднеются из-под опущенных ресниц. Бхагра знает это состояние. Слепая жрица сейчас находится на Грани, в месте, где она все еще может видеть. Может разузнает чего про гнусных не дающих племени покоя земноводных. — Что произошло? — усадив Хазру рядом с собой, Бхагра наконец спрашивает её. Одна из особенностей старшей жрицы было то, что чем неординарнее была ситуация, тем меньше она была похожа на вечно ворчащую старуху. Кое-кто думал, что даже лицо при наличии серьезных проблем, требующих решения, становилось свежее и как будто моложе. Так и сейчас, Хазра с ленивым удивлением смотрит, как наставница беспокойно сжимает её руку и внимательно вглядывается в черты лица. — Мне кажется, я немного перестаралась с танцами, — медленно отвечает девушка. — Я помню, что сделала подношение, потом провал, а дальше только щекотка и ваши голоса. Бхагра вздыхает. — Постарайся хотя бы несколько дней не танцевать с этими духами, — немного расслабляется наставница. — Они много сожрали, будь аккуратнее. — Ма, — пушистая растрёпанная голова бодает плечо, прижимаясь лбом к ключице. — Мне стоит бояться Зала? Беспокойство склизким червем ворочается с того момента, как Хазру разбудил голос Сен'джина. — Ты отвергнула его? — хмыкает Бхагра, попутно вытаскивая из темных волос небольшую веточку. — Он парень безобидный, подуётся немного и забудет. — Ладно, — девушка привыкла доверять Ма'де во всем. Так и сейчас, слова наставницы притупили неприятное ощущение. Тревога отступает, и обе троллийки засыпают в тени хижины.***
Небольшой солнечный луч золотит ухо, торчащее из копны огненных волос. Раздражающее тепло бесит и наконец будит его обладательницу. Рядом тихо сопит красная голова, игнорируя осторожные попытки Джинзали высвободиться из тесной хватки. Закусив губу от усердия и наконец-то избавившись из жарких объятий, девушка быстро одевается и привычной неслышной поступью покидает своего любовника. Ей, как никогда, нужно было подумать. "Неужели начинаешь оправдывать свое имя, дура" — зло думает она, прокрадываясь между домами и кучками одеял, где троллей прямо на улице сразил сон. Всё поселение сейчас накрыто сонной негой. Единственным местом, где сейчас никто не находился, было Хазрино жилище в лесу. Туда и направилась Зали, привычно избавляясь от навязчивых мыслей, которые лезли ей в голову. — Пустая голова выручит в трудную минуту, дурашка, — Хваджин протянула руку, за которую немного обиженно хватается Зали. Только что её в очередной раз опрокинули на лопатки. Новый прием упрямо не поддавался, и она начинала злиться. Это всегда было началом конца: даже то, что уже давно было усвоено, переставало получаться. В очередной раз показывая неуловимое движение рукой, Хваджин посмеиваясь наблюдает, как Джинзали распирает от злости. — Если даже над умелым воином эмоции возьмут верх, умелый воин превратится в мертвого воина, — рассудительно объясняет розоволосая троллийка. — Запомни это. Что ж, за несколько лет даже в её горячую голову эта истина зашла очень хорошо. Ноги принесли её к высохшему от ветра и соли бревну, на котором виднелись многочисленные следы от метания ножа. Отлично, сейчас самое время углубить их посильнее. Рука перехватывает тонкое лезвие ножа-рыбки, подарка брата. Он говорил, что они с Равази немало поломали голову, чтобы сделать его. Небольшой нож размером с ладонь всегда разворачивается в воздухе вперёд остриём, как бы его не кинули, - брат жутко гордился тем, что смог придумать такую центровку. Подавляющее большинство соплеменников преподчитало метать топоры, но Зали не считала это изящным. Джинзали он нравится - смертоносное оружие, при этом не лишённое красоты. Ловкий бросок - и нож увязает в сухой древесине. Пальцы тянут "рыбку" назад за кожаный "хвост", продетый через небольшое отверстие там, где должна быть рукоять. Девушка повторяет бросок снова и снова, пока не слышит характерный свист. Руки делают все сами, и теперь можно наконец-то все обдумать. Нравился ли ей Вол'джин? Она думает, что да. Он был красив, хитёр и умело обращался с копьём. Правда, после ночи с ним теперь ей кажется, что она упустила где-то какой-то важный момент. Джинзали достает второй нож. Привычные движения разгружают голову, давая предельную концентрацию. Может, дело в ней? Кульминацией обоюдной симпатии всегда был секс, но не ощутив ничего сверхестественного, Зали была озадачена. Возможно, он ей нравился не как мужчина, а как хорошо сбалансированное оружие? Троллийка фыркает. Эта мысль показалась странной и абсурдной, отчего она достала третий нож и всадила его вслед за остальными. Для любого тролля, будь это женщина или мужчина, одними из критериев оценки потенциальных партнёров была сила и владением оружием. Но если с этой стороны все вышло отлично, то почему тогда не проходит это чувство внутреннего опустошения? У Зали всего три ножа: "рыбка" от брата, нож без рукоятки от ма и костяной шип, подаренный Хваджин. Все три были примерно одного размера и девушка отлично наловчилась ими пользоваться. Для нее каждый нож был особенным, почти живым. Совершенное оружие. Пальцы гудели от безостановочного метания. Сколько она не обдумывала произошедшее, все мысли сводились к одному - секс никак не зацепил, оставив лишь некоторое замешательство. Уши ловят шорох неподалеку. Это точно не тролль - Зали слышит звук трения - скорее всего, ящер-подросток во время линьки забрел слишком далеко от гнезда, за что и поплатится прямо сейчас. Тренированное тело упругой поступью движется к источнику звука. Сегодня, во время неожиданной охоты, Зали чувствует себя на своем месте, чего не могла бы сказать о прошедшей ночи. Да, так и было - молодая ящерица самозабвенно терлась о дерево, снимая длинный пласт полупрозрачной кожи и не замечая прдбирающуюся к нему девушку. Та прячет костяной нож матери, зажимая в руках два других ножа. Ощущения от скорой крови пьянят, кружат голову, заставляя рот изгибаться в предвкушающей улыбке. "Вот оно, настоящее удовольствие" — с наслаждением думает девушка, прежде чем запрыгнуть на спину ящера и впиться клыками в мягкую шею. Животное взбрыкивает, пытается сбросить с себя, но девушка туго зажала бока ногами, а сильные руки уже погрузили оба ножа глубоко в плоть, перерубая крупные артерии на шее хищника. Зали проворачивает клинки внутри, расширяя рану, из которой сразу начинает толчками фонтанировать кровь. Резкий запах наполняет ноздри, голова кружится от адреналина, стучащего в висках. Агонизируещее тело завалилось на бок, издавая последние булькающие вдохи. Кровь продолжала сочиться из двух широких ран, заливая сочный подлесок. Даже после того, как зверь испустил дух, Джинзали не могла найти в себе силы отпустить ещё теплую плоть. Эйфория от только что совершенного убийства горячит собственную кровь, заставляет тело расслабить мышцы. Да, сейчас она чувствует себя там, где она должна быть - со скользкими от чужой крови ладонями, лихорадочным стуком сердца и горящим лицом. Наконец разжав челюсти, девушка вытирает кровь с губ. Клинки с противным чавканьем покидают тело хищника - девушке кажется, что она чувствует едва ощутимую вибрацию в скользких ножах. "Так-то лучше", — самочувствие Зали улучшается. Теперь осталось отнести тушку в деревню и переговорить с братом...