Краткое умиротворяющее мгновение прерывают громкие переговоры и вскрик неосторожно потревоженного раненого. Глубокая рубленная рана на плече переходит в тонкий длинный рубец, тянущийся вниз. Надо шить, тело не справляется само...Глаза уже привыкли на расстоянии определять тяжесть увечья и на ходу ощупывая на скрытые повреждения, заставляя тролля сильнее сжимать челюсти.
— Ты так скоро клыки себе сотрешь, — Хазра отвлекает соплеменника полушуткой, надавливая на противоположный бок, вынудив парня тяжело закашляться и отплевываться кровью.
Хазра видела оружие нагов. Длинное древко, заканчивающееся с одной стороны длинным лезвием, приносило больше всего хлопот: глубоко рассеченная плоть истекала кровью быстрее, чем раненого могли доставить к целителю, не спасал и дар Лакоу - чем можно латать собственное тело, истощенное обильной кровопотерей? Гарпуны и цепи с крючьями доставляли не меньше неудобства, значительно повышая риск быть задетым односторонней глефой.
Глаза Хазры уже без внутреннего содрогания осматривают рану вблизи. Тролля потряхивает от недавней стычки - это плохо, кровь от каждого движения течет сильнее, обильно пачкая руки молодой жрицы. Лёгкую кожаную броню не без труда помог снять напарник разведчика, а вот нижнее ловко с тихим треском режет костяной нож в руке Хазры, обнажая молодое покалеченное тело.
Вода, принесенная в горячем сосуде, парит, заставляет принесших её мальчишек смешно дергать носом, сгоняя капли испарины по вспотевшим лицам. Благодарно кивнув, Хазра отсылает детей подальше - нечего им раньше времени смотреть на кровь...Она помнит свои первые осознанные воспоминания - в Тернистой долине было совершенно нормально увидеть распотрошённое врагами знакомое тело, и всё ещё наивно надеялась, что у следующих поколений будет более спокойное детство.
Закрыв лицо свободным краем гауна, девушка зажигает под навесом небольшой травяной шарик. Терпкий холодный аромат успокаивает ум и влечет за собой мягкую дремоту, столь необходимую для раненного тролля. Он тихо терпит все манипуляции Хазры, лишь изредка позволяя себе порыкивать сквозь плотно сжатые побелевшие губы. Девушка не знает его имени, как и не знала имён многих, кто побывал в её руках и руках других жриц за последнее время.
Как только яркая радужка чуть уплывает за верхнее веко, Хазра начинает свою работу. К счастью, ни одна крупная артерия не повреждена, хоть рана и глубока - костяная игла шьёт широкими стежками, собирая ровные края побледневшей кожи воедино. Теперь выжившему нужен был строгий покой - бросив щепоть мелко размолотых трав в плошку с почти кипящей водой, девушка терпеливо ждёт, когда заварится и настоится крововосполняющий настой. Теперь стоит надеяться, что внутренних сил тела хватит для регенерации.
Знахарское дело, используемое без всякого мистицизма, нравится Хазре. Тут все зависит от умения рук и опыта - после всех манипуляций её работа окончена. Сейчас придет кто-то из настоящих знахарей, закурит благовония и обратится к Всеблагой в надежде на быстрое восстановление.
Подошедшая Бхагра с вождем застают её во время омывания рук от чужой крови.
— Все интересное пропустили, — пытается шутить Бхагра, наблюдая за работой че'де.
Девочка отлично усвоила детские уроки и теперь исправно без колебаний применяет их на практике. Радость за успехи ученика смешивается с горьким послевкусием от полученного знания. Старая жрица наблюдает, как Хазра "сдает" смену одному из знахарей, что-то рассказывая и кивая в сторону подлатанного раненого.
Бхагра молча уходит, не прощаясь с вождем. Тот лишь тихонько усмехается, наблюдая, как Хазра смеётся в ответ на замечание, бодая плечо наставницы.
Даже сквозь ткань, закрывающую лицо, девушка чувствует ставший родным запах - гретый песок, зола и тихая сладкая печаль. Сейчас запах был острым, кричащим, а чуть приподнятые уголки губ из-за клыков тянулись в искренней, гордой улыбке.
Хазра тянет наставницу в их тихую хижину, где прошли её детские годы. Вихрь одежд разметал влажные веники у пограничных с косой берега деревьев, которые сразу же подхватили воздушные духи.
Даже не зная причину изменившегося запаха наставницы, интуиция подсказывает единственное верное решение.
"Девочка хороша, далеко пойдет..." — непривычная усталость рубит Бхагру, заставляя веки тяжело опускаться.
В прошлый раз было позже, накрыло волной уже в сумерках.
"Может постарела сильно для таких вещей..." — мысль лениво перекатилась в голове.
Хазра чувствует, что какая-то сила упорно тянет наставницу в сон. Усадив клюющую носом троллийку на чуть влажную циновку, Хазра возвращается к границе леса. Здесь, тщательно закреплённые на ветвях, висели их многочисленные одеяла. Они впитали солнечные лучи, и теперь хранят в себе жаркие часы полуденного зноя. Сняв парочку, девушка возвращается и застаёт прислонившуюся к дереву наставницу уже мирно спящей.
Немного подумав, Хазра пристраивается рядом - дневной зной уже перемежается обещанием вечерней прохлады, ствол дерева приятно холодит вспотевшую спину. Обычная беспокойная дрема наставницы сейчас похожа на безмятежный детский сон, когда ребенка никто не в силах разбудить, пока он сам не насытится владениями Мве'залы и не вернётся обратно.
Бхагра говорила, что в царство Отца снов попадают либо дети, либо глубокие старики - оттого, что первые полны пустых грёз, а вторые - разбитых мечт. Сон и смерть - так похожи, особенно, когда ты близко к Той стороне, и абсолютно не важно, ушел ты только что оттуда или же наоборот, возвращаешься после долгого путешествия.
Хазра не замечает, как и сама начинает засыпать. Каждое замирание сердца после зовущего тролльского крика выматывает, хотя девушка не хочет этого признавать. Сейчас она наконец-то приносит пользу племени после нескольких лет своего уединения вместе с наставницей. Но девушку пугает не вид развороченных с изощрённым садизмом внутренностей, а холодок, который витает вокруг, пока она промывает, шьёт и режет заражённую плоть.
Сначала ей казалось, что это одна из апсар создаёт еле уловимое движение воздуха, но вскоре поняла, что это не их рук дело. Это было больше похоже на то, как маленькие дети ждут самого сладкого кусочка фрукта или зажаренный рыбий хвостик. Терпеливое деятельное ожидание - родители всегда поделятся, это лишь вопрос времени, поэтому ребенок совершенно не злится и просто...
Ожидает.
Хазра догадывается, кто может ждать и чего в знахарском углу. Ей хотелось спросить об этом Бхагру, но зная её отношение ко всему, что связано с
ним - нет, она не любит такие разговоры. Хазра знает это, а потому и не заводит их, а просто старается не обращать внимания на эти крадущиеся холодные касания, полные ожидания. Становится холодно, и девушка сонно укутывает спящую наставницу выцветшей от солнца и соли тканью.
Время, проведенное здесь, не проходит даром - девушке кажется, что это самое безопасное место на свете. Отчасти так и есть - по большому периметру под каждым кустом висит "кормушка" для духов. Сначала Бхагра сама показывала, как делаются эти сложные в своей простоте обереги. Потом, каждый новый ход луны, Хазра делала сначала по одному оберегу, потом несколько, а сейчас уже сама полностью следила за их регулярным обновлением. Заниматься нужно было нечасто, да и сам процесс девушке нравился. Приходящие духи, в основном лесные и водные, любопытные и честные, сначала с осторожностью пользовались кармушками, но дело свое делали. Сейчас же, она чувствовала их присутствие, радуясь как старым знакомым.
Жаль, что этот способ работал только с одиночными жилищами да и то через раз - Хазра когда-то с детской наивностью предлагала снабдить такой охраной всё поселение, вызвав смешок наставницы. Сейчас это было бы очень кстати...
С этими мыслями Хазра засыпает, умостившись у бедра наставницы.
***
Терпение лоа смерти никогда не закончится, хотя иногда ему очень этого хотелось. Девочка, в которую он вложил дар, упрямо не выполняет условия его проявления - а так интересно, какую форму примет его проклятие!
Любопытство не порок, и теперь внимание лоа часто обращено на маленькую знахарскую хижину, где девочка довольно умело для своего возраста латает воинов племени. Похоже, что она не почувствовала ничего после его Беа'ли, и это хорошо - будет интереснее наблюдать...
Легкий смешок рвется из стылого горла, обдавая едва зримые цветы холодом. Священный огонь сделал все как надо, и теперь в одном из закоулков Той стороны притаились призрачные каллы.
***
Хазра проснулась от того, что её голова раскалывалась на куски. Тупая пульсирующая боль скрутилась на затылке плотным тяжёлым узлом, заставляющим каждое движение глаз порождать красные точки. Наставница все еще спала, а из подрагивающих глаз текли слезы. Влага пропитала платье на груди, заставляя серую ткань темнеть до черноты, липкими складками охватывая тело. Хазра научена ждать, поэтому просто сидит с полуприкрытыми глазами в ожидании пробуждения наставницы. Влага из воздуха осела росой на их одежды и на них самих, серебря волосы и ресницы в редком лунном свете, пробивающимся сквозь густую зелень.
Ждать девушке помогали вечно следовавшие за ней духи. Хоть они не могли говорить словами, в голове часто мелькали образы и картинки, часто непонятные, туманные и запутанные. В момент любого ожидания, не дремлющие апсары всегда приходили на помощь. Хазра долго и упорно пыталась отвечать им, пока не выяснила, что танцы они понимают лучше любых слов. Сейчас же они показывали ей журчащие пресные ручьи неподалеку, чья незатейливая музыка чуть притупила боль в висках. Благодарно сложив руки, девушка коснулась чуть прохладного и плотного места, где притаились духи.
Бестелесные и невидимые, они могли принимать любой размер. На ум пришли слова Бхагры о том, что даже добрые духи ручьев и рек в гневе могут приносить огромные беды. Хазру восхищало то, что природа была изменчива в своей сути и могла приносить и радость, и несчастье.
"Природа подобна лоа, но у неё нет лица", — подумалось девушке.
Внезапно с полувсхипом наставница открыла влажные глаза. Затуманенные глаза беспокойно разглядывали все вокруг, пока девушка мягко не ухватила жрицу за руку.
Взгляд старшей прояснился,заметив спокойное лицо че'де. Бхагра моргает, пытаясь стереть другое, ожесточенное и мстительное лицо, которое она видела несколькими мгновениями раньше.
— Где Рани? — спрашивает старшая, и получает в ответ неопределенный кивок.
— Я не знаю, — просто говорит Хазра, — Она стала чаще отлучаться, да и я почти всегда занимаюсь знахарскими вещами.
Дрогнувшей рукой жрица вытирает покрасневшие глаза. Лоа дорог жесток и милосерден, деля видения и сжалившись над слабой женщиной. Бхагра удивляется спокойствию своего ученика. С грустью вспоминая собственного учителя, жрица невольно ухмыльнулась - сама она в подобной ситуации уже бы подняла на ноги половину племени, а другую половину достала бы деятельными речами. Что-что, а довести своим беспокойством молодая Бхагра могла кого угодно. Горечь от увиденного уже привычно смешивается с гордостью за девушку, которая сейчас мягко сжимала её руку.
— Ещё есть немного времени, спи, — тихо говорит она Хазре.
Девушка только сбросила оковы болезненнй полудрёмы, но все равно послушно закрывает глаза. Наставнице виднее, что нужно делать, а потому Хазра послушно подчиняется ей.
Бхагра слышит, как дыхание девушки стало более глубоким. Сейчас, слушая мерное дыхание спящей, жрица приняла решение, которое впервые противостояло воле лоа.
"Я не могу позволить этой девочке стать ришей", — твердо сказала себе женщина.
О, так Легба показал тебе то, что тебе не понравилось, маленькая жрица?
Ну конечно. Неужели хитрый лоа откажется от соблазна побеспокоить старые и свежие шрамы?
"Ты теперь частый гость здесь, Бвонсамди".
Незримое присутствие неприятно холодит старые кости, словно напоминая о неизбежности.
Всего лишь жду свое.
Лоа молчал, и Бхагра уже было решила, что разговор окончен. Но и тут хозяин той стороны удивил уставшую смертную.
Значит, девочка будет ришей, занятно.
Паника волной накрыла разум жрицы и так же быстро отпустила. Теперь
он знает, и изменит ли это что-нибудь - покажет только время. Бхагра судорожно жмурит глаза до появления ярких пятен, тщетно стараясь успокоиться.
Теперь обоих троллиек окутала мягкая дрёма без сновидений, дающая уставшим телам необходимый отдых.
***
Тролль споро шил рваную рану на ладони Вол'джина.
— Вечно ты встречаешь в передряги, дружок, — хмурится Залазан, промывая шов от остатков запёкшейся крови. — Как ты вообще умудрился напороться рукой на костяные гребни нага?
Вол'джин морщясь, после работы знахаря проверяет руку. Всё отлично, резать плоть не придется - заживёт за день само.
— Он возник словно из неоткуда, — жмёт плечами Вол'джин, пока Зал торопливо омывает ссадины и смазывает их остро пахнущим травяным настоем. — Он бы мне в морду влетел, а так лишь рукой отделался!
Тролли смеются, едва ли не хрюкая: Зал слишком явно представил себе разукрашенные лицо друга, а Вол'джину явно понравилось озадаченное лицо молодого знахаря.
Мягкие сумерки опустились, окутывая троллей желанной прохладой после знойного дня. Веселье троллей прекратилось, когда подошёл Гадрин и велел сыну вождя немедленно отправиться к отцу. Виновато пожав плечами, Вол'джин покидает двух знахарей.
Отец встретил сына тревожной тенью у обугленного костерка. Дым всё ещё курился над сводчатым потолком просторной хижины, теперь часто выступающей как пункт обмена информацией. Худощавая сгорбленная фигура отца впервые заставила Вол'джина почувствовать холодок, пробежавший по спине. Обычно скупой на нежности отец неожиданно обнял сына, вызывая у него замешательство.
— Что-то случилось, отец? — хмурится парень, заметив чуть подрагивающее пальцы знахаря.
Сен'джин устало вздыхает. Сын так молод, но уже проницателен и умен. Видения, познанные совсем недавно, но уже словно покрывшись вековой пылью, услужливо всплывают перед внутренним взором.
— Мне было видение, — тихо говорит вождь, — Тебе нужно пойти в Изначальный дом и стать темным охотником.
Яркие глаза с любопытством и изумлением смотрят на усталого тролля. Способов стать темным охотником было немного, но все они отличались опасностью и близостью со смертью. Можно было с детства видеть незримое и случайно проваливаться на охотничьи тропы, можно было иметь склонности, но открыть их случайно, в минуту опасности.
Кому-то повезло быть "представленным" другим темным охотником, а можно было, не имея Дара, рискнуть и наведаться в зримую обитель лоа. Отец говорил именно о последнем - когда не тебя выбирают, а выбираешь ты, а о последствиях стараешься не думать. Последним таким темным охотником был Меншина, и он не любил говорить о своем испытании, по словам старших, даже по пьяни и до своего помешательства.
Вол'джин смотрит на усталого отца и кивает. Облегчение озарило его лицо, как будто в полутьме хижины на секунду снова горел костер.
— Уходи завтра на рассвете, — шепчет знахарь, едва касаясь пальцами волос сына.
Вол'джину кажется, что с ним прощаются - он отбрасывает эту мысль, стараясь не пускать её в свою голову...
