***
Проснувшись, Хазра чувствует необъяснимую тревогу. Мерзкое чувство заставляет тело мёрзнуть - девушка крепче кутается в тонкую ткань одеяла. От деятельного ворочания просыпается Бхагра. — Ты так мертвого разбудишь, — смеётся наставница. Полог летит в сторону и в хижину заглядывает вождь. — Пора, — бросает он одно слово и исчезает. Бхагра шарит в своем мешке, и пальцы легко находят то, что она искала. Сунув свёрток за пояс, она трепет че'де по волосам. — Скоро вернусь. Серые одежды исчезают в проёме, а Хазра все продолжает задумчиво сидеть в ворохе одеял. Собравшись, она вместе с жрицами идёт к центру. Умельцы уже сообразили и приторочили пёструю ткань к столбам, создавая приятную полутень. Даже так, согнанным троллям есть что делать:кто-то умело плетет корзины, кто-то вяжет новую рыболовную сеть. Отряд вместе с жрицей и темными охотниками, как и задумывалось, отправились щупать людей. Наги так кстати притихли, но чутье подсказывало, что эта заминка неспроста. Сейчас, в моменты бездействия, которых в жизни девушки было немало, она привычно закрыла глаза и стала думать. Бхагра всегда говорила, что обычно нужно наоборот, оставлять сознание пустым, но это для неё слишком опасно - можно провалиться куда не надо. Так и сейчас девушка привычно крутила уроки наставницы в голове. К лоа не обращайся, вообще даже не думай о них. Они хорошо чувствуют даже мысли. Такие, как мы, даже мимолётно подумав, для них криком кричим. Они, конечно, могут и не отвечать. Мы - смиренно просим, а там, как выйдет. Но это все потом, не время этому! Хазре всегда казалось, что жрец выбирает себе одного лоа и всю жизнь посвящает только ему, а охотники и знахари - да, со всеми могут. На её робкий вопрос Бхагра лишь расхохоталась и долго не могла прийти в себя. Деточка, ну что ж это такое! Жрец и выбирает...Совсем всё не так, наоборот всё. Это тебя выбирают. Или не выбирают...И со жрецами, и знахарями, и с охотниками так - просто у каждого методы разные. А обратиться ты можешь к кому угодно. Конечно, тот, кто выбрал тебя, будет добрее, лояльнее. Хотя тут как сказать - с преданных и спрос выше. Они же всё-таки не все были троллями, далеко не все. И мышление у них другое. Поэтому когда просишь - думай, думай заранее! Сказанного не воротишь, так ещё и понять могут не то. Помни, держи в голове историю Миншины... Хазра, размышляя, пыталась унять холодок, сжимающий внутренности. Предчувствие чего-то нехорошего пахнет грозой и сыростью, забивается в ноздри, и игнорировать получается этот тревожный запах с трудом. Помни, что у каждого жреца есть внутренний стержень. Главное - уверенность в своих силах. Для нас она очень важна, сильнее, чем что-либо. Руки щекочет внимание духов. Девушке кажется, что они хотят что-то сказать, но она не может разобрать. Как колыбельная матерей, без слов, у каждой семьи своя, но суть и назначение одно - успокоить и защитить дитя. Вот ты не понимаешь, как у нас все устроено. За тобой духи увязались. Ты их язык интуитивно понимаешь, но общаться напрямую сложно. С танцами это ты конечно хорошо придумала, давным давно так и делали. Возможно, когда придет время - сможешь по-настоящему поговорить с ними. Но тут конечно навык нужно и терпение - может ну его, танцами лучше... Танцы. Тоскливые мысли кружат в голове - как хочется подвигаться, взвить юбки вверх...Сколько часов она уделила этому замечательному занятию. Но запрет наставницы четко сидит в голове, а значит Хазра не в праве его нарушить. Так много жреческого добра держится на обещаниях и запретах. Зал как-то обмолвился, что у знахарей все попроще в этом плане - всю работу делают наговоры и снадобья, и чаще именно с духами они и торгуются. Они, как и темные охотники, пахнут своеволием, тягой к договорам. Ты мне, а я тебе. Одно дело пообещать в обмен на что-то разово, исполнить свою часть и разбежаться. А то, что уготовано жрецам, почему-то нагоняет тоску. Быть жрецом - значит жертвовать. Не только лоа, но и соседу, матери, детям, вождю...Долгая жизнь, благословение для других, для нас - сродни проклятию. Вот посмотри на меня - здесь меня держит воля лоа да обеты. Сколько ночей я жду смерти, как самый желанный подарок. Сейчас ты не понимаешь, но когда-нибудь поймёшь... Слова Бхагры послушно всплывают в сознании. Да, чтобы учиться, пришлось жить вдали от родителей. Беззаботное юношество большинства её ровесников она тоже пропустила. Даже всех имён соплеменников не знает - так, смутно, какие-то обрывки, да имена близких. Жизнерадостные стайки молодежи кажутся чужими. Видеть и слышать больше остальных - не всегда праздник, и это девушка уже поняла на своем опыте. Сквозь свою сосредоточенность Хазра ловит беспокойство. Взрослые переговариваются, рождается деятельное движение. Погода портится, плохой знак. Что-то произошло. Арджани с Зоти встрепенулись. Встревоженные лица ясно говорят девушке, что они чувствуют то же самое. Новости волной накрывают троллей, постепенно достигая жриц. — Наги здесь и используют темную магию! Вождь, Гадрин и Бхагра ушли. Магия дело плохое - топоры и кинжалы не могут соперничать с ней, а значит вопрос времени, когда появятся первые раненые злым искусством. В далеке слышны звуки боя; конечно, вождь забрал на вылазку не всех, но многих, - племя есть, кому защитить. Зоти вскакивает, держа за руку Арджани. — Пойду смотреть, что там змеи принесли, — на секунду сжимает побелевшую руку подруги и отпускает. Пальцы, находят руку передавшего вести. — Веди. Хазра впервые видит столь уверенный шаг слепой жрицы. Ей кажется, что та точно знает, что делать. — Не волнуйся, она только посмотрит, поймет что с этим делать и вернётся, — будто утешая сама себя, говорит Хазре Арджани. Вечность спустя (или может прошло всего пара минут?) прибегает молодой парень. Хазра знает его - Вунка один из учеников Гадрина. Выглядел он неважно - выбившиеся из тугого пучка пряди липли к мокрому лбу. — Арджани, без тебя никак, — знахарь тяжело дышит. — Все настойки не помогают против этой заразы. Зоти сказала, что это что-то типо сглаза сродни яду. Я и Киша бессильны. Арджани медленно поднимается и идёт за знахарем. Идти недалеко - раненого уже перенесли вглубь, в безопасность. Хазра, поддерживая жрицу за локоть, с ужасом видит зелёные волосы цвета молодой листвы. Спутать не возможно ни с кем - попавший под магическую раздачу был супругом Арджани. На первый взгляд кажется, что Равази перепил какой-нибудь бражки. Но стоило приглядеться, как сразу бросался в глаза липкий маслянистый пот, бусинами собиравшийся на чуть побледневшей коже. Взгляд на взрослого мужчину, безвольно лежащего на циновке, вызывает у Хазры тошноту. Она понимает, что-то чужое впилось в жизнерадостного Равази, сделав его безвольной куклой. Хазра чувствует, как жрица напрягается, на мгновение перестает дышать. Пару раз увидев, как она исцеляет любую хворь и раны, девушка ободряюще сжала руку старшей подруги. — Не вмешивайся, просто смотри, потом расскажешь, что поняла и увидела, — шепчет Арджани, склоняясь над супругом. Хазра кивает и внимательно наблюдает. Конечно, если бы Гадрин и Бхагра были здесь, они бы справились сами. Лечить близких - самое сложное. Эмоции могут помешать, съев ценные секунды - любое промедление в критической ситуации может стать смертельным. Арджани тихо шепчет молитву, обращаясь к Лакоу. Как и всегда, Всеблагая отзывается, наполняя силует жрицы мягким, еле заметным свечением. Хазра видела его, когда Арджани вылечила мальчика от лихорадки - а сейчас кожей чувствует мягкое ощущение согревающего тепла. Если бы не ситуация, девушка бы подпрыгнула от восторга. Хазра наблюдает, как сияющая рука опускается на лоб, а другая ложится на грудь. Сияние впитывает голубая влажная кожа, и дыхание выравнивается. Вунка облегчённо вздыхает, и уходит обратно - теперь Равази в безопасности, а значит можно уделить время остальным. Хоть процесс исцеления идёт хорошо, Хазра чувствует сопротивление. Инстинкты гонят девушку оттащить жрицу от тела, но она старательно заглушает их. Вот вы и попались... На одно мгновение Хазра видит порчу. Из тела высовываются почти черные усики, которые тянутся во все стороны в поисках пищи. Щупальце побольше, почуяв жрицу, окрутило запястье, лежавшее на груди тролля. Отвратительное зрелище заставляет Хазру всхипнуть от ужаса и страха. Опасность этого она чует всеми потрохами, и тянет, тянет застывшую Арджани от этого невидимого монстра. Как только щупальце соскальзывает с запястья, оцепенение сходит со жрицы. — Я не знаю, что это, — шепчет она в ужасе отпрянув от супруга. — Не понимаю, благословение Лакоу не сработало... Хазра лихорадочно думает...Как хорошо, что за поясом прячется чистенький амулет - она закончила его ещё вчера. Помогая бледной жрице встать, девушка попутно вытаскивает мешочек. "Пусть это поможет сдержать отраву, пока не вернётся наставница ..." Тонкий шнурок быстро накидывается на шею Равази - Хазра старается не трогать его там, где ей привиделись щупальца и усики. Развернувшись, чтобы приободрить Арджани, Хазра видит, как она медленно заваливается на песок.***
Души разбежались по самым дальним закаулкам Той стороны и неспроста: Добрый Господин сейчас совсем не добрый, и на глаза ему лучше не попадаться. — Зачем просить милости у Легбы, если все равно делаешь то же самое, что и хотел...— Злость на пока ещё живых смертных призрачным огнем сжигает сухую траву под ногами. — Посажу мальчика в самый темный угол, когда у меня окажется... Рядом, светлая и печальная сидит Лакоу. — Даже моя помощь не помогла моей жрице, — тихо говорит она. — Кажется, у тебя будет много душ сегодня. Бвонсамди молчит. Так не должно было быть! Души придут, но позже, немного, но позже. Почему тогда время, отмеренное им, изменилось? — Опять Легба с Калфу что-то надумали, — стонет лоа могил. — С этим нельзя играть, шутки плохи! Он чувствует, как дрожит ниточка где-то там, в далеке. Ещё чуть-чуть, и всё - ничего не изменить... Такие смерти Бвонсамди не по нраву, и это злит, очень сильно злит хозяина Той стороны.***
Несколько женщин неподалеку бросаются на помощь. Замершая в ступоре Хазра, наблюдая за ними, обрывками ловит разговоры. —...Нельзя ей было... —...Бхагра предупреждала... —...Ещё рано... Сдавленный хрип подтверждает опасения - у неё начались преждевременные роды. Хазра холодеет. Знахарь и молодая травница не принимали роды ни разу, не говоря уже о ней. На увещевания опытных женщин Арджани никак не реагирует - глаза жрицы закатились, и сейчас она была явно не здесь. Как назло, рядом ни одного знающего тролля. Была ещё Зоти - жёсткая, не терпящая возражений жрица, которая могла заглянуть в глаза любого и увидеть правду. Но раз сейчас она не вернулась с границы стычки с нами, значит что-то её держит там. Значит, придется что-то сделать самой. Хазра лихорадочно перебирая те знания, которые ей успела передать Бхагра, стараясь не обращать внимания на крики. "Это неправильно", — мелькает в голове мысль, — "Слишком много боли слышно в них". Боль была частью рождения, но даже неопытному глазу девушки было ясно, что что-то пошло не так. Зараза, принесенная супругом, по-видимому начала терзать и её. Разум - это самое важное, Хазра. Если ты чего-то хочешь, то в твоих силах этого достичь. Хазра невольно улыбнулась, оценив иронию. То, что она встречала с ярым сопротивлением, теперь было необходимо. Как хорошо, что не нужно ни к кому обращать свои молитвы! Так она постарается помочь подруге и выполнит наказ наставницы. — Она застряла, — наконец говорит Хазра обеспокоенной женщине, которой пришлось выполнять роль повитухи. — Я постараюсь помочь. Ладони ложатся на виски, и девушка вспоминает инструкции Бхагры. Закрой глаза и вспомни Грань. Ты там была, и это поможет тебе. Там тела нет, есть только дух. Не дай себе провалиться туда - запомни ощущение и думай о том, где лежат твои руки. Представь, что вы там вместе. Это работает и с троллями, и с животными. Имей ввиду, как только тебе удастся - тебя захлестнет чужое. Ощущения, эмоции - с непривычки может быть очень трудно. Но тебе важно одной ногой быть там, на Грани, а другой твердо стоять на земле. Представить себе Грань было просто. Теперь Хазра как будто видела две картинки: вот здесь дрожит на песке Арджани, и тут же видит её силуэт, бьющийся в агонии на грани. Тут были видны омерзительные следы, оставленные щупальцем. Помимо того, что вся рука была покрыта слизью, его хватка оставила глубокие рваные раны. "Словно слизь растворяла плоть" — подумала она, содрогнувшись. Агония от этой раны заставляла биться реальное тело мелкой дрожью. Она умрет прежде, чем родит, если не поспешишь. Хазре было все равно, кто и зачем сказал ей эти слова - их правдивость видела даже она. Если ей удастся оттянуть часть боли на себя, то Арджани может очнуться и удачно разродиться. Срок и так уже подошёл, так что они оба могут выжить... Собравшись с духом, Хазра сосредотачивается на руках и ощущениях в ладонях. Боль взрывается в голове тысячей осколков. Бхагра говорила, что так можно читать мысли - именно это напрягло Хазру во время обучения. Сейчас же ничего подобного девушка не чувствовала. Единственное понятное ощущение, которое бьётся в висках - боль, боль не сравнимая ни с чем. Невыносимо сильно хотелось убрать руки как можно дальше от затихшего тела, но сжав челюсть, Хазра удерживает вспотевшие ладони на месте. Казалось целую вечность не было слышно ничего - для неё существовала только чужая боль, и только мысль, которая пульсацией билась в голове — "Она чужая, не моя!" — Заставляла её продолжать. Длинное мгновение спустя уши ловят звуки далёкого боя. Сознание будто расщепмлось на две половины - одна кончилась в чужой агонии, а другая находилась далеко, отстраненно наблюдая за происходящим. Трезвая часть с ненавистью наблюдает за следами от порчи, умирает в желании сжечь её. Огонь послушно охватывает руку, черная слизь сгорает до тла, весело потрескивая. Агония внезапно прекращается, и Хазра обессилено отпускает ладони. Летящие топоры и стрелы пронзали воздух. Звуки, несущие смерть, будоражили кровь, умоляя вскинуть руки и в диком порыве взвиться в диком танце. Голод по словно чему-то давно забытому мерзкой змеёй вскинул голову, шипя и скалясь искал первую жертву. Воспоминания от испытанной чужой боли слишком свежи, они рвут в клочья самообладания девушки, причиняя ещё большую боль. Хочется зажевать весь запас дурманящих трав, который есть во всем поселении и отдаваться видениям снова и снова, проваливаться в спасительный мрак и глубину. Внутренний огонь снедает, рвется наружу, бушует, ища выход. Чужая боль и не думает рассеиваться, причудливо мажет по горящему в агонии сердцу, почти спасительно опаляя внутренности холодом. Сердце протестует, сжимается, - тело не готово вместить внезапно пробудившуюся непрошенную силу, догорающей яркой звездой в синем пламени. Контроль, взрощенный годами, рвется как тонкий лист засушенного терпкого чая, хрустит, давая крупные трещины. Весь ужас и опасение Ма'ды стал наконец-то понятен мечущемуся сознанию девушки. Огня слишком много, он везде, жаждет свободы от бренного тела. Из носа ленивой струйкой подтекает кровь; тело не справляется, оно не предназначено для такой силы. Агония длится несколько вечных мгновений, крутит узлом и тело, и сознание. Рука как будто издалека щупает потеплевшую скользкую о крови ладонь Арджани. "Жива", — бьётся в голове мысль, затмевая всю муку, скрытую от неискушённых глаз. Запоздалый, но требовательный детский крик подтверждает триумф Хазры. Радость схлестывается с впитанной болью, мешается в терпкий соленоватый от крови вкус на языке. Реальность наконец-то уплывает вдаль, дарит пробудившейся жрице желанную прохладу и покой. Она отпускает руку Арджани, не слышит обеспокоенных возгласов. Они видят только побледневшее лицо и струйку крови на губах. Гадрина, Бхагры или хотя бы мало-мальски опытного темного охотника здесь нет, чтобы увидеть, как воздух вокруг Хазры задрожал, как над самыми горячими языками пламени в костре. Духи-спутники с опаской разбежались подальше от опасного всепожирающего огня, который пока ищет для уничтожения только бестелесное. Вопреки запретам наставницы, Хазра "тянется" к месту, где она была всего один раз. Дорогу туда нельзя забыть, если в этой жизни уже побывал там. Грань в полной мере встречает измотанную девушку ледяными объятиями и мягким туманом, который дарит забвение всем, кто его желает. "Так возвращаются домой", — возникает в голове мысль. Хазра не чувствует холода: уши ловят звук, слишком похожий на потрескивание мокрой древесины, брошенной в жарко горящий костер. С усталым удивлением она понимает, что звук исходит от неё. Сил полностью открыть глаза нет, судорога не даёт рассеяться спасительной темноте. "Почему я просто не могу сгореть", — устало думает она. Грань облегчает боль, но не до конца - боль теперь не захлёстывает, а монотонно терзает. Разлепив мокрые от слез ресницы, взгляд ловит размытые белые пятна на земле. Троллийка припадает к ним, слепо щупает мягкие тонкие лепестки. Сквозь плотную пелену осязание услужливо подсказывает, что пальцы судорожно сжимают паучьи цветы. Каждая их часть спасительно ядовита, способна подарить высшую радость - спасительное забвение для истерзанного разума жрицы. Но желанное забвение не наступает, сколько бы Хазра не ломала сочные стебли белых лилий. Горячее, объятое внутренним пламенем тело парит в прохладе пограничных земель между живым и мертвым. Равновесие вот-вот готово сместиться, но в какую сторону, ведомо лишь лоа дорог. — У меня нет сил принять этот дар, — шепчет Хазра. На Грани огонь принимает физическую форму, вьется вокруг пальцев. Языки мягко, почти любовно лижут пальцы жрицы. Сила бьёт с бешеной силой, дарит лишь одержимое желание уйти за Грань прямо сейчас. Руки безотчетно тянут мятые цветы, подминая их под себя. Терпкий аромат смешивается с кровью на пальцах; чужая и своя, она красит девственно белые цветы уродливыми пятнами. Ма'да говорила, что спать на Грани нельзя, вспоминает Хазра. Сейчас воспалённое, надломленное сознание посещает глупая мысль, что именно это действие решит все её проблемы. Какой-то ничтожно малой спокойной частью своего сознания Хазра понимает, что ей наконец-то не холодно. "И никогда не будет", — думает она. Намерение, как и говорила Бхагра, играет решающую роль: боль и внутренний конфликт никуда не делся, лишь освобождая место для бьющейся мысли. Мрачное ликование заполняет пустоту в груди. Хазра слишком быстро и качественно усыпляет себя, чтобы расслышать мелодичный звон и легкий перестук костей.