Hotline Lungmen

Тепло. Сытость. Безопасность. (Coconuts — Silver Lights) Снаружи избушки трещал мороз. Семен невольно поежился. Даже печка, полная дров, не придала ему уверенности. Приятный запах сосны смешивался с теплом от печи, создавая непередаваемую атмосферу уюта и безопасности. Здесь Семен чувствовал себя как дома. Потому что это и был его дом. Его старый дом, еще сиракузский. — Узнаешь избёнку? — Послышался знакомый хриплый голос. Парень огляделся. Все осталось, каким он его запомнил в последний день в Волсинии. В тот памятный день все шесть семей лишились своих донов, а страна — сорняка, пьющего ее соки. Семен помнил, как с тоской смотрел на помещение, ставшее родным за эти два года, как вешал тяжелый замок на его дверь, после чего ключ от него отправился в Тибр. Но он снова здесь. В ветхой избушке на краю города. Месть свершилась, а домик остался. Парень нежно провел пальцами по дубовому столу, ощутив ребристое, вручную обточенное дерево. Потом его взгляд привлекла белокаменная печь, спасавшая его зимой. В свое время парень из кожи вон лез, чтобы ее починить. Наконец он обратился к говорившему. Старый, хитрый волк, Макар Черняк, сидел у белесого окна и ехидно щурился. Перед ним стояла полная бутылка «Столичной». — Давно же ты ее покинул… — Его голос звучал глухо, будто сквозь толщу воды. Семен сразу догадался, что к чему. — Приятно сюда вернуться. Пускай и во сне. — Ты все свои мутки уладил. Тебя уже давно ниче тут не держит. Даже твои мысли. Так почему ты здесь? Это явно была подводка к чему-то. Хитрый волк слов на ветер не бросал, это Семен запомнил очень четко. Поэтому он присел за стол, глядя на водку. — Нет, Сёма, давай вот без этого. — Он то ли увидел взгляд парня, то ли догадался о его желании не говорить на трезвую голову, и отодвинул бутылку. — Ты лучше меня внимательно послушай. — Слушаю. Говори. — Бросил парень с легким вызовом. За окном трещал мороз, столь ненавидимый Семеном. Он сразу перестал ждать от разговора чего-то хорошего, подозрительная обстановка к этому располагала. Оставленная изба, белое поле снега снаружи, отрезавшее комнату от внешнего мира, и, конечно же, Макарыч. — Ты почему продолжаешь херней страдать? — Вопрос прозвучал скорее как обвинение в суде. Мужчина выжидающе сложил ладони под подбородком, и устремил на собеседника взгляд исподлобья. — Херня — это моя работа? — Да. Собеседники замолчали и мрачно уставились друг на друга. Тишину нарушил волк: — Я ж не этого для тебя хотел. Я ж зачем тебя учил и тренил? Чтобы ты в люди выбился, от всего сиракузского говна избавился. Вместо меня. — У меня не было шанса. — Злобно зыркнул Семен. — Человек может выйти из разрухи, разруха из человека выйти не может. Хочешь пример? Посмотри на богатеньких додиков из мафии. Как были долбоебами, так и остались. — Правда? — Наигранно наивно поинтересовался его собеседник. — То есть зря я тебя как сына принял? — Да. — Тяжело вздохнул Семен. — Пока ты сам сиракузскую разруху у себя из головы не выкинешь, так и будешь ебанутым, никому не нужным подсосом — алкоголиком. — Макарыч был сама укоризна. — Без друзей, работы, девочки, может. Ты этого хочешь? Они вновь замолчали. Похолодало. Блондин встал, нашарил в потемневшем углу дрова, и подкинул их в печь. Изба озарилась тусклым светом пламени, дающего больше тепла, чем освещения. Парень увидел в том же углу тумбочку с какой-то черной штукой. — Вместо работы — это. — Макарыч, сощурившись, кивнул на тумбочку. Семен пригляделся: черной штукой оказался телефон. — Это не вместо, это и есть работа. — Работа говночиста, я так понимаю? — Из каждого слова папы-волка сочились желчь и упрек. — Того самого говночиста, в смысле наемника, которого ты так презираешь? — Ну, — Семен почесал затылок, пытаясь оправдаться, — это не совсем наемничество. Я — борец-одиночка, а телефон — чисто для наводок… — И денюжек? — Парень не нашелся, что ответить, и с неприкрытой злобой посмотрел на неудобного собеседника. В избе посреди леса зазвонил телефон. Макарыч скривился, видимо, борясь с острым желанием швырнуть в него чем-нибудь. — Стой. — Мужчина жестом остановил парня. — Дай договорю. — Семен подчинился, и сел на скамью перед столом, после чего Макар продолжил. — Ты что, живешь тем, что мочишь бывших товарищей по несчастью, при всех твоих навыках и амбициях? Охуеть, Сёма. — Каких амбициях? — Злобно процедил блондин. — Чем это принципиально хуже обычной работы? Челночества, например? — Да просто люди в Лунгмен не за этим едут. — Волк сплюнул. — Ты че, реально хочешь быть у кого-то на подсосе, да еще таком невкусном? Психом — ебанавтом, косящем людей по чьей-то указке? А? Тебе же ни пацан руку не пожмет, ни баба не даст. — После небольшой паузы он добавил, — Если узнают. — В реальности ты был более приятным собеседником. — Парень перевел взгляд на дверцу печки, отбрасывавшую длинную тень. — Ты что, на правду обижаться начал? Ты достаточно силен и умен, чтобы быть независимым. И все же ты зависим. — Тихонько звякнула бутылка. — От чужого ума, конечно же. На тебя это не похоже. Болтовня волка начала потихоньку надоедать парню. Он решительно подошел к тумбочке и взял телефон в руки. Потом демонстративно повернулся к Макарычу. Пора с этим заканчивать. — Так чего ты от меня хочешь? — Чтобы ты задумался. Много о чем. Желательно, на трезвую голову. Семен усмехнулся. — О последнем можешь не просить. Не могу думать о жизни на трезвую голову. — А придется, Сема, придется. — Угрожающе пробормотал Макарыч, и внезапно схватил со стола бутылку водки, потом вскочил из-за стола и швырнул ее в огонь! Сон окончился взрывом, сотрясшим избушку, принесшим Семену мигрень и острое желание напиться, дабы забыть произошедшее, и громогласным: «Я в тебе разочарован, Семен».