«Я люблю тебя» три тысячи раз.

      Джисон трясущимися руками держит телефон и пальцами, что не хотят его слушаться, старается попадать по каждой букве на клавиатуре, печатая уже 49 сообщение. «Хён, ты можешь прийти ко мне? Я на крыше.» И это сообщение было им проигнорировано. Он прочитал и не ответил ему. Поэтому в дурную голову Джисона стали закрадываться мысли о том, насколько сильно он надоел Минхо, что стал слишком часто ныть ему, жаловаться, просить о чем-то, оставаться с ночевкой, да и вообще раздражать своим присутствием и существованием. Джисон всё же попытал удачу и отправил ему еще несколько сообщений, но те он даже не читал, он вообще не был в сети.       Видимо, и правда надоел. Джисон легко кидает телефон прямо перед собой, тот падает экраном вниз, и даже не обращает внимание на заглушенный звонок с неизвестного номера, который отпечатывается лишь в истории звонков.       Его всего трясёт, и он не поймет, от холода ли это или от нахлынувших эмоций вперемешку с голосами в голове, которые дурные мысли накидывают. В голове буквально всё шумит, путается, перекрикивает друг друга и черными каракулями перечёркивается, нарастая в огромный ком из мыслей. В ушах всё ещё отдаётся голос разъярённого отца, который прямо в прихожей врезал ему по скуле, промахнувшись, потому что Джисон кое-как увернулся. Крики матери, которая пыталась оттащить совершенно трезвого отца, но каким-то чудным образом узнавшего про его отношения с Минхо. После снова в разуме отдаётся голос отца о том, что он не благодарный сын, и вообще теперь таковым его больше не считает, он теперь «жалкое и неблагодарное отродье, которому лучше было сгинуть и не приносить позор семье», а мать ничего сказать не могла, лишь презренным взглядом окинула его, мысленно произнося «я разочарована», и ушла в комнату с отцом. Джисон же со слезами на глазах зачем-то быстро кидает первые попавшиеся под руку вещи в рюкзак, вытирает слёзы и, закинув вещь на плечо, быстро обувается и, тихо закрывая дверь, покидает квартиру. Куда идти и сам не знает, но ноги сами приводят его к дому, где была их старая квартира, куда у Джисона был доступ к крыше, где он обустроил себе самое лучшее место, частенько звал друзей в гости и просто очень хорошо проводил там время. Подумав о друзьях, Джисону в голову приходят воспоминания о всех ссорах, которые у него когда-либо были, и вновь думает «а может и правда дело во мне?» Однозначно. Собственные мысли пожирают, поглощают и утаскивают в пучину тьмы, куда, кажется, никто так и не придет со спасательным фонариком за ним. В голове всё так же шумят голоса, гудят о том, какой он плохой, бездарный, самый плохой друг, парень и сын на всем белом свете. И почему-то сейчас совершенно не хотят вспоминаться теплые и хорошие моменты жизни, как будто их тоже поглотила тьма и не будет больше показывать что-то светлое и радостное, забирая это с собой, оставляя лишь грусть и тоску, а так же жалость к себе. И это было даже не в плане «пожалеть себя». Джисону действительно было жаль себя, что он такой жалкий, ничего не смог сделать. Даже сейчас он сам не смог разобраться в ситуации, решить эту проблему – он написал своему Хёну, который всегда помогал ему, своему парню, который всегда был на его стороне, решал его проблемы и, видимо, ему надоело… Хан садится на небольшое кресло, которое он так и не смог перевезти, поэтому оставил его, и нынешние жильцы не стали его выкидывать, как и вообще не стали ничего менять на крыше, будто они сюда и вовсе не выходили. Кресло оказывается холодным и сырым, практически мокрым, но он не встаёт, потому что ему так всё равно на это. Он вытирает запястьем мокрое от слёз лицо и никак не может остановиться плакать, ведь в нём столько накопилось, и последней каплей стали слова родного отца, которые задели его до глубины души. Внезапно с диким грохотом открывается дверь на лестницу, и младший даже вздрагивает от громкого звука и видит запыхавшегося Ли. — Фух, живой, - Минхо выдыхает полной грудью и стонет последнее слово, сгибается, опираясь руками на бёдра. — Ты пришел, - голос Джисона дрогнул в всхлипе, а с глаз сорвались еще несколько хрупких слезинок, которые он даже не старался вытирать уже. — Хан, мать его, Джисон! Какого черта ты творишь? Ты хоть думаешь своей пустой головушкой? Ты написал мне что на крыше и ничего больше не сказал! Что я должен был подумать? - Немного рассерженный, но больше взволнованный Минхо подходит к младшему и примечает его заплаканный вид. – Что.. что случилось? Минхо тут же меняет гнев на милость и присаживается на корточки перед Джисоном, который еще больше испугался из-за Минхо, который злился на него, почти накричал, и берет его за ледяные руки. — Ты не отвечал мне.. Я.. я думал, что ты не придешь, - аккуратно отвечает младший и старается не смотреть в глаза парня, потому что боится найти в нем осуждение. — Джисони, телефон у меня отключился на холоде, а потом я звонил тебе, но ты не взял трубку ни с одного из номеров, которые я попросил у прохожих, пока бежал к тебе, - Минхо ещё нежнее проводит руками по ладошкам Джисона, которые он сложил и, нервничая, перебирал пальцы. — Ты знаешь, что я себе надумал, пока ты не отвечал? Я так быстро не бегал с выпускного класса, и то, бежал на вручение аттестата. — Я, не слышал, видимо, - Хан тянется за оставленным на бетоне телефоном, поднимая его и включая дисплей, на котором показываются три пропущенных от неизвестных номеров, которые у него автоматом блокируются. Младший произносит короткое «а» и показывает дисплей старшему, а тот читает быстро и снова переводит взволнованный взгляд обратно на него. — Так что случилось, милый? У Хана снова пережитый момент в голове проносится кинолентой, воспроизводятся крики родителей и прилетающий в челюсть кулак, отчего место удара начинает ныть, а в глазах снова появляются жгучие слезы. Он пытается сморгнуть их, но они не хотят скатываться, накапливаясь еще и ещё, но в итоге снова проводит рукавом теплой, но не для сегодняшней погоды кофты. С уст старшего ещё раз слетает имя Хана, в надежде услышать хоть что-то, что поможет ему понять, почему он так внезапно позвал его на крышу старого места жительства и сидит здесь замерзший, заплаканный и с рюкзаком. — Он узнал, Хён, - по щекам наконец-то скатываются солёные слёзы, и он не успевает их сам стереть, ведь старший поднимается, поднимает лицо младшего, из-за чего на него падает свет, и аккуратно стирает холодные капли. — Папа узнал, и… — Он что, ударил тебя? - Минхо поворачивает его лицо так, чтобы разглядеть припухлость на лице и более красный оттенок и, еле касаясь, проводит большим пальцем. — Джисон. Хан не выдерживает больше, не может рассказать нормально и утыкается в живот Ли, обнимая того и вновь начиная плакать, пропитывая кофту слезами. Старший же сразу обнимает младшего, гладит того по волосам и целует в макушку, а после тянет выше, заставляя наконец-то подняться с сырого кресла, от которого даже джинсы стали влажными. Джисон удобнее обнимает его, утыкается ему в плечо и старается успокоиться, так как с ним сейчас Минхо, а с ним можно было пережить любую истерику, ведь он так крепко и одновременно нежно обнимал его, утешал, поглаживал одной рукой по спине, а другой по голове, шептал, что все будет хорошо. И вдруг Хан мотает головой, слегка отстраняется и говорит «я ушел из дома, не знаю, куда идти». — Хани, пойдем домой, - тихо выдыхает Минхо, бросает взгляд на брошенный рюкзак, а потом снова берет в руки лицо Джисона, проводя пальцами по мягким щекам и по родинке на одной из них. — Куда, Хён? Я не вернусь туда, по крайней мере сег… - ему договорить не дают, указательный палец к губам прикладывают и тихо издают звук «шшшш», чтобы тот замолчал. Отпускают из теплых и таких нужных объятий, и Джисону снова на секунду в голову закрадываются темные мысли о том, что сейчас Минхо его тут и бросит, а желательно прямо за шкирку с крыши. Его губы начинают подрагивать, он готов расплакаться, упасть на колени и молить о прощении у парня, и почти уже начинает извиняться, но Ли всего-то поднимает рюкзак, закидывая его себе на плечо. — К нам домой, Джисони, - Минхо возвращается к Хану и протягивает ему руку, ожидая, чтобы тот взялся за нее, но этого не происходит, поэтому сам хватает младшего и тянет к выходу с крыши. — Хо~я, Минхо, - Джисон зовет тихо, слегка дергая того за руку, чтобы остановился и обратил внимание, что он и делает. — Прости. — Ну ты чего, родной мой, - Минхо, не отпуская холодной ладони младшего, подходит к нему почти вплотную и прислоняется своим лбом к его, прикрывает глаза и знает наверняка, что Хан делает тоже самое, ведь неоднократно такой жест проделывали друг с другом. — Я думал, ты оставишь меня, что я тебе надоел, что я только всем мешаю, хлопоты приношу и вообще… — Джисон? Джисон, эй! Посмотри на меня, - Ли кладёт ему теплые ладошки на лицо, приподнимает и приближается медленно, аккуратно касаясь холодных губ своими тёплыми. Пытается согреть, утешить, показать всю свою любовь и заботу в нежном поцелуе, аккуратно сминает, не старается протолкнуть язык, лишь проводит по губам и отрывается. — Забудь даже думать об этом, ты меня понял? Хан смотрит на него слезящимися глазами, но кивает робко несколько раз, и его вновь берут за ладонь, уводя с крыши. Младший раз за разом шмыгает носом, вытирает его рукавом куртки и иногда глаза, которые вновь наполняются слезами, но так и не даёт им скатиться по щекам. Минхо почти через каждую минуту отрывает свой взгляд от дороги, сидя за рулём своего автомобиля, который бросил на окраине района из-за сообщений младшего, проверяя состояния Хана, чтобы он вновь не начал плакать. А потом все же решается сказать, что тот помирится со своей семьёй, просто им нужно дать немного времени, но это все равно не оправдывает того факта, как они отреагировали. Джисон со временем приходит в себя и больше не льёт слёзы, спрашивает даже как дела у Ли в универе, а в последние минуты до дома обсуждают, что закажут на ужин, ведь оба голодные до жути.

***

      — Я с тобой навсегда, - Хо аккуратно кладёт свою ладонь поверх уже теплой ладони Джисона и берет за руку, переплетая пальцы вместе. — Не говори так, - тихо отвечает младший, сначала смотря в телевизор, и в конце уже переводит взгляд на него, как бы безнадёжно улыбаясь. — Почему? - Ли подпирает голову рукой, локтем которой упёрся в спинку дивана, рассматривая красивое, немного заплаканное лицо Хана, которое он уже так много раз покрывал поцелуями, водил пальцами по нежной коже, и хочется еще. — Потому что ты не знаешь наверняка, - младший подгибает одну ногу под себя и придвигается чуть ближе к парню, не расцепляя их руки, подносит к себе ближе так, чтобы можно было рисовать на тыльной стороне ладони Минхо. — Я так не люблю это слово, потому что все бросаются им направо и налево, и оно теряет смысл, так же как и фраза «я люблю тебя». Люди не задумываются и произносят их, совершенно не зная, что будет через месяц, завтра или даже через 15 минут. Вдруг они расстанутся, или с одним из них что-то случится? Они ведь тогда не сдержат данного обещания, как это и случалось раз за разом. Нет ничего вечного, всему приходит конец. — Сони, посмотри на меня, - Ли сигнально сжимает ладошку Хана пару раз, чтобы тот оторвался от разглядывания однотонной обивки дивана и поднял взгляд на него. — Я всё равно с тобой, и не важно сколько это продлится. Пока мы с тобой вместе, пока у нас есть наши чувства, мы будем рядом друг с другом, может быть, этот промежуток времени и будет нашим «навсегда»? Джисон смотрит на парня, у которого во взгляде как будто в отражении глаз было написано «ты мне доверяешь?». И, конечно же, даже без раздумий он бы ответил «всецело». — Хотел бы я знать, сколько продлится наше «навсегда», - выдыхает Джисон и улыбается легко-легко, как будто Минхо стёр из его сердца и памяти все тёмные моменты жизни, и чуть приближается к лицу напротив. — Тогда, давай узнаем вместе? - Хо отпускает руку младшего и притягивает того за воротник футболки для такого нужного и манящего поцелуя. Мягко касается, обхватывая верхнюю губу и втягивая ее себе, посасывая, пока Джисон кладёт свои ладони на его шею,притягивая еще ближе. Младший первый быстро отрывается, чтобы набрать кислорода, и вновь припечатывается к любимым мягким губам, проталкивая язык, утягивая парня на себя всё больше. Хан падает спиной на подушки, а Хо нависает над ним, продолжая позволять ему хозяйничать, вести в поцелуе, даже отдавать всего себя его напору, ведь было так приятно, когда младший брал верх в поцелуях. Старший нехотя отстранился и стал оставлять влажные поцелуи на лице парня, даже лизнул его щёку как кот, на уголках губ, линии челюсти, обводя контуры острой линии в очередной раз, будто обтачивая их раз за разом, спускаясь на шею, которую почти всю вылизывает, пока не чувствует, как сжали волосы на затылке и чуть потянули, заставляя простонать. Минхо совершенно забывается в чувствах к Джисону, которые переполняют его уже давно, каждый день, день изо дня, и как же он надеется, что так будет и дальше, так будет всегда. Он практически произносит эту фразу, но останавливает себя, замирает, ждет какой-то реакции младшего и, не заметив, приближается губами к манящим ключицам, на которых хочется оставить гирлянду из меток, как он слышит: — Скажи это, Хо~я, скажи, - шепчет и молит Джисон с зажмуренными глазами, будто ждет удара, но поглаживает его по волосам, приятно оттягивая и пропуская пряди сквозь пальцы. — Твоя фраза не утратила значение. Минхо даже расслышал очень-очень тихое «пожалуйста», чуть ли не на грани плача. Он приподнимается, кладёт руку на мягкую щёку, вновь проводя пальцем по такой милой и любимой родинке, на которой почему-то нравилось оставлять поцелуи. — Я люблю тебя, Сонни, - фраза, совершенно не обесцененная, не лживая, а самая искренняя, исходящая из самого сердца, самой глубины души, такая важная для них сейчас разбивает и скрепляет сердца двоих, соединяя воедино, оплетая своими красными нитями судьбы, которые больше никто и никогда не будет в состоянии разорвать.