Когда тают миражи

      Иветти проснулась посреди ночи от того, что кто-то настойчиво звонил в дверь. Женщина спешно накинула халат на ночную сорочку и отправилась выяснять, что за незваный гость потревожил ее сон.       – Жади! – ахнула она, когда увидела заплаканную девушку с чемоданом в руках.       – Иветти, прости за поздний визит, могу я пожить у тебя какое-то время?       – Боже, н-но… что случилось, Жади? Почему ты ушла от Лукаса?       – Все кончено, – решительно заявила Жади, с силой дергая бегунок на молнии чемодана.       – Да на тебе же лица нет! Он что, ударил тебя?..       – Он напился, как животное! – вне себя от гнева выкрикнула марокканка.       – Подожди, дорогая, успокойся, – подала ей Иветти стакан воды. – Сядь и расскажи мне по порядку, что произошло.       – Он выступал вечером в клубе, играл на своей гитаре, – Жади с трудом перевела дыхание. – А потом напился и приехал на такси в таком ужасном состоянии, что в дом его пришлось заносить соседу.       – Ты оставила его там одного?       – Конечно! Лукас мне противен, я не хочу даже касаться его!       – Жади! – огорченно воскликнула Иветти. – Надеюсь, что с Лукасом все будет в порядке. Скажи мне, такое случилось впервые?       – Да, впервые. Но это ничего не значит! – продолжала бушевать девушка. – Он вцепился в эту группу, я же не знала, что они так пьют на своих концертах! Аллах проклянет меня за этот брак!       Жади, наконец, дала волю эмоциям и заплакала в три ручья на плече у Иветти. Та лишь сочувственно обнимала ее и гладила по голове, как расстроенного ребенка.       – Иветти, что мне теперь делать, куда идти?! Семья не примет меня обратно. Латифа и Зорайде встречаются со мной только тайно, потому что они боятся огласки. В Марокко меня бы забили плетьми за то, что я сделала!       – Ну-ну, не убивайся так. С Лукасом мы проведем серьезную беседу, я уверена, он не захочет больше ставить тебя в такое положение.       – Иве-етти! – захлестнуло Жади очередной волной рыданий.       Усталость дала о себе знать, и вскоре девушка забылась во сне, где перемешались образы покойной матери, Лукаса в черной куртке со взъерошенными волосами, дяди Али и школьных подруг. Она то тонула в водах океана, то блуждала по пустыне. Несколько раз муки становились невыносимыми, и Жади силилась проснуться, но не могла, лишь шептала короткие молитвы на арабском – единственное, что она знала из этого языка, кроме общих фраз.              Лукас пришел в себя к полудню. Едва открыв глаза, он закрыл их снова и подумал, что лучше ему было бы не просыпаться вовсе. Голова была словно налита свинцом, сухость во рту напоминала пустыню, а желудок противно терзала тошнота. «Жади!» – подумал Лукас и резко сел на постель, но тут же со стоном повалился обратно. Приступ головной боли немного стих, и парень повторил попытку подняться.       – Жади! – громко позвал он жену, но ответа не последовало.       Лукас обратил внимание, что он все еще в верхней одежде и обуви. Что же вчера произошло? Как он добрался до дома? Как поднялся на нужный этаж? И самое главное – где Жади? Лукас с ужасом подумал, до какой степени она могла разозлиться из-за этого казуса. Худшие предположения подтвердили полупустой шкаф и отсутствующий чемодан. Лукас с трудом привел себя в порядок и решил поехать к Иветти, как только сможет вновь твердо стоять на ногах, но перед этим нужно было перекусить. В холодильнике стояли кастрюля со вчерашней фасолью, бутылка персикового йогурта и банка с кукурузой, лежали сыр и немного овощей. «Что ж, лучше, чем ничего», – подумал парень и приступил к завтраку.              Жади в полной прострации сидела в гостиной у Иветти. За весь день она не проронила почти ни слова, а хозяйка дома тактично оставила молодую подругу в покое, не надоедая ей расспросами и советами. Марокканка испытывала дежавю: нечто подобное ей приходилось чувствовать, когда Лукас отказался принять ее веру, но в этот раз все казалось куда трагичнее. Жади могла понять нежелание менять религию, но тот образ жизни, который для себя выбирал Лукас, она понимать не хотела. Она в жизни не брала в рот ни капли спиртного, даже на свадьбе, а сколько выпил вчера ее муж, страшно и представить. Жади вздрогнула, услышав дверной звонок. Это был Лукас, умывшийся и переодевшийся.       – Лукас, проходи, – растерянно произнесла Иветти.       – Иветти, Жади у тебя? – осторожно спросил он, но ответа не понадобилось – многозначительный вид повернутого к нему затылка Жади говорил сам за себя. – Почему ты уехала и не оставила записки? Я волновался.       – Ах, ты волновался?! – возмущенно подскочила Жади. – А я что должна была вчера думать, когда ждала тебя одна в ночи, пока ты пьянствовал?!       – Жади, выслушай меня… – неуверенно начал говорить Лукас.       – Нет! – резко прервала его жена. – Твоему поступку нет оправдания!       – Но что я такого непростительного сделал?! Да, опьянел, но я никогда раньше…       – …не напивался до потери сознания? – закончила за него Жади. – Можешь продолжать, если понравилось, я больше не помешаю тебе.       – Что ты такое говоришь? – недоумевал Лукас. – Жади, ты устала, поехали домой.       – Я больше не вернусь в ту квартиру, – встряхнув копной черных волос, решительно сказала марокканка. – И к тебе больше не вернусь, мне не нужен такой муж!       – Жади!.. – потрясенно прошептал парень. – Я не верю, что ты…       – Разговор окончен, – девушка демонстративно ушла в комнату и захлопнула за собой дверь.       – Лукас, я думаю, тебе лучше поехать домой, – миролюбиво предложила Иветти. – Жади на взводе, ее можно понять, но она успокоится.       – Она только что сказала, что уходит от меня.       – Мало ли, чего сгоряча не наговоришь, – пожала плечами женщина. – А ты тоже хорош! Надо же было довести себя до такого состояния! Впрочем, не мне тебя судить.       Лукас вышел из дома Иветти и отправился рассеянно бродить по улицам вечереющего Рио. Какой странный контраст чувств: вчера на сцене он впервые почувствовал себя «кем-то», поверил в то, что может свернуть горы, а сегодня ему казалось, что он спикировал с пятиметрового трамплина в огромную лужу грязи и перепачкался в ней с ног до головы. До чего же досадно было зачеркнуть все хорошие впечатления от концерта одной дурацкой пьянкой! Лукас ужасно злился на Гуму, злился на себя, однако наибольший удар он получил от жены. Он ожидал скандала, упреков, криков, но не того, что Жади откажется от него.       – В самом деле, я же не святой, – парень не заметил, как произнес эту фразу вслух.       Жади, похоже, видела его именно так. Раньше. Ей нужен был идеальный мужчина, а мужчина с изъянами ей не подходит. Лукас облокотился на ограждение набережной и безрадостно устремил взгляд к горизонту. Все без исключения видели или хотели видеть в нем кого угодно, только не его самого. Он искренне верил, что Жади любит его таким, какой он есть, и один-два проступка не способны погубить эту любовь, но, как бы жестоко это ни звучало, Лукас ошибался.       Это осознание сопровождалось дикой душевной болью, которой он ни с кем не мог поделиться. Иветти встала на сторону Жади, друзья на самом деле таковыми не являлись, а были, скорее, приятелями, Далва просто бы его не поняла. Внезапно Лукаса осенила простая и короткая мысль: Маиза!